Текст книги "Три сражения"

Автор книги: Иван Кожедуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Заднестровское сражение ярко подчеркнуло, что в воздушном бою нельзя придерживаться шаблона, что победа сопутствует тому, кто творчески решает боевые задачи, кто является бойцом-новатором, кто умеет предвидеть и настойчиво ищет более действенные приемы борьбы, противопоставляя противнику свою тактику, инициативу и волю. Лично для меня, окончившего это сражение значительно увеличившимся счетом воздушных побед – тридцать четыре, – и для моих однополчан это сражение послужило толчком к еще более вдумчивому анализу вражеской тактики, к еще более настойчивым поискам свежих тактических комбинаций. Впереди еще предстояли ожесточенные, решающие бои. К ним мы, летчики-истребители, должны были притти с еще более эффективными тактическими приемами, разящими противника наверняка.

3. В Берлинском небе

Весной нынешнего года наш полк перебазировался на полевой аэродром, расположенный на берегу Одера. Да, мы теперь были в Германии. Мы теперь дрались с немцами над их собственной территорией! Наш аэродром находился столь близко от передовых позиций, что немцы часто обстреливали его артиллерийским огнем. После взлета, собираясь на кругу, мы могли видеть поле боя. Столь близкое базирование авиации к линии фронта уже стало для нас делом привычным. В большинстве последних наступательных операций Красной Армии мы, летчики-истребители, шли буквально по пятам наших наземных войск, подсаживались порою туда, где были только передовые танковые отряды. В воздухе же мы стали действовать исключительно за линией фронта, над вражеским расположением. Теперь советская авиация была полным хозяином неба, времена настали иные.

В связи с этим здесь, в нескольких десятках километров от Берлина, мне вспомнился случай, имевший место с одним из летчиков нашей эскадрильи. Произошел он еще на Украине. Тогда немцы в воздухе представляли еще довольно большую силу. Однажды я выслал на прикрытие своих войск шестерку «Лавочкиных». Вначале всё шло хорошо. Наши истребители пришли в отведенную им зону и приступили к патрулированию. Спустя некоторое время рация наведения сообщила командиру шестерки о подходе группы немецких самолетов.

Получив этот сигнал, «Лавочкины» перелетели линию фронта, сблизились с противником и затеяли что-то вроде воздушного боя. Наш патруль произвел нечто похожее на атаку и немного покрутился на виражах. Затем авианаводчики увидели, как обе группы самолетов – наша и немецкая – разошлись в разные стороны. Немцы – хотя они и не отбомбились – видимо, были довольны, что остались целыми. Наши были вполне удовлетворены тем, что не допустили врага к переднему краю наземных войск. По возвращении «Лавочкиных» на аэродром я вызвал к себе командира патруля:

– Почему вы упустили «Юнкерсов»? Разве так действуют настоящие истребители?

Командир патруля удивленно ответил:

– А зачем было затевать свалку? Они же были над своей территорией и к нам особенно не лезли.

Надо сказать, что подобные наивные рассуждения в ту пору выражали мнение некоторых пилотов. Воздушный бой, о котором идет речь, не состоялся не потому, что летчики испугались немцев. В наш воздушный патруль входили опытные боевые пилоты. Двое из них даже имели по тарану. Причина крылась в другом. Тогда, хотя мы и наступали, кое-кто из наших истребителей действовал еще далеко не так, как в последний период войны.

Были летчики, которые понимали свою задачу довольно узко. Они рассуждали примерно так: «Держись линии фронта. Оберегай свои войска так, чтобы ни одна вражеская бомба не упала на их боевые порядки». Может быть с точки зрения формальной это было и верно. Но по существу это была пассивная оборона, а не активная, наступательная тактика. Истребители, прикрывающие свои войска, должны все свои действия подчинять идее неослабного поиска врага; поиска всюду, где бы он ни находился; поиска и немедленного уничтожения. У летчиков, придерживавшихся пассивного патрулирования, порой дела складывались далеко не так, как следовало. Встречая «Юнкерсов» и «Хейнкелей» над полем боя, они били их, но всё же часть вражеских бомбардировщиков иной раз успевала производить бомбометание и приносила некоторый ущерб нашим войскам.

Я вспомнил тот давно прошедший период воздушных боев с тем, чтобы сопоставить его с нашим последним воздушным сражением, проведенным в берлинском небе. Какая огромная разница между тем. что когда-то было, и тем, к чему мы пришли! В апрельские дни центральная группа наших войск готовилась к решающему удару на Берлин. Этот удар должен был наноситься в тесном взаимодействии с крупными авиационными силами, максимально придвинутыми к линии фронта.

Наш полк, как и десятки других истребительных полков, был в полной боевой готовности. Мы стояли в непосредственной близости к передовым позициям. Это давало нам ряд преимуществ. За счет сокращения «холостого» маршрута мы получили возможность глубже забираться во вражеские тылы и парализовать противника в его же расположении. Такое базирование было выгодным и для наших штурмовиков и бомбардировщиков. Они могли за счет сокращения бортового запаса горючего значительно увеличить свою бомбовую нагрузку и производить большее количество боевых вылетов. В нашем предварительном аэродромном маневре чувствовалась четкая организация, новизна и наступательный дух предстоящей операции.

Мы знали, что последнее сражение в воздухе будет серьезным. На узком участке фронта против нас немцы сосредоточили около 1 500 самолетов. Здесь были отборные немецкие эскадры – цвет вражеской авиации. К тому же мы стояли на полевых площадках. Многие из них располагались на лесных полянах и имели неудобные подходы. Немцы же базировались на отличных стационарных аэродромах берлинской зоны противовоздушной обороны. Эти аэродромы были хорошо оборудованы различными радиолокационными средствами. В запасе у врага был ряд авиационных новинок – самолеты с реактивными двигателями, различные «фау», самолеты-бомбы и т. д.

Воздушную операцию начали ночные бомбардировщики. С наступлением темноты в воздухе появились сотни «Поликарповых-2», «Ильюшиных-4» и «Петляковых». Всю мощь своего удара они обрушили на оборонительные позиции и живую силу противника. Никто в нашем полку в эту ночь не ложился спать. С аэродрома нам хорошо была видна вся картина ночного бомбардировочного удара. В небе шарили сотни немецких прожекторов. Под облаками висели тысячи огненных шапок от разрывов зенитных снарядов. Разноцветные трассы зенитных пуль прорезали воздух. А наши самолеты, последовательно, волна за волной подходили к полю боя и сбрасывали бомбы. Всю ночь в небе гудели моторы советских самолетов, грохотала немецкая зенитная артиллерия. Линия фронта была объята сплошным заревом от взрывов тяжелых фугасных бомб. Но всё это было только началом.

С рассветом была подана новая команда. Теперь в воздух пошли сотни «Ильюшиных», «Туполевых» и «Петляковых». Появились крупные группы «Лавочкиных» и «Яковлевых». Как потом стало известно, в этот день советскими летчиками было совершено свыше 17 000 боевых вылетов. Трудно было с воздуха наблюдать за тем, что творилась в эти часы на земле. Но что происходило в небе, запомнилось надолго.

В то время как наши пикирующие бомбардировщики и штурмовики действовали на разрушение вражеской обороны и расширяли брешь для ввода танков в прорыв, всюду над полем боя барражировали наши истребители. Некоторые группы  «Яковлевых» и «Лавочкиных» эскортировали штурмовиков и бомбардировщиков; другие охраняли поле боя; третьи барражировали на подходе к линии фронта с запада. И, наконец, множество небольших групп уходило на запад, к самому Берлину, в район базирования вражеской авиации. Это были «охотники». Их задача заключалась в том, чтобы парализовать действия противника в его расположении.

Внимательно присмотревшись к тому, что происходило в воздухе, можно было представить себе общий принцип тактики наших истребителей. На большой глубине, западнее линии фронта, действовали отряды «охотников». Зная расположение неприятельских аэродромов, они направлялись туда и, «повиснув» над ними, уничтожали взлетающие немецкие самолеты. «Охотники» охватывали своими действиями почти все высоты, от потолка и до бреющего полета. Они не ожидали, пока появится противник, а искали его и тут же уничтожали. Идея их действий была основана не на принципе случайных встреч, а на активном поиске врага.

Другой полосой борьбы являлись ближние подступы к полю боя. Эта полоса опять-таки располагалась над расположением противника, на глубине 10-15 километров от линии фронта. Следовательно, те вражеские самолеты, которые почему-либо пропускались «охотниками», попадали под удар наших истребителей, барражировавших в этой полосе. Если же врагу всё же удавалось проскочить через эту зону, он подвергался атакам воздушных патрулей непосредственного прикрытия поля боя. Это был вынесенный далеко вперед и глубоко эшелонированный боевой порядок наших истребителей. Это была тактика активного наступательного боя, основанного на многообразной комбинации различных приемов борьбы в воздухе.

Немецкое авиационное командование в первые же часы сражения поняло, что при подобном прикрытии поля боя нашими истребителями ему нельзя рассчитывать на успех. Оно попыталось применить новую тактику. Имея в своем распоряжении большое количество истребителей – штурмовиков типа «Фокке-Вульф-190», немцы бросили их в бой на малых высотах.

Вылетев со своей группой в район боев, я почти с хода столкнулся с одним из таких отрядов. «Фокке-Вульфы» шли на высоте менее 500 метров. Признаюсь, в первый момент это меня несколько озадачило. Что в таком положении должен был делать наш воздушный патруль? Времени на раздумывание не было, мы быстро сближались. Вначале я подумал об атаке сверху. Однако такая атака была невыгодной. Она позволяла нанести максимум один удар. Причем успех этого удара на столь малой высоте был маловероятным, ибо, учитывая высоту выхода из пике, открывать огонь надо было с большой дистанции. Затем мне пришла мысль о методе фланговых атак на одинаковой высоте с немцами. Не теряя бремени, я решил испробовать этот прием.

К этому моменту обстановка сложилась так. Немецкие самолеты-штурмовики начали вытягиваться, чтобы образовать боевой круг. Прикрывавшие их истребители продолжали оставаться с внешней стороны круга. Нашим патрулем была развита большая скорость. Ее следовало использовать для достижения первоначального преимущества. Подав своим ведомым команду к атаке и выжимая из мотора почти все, что он мог дать, я ринулся на «Фокке-Вульфов». Быстрое прицеливание. Огонь! «Фокке-Вульф» загорелся и, едва успев перевалиться на нос, врезался в землю. Мой «Лавочкин» настолько быстро проскочил сквозь боевой порядок немцев, что они не успели что-либо предпринять. Отойдя от них в сторону и выбрав фланговый «Фокке-Вульф», я повторил атаку. Результат атаки был тот же. Немец загорелся и свалился вниз. В этот же момент один из моих ведомых сбил третий вражеский самолет.

Две наших скоротечных атаки ошеломили врага. Немцы рассыпались. Мы приступили к преследованию. Тут я настиг еще одного «Фокке-Вульфа». Он шел на одной высоте с моей машиной. Заметив, что я продолжаю преследование, немец, наклонив нос самолета, стал прижиматься к земле. Таким образом, он открыл «живот» своей машины. Увеличив обороты мотора, я сократил просвет между своим и вражеским самолетом и, немного вынося точку прицеливания вперед, нажал гашетку общего огня. Не выходя из пикирования, «Фокке-Вульф» с хода врезался в землю.

Собрав группу, я снова пересек линию фронта. В воздухе шли сильные бои. Все они происходили не выше 300-600 метров. Но ставка противника на тактику низких высот была бита. В тот день под Берлином только летчиками нашего авиасоединения было сбито 139 немецких самолетов.

На другой день немецкое авиационное командование снова ввело в бой массы своих «Фокке-Вульф-190». Теперь они шли в эшелолированном боевом порядке. Мы в свою очередь перенесли центр действий на подходы к полю боя, в полосе между линией фронта и авиационными базами противника. В чем состояло преимущество нашей тактики? Бои над расположением противника позволяли нам внезапно уничтожать его самолеты и действовать с меньшими для себя потерями. В тех же случаях, когда нашим истребителям по количеству сбитых немецких самолетов атаки как будто бы удавались мало, такой полет всё же достигал цели. Расстроенные группы вражеских бомбардировщиков уже не могли продолжать организованный полет. Немецкие пилоты такими атаками были столь морально подавлены, что не могли производить штурмовых действий.

Большую роль в берлинском воздушном сражении сыграли группы наших «охотников». В «охоте» пришлось участвовать и мне. Почти ни один из таких полетов не проходил вхолостую. Внезапность обеспечивала успех наших атак. Именно во время охоты под Берлином я одержал свою 62-ю воздушную победу. Вот для примера один из «охотничьих» полетов, который я провел под Берлином с летчиком Титаренко.

Два наших «Лавочкина» пересекли линию фронта на большой высоте. Мы направились к юго-восточной окраине Берлина, где находилась одна из немецких авиабаз. Чтобы раньше времени не выдать немцам своего присутствия, мы по радио условились о том, что сначала не будем особенно близко подходить к неприятельскому аэродрому. Из зоны ожидания, избранной недалеко от авиабазы, нам хорошо были видны немецкие самолеты, стоявшие на старте. Прикрываясь разорванной облачностью, мы продолжали патрулировать. Наконец, «Фокке-Вульфы» стали подниматься в воздух. Приняв боевой порядок, они взяли курс на северо-запад.

– Первая атака, – передал я своему напарнику. Мое решение исходило из того, что раз немцы находятся около своего аэродрома, как бы у себя дома, то они сейчас чувствуют себя в большой безопасности. Тут они, несомненно, менее бдительны, чем там – вблизи линии фронта.

Уловив удобный момент, мы вошли в пике. На большой скорости наши «Лавочкины» врезались в боевой порядок немецких штурмовиков. В результате одного «клевка» нам удалось сбить сразу двух «Фокке-Вульфов». Выходя из атаки, я решил – у нас была большая скорость – использовать высокие маневренные качества «Лавочкина» на вертикали и атаковать немцев вторично. Вдвоем с Титаренко в случае неудачи мы могли оторваться от них в любой момент. Через несколько секунд мы снова «нависли» над немцами. Титаренко подбил одного штурмовика. Вторично повезло и мне. Горящий «Фокке-Вульф», как мешок, вывалился из группы. Продолжать бой дальше было невыгодно – кончалось горючее. Уходя от немцев, мы заметили, как они производили какое-то замысловатое перестроение, потом легли на обратный курс и вернулись на свою базу.Идея воздушного боя – искать и уничтожать противника на подходах к фронту, на мой взгляд, является самой правильной. Она полностью олицетворяет наступательный дух советских истребителей. Именно благодаря этому они безраздельно господствовали в берлинском небе, в небе последнего воздушного сражения Отечественной войны.