Текст книги "Село и люди. Сборник рассказов"

Автор книги: Иван Правдоруб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Будь готов

Жернова социализма, перемалывающие мрачное прошлое в светлое будущее, уже заметно давали сбой, и между ними легко проскакивали, необычные для нашего консервативного города, явные признаки приближающейся демократии. Несмотря на это, все образовательные учреждения не спешили менять курс: продолжали требовать ношение пионерских галстуков и прочих атрибутов правящей партии. Не были забыты и ежегодные апрельские конкурсы, посвящённые дню рождения Ильича.

Дух свободы и подросткового бунтарства до меня ещё не добрался, поэтому назначение на стихотворный конкурс я принял без ропота, но право выбора стихотворения оставил за собой. Стоя за кулисами, уверенный в себе и своих силах, я снисходительно пропускал вперёд мокрых от волнения мышат-младшеклассников. Они стремительно выбегали на сцену и, сбиваясь, тараторили ямбы и хореи детских стихотворений про Ленина. Жюри поэтического конкурса, почему-то в составе учителя географии и бывшего военрука, а ныне учителя ОБЖ, благосклонно кивали с первого ряда юным взлохмаченным чтецам головой и делали пометки в блокнотах.

Одним из последних, уверенным шагом я вышел к рампе – тёмные, с острой стрелкой, брюки, белоснежная рубашка с алым шелковым галстуком – и объявил:

– Отрывок из поэмы «Владимир Ильич Ленин».

Читать с выражением я любил, и Маяковский железобетонными ступенями ложился в притихший актовый зал:

 
Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть в революцию дальше,
Я боюсь этих строчек тыщи,
как мальчишкой боишься фальши…
 

Тишину после заключительной строчки смёл грохот нефальшивых аплодисментов. Я раскланялся: судя по реакции зрителей, первое место было у меня в кармане. Степенно спустился в зал, к ребятам из своего класса, пришедшим меня поддержать. Они, конечно, прыскали и закатывали глаза, но я видел, как они горды за меня и уверены в моей победе.

Но, в итоге, география с жизнедеятельностью оценивает по-своему – маленький Ленин с кудрявой головой монотонным речитативом им больше по вкусу, а моя агрессивная канонада не удостаивается даже третьего места. К горлу подкатывает комок. Кусаю себя за руку, чтобы не заплакать. Одноклассники недоуменно переглядываются. В передних рядах, где сидят преподаватели, недовольный гул.

Гул замолкает, стучат по проходу каблучки. Это учитель русского языка и литературы нашей параллели – Ирина Александровна – красная от возмущения, подходит к географичке и обэжисту и чётким голосом сообщает, что она и её коллеги-литературоведы категорически не согласны с мнением жюри. Жюри визгливо протестует, решение остается без изменений, дипломы и символические подарки раздают малышам. Литературоведы молча встают и демонстративно выходят. Я вылетаю вон вслед за ними и прячусь в туалете, рыдая от всех чувств разом.

В учительскую меня вызвали прямо с урока, через несколько дней. Ирина Александровна, улыбнувшись, пригласила меня присесть, ещё раз похвалила за декламацию и вручила книгу в невзрачном светло-бежевом твёрдом переплёте.

Выйдя в коридор, я откинул обложку. На форзаце красовалась каллиграфическая надпись красными чернилами – пожелание от коллектива педагогов нашей школы – и название: «1984». Перевернув титульный лист, я прочел начало: «Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать. Уткнув подбородок в грудь, чтобы спастись от злого ветра, Уинстон Смит торопливо шмыгнул за стеклянную дверь жилого дома „Победа“, но всё-таки впустил за собой вихрь зернистой пыли…».

Подарок я оценил.

О войне

– Конечно, я знал твоего героического папку! – грохнул кулаком по столу рассказчик. – Мы с твоим родителем прошли всю Анголу! Дважды горели в танке и трижды в самолете, а однажды мы увязли в тропическом болоте.

Даун Хаус

Нур очень любил перебирать дедушкины награды.

Они лежали в красной бархатной коробочке, в серванте за стеклом, выставленные на всеобщее обозрение. Читать Нур ещё не умел, но круглые медальки завораживали законченностью форм и приятным на ощупь металлом.

Дедушку часто приглашали в школу, где он рассказывал удивительные истории своих подвигов, за которые его поощряло командование. В своих воспоминаниях он, как былинный богатырь, одним махом расправлялся с дивизией захватчиков, уничтожал на поле боя вражеский танковый корпус и крушил переправы.

Но одна героическая история рассказывалась только Нуру и только иногда, когда дедушка, ополовинив после обеда литровый графин с крепкой вишнёвой настойкой, опускался в кресло и подзывал к себе внука. Нур забирался в соседнее кресло, и, восторженными глазами пожирая деда, просил:

– Ага, расскажи как ты два немецких самолета сбил!..

Дед, прикрыв глаза, неспешно начинал:

– Ну, как сказать – сбил. Скажем так – недозаправил!..

Неудачник

Михаил Абакумов был клиническим неудачником. Настолько неудачником, что если бы существовал на свете конкурс неудачников, то он занял бы на нём, из-за неудачи, второе место. Ему не везло, начиная с фамилии, которая открывала любой список и заканчивая ярко-рыжей кудрявой шевелюрой, демаскирующей его в любой толпе. Контрольным выстрелом было неоднозначное отчество – Моисеевич – и внушительных размеров нос.

Ему не везло как с транспортом, так и с девушками. Очереди, которые он занимал, тянулись дольше всех. Присаживаясь за столик в кафе, Миша первым делом вдумчиво изучал страницу штрафного раздела меню, попутно смахивая со стола вазочку с цветами. Однажды, заполучив в качестве пассажира гражданина Абакумова, на двадцать минут опоздал «Сапсан». Билеты на самолет Миша, превентивно опасаясь за свою и чужие жизни, даже не покупал.

С работой, кстати, было всё в порядке. Ещё в первом классе Миша понял, что любое невыполненное домашнее задание обязательно спросят, поэтому, ломая карандаши и голову, допоздна сидел за столом, выписывая крючочки или зубря стихотворение. Привычка прижилась, и после института юный экономист рьяно приступил к обязанностям бухгалтера на крупном предприятии, скрупулёзно вгрызаясь в документы и перепроверяя себя по нескольку раз. Что, впрочем, не мешало ему простужаться летом и получать солнечные удары зимой.

В ресторан, на встречу одноклассников, Миша пришёл с опозданием и пятном липкой грязи на спине кашемирового пальто. Уже за столом Тоха – школьный друг – спросил:

– Что, Мойша, до сих пор не везёт?

– До сих пор, – горестно развёл руками Миша и плеснул пивом прямо на Ленку – самую красивую девочку в классе по версии 1996 года.

Ленка завизжала, заржал, неизвестно как попавший на встречу, толстокожий Сидоров из параллельного, Миша привычно заалел от стыда. Тоха вздохнул и вышел на улицу, покурить. Следом за ним потянулись остальные табакозависимые.

– М-да, Мойша не меняется, – заметил кто-то, выдувая клуб дыма вверх.

– А я вот читал где-то, у Веллера вроде, что можно это переломить, – авторитетно заявил всезнайка Макс.

– Ну-ну, – заинтересовался Тоха, – и как же?

– Да там легко, повысить уверенность в себе и всё такое. Сделать так, чтобы ему повезло, а там поверит в себя и понеслась. Братва, может, попробуем, а? Скинемся по косарику?

***

– …и бог ему отвечает: «Да ты хотя бы лотерейный билет купи! – захохотал Тоха. – Ну как?

– Смешно, – заметил Миша, провожая взглядом последний трамвай, который проехал сегодня раньше графика. – Особенно мне.

– А ты пробовал? Ну, в лотерею играть?

– Ага. Шесть раз по пятьдесят копеек. О «Волге» мечтал. Потом отец за упёртый из кармана трёшник всыпал по первое число.

– И всё?

– Мне хватило.

– Вон, смотри, киоск с лотереей. Купи!

– Вот заманал! Хорошо, а ты пока такси поймай, меня они не замечают.

***

На следующих выходных, в первый день тиража, Тоха прибежал в пункт выдачи с самого утра. У двери уже толпились счастливые обладатели счастливых билетов.

– Мужики, а у кого выигрыш пять тысяч? Возьму прям щас! – прогудел Тоха.

От толпы отделилась нетерпеливая тётка:

– А давай, мне на работу уже надо. Только без комиссий всяких, знаю я вас, ушлых!

Внимательно сверив серию и номер с таблицей, Тоха взял выигрышный билет, отсчитал пять голубых бумажек и поехал к Мише.

– Мишандрий, ты дрыхнешь ещё что ли? Открывай! – ворвался он в квартиру.

Пока Миша умывался в ванной, пытаясь совладать со свежесорванным краном, Тоха нашёл в мишиной сумке бумажник, быстро заменил лотерейный билет и заорал в коридор:

– Что, неудачник, смотрел тираж?

– А? Чо? – Миша появился в комнате чисто выбритый, но с внятным порезом на подбородке, и полез в пальто. – Нет, я и забыл про него. Сейчас гляну в интернете.

Спустя минуту он уже отплясывал по комнате с воплем «Повезло-о-о!», пока, зацепившись за кресло, не свалился на пол.

Приехав в пункт, друзья отстояли неожиданный технический перерыв, очередь и пересменку.

– Давай его сюда! – скомандовал Тоха, аккуратно оттирая от окошка кассира предыдущего счастливца.

Миша полез в сумку, замер и криво улыбнулся:

– Вытащили… Бумажник вытащили, – и заболтал пальцами через широкий порез.

Андрюшино детство

Андрюша был добрым и ласковым мальчиком. По крайней мере так думали о нём его родители, видевшие его честные глаза и солнечную улыбку.

Всё разительно менялось, как только Андрюша переступал порог своей квартиры. Казалось, что добрая детская душа мальчугана оставалась на четвёртом этаже, а через дверь лифта на первом уже выходил озлобленный на весь мир детёныш.

Завидев андрюшину зловещую ухмылочку, дети помладше спешно собирали игрушки и ретировались в соседний двор. Ровесники и ребята постарше просто игнорировали его.

Так было и в этот раз. Покрутившись во дворе несколько минут, Андрюша, воровато оглядываясь, нырнул в один из подъездов соседней многоэтажки, задумав претворить в жизнь презабавнейшую забаву.

Суть её состояла в следующем: перед входной дверью какой-нибудь квартиры следовало расстелить газетный лист, быстренько испражниться на него, прикрыть другим листом, поджечь полученный «сэндвич» и, позвонив в дверь, быстренько убежать. По идее, открывший дверь, завидев горящую газету, должен был попытаться затоптать её. А Андрюша смог бы беззвучно ржать, спрятавшись этажом выше и с безопасного расстояния наблюдая борьбу человека с горящей бумагой и кучей дерьма.

На площадке пятого этажа Андрюша остановился: ему понравилась дорогая металлическая дверь – не чета соседним «дерматинкам». Гадливо улыбаясь и предвкушая веселье, Андрюша быстро расстелил рекламную газету, кои в предостаточном количестве валялись около почтовых ящиков на первом этаже, спустил до колен джинсовые шортики вместе с белыми хлопчатобумажными трусиками и бесшумно присел над листом. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, Андрюша немного потужился и почувствовал, как его толстая кишка начала долгожданное перистальтическое движение.

Тишину подъезда нарушил звук хлопнувшей двери: в подъезд зашли люди. А спустя мгновение из лифтовой шахты донесся шум двигателя, начавшего поднимать кабину наверх.

Теорию вероятности Андрюша еще не знал, но понимал, что возможность того, что лифт остановится именно на пятом этаже, крайне мала, и решил не прерывать уже инициированный процесс. Ему показалось что лифт уже проехал этаж «икс», поэтому увидев открывающиеся створки дверей, оцепенел.

На площадку, переговариваясь, вышли двое парней: высокий очкарик и патлатый бородач. Заметив Андрюшу возле чужой квартиры в позе орла, бородач замолк на середине слова и изумленно протянул:

– Та-а-а-к, и что у нас тут происходит?

Андрюша, ещё не веря, что всё это происходит с ним на самом деле, попытался что-то сказать, но от страха только оглушительно пукнул.

Очкарик, окинув взглядом мальчугана, произнес, обращаясь к бородатому:

– Коллега, мне кажется, этот молодой человек просто-напросто гадит возле чужой квартиры. Думаю, нам стоит воспрепятствовать его пахучему действу, как вы считаете?

Андрюша даже не сомневался, что последует за этой витиеватой фразой, уж больно зловеще, как ему показалась, она прозвучала. Его желудок стремительно понесся вниз, сфинктер разжался, и на газету вывалилось полужидкое содержимое кишечника. В довершение всего, дёрнувшись, Андрюша потерял равновесие, уселся прямо на собственные фекалии и беззвучно зарыдал от стыда и позора.

– Встань! – как удар хлыста прозвучал голос бородача.

Мальчик кое-как, перевалившись на бок и испачкав шортики, встал на колени и сложил руки перед собой «лодочкой»:

– Дяденьки, не бейте!

– Встать, я сказал! И руки вытяни!

Даже не пытаясь натянуть трусики, Андрюша поднялся.

Бородач полез в карман и вытащил оттуда резиновые перчатки:

– Вот и пригодились! – сказал он очкарику и с этими словами двинулся к мальчику.

Андрюша зажмурился, в его детском мозгу пронеслась одна-единственная мысль, навеянная просмотром взрослых сериалов: «Маньяки! Вот я попал!». В его руки ткнулось что-то большое и теплое. Открыв глаза, мальчик увидел, что держит газетный ком, от которого шел характерный запах.

– Правильно! Испугался – убери за собой! – хохотнул очкарик. – Дуй вниз, там выкинешь в мусорный бак.

Глотая слезы и вдыхая запах собственных какашек, Андрюша на деревянных ногах двинулся к лестнице, путаясь в полуспущенных трусиках и шортиках. А по его ноге, запоздало среагировав, струилась теплая моча, оставляя широкую тёмную дорожку на бетоне лестничной площадки.

***

На собеседование Андрей пришел заранее: негоже опаздывать к генеральному директору международной компании, где его, наверняка, ждала головокружительная карьера. Милая длинноногая секретарша-блондинка усадила его в приёмной на белый кожаный диван и предложила кофе.

Потягивая ароматный напиток, Андрей настолько расслабился, что из состояния благоденствия его вывел шум открывающейся двери и мужской голос:

– Та-а-а-к, и что у нас тут происходит?

Словно горячая волна пробежала по телу Андрея. Он обернулся, увидел молодого представительного мужчину, ни капельки не похожего ни на одного из тех людей в подъезде, но в его дорогих брюках уже теплело от тонкой струйки, а в кондиционированном воздухе появился густой, совершенно не кофейный запах…

Подорожники

Тебе чуть за двадцать, а перед окнами нетерпеливо стоит железный конь, готовый унести тебя хоть на край земли. Или желтоватый прямоугольник железнодорожного билета во внутреннем кармане будоражит кровь. Суррогат свободы, но суррогат вкусный. Позже придёт усталость и только крайняя необходимость заставит покинуть постель, не досмотрев самый сладкий утренний сон. Но это потом, лет через сто, а пока: звонок будильника, крепкий кофе, горький вкус первой сигареты и восходящее солнце в прищуренные глаза.

Узнать земляка

Хорошо, что в XXI веке уже не надо вымерять расстояние по карте. Навигаторов и мобильного интернета ещё нет, но предтеча Google Maps довольно быстро сообщает, что от Павлодара до Тюмени тысяча с небольшим километров.

Выезжаем с товарищем в ночь. Стрелка указателя уровня топлива весело подрагивает у правого края шкалы, всё глуше и ровнее гудит двигатель на прямой передаче. Тёмные полосы от резкого торможения дальнобойщиков предупреждают о ямах. Впрочем, до Омска я могу ехать с закрытыми глазами – каждый бугорок этой трассы мне знаком.

Последний участок перед границей преодолеваем как адский слалом: подвеска мелко дрожит, принимая на себя мелкие рытвины и трещины, а крупные выбоины мы оставляем под карданом.

Залитый мёртвым светом пограничный пост. Шлагбаум, хмурый офицер проверяет документы, бодрый сержант – багажник. Счастливого пути. Несколько километров «нейтралки», российская граница. Гуськом на паспортный, мухой к окошку для водителей, штамп на шлагбауме.

Оставляем Омск по правому борту и летим на запад. На ранне-весенней трассе как обычно: местами гололёд, местами грязь, встречные тяжеловозы окатывают из луж, оставляя на лобовом стекле лишь два чистых полукруга для обзора. В салоне пахнет дешёвой водкой, которой я заранее разбавил воду в стеклоочистителе.

Замёрзшие на кузове потоки грязи тюнингуют машину так, что я с трудом поворачиваю с трассы в нужную деревню: под крыльями пространство лишь для колёс и ледяные пороги почти до земли. Несколько километров по сугробам до деревни.

Тысяча километров за 12 часов – личный рекорд. Я заваливаюсь спать, товарищ бежит в сельсовет за документами. Ради них и приехали. Ужинаем у дальней родни, мужественно не замечая радушных подмигиваний хозяина: надо ехать назад.

Всего за пару часов метель потрудилась на славу, и мы садимся на пузо, не доехав до трассы всего пару километров. Сжигая сцепление, враскачку, с одной человеческой силой за кормой проезжаем ещё метров сто.

Навстречу что-то медленно, но уверенно едет. Методом Никулина-Моргунова останавливаем огромный трактор К-701, который хочет изящно объехать нас по полю и скрыться вдалеке. Показываем мужику сто рублей, потом двести. Тот со скрипом соглашается доволочь до трассы, но с нашим тросом: мол, своего нет и не было никогда.

Роюсь в багажнике, двигая канистру, достаю вязаный-перевязанный трос, хлопаю крышкой и с моего номера слетает снег, обнажая первую букву «S».

Тракторист преображается:

– Ребят, вы с Казахстана штоль? С Павлодара? А я в Железинке жил! Как там вообще? Кого знаете?

Находятся и плетёный металлический трос, и время, и желание. Как игрушечную модель тракторист тащит нас по местной дороге, укатывая снег. Затаскивает нас прямо на трассу, ставит «лицом» к Омску, заворачивает деньги мне в кулак: «Пригодятся».

Сбрасывая с себя налипшее снежное покрывало, наша крепкая «шестёрка» летит сквозь метель и обманчивые перемёты. Утром будем дома.

На ногах

Говорят, утром 1 января коренные астанчане выходят на улицу и раскланиваются со всеми, кто им попадается навстречу. Ведь это, наверняка, тоже бывшие целиноградцы, которые помнят время, когда пришедшему в гости ненастным осенним днём сперва предлагали не выпить, а веник и тряпку, чтобы очистить обувь и штаны от слоя липкой глины. Потому что все «понаехавшие» в канун новогодних праздников штурмуют железнодорожные и автобусные кассы, стремясь уехать на длинные выходные в родные города. Обилеченные граждане, отдуваясь, занимают свои места. Остальные толпятся около междугородних маршруток, вагонов и автобусов в надежде на счастливый случай.

Вечером 30 декабря 2007 года я стоял на перроне автовокзала и грустно смотрел на последний сегодня автобус, который мог бы доставить меня в Павлодар. С билетом у меня не срослось, денег на такси не хватало. Но я упорно ждал чуда. И оно случилось.

Дождавшись, пока кондуктор скроется в здании вокзала, водитель вновь открыл двери автобуса и, оглядев нашу небольшую толпу неудачников, негромко сказал:

– Кто хочет стоя – набивайтесь.

Он ещё не успел договорить, как я, ловко сунув ему приготовленные на билет деньги, уже пробирался в конец салона. Следом за мной потянулись остальные. Когда двери закрылись, междугородний автобус приобрёл интерьер общественного транспорта в часы «пик»: вереница людей стояла в проходе, небрежно держась за багажные полки.

Сколько можно стоять неподвижно? Ну, полчаса или даже час. Потом тело начинает затекать, появляется ноющая боль в пояснице. Размяться не удаётся – сзади ворчат недовольные сидящие пассажиры, а спереди тебя подпирает дублёнка такого же счастливчика. Можно переложить руку с багажной полки на подголовник сидения, перенести вес сначала на одну ногу, а потом на другую. Повертеть головой. Пошмыгать носом. И всё.

В окне проплывает километровый столбик с цифрой «38». Часы подтверждают: да, мы едем всего пятьдесят минут и осталось не меньше шести часов, если всё будет хорошо, если мы не застрянем на трассе и не сломаемся. Ног я уже не чувствую, как будто моё тело опирается на ватные столбики. Дикое желание остановить автобус, вылезти, упасть в снег и лежать, лежать, лежать. Или сесть на колени этой татешки, которая уже дремлет в кресле, зажатая с двух сторон попутчиками.

Я пытаюсь облокотится на кресло, но в бок мне упирается что-то твёрдое. Точно, это же моя верная военная фляжка, хранящая в себе целую бутылку коньяка. Я на ощупь отстёгиваю клапан, вытаскиваю нагретый телом сосуд, скручиваю крышку и отпиваю глоток. Бодрость мчится по всем моим жилкам, жить становится легче и веселее.

Глянув на уже весьма унылую дублёнку впереди меня, я протягиваю фляжку:

– Глотни.

Слышу, как мой товарищ по несчастью осторожно вынюхивает содержимое, а затем отхлёбывает:

– О-о-о, рахмет, братишка.

– Спроси, может дальше кто будет, – накрывает меня волна неслыханной щедрости.

Фляжка путешествует по салону минут десять и возвращается лишь с запахом благородного напитка. И, конечно, со словами благодарности. В это же время напарник водителя вспоминает, что автобус оборудован телевизорами и включает пассажирам фильм.

После остановки в Ерейментау моя доброта возвращается сторицей: несколько стоящих пассажиров успевают прикупить в привокзальном ларьке запасы в дорогу, и до меня несколько раз добирается чужая огненная жидкость. Кто-то организовал зону отдыха – ступеньки у средней двери – и там по очереди присаживаются самые уставшие. К Экибастузу клан «стойких» уже тесно сдружился: приглашают друг друга на новоселье, свадьбу и крестины.

В пять часов утра автобус, выдохнув компрессором, выгружает нас на привокзальной площади в Павлодаре. Несколько человек, сориентировавшись, дружно шагают к ночному кафе, остальные – к стоянке такси.

А я, щурясь от редких снежинок, выхожу на пустынный в это время проспект. Чего тут: полчаса пешком. Ноги, радуясь привычным движениям, несут меня домой.