Текст книги "Цепь-2 (СИ)"

Автор книги: Иван Кольцо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Твою душу мать, черти мазутные! Шевелитесь, если не хотите сдохнуть от ожирения! Да тюлени на суше передвигаются быстрее и проворнее чем вы, гоблины шершавые! Шибче! Шибче! – хлопая в ладоши, отбива темп, кричал немолодой усатый капитан, наблюдающий за копошением своих подчинённых.

Три десятка человек перед ним возились с кучей металлических запчастей, покрашенных в зелёный цвет, в которых уверено узнавались пушки.

– Сержант Забегайло! – прорычал капитан.

– Я! – бодро ответил лопоухий молодой парень, пытающийся поднять большой и тяжелый ствол.

– Какой норматив разворачивания из вьюков в боевое положение горной пушки образца пятьдесят восьмого года расчётом из шести человек?

– Пять минут с разложенных вьюков, и семь минут с коней! – отрапортовал сержант.

– Так какого хрена, вы, задорукие обезьяны, уж е десять минут возитесь? Каждые пять секунд промедления – это смерть твоего боевого товарища, погибшего без твоего огневого прикрытия. Из-за вашего слабоумия погибло уже тридцать восемь человек. Готов, Забегайло, лично сообщить их матерям, женам и детям, что твои товарищи погибли из-за твоей тормознутости?

– Никак нет! – мрачно ответил парень.

– Тогда минута на отдых и по моему свистку разбираем то, что вы тут сейчас насобирали.

– Лихо ты, – тихо, почти шепотом, произнес Калинин, стоявший рядом с капитаном, пока остальные бойцы, уставши, растянулись на пыльной земле.

– А ты чего хотел? – усмехнулся усач. – У нас же нация такая, через голову мало чего доходит, только через задницу.

– Может, всё же позволишь моим вьючноважатым помогать твоим расчётам?

– Напомогаются еще. И не раз. Вот сейчас мои намучаются так, чтобы сборка была на автоматизме. А потом уже можно и твоих подтягивать, но только как факультатив, не более.

– Почему?

– У твоих свои проблемы. Хорошо, когда товарищ может помочь. Но когда люди лезут не в своё – всегда получается фигня. Так что у тебя кони, у меня пушки. И все счастливы.

– Логично, – пришлось согласиться Максиму.

– А то! – вновь усмехнулся капитан, и, поднеся к губам серебряный свисток на витиеватой серебряной же цепочке, выдул из него оглушительный звук. – Давай! Работаем, лежебоки!

– Слушай, Слав, – вновь взял голос Максим, – а есть ли смысл в твоих пушках? На всю операцию всего пять штук.

– А тебе что, нужно как в Великую Отечественную, с артиллерийскими полками и танковыми клиньями? И чтоб пехота миллионами? – усач посмотрел на Калинина как на идиота.

– Ну нет... – тут же замялся Максим. – Но как то не серьезно выглядит. Вроде событие ожидается более чем серьезное, и всего пять пушек.

– А ты представляешь, на что способна эта малышка в горах?

– Не совсем. Я ж в староземельной армии в спортроте служил, нас до оружия и тактических занятий не особо допускали.

– Выходит ты сильный, но не особо умный? – засмеялся капитан.

– Выходит так, – даже и не обиделся Калинин. Это было бесполезно, обижаться на этого, острого на язык человека.

– Не принимай близко к сердцу, – миролюбиво заговорил усач. – Просто даже одна эта малышка такого может натворить в горах, что мне даже жаль этих чехов. Она хоть и называется пушкой, но по факту является гаубицей, может работать как навесом, так и прямой наводкой. А при определенных условиях добивает на десять километров. Это ооочень серьезная заявка на победу.

– Всё равно, Слав, нохчи же не идиоты. Воевать умеют. У них тоже есть и артиллерия, и техника. Все подходы явно пристреляны. В миг накроют.

– Сейчас, погоди! – попросил Вячеслав, не отрывая взгляда от подчиненных. – Эй, капибары вислоухие! Чего так медленно? Неужели яйца между ног двигаться мешают? Так я вам их мигом могу поотрывать к фигам! – когда бойцы были вновь строщены, он опять тихо заговорил для Максима. – В горы, в по-настоящему серьезные горы, много артиллерии при всем желании не затащишь. В Великую Отечественную войну горнострелковому полку по штату полагалось всего четыре горно-вьючных пушки и не больше двенадцати батальонных миномётов. А стосемимиллиметровых миномётов на дивизию полагалось всего двенадцать, а у нас их задействовано целых пятнадцать. Так что здесь у нас серьезный перевес по сравнению с нашими дедами. Я за другое больше переживаю.

– За что?

– За снабжение, – серьезно ответил капитан. – Когда мы входили в горы во Второй войне, то за снарядами гоняли машины почти дважды в сутки. И то, бывало, их не хватало. И это при условии, что вся Чечня размером как район в какой-нибудь Кировской области. Да, были обстрелы, и были фугасы с засадами. Но всё равно, это не пойдёт в никакой сравнение со здешней Амазонкой. Ты прикинь, с какой периодичностью нужно будет гонять баржи и корабли, чтобы насытить активно воюющие подразделения всем необходимым. Как бы не обделались наши тыловики, мероприятий подобного масштаба я здесь не припомню. И там хоть пять у тебя пушек, хоть сто. Без снарядов от них толку не будет никакого.

– Это точно, – согласился Максим. – И это уже будет наша забота. Будем сайгаками скакать от передвижного пункта боепитания до вас и обратно. Каждый день по этим чёртовым тропам.

– Согласен, приятного мало каждый день в зад лошади таращиться, – засмеялся Вячеслав. – Не завидую. Честно.

– Я где-то читал, что каждый войну видит по-своему. Для пехоты это грязь, сырость и вши. Для авиации – облака и синее небо. А для нас, видимо, лошадиная попа, – поддержал шутку Калинин.

– Эй, дятлы-переростки! Собрали? Да неужели?! А теперь разбираем! Да-да, разбираем, рядовой Мухадзянов. Твои предки полмира под Чингисханом завоевали, а ты какой-то гребаный Амазонский хребет штурмом взять не можешь! Твоим дедам стыдно сейчас должно быть в Валгалле, или где они за тобой, бестолковый отпрыск великого народа, наблюдают. Соберись, тряпка!

– Думаешь, много стрелять вашим придется? – продолжил разговор Макс.

– Мы в Чечне изрядно постреляли. Нам ставилась задача по поражению групп боевиков на обратных скатах высот, на горных тропах, отдельных огневых точек и укрепленных позиций. Снайперов опять же били, и их недоартиллерию. Много целей было.

– А как вы их там находили?

– Ты как маленький, ей богу. Про арткорректировщиков слышал когда-нибудь?

– Слыхал.

– Так вот наши офицеры выходили с группами спецназа в тыл противника, занимали господствующие высоты. Потом корректировщик передавал в штаб сообщения о выдвижении противника в определенном направлении, которое этой группой фиксировалось. Ну а дальше наши их били. Или ствольной или реактивной, в зависимости от важности цели. И так обеспечивался выход основных сил бригады на указанные рубежи и позиции. Ну а дальше работала пехота, как и полагается.

– Толково, – Калинин даже присвистнул.

– А то! – капитану явно нравилось говорить о тех событиях. – А огонь по блокированию вообще песней был. Духи не могли разбежаться, хотя желали этого всей своей черной душонкой.

– Это как?

– В марте две тысячи первого, когда штурмовали село Комсомольское, мы четко и методично работали по вероятным путям маневра боевиков, перекрывая дорогу подкреплениям и не давая им самим сбежать обратно в норы.

– Стреляли в пустоту?

– В какой-то степени. Боевая задача была не допустить прорыва, и мы его не допустили. Эти бармалеи носа боялись вне села показать. Да и в селе им не особо ладилось.

– Почему?

– Перед зачисткой велся сосредоточенный огонь по выявленным ранее целям. А во время самой зачистки, несли огненный вал прямо перед нашими солдатами. Сначала мы ровняем одну улицу, и только после этого туда заходят наши штурмовые группы.

– А как вы их не задевали?

– А тут опять корректировщики помогли. Они с первой линией штурмующих шли, и если где в подвале обнаруживался пулемёт – подвал тут же ровнялся с землей. Всё просто.

– Ну, дай-то бог, чтобы и нам было не сложнее.

– Дай бог...

Максим вынул из кармана пачку сигарет и вытянул себе одну из неё. Капитан же, поморщившись на табачный дым, вновь принялся строить подчинённых. Когда пепел коснулся фильтра, Калинин потушил окурок о подошву сапога и поглядел на часы.

– Давай еще двадцать минут гоняй своих оболтусов, а потом привлекай моих. А то они чего-то за последний час булки расслабили. Пусть жизнь малиной не кажется, а то привыкнут.

– Это точно. Человек такая скотина, которая к хорошему привыкает моментально. Вот только хорошего в нашем мире на всех не хватает.

Протекторат Русской Армии. Ханкала. 3 день 8 месяца 25 года. Понедельник. 29:54

Пламя словно плясало над алыми углями костра. Внимательный взгляд, возможно, даже смог бы уловить ритм этого танца, его мелодию. Но не сегодня.

День выдался трудным, и оценить красоту пламени могли лишь 'счастливчики', которые в отличии от своих товарищей не спали. Таких перед полуночью насчитывалось трое – дневальный, совмещающий обязанности с дежурным, выставленный от расположенных в палатках конных взводов, часовой, охраняющий оружейную палатку чуть в стороне от огня, и лейтенант Калинин, задумчиво пивший чай из металлической кружки.

Максиму не спалось, и он пытался найти себе занятие. Только что он вернулся со склада для шорно-седельной амуниции, где проверил наличие вёдер с водой на полу. Климат в это время года здесь был жарок и сух, и при недостатке влажности изделия из натуральной кожи портились очень быстро, буквально на глазах начинали трескаться и рассыхаться. Чтобы этого избежать, каждый день полы склада поливали водой и выставляли обычные пластиковые вёдра посреди зала, что регулярно проверялось офицерами и сержантами.

Так же Макс практически до зеркального блеска вычистил своё табельное оружие, проверил коней в леваде и на привязи, обошел казачье расположение и проверил службу часового. И вот сейчас спокойно пил чай.

– Господин хорунжий? – дневальный, как было негласно положено в Войске, обращался не по армейским званиям, а по примерно соответствующим им казачьим чинам.

– Да, Сергей.

– Полночь уже скоро. Отдохнули бы, а то день выдался сегодня не лёгким.

– Это уж точно, – подтвердил Калинин последние слова.

День действительно удался на славу. Подъём по тревоге, спешный марш в неведанном направлении, принятие на вьюки заранее неизвестного вооружения и повторный марш на полигон.

Более менее спокойными выдался час, когда капитан-артиллерист гонял своих подчинённых с пушками, тогда коневожатым взвода лейтенанта Калинина нужно было лишь придерживать лошадей, пока пасынки бога войны будут мучиться с железом. Ну а потом опять переходы, внезапные развьючивания и стрельбы, отражения нападений во фланг, в лоб, в спину, быстрые рейды с пехотой.

Отработались до такого состояния, что вечером за конным составом пришли коневозы. Людей же взяли на борт с десяток развозных, крашеных в цвет хаки, ЗиЛов.

Уже в Ханкале провели обязательную чистку лошадей, осмотр и чистку амуниции, и, практически уже засыпая на ходу, личный состав отправился спать. Все, кроме Максима.

Его терзало сомнение. Сомнение в правильности когда-то сделанного им выбора.

Уже скоро его, вместе с подчиненными и сотнями других людей, бросят в мясорубку. Максим не питал иллюзий по поводу шапкозакидательных рассказов про 'малой кровью на чужой территории'. Бои будут серьезные, на выживание. Уж это-то Максим знал точно, как участник трех рейдов за Амазонку, с одного из которых он вернулся со свинцовым подарком в плече.

И для чего сейчас ему отправляться туда, где его скорей всего убьют? Ему, без пяти минут счастливому отцу?

Что мешает завтра же утром написать рапорт на увольнение?

Еще понятно, зачем воевали деды в Великую Отечественную войну. Они защищали свой народ, свою нацию от истребления. Если бы под пули не пошли они, то в газовые камеры пошли бы их дети и жены.

Но сейчас, что угрожает лично ему, Максиму, и его жене Зинаиде?

А ничего не угрожает. Это раньше чехи даже за Демидовск в рейды ходили, а сейчас им зубы пообломали и такие события уже в диковинку.

Но кто им эти зубы выбивал, стирал напильником по дёсна? Обычные парни, как и он, повинуясь своему воинскому долгу.

А что такое воинский долг? Обязанность погибнуть там, куда тебе укажет пальцем начальник? Или личная ответственность за каждого, от мала до велика, жителя твоей Страны?

Зачем, он, Максим, пошёл на эту военную службу? Не за длинным рублём, это точно. Денег, после событий, приведших его в Новый мир, у него было достаточно. Калинин был одним из пяти крупнейших акционеров конезавода 'Terra Nova', и стабильный доход даже при ничегонеделанье ему и его семье был обеспечен на долгие годы.

Тогда зачем ему были нужны погоны?

Наверное, он согласился ради нового опыта, новых знаний, новых знакомств. Строительство Новоземельного Казачьего Войска с нуля прямо манило к себе смелых и целеустремлённых людей. А Максиму срочно нужно было развеется после черной полосы в своей жизни, когда он в одночасье потерял любимого человека, деда и друзей детства.

Но вот новые впечатления получены, и превращены в ежедневную рутину. Новые связи налажены, и с кем-то завязаны дружеские отношения, с кем-то нейтральные, а с кем-то откровенно враждебные. А кто-то, точнее Зинаида, вообще стала его женой и вынашивает его первенца.

Может быть, эта военная служба нужна была, чтобы доказать что-то себе?

Возможно. Но Максим уже всё себе и окружающим доказал. Он трижды ходил в рейды, имеет за них правительственные награды и рубец на плече. Его офицерский авторитет не опровергается никем в его взводе, и в Войске вообще.

Что-то еще?

Вроде нет. Калинин как не напрягал свою голову, но другим мотивационных причин оставаться на службе придумать не мог.

Тогда завтра он напишет рапорт об увольнении?

Не напишет. Не сможет. Совесть не позволит.

Как смотреть людям в глаза, которых ты бросаешь перед самым трудным, а для кого-то последним, испытанием в их жизни? Звание труса и урода обеспечено после этого до окончания времен.

Но не это самое страшное.

А как глядеть в глаза женам и матерям тех, кого ты обязался защищать как их непосредственный командир? Знать, что именно тебя они винят в смерти своих близких. И то, что они никогда тебе этого не простят. Никогда. И при этом мозолить им глаза каждый день, ведь живут все на одном хуторе, и даже переезд на другие хутора или в Станицу тут не поможет.

Спасти может только переезд в другое место, далёкое от бескрайней Новоземельной Степи. Всё придётся бросать и начинать с самого начала. А готов ли к этому он, Максим? А Зина?

Вот и получается, что своей службой Калинин больше обязан не далёкому правительству Протектората, а своим товарищам и хуторским бабам.

Поэтому никакого рапорта он писать не станет. Будет честно выполнять все свои обязанности. Полезет в любую задницу, которую укажет командование. И если надо, то в этой заднице погибнет.

И уж коли судьба сведет так, что он переживёт грядущие события, то уже в мирной, спокойной обстановке он снимет погоны. И никто не посмеет сказать в его адрес худого слова за это.

И стоило Максиму принять это решение, как сонливость резко окутала его. Попрощавшись с дневальным, он отправился спать на сколоченные наспех нары, установленные в его взводовой палатке.

Завтра предстоял тяжелый день, не легче чем тот, что только что закончился.