Текст книги "Амазонка (СИ)"

Автор книги: Иван Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  ...Обречена на одиночество!

  Безысходность пронзительным криком ночной птицы разорвала сон...

  Ангел сна еще с ней, не выпустил из объятий, но уже не в силах уберечь...

  Ей жутко – это состояние между сном и реальностью...

  А ведь ее воспринимают бесстрашной, волевой, независимой.

  Поспешно стала напяливать на себя привычную маску сильной женщины, да толку-то.

  Ее неуязвимость уязвима, самодостаточность недостаточна,

  Она оказалась плохим актером на непрочных подмостках жизни. Перед ней – череда плохо или вовсе не сыгранных ролей: дочери, любовницы, жены, матери. Роли не задались, да и окружающие ведут себя как-то не так, словно и они не выучили роли.

  Стоп, довольно!

  Она – амазонка – женщина-воин, вот главная и основная ее роль!

  Воительницам неведомы муки и страдания, уж тем более от одиночества!..

  Девиз амазонок – жизнь без мужчин, ну, а ежели попадутся, пускай пеняют сами на себя. Жаль, правда, прошли те славные времена.

  Почему она определила себя амазонкой (не феминисткой), не было ясно и самой...

  ***

  Природа неласково обошлась с ней, – красивой ее нельзя было назвать и в молодости, не погрешив перед истиной.

  Мужской взгляд редко задерживался на ее лице – покатый лоб, тонкий нос с горбинкой грозно возвышался над узкими губами, близко посаженные глаза ее слегка косили, разбегались в стороны, огибая собеседника, оставляя его в оптической тени и неведении – с ним ли общаются?

  Ниже – удлиненная шея и узкий торс с едва наметившимися округлостями грудей. Чаще всего этим осмотр исчерпывался, взгляд устало и недовольно уходил в сторону.

  А напрасно!

  Не слишком постаравшись с верхней частью ее тела, распоясавшаяся природа со всей своей щедростью отыгралась на нижней, распиная одежды обилием раздавшейся плоти – налитой, тугой, округлой.

  Она с успехом использовала испытанный прием – оскорблено оборачивалась задом к разочаровавшемуся в ее прелестях мужчине, придав своим движениям небрежное безразличие. Результат не заставлял себя ждать – мужчина круто менялся, и находил ее уже много привлекательней, убеждая в загадочности лица, изящности орлиного носа и пикантности раскосых глаз.

  – Они (мужчины) все и вся определяют и делают через ж..., – говаривала она...

  ***

  Не осталась в старых девах – это ли удел амазонки?

  В те давние времена, работая пионервожатой в пионерском лагере, соблазнилась старшим пионервожатым.

  На протяжении смены тот был предупредительно вежлив и внимателен. С приходом сумерек принимался теснить ее к 'ленинскому уголку' и, возложив длани на пышный зад, долго убеждал в непростой политической ситуации в стране, находящейся примерно там же, где его руки. От его велеречивости алели уши, и пылало в паху. Затем он переходил к практическим занятиям. Одной рукой проверял под блузкой наличие пламенного комсомольского сердца, другой – рыскал под ее коротенькой юбчонкой, не иначе в поисках непроторенных путей, отчего она впадала в невменяемое состояние, обнаруживая этим свою аполитичность...

  Влюбилась, не влюбилась? Сейчас уже не важно, но что сердце замирало, голова плыла, ноги не держали, помнит точно.

  К тому же неприлично уже было ходить в девицах.

  В отличие от других влюбленных дурочек, тщательно подготовилась к 'знаменательному событию".

  И не без трепета доверилась ею же назначенному эскулапу. Казалось бы, что может быть проще – дружеская комсомольская услуга, если хотите – партийная помощь, через что проходят: и большевички, и комсомолки, и даже беспартийные, бесстрашно укладывая на алтарь светлого будущего свою честь.

  Все произошло в той же ленинской комнате, где алый цвет преобладал над остальными. Вот и славненько – не так заметно. Бедняга так торопился! А когда разобрался, всполошился – какие обстоятельства, какие обязательства, рванул в кусты, да поздно – не склеить!

  Сама же ощутила глубокое разочарование – до боли, до крови. Не так она себе все представляла...

  После этого казуса наставник стал избегать пионервожатую, коварно воспользовавшуюся утерей им (лишь на мгновенье!) партийной бдительности.

  Успокоила:

  – Не беспокойся, под венец не потащу!..

  ***

  И прозрела...

  Всякая любовь – добровольная слепота. Находишь объект – этакое убожество, а ты наделяешь его несуществующими достоинствами, сооружаешь нимб над головой, ставишь на постамент, а он не то что не самый-самый, а нечто полое – пустая комната, в которой эхо многократно отражается, не в силах выбраться...

  И насколько же унизительно осознание, что ты не единственная, что, движимый бездумностью инстинкта, твой избранник лелеет на самом деле помыслы о более совершенной, и если с той 'обломится', тотчас оставит тебя. А ты продолжаешь играть в эти нелепые игры, вступаешь в конкурентную борьбу.

  И затем уже вконец выпотрошенная, обретя способность различать, видишь это удручающее несоответствие...

  Посему никогда не плакала из-за мужчины, разве что в детстве. Всегда была готова к небрежности, невнимательности, подвоху, предательству.

  Не была нежной, мягкой, ласкать мужчину считала дурным тоном, получая соответствующий отклик, и как результат – неудовлетворенность плоти. Это и не представлялось ей столь уж необходимым, да и Создатель, как истинный мужчина, предоставил сильному полу здесь очевидные привилегии, а с вылепленной из ребра женщиной обошелся безответственно, рассыпав чувствительные местечки по ее телу, как попало. Поиск их не представлял для мужчин особой сложности, увы, этим они себя редко утруждали...

  ***

  В ее жизни был единственный мужчина, с которым ей захотелось соединить судьбу.

  Концерты, театры, выставки, музеи, разговоры, споры...

  Заснеженные горы, яркое солнце, мир безмолвия...

  Поездки на юг, лунная дорожка, искрящееся море, нежные взгляды, негромкие слова, долгие поцелуи...

  Все рухнуло, когда в развитие их отношений вмешалась физиология, и сокровенность уступила место бесстыдству и извращенности (так она это восприняла). Естественность и простота отношений были утеряны.

   Решительный ее протест привел в изумление избранника, но она была непоколебима.

  Стойко приняла разрыв, да вскоре жестоко пожалела...

  ***

  Последующие поклонники развенчали ее непоколебимость.

  Один приходил поесть, выпить и прилечь рядышком, этим его намерения исчерпывались. Через пять минут он забывал о ней, оставляя в сексуальном недоумении. Отворачивался к телевизору, который заменял ему и книги, и театр, и концерты. Вскоре могучий храп сотрясал дом, порождая хроническую бессонницу у его обитателей...

  Другой – интеллигент – оказался полной его противоположностью, и свое бессилие отослал на ее счет – мол, ее тело трудно возбуждает (с такими-то бедрами!), упрекал в слабой сексуальности и неспособности, имея в виду длительные и безуспешные ее попытки с помощью всех известных и доступных ей средств оживить его либидо. Умница, эрудит – с ним было о чем поговорить, поспорить, помолчать, увы, этого оказалось недостаточно...

  Третий переплюнул всех, изыскивая для любви ненадлежащие места...

  Четвертый..., да бог с ними!..

  ***

  Ее подруги одна за другой выходили замуж.

  Встречи с ними становились все реже, они рожали детей, жили непростой семейной жизнью.

  Была ли у нее возможность выйти замуж?

  Несомненно!

  Кем-то сказано:

  – Брак для женщины – это узаконенный обмен интимных услуг на детей и достаток.

  Это как бы удачное вложение молодости и красоты в банк под названием 'семейная жизнь', выплачивающем дивиденды (нерегулярно и не в срок), обсчитывая и в самый неподходящий момент провоцируя банкротство. Начинаешь тогда брать кредиты на стороне в залог будущего, не замечая, что уже немолода и не столь привлекательна, что отдавать нечем, да и некому.

  Ее это не устраивало, ей претила любая зависимость от мужчины, где женщине отводилась строго обозначенная роль...

  Во времена, когда она с матерью делила двухкомнатную квартиру, ей не слишком докучали. После смерти матери ее востребованность резко подскочила. Появились воздыхатели, претендующие на ее руку и сердце, лелея при этом тайные помыслы нарушить девственную чистоту своего паспорта вожделенным отпечатком прописки. Обнаружив же, что она не слишком торопится с оформлением отношений, вскоре теряли к ней интерес и однажды пропадали в предрассветной дымке, не оставляя еще надежды отыскать доверчивую дурочку, у которой неистощимое желание выйти замуж отбирало остатки разума...

  Всплеск мужского интереса к ней поугас, когда в отчий дом вернулась разведенная сестра с ребенком. Зато у нее повысился интерес к маленькому мужчине (племяннику), в ком души не чаяла...

  Случился у нее и настоящий жених, с которым даже случилась помолвка. Он был почти вдвое старше, хорошо некрасив, толст и лыс, компенсируя все это финансовой состоятельностью.

  Узнав же о строго очерченных для нее рамках хозяйки (читай прислужницы) в его большом доме, где для любви находились иные предпочтения, решительно разорвала помолвку...

  ***

  Детей не имела, хоть и хотела.

  Рожать без мужа не рискнула, все же отличаясь этим от истинных амазонок, которые и использовали-то мужчин (пленников) исключительно с целью продолжения рода.

  Преисполненные человечности благочестивые девы передавали их друг другу, делясь скупым семенем, хоть и неохотно, но в строгом соответствии с установленной очередностью, не страшась при этом многочисленных родственных связей – не чета нынешним женщинам!

  И когда для истощенных сеятелей жизни смерть представлялась желанным избавлением, великодушно уступали этой их странной прихоти, демонстрируя благородство и благодарность...

  Впрочем, однажды все же решилась, уж больно хорош был. Стройный, голубоглазый, жениться, правда, не обещал.

  Не доносила, несговорчивой оказалась девочка, не захотела просто так рождаться (без штампа в паспорте), попросилась на волю раньше времени.

  ***

  При всей своей не очевидной привлекательности, тем не менее она не испытывала острой недостачи в мужчинах. Увы, чаще всего непродолжительные ее связи завершались на стадии знакомства.

   Знакомство же нередко начинала с игры, которую сама назвала 'искушение ж...' и затевала, если на нее вдруг накатывало игриво-сексуальное настроение.

  Почему столь незатейливо? Не ее в том вина – чем могла, тем искушала, кстати, небезуспешно. Где здесь место душе? Похоже, со спины она просматривается лучше.

  Непреложным атрибутом игры являлась облегающая бедра эластичная одежда из легкого материала – брюки, лучше юбка или платье.

  Теперь оставалось найти заинтересовавшего ее мужчину и приступить к искушению...

  'Случайно' оказывалась впереди него и... 'отпускала' ягодицы. Как она спиной ощущала степень раздражения мужского либидо, ей и самой было неясно, но впрямую влияло на походку.

  Если мужчина долго не обгонял, значит 'запал', но она хорошо знала, что едва он ее нагонит, изменив ракурс обзора, его ждет разочарование, которое могло быть компенсировано глубиной заинтересованности.

  У большинства вступавших в игру разочарование было достаточным, чтобы потерять к ней интерес. Те же, кто все-таки приступал к общению, торопились, к сожалению, не столько познакомиться собственно с ней, сколько с участвующей в игре частью ее тела...

  С годами это все реже срабатывало и удавалось с теми мужчинами, для кого привлекательность женщины 'понижена'. Она пополнела, и как водится, не там, где следовало – грудь прибавила всего ничего, а атакуемые целлюлитом бедра обрели пугающую неохватность, после чего называть это попкой стало неосмотрительно...

  Образовательный ценз ее поклонников упал, язык стал грубей и невнятней, приобретая кавказский акцент.

  Она не считала себя темпераментной – из всех мужчин лишь троим удалось довести ее плоть до счастливой усталости, да и случилось это лишь всего несколько раз – то ли сама была такая, то ли ее партнеры не слишком утруждали себя, то ли познания их и ее оставляли желать лучшего...

  По мере необратимых изменений плоти, она все чаще полагалась на мужчин, для которых ее душевные качества были важнее иных. Ухажеры не имели ничего против, но все же душу предпочитали явно и выпукло обозначенную...

  ***

  Демографическая ситуация нанесла сокрушительный удар по женской востребованности, и наступил момент, когда на ее свободу, время и плоть перестали покушаться.

  'Вот и все!' – сказала она своему не помещавшемуся в зеркало отображению фразу, некогда увиденную на кладбищенском памятнике.

  И обрела статус одинокой женщины – какое все-таки обидное определение особенно для нее, возомнившей себя амазонкой.

  Не дождутся!

  Впору вспомнить славное прошлое воинствующих дев...

  Впрочем, она не сразу смирилась. И еще ни раз вступала в единоборство с мужской прихотливостью. Не забывала и игру с искушением, для чего, узрев боковым зрением приемлемый объект, запускала призывно-игривое покачивание бедрами. Затем резко оборачивалась и видела во взглядах мужчин, увы, лишь угрюмое недоумение.

  Далее хуже – они перестали отвечать на ее улыбку.

  Улыбчивый мужчина!

  В своей жизни она знавала лишь одного мужчину, который всегда отвечал на ее улыбку, впрочем, делал он это со всеми – неужто, чтоб ей улыбаться, нужно не дружить с головой?

  Мало того, они перестали обращать на нее внимание, демонстрируя обидное равнодушие!

  Ее (амазонку по определению) всегда удивляло – откуда в мужчине столько самомнения?

  В чем их отличие – хлипкий отросток, попирающий эстетику, которому и названия-то приличного не придумали.

  А сколько гордости!

  Грозное оружие!

  Полноте!

  Варила сардельку – сморщенная плоть в кастрюле с водой, мстительно наблюдала, как та вздувается, порождая ассоциации.

  Горячая, упругая, подносишь ко рту, лаская губами и язычком, усыпляя бдительность. И хрусть – чей стон раздается?..

   ***

  Нелепо устроен мир. Короток женский век – часто ограничен лишь четвертью жизни. В двадцать лет – привлекательна, в сорок – мужчины уже морду воротят.

  Мужчинам легче – их век длится много дольше, да ведь мрут, как мухи, а те, что выживают, либо безнадежно женаты, либо запойные, либо маются дурью, да так, что глядят на женщин с все большим страхом и осторожностью...

  Самый беспощадный враг женщины – зеркало. Девочкой крутишься перед ним, нетерпеливо ожидая взросления, в молодости – не налюбуешься, в зрелости – уже побаиваешься, в пожилые годы – не веришь собственным глазам.

  Женщину нередко сравнивают с кошкой – действительно много общего. Но жаль, что они как кошки не укрыты густой шерстью! Тогда невозможно было бы с легкостью обозначить их возраст, не требовался бы крем от морщин, складки на животе не пугали бы зеркало, а целлюлит еще с утра не портил бы настроение...

  В последнее время она стала частой гостьей стоматологических и гинекологических кабинетов, и если в первом случае требовались лишь деньги, то во втором...

   – Насколько регулярен у вас секс? – не без подвоха спросил врач у нее, распятой на кресле.

  Неопределенно махнула рукой. Не могла же она признаться, что не имела его уже достаточно давно, и если он обнаружит 'там' паутину, не слишком удивится.

  И тут врач порекомендовал (не издевательство ли?):

  – Если хотите поскорее выйти из женских болячек, не отвергайте сексуального общения с мужчинами.

  Это ее просто взбесило:

  – Прямо сейчас? В девять утра? Я готова! Только где эти жаждущие?

  Пожал плечами, мол, его дело лечить, ее – лечиться.

  – А что, иных лекарств не предусмотрено?..

   Похоже, пришла пора завести альфонса (хотя бы для здоровья)...

  Мужикам легче покупать любовь, и они постоянно пользуются этим.

  Как это несправедливо!

  Представила себе картину...

  Улица красных фонарей – огромные витрины, в них мужчины без одежд со всеми неутешительными подробностями. Придирчиво выбираешь, взвешиваешь, щупаешь, примеряешь, прицениваешься – потеха!..

  ***

  ...Время не знает удержу!

  Она не заметила, как изменилась, и не только внешне.

  Что уже любит другие книги, кино, музыку, живопись...

  Что не любит смотреть фильмы и читать книги о любви и страсти, ей стали интересней детективы и исторические романы...

  Что балету предпочитает оперу, не потому, что перестала понимать язык танца, ее стала раздражать бесстыдно обозначенная мужественность танцоров, хотя раньше живо интересовала...

  Что эротика вызывает недоумение, а порно – отторжение!..

  Что предпочитает пейзажи и натюрморты, а ежели живопись и скульптура, то без 'ню', за исключением разве что Рубенса – там она как в зеркале видела себя.

  Что так любимая ею ранее 'Вечная весна' Родена уже не тешит воображение!..

  На мужчин стала смотреть с равнодушным безразличием и пользовала их разве что в качестве грузчиков, сантехников, ремонтников.

  И как же теперь выводили ее из себя 'случайные' мужские касания в транспорте, указывающие на не до конца еще утерянный к ней мужской интерес...

  – Каков смысл семейной жизни? – задавала сама себе вопрос (не прожив в ней и дня), – когда дети уже выросли, твой спутник по совместной жизни никак не вдохновляет, образ мысли, логика его жизни невнятны, и лишь один внешний вид раздражает, а неопрятность вызывает брезгливость и отторжение.

  Поменялась она и к себе – утром могла надеть несвежее белье, небрежно наносила макияж, реже красила волосы, стала неприхотлива в одежде, наплевала на фигуру, перестала ограничивать себя в еде, не желая лишиться едва ли не последней радости в жизни. Мысли и намерения сосредоточила вокруг себя (любимой) – каков стол, стул, где болит, как победить бессонницу, что приготовить вкусненькое...

  Ей стало казаться, что с возрастом нивелируются различия между мужчиной и женщиной, идет стремительное сближение внешних и внутренних признаков – мужская внешность, характер как бы приобретают бабью неопределенность, женские же – суровость, мужественность, неприступность...

  ***

  ...По мере того, как ее подруги разводились и возвращались к своему изначальному статусу, их встречи стали чаще.

  Как-то они, дружившие вчетвером еще с институтских времен, впервые за много лет собрались вместе в ресторане. Отмечали юбилей (полтинник) одной из них.

  Все – незамужние, трое – разведенных и она, что никогда не была связана узами Гименея. Она слыла дурнушкой среди них, но сейчас все как-то уравнялось. Красивые растеряли привлекательность, ей же терять было нечего.

  С каждой выпитой рюмкой разведенные все сильней чихвостили бывших своих мужей, лишь она молчала. Они завидовали ей, что не обременена детьми, внуками, что не воюет за жилплощадь, она – им.

  Пили за именинницу, ее детей и недавно появившегося внука, ну и, конечно же, за любовь, которой хоть и не были обделены, не перестали еще желать. Зарделись, похорошели (так им казалось), стали посматривать по сторонам – ну где там страждущие?..

  Дождались!

  Зазвучала музыка, к их столику направился невысокий подтянутый седовласый мужчина – в самый раз!

  Какими бы подругами не были женщины, они – всегда соперницы, когда дело касается выбора между ними. Встрепенулись, выгнули спинки, втянули животы. Следуя сложившейся традиции, она (некрасивая) уступила и на сей раз.

  Ну и кто та счастливица?

  Каково же было изумление трех прекрасных (в прошлом) дам, когда мужчина остановил свой выбор на ней – дурнушке!

  Еще и кочевряжится, нос воротит!

  Наконец, она трудно оторвала свой зад от стула и нехотя понесла его к центру зала – ей действительно не очень хотелось танцевать, да еще с таким крохой.

  На каблуках она была явно выше и крупнее своего кавалера и со стороны казалась роскошной мухой, вокруг которой мельтешит комарик, не верящий в неожиданно свалившееся на него счастье...

  В следующий раз он вновь пригласил ее, вызвав теперь уже раздражение у подруг, и лишь, когда и их стали приглашать его сотрапезники, успокоились, не подозревая, что произошло это по ее настоятельной просьбе.

  К закрытию ресторана на четверых дам остался все тот же кавалер. Он развез их по домам, последней проводил ее.

  У подъезда вопросительно глянул.

  Не стала обнадеживать.

  Он все понял, поцеловал на прощание руку, единственно, что ему удалось, испросить номер ее телефона. Усомнилась в правильности принятого решения – приятный все же мужичок, вежливый, культурный, но уж больно невелик...

  Через неделю он позвонил.

  Так начался еще один ее роман.

  Хорошо немолод, невысок, сед и потрепан, он легко и быстро проникся ею, но не торопился проникнуть и, слава богу! Ее это более чем устраивало – она и не мыслила уже, что когда-либо разденется перед мужчиной...

  Пересмотрели почти весь театральный репертуар, прослушали большинство концертов в филармонии и консерватории.

  Так нет же! Какой-никакой – мужчина!

  Зачем это ему?..

  Сидели, вначале в кафе, затем, у нее на кухне, наконец, в спальне на постели в сумерках, дабы не так были заметны значительность ее низа и незначительность признаков его отличия...

  Он хотел ее, она – спать...

  С чего начать? Подзабыл. Долго ворочал ее, пытаясь разбудить свое либидо, когда же, наконец, это удалось, забрезжило утро. Не рискнули показаться друг другу при свете дня...

  Лишь спустя неделю нашли согласие не без помощи вспомогательных средств и притушенного света...

  Ее удивило неожиданно полученное удовлетворение (не удовольствие). Как женщине все-таки необходимо осознание своей востребованности!

  Он же, как всякий маленький мужчина, которому вдруг посчастливилось познать необъятность, непостижимость большой роскошной женщины, впал в эротическую невменяемость, при которой слова: восторг, трепет, благоговение, упоение слабо и неточно выражали его состояние...

  Она не сразу привыкла к такому к себе отношению, но со временем не могла уже обходиться.

  Концерты, театры отступили на второй план.

  Еще на пути с работы домой предвкушала...

  И приходило это, и плыла она на волнах блаженства, пожалуй, впервые в своей жизни столь полно наслаждаясь нежностью мужчины – что же было до сих пор, и сколько она потеряла!

  Теперь она уже не пыталась сдерживать бесстыдную откровенность его ласк, и однажды неожиданно для себя испытала выброс наслаждения, чего не знала уже много лет! Со временем это приобрело завидное постоянство, при этом ее не волновал (как прежде) не всегда традиционный способ его достижения...

  Была ли у них любовь? Ей впервые было так хорошо, что стало не важно, как это называть.

  Она расцвела, заметно помолодела, стала стройней, позабыла дорогу к докторам...

  Казалось, идиллия будет длиться вечно.

  Увы!..

  У него было любимое выражение:

  – Все должно быть в меру, но мера должна быть большая!

  Это его и погубило, сердце не выдержало обильно стимулируемой чрезмерности и отказало в самый неподходящий момент... На кладбище она пряталась от его родственников и жены, чувствуя и вину, и сожаление, остро переживая боль утраты, хотя впервые проявила себя как истинная амазонка, подарив мужчине прекрасную смерть...