Текст книги "Не было печали"
Автор книги: Иван Зюзюкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Остановил свой взгляд на двух мужчинах, одетых, что называется, простенько, но со вкусом. Они стояли чуть в сторонке от очереди и о чем-то толковали. Обоим было лет за тридцать. У того и у другого на руках поблескивали золотые обручальные кольца. К ларьку пришли с большими продуктовыми сумками. По всему видать – семейные. Собираются крупно отовариться.
– Здравствуйте! – подъехав поближе, бодрым голосом сказал им Генка. Вам, случайно, щенки не нужны?
Один из мужчин, коренастый, бородатый, недоуменно посверлив Генку светлыми глазками, без особого интереса спросил:
– Какая порода?
– Курцхары! – вырвалось у Генки. Кто-то ему однажды за дефицитный диск предлагал щенка такой породы.
– Курцхар, курцхар... – что-то припоминая, сказал другой мужчина. Этот был в очках с позолоченной оправой, загорелый, как поджаренный каштан, и весь седой, что, между прочим, делало его лицо моложавым. Генке даже показалось, что этого человека он где-то видел, и не раз. – От кого я постоянно слышу про такую породу? – мучился памятью седой. И наконец вспомнив, засмеялся. – От нашего главбуха! Чудной старик, можно сказать, живой реликт. Сотню ли, две – как от самого себя отрывает!.. И каждый раз, когда передача пройдет в эфир и приносишь ему на подпись гонорарную ведомость, он приходит в ужас и грозится натравить на тебя своего курцхара...
– Покажи зверей, – попросил Генку бородатый.
Тот соскочил с велосипеда, снял тряпицу с корзины. Щенки недовольно заныли. А один, белый, с шелковистыми завитками на спине, даже тявкнул. Бородатый именно его взял за холку и осмотрел со всех сторон.
– Сам ты... курцхар, – сказал он Генке.
Седой сразу поддержал его:
– Типичные, неприкрытые дворняги...
– Возьмите! – взмолился Генка. – Они хорошей породы. Лучшие сторожа для дач!
– И сколько же ты просишь? – поинтересовался седой.
Генка показал руку с пятью растопыренными пальцами.
– Пятерку, значит? – хмыкнул бородатый. – А мы вот сейчас возьмем тебя, купчишку, за шкирку и отведем в милицию...
– Ее здесь нет, а в город вы меня не повезете. Далеко...
– А ты соображаешь... – согласился с ним седой.
– Купите! Дешевле отдам!
– Даром не надо, – покачал головой бородатый. – Дачи нет. Охранять нечего.
– А у вас есть? – спросил Генка седого.
– Есть или нет, не твоего ума дело.
– А дети есть?
– Дети есть, – опередил седого приятель. – А что?
– Для них купите! – ухватился Генка за эту соломинку. – Знаете, как обрадуются!.. – Он повернулся к седому и добавил: – Я недавно интересную передачу смотрел. Один человек, я не понял, ученый он или кто... между прочим, на вас здорово похож... целый час родителям объяснял, как нужна детям собака.
Бородатый, слушая Генку, все шире и шире приоткрывал свои светлые глаза, а потом громко расхохотался.
– Вот это ты влип... ученый или кто! – отсмеявшись, легко турнул он седого. А у того загорелое лицо от прилива крови стало бурым. – Как говорится, что посеешь, то и пожнешь! Да?
– Малый, конечно, все упростил, – сказал седой, когда оправился от смущения. – Но главное он уловил... И твоему Саньке и моим Аленке и Пашке собака в принципе нужна не меньше, чем свежий воздух и клубника прямо с грядки... Но это в теории. А на практике мы, брат Андрей, не купим им собаку...
– За что я тебя и люблю, брат Георгий – говоришь красиво... – слегка помрачнев, сказал бородатый. Он снова достал белого щенка и поднес его поближе к лицу приятеля. – Посмотри, какая симпатичная мордаха. Купи! Ведь у тебя и дача, и дети есть...
– Всю жизнь мечтал дворняжку.
– Но это самая верная человеку порода!
– Овчарку, колли или терьера, может, еще взял бы...
– Зачем? Сам, смотри, какой породистый...
– Здесь собаку держать просто. А в городе?
– У тебя трехкомнатная на четверых. Не стеснит, чай...
– Тебе хорошо говорить... – отбивался седой. Золото на его очках сильно потускнело. – Сидишь дома, малюешь картинки. А я по командировкам мотаюсь. Купи ты...
– Тогда так, – перебил его бородатый. – Я беру двух. Одного подарю тебе. И попробуй мне отказаться...
– А я не возьму!
– Ну представь: у моего Саньки есть щенок, а у твоих нет. Что они о тебе подумают?
– Говорю же: он меня свяжет по рукам.
– Ничего! – ободряюще похлопал брат Андрей брата Георгия. – Мы и здесь и в городе соседи. Когда надо будет, выручу...
Бородатый положил щенков себе за пазуху и пошел к очереди – разменять деньги. А Генка, пока суть да дело, завернул за уголок и остановился в тени, не слезая с велосипеда.
– Эй, парень! – вскоре донесся голос Андрея. – А где он?
– Где-то тут... – отозвался седой и поделился своей тревогой: – Пока ты ходил, знаешь, о чем я подумал? Вдруг щенки краденые? Найдется хозяин, скандал устроит...
– Я купил, я за все и отвечаю.
– Допустим даже, щенки его. А ты уверен, что он на твои деньги в этом же магазине не купит... это самое?
– Не думаю, – понял его Андрей. – Мальчишка, похоже, не из таких. И сейчас с этим делом, сам знаешь, строго...
– А добрых дяденек еще много.
– Слушай, – помолчав, сказал бородатый Георгию, – ты вообще-то где работаешь? Людей призываешь доверять детям. А сам про них черт знает что думаешь. Где логика?!
– Но понимаешь, Андрей, как раз физиономия этого малого у меня и не вызывает доверия! Особенно его нос...
Генка, как услышал эти слова, изо всей силы пнул в педаль и рванул от магазина подальше: пусть эти друзья без него выясняют свои отношения...
Вскоре он выехал на улицу, где знал, много дач артистов. Но не учел, что люди этой профессии поздно ложатся и поздно встают: улица была безлюдной. Тогда он поехал на соседнюю Речную, и решил попытать счастья на даче Тахира Аббасзадэ, крупного работника мелкооптовой торговли.
Глянул в щель цельнометаллической калитки. Роскошная картина предстала перед ним. Тахир, в прошлом борец в вольном стиле, завтракал под навесом. Он был раздет до пояса. Лавина некогда могучих, ныне размягченных жиром мышц нависала над низеньким столом, на котором стояла ваза с очищенным ананасом и запотелая бутылка красного игристого вина. Его жена Шафига, темноглазое, тонкое, почти нематериальное существо в халате из маргиланского шелка, сидела неподалеку и поворачивала шампуры с шашлыком над жаровней. Рядом с ней играла капустной кочерыжкой белая коза.
Генка постучал в калитку. "Сходи", – коротко сказал Тахир жене и, подняв бокал кверху, стал с интересом смотреть на синее небо сквозь красное игристое вино.
Когда Шафига узнала, с чем к ним пришел Генка, она печально улыбнулась своим маленьким, изящным ртом и сказала:
– Мальчик, нам собака не нужна!..
– Дети есть?
– Нет, – опустила Шафига прекрасные восточные глаза.
Коза стояла рядом и внимательно слушала.
– Много дает молока? – спросил Генка хозяйку не без умысла: мол, никаких проблем с питанием щенка не будет.
– Еще молодая. – Шафига ласково почесала козе за ухом. – Самой покупаю литр в день.
– Для такой дачи сторож нужен!
– Э-э!.. – безнадежно махнула Шафига рукой на дом. – Когда его строили, думали, большая семья будет. Пять лет прошло, она не прибавилась.
– Значит, не возьмете щенка?
– Подожди, – дрогнула Шафига, – спрошу Тахира. Он не любит, если я не советуюсь с ним...
Она пошла в сопровождении козы к мужу и доложила о том, что им предлагают щенка. Тахир, низко наклонив могучую голову, задумался. У него хорошая дача. Занимает высокую должность. Ест, что хочет. Короче, все есть для счастья. А счастья все равно нет...
– Возьмем, – постановил он.
Шафига слабо возразила:
– Козы, может, хватит?
– Раз ребенка нет, пусть будут и коза и собака. Плохо?
– Тебе врачи прописали лекарства. А ты что, Тахирчик, пьешь? И зачем? Праздник какой? День рождения?
– Переживаю, что ребенка все нет и нет...
– Может, его нет, потому что пьешь, Тахирчик? А?
Не поднимая повинной головы, Аббасзадэ покорно вылил остатки вина в траву. Коза брезгливо отвернулась в сторону.
– Сколько за щенка просят? – поднеся ко рту ломтик ананаса, спросил Тахир.
– Я не спросила.
– Дай десятку! – сказал муж с характерным для восточных людей отмахом руки. – Когда покупаешь собаку, нельзя мелочиться...
Шафига в сопровождении козы вернулась к калитке, не спеша выбрала щенка и протянула Генке десятку.
– Куда так много?! – аж отшатнулся он.
– Бери, бери... у Тахира еще есть... – Она вдруг с улыбкой спросила его: – Ты, мальчик, армянин?
– Нет! – страстно поклялся Генка.
– Тогда ты кабардинец, – сделала вывод Шафига. Она прижалась лицом к щенку и понесла показывать его Тахиру. Рядом с ней, ревниво скосив голову, побежала молодая коза...
Ободренный первым успехом, Генка покатил по дороге, красиво разрисованной солнечными зайчиками, и, умывая лицо прохладой зеленоватого дачного воздуха, набавлял скорости. Если, прикидывал он в уме, удастся продать остальных щенков и получить за каждого минимум по пятерке, набежит приличная сумма. Хватит на приемник типа "Селга". А рыжий Белый из "Фокуса" пусть подавится...
В поисках покупателя он выехал на красивую, усыпанную цветущими одуванчиками поляну, где с утра пораньше резвилась одна семья – папа, мама, мальчик, девочка и бабушка. Они играли в бадминтон и все были как будто из одной команды: загорелые, в шортах и ослепительно белых курточках. Короче, не семья, а картинка с обложки журнала.
– Вам щенки не нужны? – спросил Генка дружную семью.
Игра на полянке прекратилась.
– А много их у тебя? – поинтересовался папа.
– Три осталось...
– Что значит – три осталось? – попросил уточнить папа. – А остальные где?
– Продал! – набивая цену, лихо ответил Генка.
– И сколько ты берешь за штуку?
Генка показал пятерню.
– Недорого в общем-то, – сначала похвалил его спортивный папа. И тут же принялся отчитывать: – А не рановато ли ты, мил человек, бизнесом занялся? В твоем возрасте, я слышал, полезнее книжки читать, спортом заниматься...
Генка, хотя и обозлился, смолчал. Папа, понял он, на деток своих работает. И пусть поработает, лишь бы щенка взял.
– Кстати, мальчик, – обратилась к нему спортивная бабушка, – какой породы щенки?
– Самой лучшей! Дворняжки...
Вся семья так и покатилась со смеху.
– Рекс! Ко мне! – скомандовал папа. И тотчас из кустов на поляну, готовно оскалив жемчужную пасть, выбежал огромный, почти с корову, пятнистый дог. До Генки дошло, что с этой семьей он дал маху.
– Рекс! На место! – повелел папа.
И дог, часто задышав, ушел в кусты.
Перед тем как отъехать, Генка заглянул в корзину. Два щенка, укаченные тряской, спали. Третий, черный как дьяволенок, с белой звездой на лбу, покачивая головой, вопросительно смотрел на него черными, горючими глазами. Генка взял его за холку, поднял высоко и крикнул:
– А чем он хуже вашего Рекса?!
– Мы не говорим, что хуже, – удивленно улыбнулась мама, глядя на щенка. – Но нам одного Рекса достаточно.
– А мне трех собак куда?! – с ожесточением спросил Генка и опустил черного в корзину. Щенок, злюка, успел хватнуть его палец беззубой пастью. Если их до обеда не разберут, придется сделать буль-буль.
– Что сделать? – не поняла мама.
– Маленькая? Не понимаете? – глянул искоса Генка.
Семья притихла. Девочка подбежала к матери и заплакала.
– А почему, собственно говоря, ты так странно ставишь вопрос: если щенков не разберут, ты их утопишь?! – вознегодовала и даже как-то сразу помолодела бабушка. – Мы тут при чем?
– А мне что с ними делать? Их мать машиной задавило...
Теперь заплакал и мальчишка.
– Олег! Есть при себе деньги? – спросила мама папу.
– А если бы и были, Ольга?! – Он стал ракеткой сшибать одну за другой желтые головки одуванчиков. – Пусть у него покупают те, у кого нет собаки. А нам один Рекс обходится... Практически на него уходит вся моя кандидатская надбавка.
– Но ты же слышал: тут особый случай, – не могла успокоиться мама. Давай возьмем хотя бы одного.
– Ольга! – Папа так нервничал, что поляна могла остаться без цветов. Неужели ты не понимаешь, что он занимается вымогательством? Это же на его физиономии написано!..
– Папа, давай возьмем щенка! – встала на сторону матери девочка. – Я буду ухаживать за ним и поить молочком.
– Я тоже! – утирая слезы, поклялся мальчик.
– Может, возьмем, Олег?.. – заколебалась и бабушка. – Конечно, этому молодому человеку денег не надо давать. Нос еще... не дорос. А вот его родителям я бы заплатила. Именно – заплатила. Есть примета: все дармовое плохо бережется...
– Но, мама!!! – Папа, оставшись в одиночестве, удвоил сопротивление. Так рассуждая, к чему мы придем?!
Генка крутнул педалями и поехал дальше. Позади него еще сильнее, словно сырые дрова в печи, затрещал семейный спор. Он даже пожалел, что остановился около этой семьи. На вид была такая дружная...
Проехал еще с километр. И никого не встретил. Тогда повернул к речке, зная, что в воскресенье туда приезжает много людей из города. Надо там поискать покупателя...
На полпути к речке, в леску, он увидел бегущего ему навстречу спортивного папу. Не было у Генки желания разговаривать с ним. Опять начнет проповедь... Но мысль о приемничке типа "Селга" гвоздем засела в голове. И он остановился.
– Большой лоб, – обругал его мужчина, – а не знаешь, о чем можно при детях, о чем нельзя!.. Я возьму одного.
– А где вы его держать будете? – Генка решил терпеть до конца. Квартира у вас большая?
– Это не твоя забота! – прикрикнул на него мужчина, втянул в себя мускулистый живот и из потайного кармашка достал деньги. Генка хотел было отдать ему черного со звездой на лбу. Но передумал и отдал другого. А мужчина даже не посмотрел на щенка – ему было совершенно все равно.
– Ну и нахал ты! – сказал он Генке, в заключение вручив пятерку, свернутую вчетверо. – Прямо на ходу подметки рвешь... Глядишь, скоро начнешь людей останавливать в темных переулках...
Пока спортивный папа говорил, Генка послушно держал пальцами пятерку, маленькую, точно почтовая марка. Но едва тот умолк, быстро опустил ее в кармашек папиной курточки, отъехал метров двадцать и крикнул:
– Вас точно остановлю! Знаю, где деньги прячете!.. Чао!!!
Эта торговля у него уже в печенках сидела. Сколько объездил, сколько всего хорошего наслышался о себе – за спиной еще два непристроенных щенка лежат. А время идет, золотое времечко дня! Еще далеко было до речки, а в лесу уже слышались, волновали сердце радостные взвизгивания, какие издают люди, попадая в объятия чистой прохладной воды...
На лесной дорожке ему повстречался рыбак. Шел, перекинув удилища через плечо, с унылым видом.
– Щенок не нужен? – тормознул около него.
Рыбак, в годах уже человек, с синими, по всему лицу рассыпанными точками, склонился над корзиной.
– Дорого просишь?
– Ерунда! – небрежно ответил Генка. – Всего пятерку.
Рыбак, кажется, знал толк в собаках. Тому и другому щенкам разжал пасти. "Этот будет сердитый... – с улыбкой сказал про черного. – Все нёбо в крапинках..." Ему понравился другой щенок. "Я бы взял этого... – потрепал его за уши рукой, на которой почему-то не было большого и указательного пальцев. – Но пяти рублей у меня не наберется..."
Генка сразу заскучал.
– А знаете, это ведь дворняжки, – принялся он хулить свой товар. – Что тот, что другой – кабыздохи...
– Мне собака не для выставки нужна, для рыбалки. С ней не так тоскливо.
– А вы жену с собой берите, – дал ему совет Генка. – Знаете, сколько теперь женщин рыбачат!..
– Померла моя старуха... – тихо обронил рыбак.
– Давно? – не зная, что сказать, спросил Генка...
Рыбак поднял другую руку и показал два пальца.
– Два месяца назад похоронил.
И на той руке, Генка увидел, не хватало мизинца.
– На войне ранило? – подавленно спросил он.
– Капсюлем снарядной гильзы долбануло – кивнул рыбак. – Хорошо, без глаз не остался. Зато заметным мужчиной стал, – с усмешкой показал он на синие точки...
– Возьмите, – отдал Генка щенка. – А деньги не надо.
– Почему?
– Честно? Меня попросили утопить их.
Рыбак, поглаживая щенка, рассудил:
– Лучше продать, чем утопить... Ладно, я твой должник. Встретимся, отдам. Ты тут, наверное, все лето живешь?
– Даже зимой приходится! – отъезжая, крикнул Генка...
У него остался один щенок. Черный, с белой звездой на лбу. Генке он нравился. Совсем еще цуцик, а уже с характером. Можно было бы его не продавать, себе оставить. Но ведь Самсоныч увидит и захапает щенка. А когда пес подрастет, заставит его одного здесь зимовать и крысами питаться...
Генка предлагал щенка и одиноким купальщикам, и загоравшим на траве парочкам. Черного, самого красивого сына Найды, никто не хотел брать. Даже за полтинник. Еще примерно с час он, волоча велосипед с корзиной по горячему песку, искал покупателя. В один момент ему показалось, что кто-то его окликнул. И голос был будто бы знакомый. Такой же писклявый, как у Людочки Рубановой. Не хотел, но все же оглянулся. Точно – она! Стояла, вырядившись в купальник, и махала рукой... Явилась-таки! Вообще-то в другой раз он бы подошел к ней, поболтал о том о сем. Все-таки почти пол-лета не был в городе, наверное, накопилось новостей... Но подходить к ней со щенком? Начнет расспрашивать, откуда, что да почему. И как он при ней станет предлагать людям черного? Тут же пришьет ему какое-нибудь почище фарцовки дело... Крикнул ей:
– Сейчас не могу!.. Попозже!..
И быстренько, чтоб Людочка не успела опомниться, потащил велосипед с корзиной вдоль реки. Как вначале мысль о приемнике типа "Селга" заставляла его идти вперед, так теперь он был одержим заботой, чтобы черный не достался Самсонычу. Пот с него лил ручьями...
Он все дальше и дальше уходил от пляжа. Наконец остановился, поглядел направо, налево. Поблизости не было ни души. Прямо перед ним текла, без устали мотая пряди водорослей, чистая, упругая река. На мелководье, словно эскадрилья крохотных самолетиков в групповом полете, синхронно поблескивала серебром чешуи пузатая мелочь.
Генка вытащил черного из корзины и угрюмо спросил:
– Ну, что? Сделаем буль-буль?
Щенок только носом повел.
Как на грех, тут же лежал тяжелый булыжник с дыркой посередке. Природа словно нарочно создала его таким, чтобы Генка Калачев в день своего рождения мог половчее сотворить то невеселое дело, которое до него люди проделывали со своим другом собакой в общей сложности миллион раз. Он взял веревку, одним концом привязал булыжник, сделал на нем узел. Потом поднял черного мордой вверх, чтобы тот в последний раз посмотрел на синее небо, запомнил его перед тем, как уйти туда, где, говорят, ничего и никого. Сделал на булыжнике еще один узел, еще один, еще один... И, как пращу, швырнул камень за речку с такой силой, что у него потом долго побаливало плечо. А щенка погладил...
За весь день наконец-то искупался, потом, проверяя, умеет ли черный плавать, пустил его на мелководье. Держа нос перископом, щенок тотчас погреб к берегу, вылез, отряхнулся и посмотрел на Генку черными, вполне разумными глазами.
– Ко мне!
Щенок чихнул, рванулся, подчиняясь команде, вперед и упал на задние лапы.
Генка завернул его в сухую тряпицу и, чтобы он быстрее согрелся, положил себе на грудь. Но черный скоро высвободился из тряпки и начал его лизать. Сначала подбородок, потом губы, нос... Генка прямо ошалел от щекотки. Еще бы немного – и сам лизнул...
Щенок, когда согрелся, уснул. Генка перенес его в корзину и повез на дачу. Ехал и радовался, что Самсоныч посулил трешку, а дать не дал. И теперь, чем бы Калачеву ни угрожали, щенка не отдаст.
Через калитку Самсонычевой дачи Генка прошел тише луча света. Только чтоб не столкнуться нос к носу с хозяином. Не столкнулся. Но около бытовки его остановила Медея Витальевна.
– И что? – спросила она ненавидящим голосом. – Всех утопил?
– Нет, – показал Генка на багажник, – одного оставил.
Удостоверяясь, писательница приоткрыла тряпицу.
– И за это тебе спасибо! – с чувством сказала она и закурила. – По правде говоря, я приняла тебя за подонка. А потом подумала: что ты, собственно говоря, мог поделать в этой ситуации? Щенки не твои, не ты придумал их топить... и, в конце концов, дети обязаны слушаться старших...
По случаю дня своего рождения спать он завалился – солнце было еще высоко. Рядом с раскладушкой, в коробке из-под шляпы Медеи Витальевны (проявив заботу, она сама предложила) дремал черный щенок. Укладываясь, Генка включил в сеть сипловатый динамик. Для полного комфорта пристроил его прямо на подушке. Передавали концерт для работников сельского хозяйства. Пела Зыкина, потом – Ротару, Гуляев...
Трудно сказать, спал ли Генка в тот момент или просто подремывал, но вдруг он явственно почувствовал, что в эфир пошла музыка с браком. Нет-нет да и врывалось в нее что-то постороннее, совсем не в том ритме. Он выключил динамик, чтоб зря не терзать свой слух, и лишь после этого понял: дело же не в музыке! В бытовку кто-то изо всей силы стучал.
Встал, открыл дверь. И тотчас горько пожалел, что открыл. За порог бытовки стремительно шагнул интеллигентный молодой человек в темных очках. Вожатый Миша собственной персоной! А у ворот дачи, успел заметить Генка, припарковался лагерный "рафик". Так... значит, неспроста сегодня над его головой пролетела вещунья сорока...
– А как вы меня нашли? – спросил потрясенный Генка.
– И больше тебя ничего не интересует?! – обомлел Миша. – А сколько раз мы всем лагерем прочесывали лес?! И где только тебя не разыскивала милиция?! Это тебя не касается?! – Он смерил Генку строгим взглядом сквозь темные очки. – Скажи спасибо, что тебя здесь увидела твоя одноклассница. А то бы пришлось объявлять всесоюзный розыск!
Рубанову – вот кого он отблагодарит за то, что его здесь нашли.
– Собирайся, – устало сказал Миша. Он похудел еще сильнее.
– Не поеду.
– Поедешь!.. Зря мы, что ли, гнали сюда машину?
– Увезете, я опять сбегу.
– Нельзя же быть таким обидчивым, Калачев! – Стараясь тронуть непреклонное сердце беглеца, Миша сообщил: – Вернули твои вещи. И халат, и футболку...
– Я отдал еще авторучку, – справедливости ради отметил Генка. – Но дело не в этом...
– Успокойся, не будут тебя разбирать, – махнул рукой Миша. – Хотя я сегодня узнал, ты еще и фарцовкой занимаешься...
Генка скрипнул зубами.
– Подавно не поеду! – поклялся он.
– Калачев! – чуть не заплакал с горя вожатый. Он снял очки, и тут Генка увидел, что глаза у Миши разного цвета. – Строгача я из-за тебя уже получил. Поехали!..
– Не могу. У меня щенок, – объяснил Генка примерно тем же тоном, каким женщины объявляют, что они ждут ребенка.
– Какой еще щенок?!
– Этот, – показал Генка на черный комочек в коробке.
Миша посмотрел на спящего щенка, расслабил пионерский галстук и растерянно спросил:
– Как его зовут?
– Рекс.
– Что же делать? – заходил по бытовке вожатый и тут же придумал: – Я уговорю хозяина дачи. Он возьмет Рекса себе.
– Я не отдам ему!
– Слушай! – Миша вспомнил и так обрадовался, что в бытовке сразу стало чуть светлей. – В лагере есть живой уголок! Бери Рекса с собой. А когда смена окончится, отвезешь домой...
Что у него сегодня день рождения, про это Генка не стал говорить. Бесполезно. Все равно его здесь не оставят. Вот что значит – быть несовершеннолетним. Что хотят, то и делают с тобой. Он оглядел бытовку. Хорошо ему было здесь. Может, еще никогда в жизни не было так хорошо...
В проеме двери виднелись верхушки высоких елей, облитые багрянцем заката, и кусок неподвижного, красного неба. Далеко-далеко над чьей-то дачей суматошно мотался из стороны в сторону воздушный змей. Сверху, из скворечника, доносился стук машинки. Самсоныч, оклемавшись, опять поливал редиску. На даче Тахира проблеяла коза. У ворот тоскливо заныл мотор "рафика".
– Поехали... – сдался Генка и осторожно поднял коробку со щенком...
