Текст книги "Кладбище на Одного (СИ)"

Автор книги: Иван Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Что у тебя с телефоном? – бурчу с порога и бесцеремонно заваливаюсь в кресло без приглашения.

Филипп встает и молча передает мне желтый почтовый пакет, а затем возвращается на свое место.

– Что это? – вскидываю брови – на этот раз искренне.

– Что бы это ни было, вскрывать это здесь не стоит, – наконец, разверзаются уста священника. – Она снова была здесь. Но я не хочу, чтоб она здесь еще раз появилась.

– Почему?

– Она помечена Сатаной. Истинно тебе говорю.

– Неужто ты во все это веришь, Филя? – задумчиво верчу в руках пакет.

– Не перегибай палку, – стучит ногтем по столу Филипп. – Для чего ты пришел?

– Что у тебя с телефоном?

– Для чего. Ты. Пришел?

– Хочу исповедаться.

– И что же?

– Хотел исповедаться, – резко встаю, ощущая легкий шум где-то на задворках черепа. – Но, раз уж ты не в духе, я зайду позже.

– Постой, – голос Филиппа звучит удивительно глупо и жалко.

– Да?

– Она кое-что мне рассказала.

– И что теперь? Что меняется?

– Ничего. Храни тебя господь.

Пожимаю плечами и выхожу из кабинета.

Хотя, мне хотелось ответить "Взаимно".

Сцена 9

Я наливаю огромный стакан лимонада со льдом и сажусь в кресло. Открываю пакет.

Пачка документов, фотографий и медицинских снимков разваливается и рассеивает мое внимание. Поморгав немного, я сосредотачиваюсь снова и первым вижу большой лист формата A4 с надписью "ЗАКАЗ". К нему прикреплено еще несколько листков с текстом, отпечатанным крупным шрифтом и озаглавленным как "Техзадание".

Это просто очередной заказ. Она передала Филиппу заказ для меня. Очаровательно. В голове у меня все понемногу встает на места. Разброд мыслей, образовавшийся благодаря возвращению Клары в мою жизнь, с ее же подачи превращается в стройный порядок. Она просто пыталась найти меня, чтобы сделать заказ. Нервничала, говорила загадочно, и все в таком духе – как и бывает у неудачников, которые пытаются вписаться в дело с серьезными людьми и изображают высочайший уровень конспирации. Я отпиваю треть стакана лимонада, и он обжигает мое горло, и я откашливаюсь и читаю следующий документ. Но слова расплываются, и я откладываю бумагу и бесцельно, рассредоточено рассматриваю приложенные снимки.

Объект – мальчик. Симпатичный мальчуган с темными волосами и кругленьким личиком. Вот его первые шаги, а вот его фото из детского сада. На одном из снимков указано, что это актуальное фото. Он одет, как школьник.

Мы расстались после того, как она сделала аборт. Она не хотела, но я ее убедил. Так было лучше для нас двоих. С годами я только убедился в этом и даже тогда, год спустя, я так и сказал ей, но она ответила, что это не стоит обсуждения. Я решил, что она все поняла. Что она просто решила все забыть. Я видел отрицательный тест, фото которого она мне скинула через пару месяцев, когда ХГЧ должен быть точно упасть. Я проверял дату снимка.

Зачем я обо всем этом думаю? Я начинаю сомневаться, как любой здравомыслящий человек. Но есть еще вот какой момент. Мы занимались незащищенным сексом десять лет назад. Или около того. А пареньку на вид лет шесть или семь – я не могу узнать точно, потому что ни в одном из документов не указаны ни его возраст, ни полное имя. Он только пошел в школу – так мне кажется. Он точно не мой. И она просто из тех, кто "не может прокормить", но может оплатить кругленькую сумму за ликвидацию. Эти выводы позволяют мне продолжить изучение материала.

И на этом этапе я вынужден застрять.

В шапке документа значится "Центр Молекулярной Генетики". И это не совсем обычный документ. Это может быть подделкой, конечно. Но, судя по этому анализу ДНК, ребенок, чье имя удалено из текста с помощью канцелярского ножа, является мне сыном.

Далее в пакете – подробности обычным текстом. Много болтовни, которую я пропускаю – и немного информации по существу. Она забрала у меня прядь волос в свое время. Потратила деньги на тест. И ничего не сказала. Молчала все эти годы. А теперь у нее заказ. Легко и просто. И она считает, что я это так просто стерплю. Я снова открываю "Техзадание" и жадно вгрызаюсь в каждую строчку текста.

Домашнего адреса нет. Вообще никаких более-менее конкретных данных, только ориентиры. Для школы указано, что мальчик болеет. "Техзадание" представляет собой готовую разработку довольно высокой точности, и я похвалил бы Клару, если бы не был практически уверен в том, что не она это все написала. По плану, похищение должно пройти в неожиданном для того месте, где будет мало наблюдательных граждан. Ниже указана сумма сделки – разумеется, без обозначения денежных знаков. Но сумма увесистая. Все это как-то тонко намекает мне на целый сюжет жизни Клары, полный бедности, богатства, новых мужчин и новых проблем и одной проблемы, решить которую сама она не в состоянии.

И я, кажется, тоже.

Сцена 10

«Нужно встретиться. Приезжай. Срочно».

Этот тот редкий случай, когда я верю таким людям, как Феликс. Когда я захожу к нему в квартиру, я обнаруживаю его сидящим в кресле посреди большой полупустой комнаты с крепко сведенными ногами и чашкой зеленого чая в руках. Чашка нетронута. Губы Феликса иссушены, и когда он видит меня и разнимает их, он морщится от боли.

– Я хотела тебя увидеть.

– Просто так? – я подхожу к Феликсу и стою над ним фертом, словно предлагая ему снять с меня штаны и отсосать.

– Сядь, – почти шепчет он.

Я покорно сажусь и смотрю в неестественно бледное лицо трансгендера.

– Она была у меня, – медленно выговаривает Феликс.

– Когда? – не церемонюсь с объяснениями.

– Час назад. Искала тебя. Она знает про нас.

– Откуда? Ты сменил статус на "фейсбуке"?

Феликс смотрит на меня с осуждением, а я думаю о том, что для столь мелкого и слабого существа у него слишком шикарная квартира. И слишком шикарные загородный дом, конюшня и собственный парк. Но Феликс работает в шоу-бизнесе, и он знает, с кем иметь дело, чтобы так зарабатывать. А сфера развлечений – такая штука – она берет не качеством, а количеством идиотов, которым нужен контент от феликсов и вер брежневых. Поэтому каждый присосавшийся голодранец в этой сфере может получать, как Феликс – важно знать, где сосать.

– Что у тебя с ней было? – уже плаксивым голосом интересуется Феликс.

– Это было давно.

– Вы трахались?

– Я ее часто и подолгу трахал, – пожимаю плечами. – Но это к делу отношения не имеет.

– Думаешь? Для женщины?

– Я не знаю, что ей сейчас от меня нужно.

– Она угрожала мне. И серьезно. Я решила, что раз вы хорошо знакомы, она может создать серьезные проблемы...

– Она – нищенка. Кусок падали, получившийся из обычной одноразовой красотки, – пресекаю болтовню Феликса. – Я отымел ее по полной и выбросил, а потом поимел снова. И больше ничего у нас не было.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Если она придет снова – продиктуй ей мой номер.

– Она просила, но я ...

– Дай. Ей. Мой. Номер. Хорошо?

– Да.

Феликс облизывает губы и отставляет в сторону кружку. Встает с кресла и становится передо мной на колени, предлагая себя поцеловать. Его губы потеряли форму из-за иссушения, но это добавляет остроты, и я не отказываюсь от предложения. Когда я хватаю Феликса за горло, он останавливает меня, и мы расходимся по креслам. Он закуривает, и какое-то время мы молчим. Я достаю из кармана маленький мячик и начинаю его подбрасывать, чтобы успокоиться. Каждый раз бросок выходит все выше, и в какой-то момент внутри меня мелькает вспышка, и я швыряю мячик мимо Феликса, и он улетает в дверной проем. Феликс безразлично стряхивает пепел на столик рядом с креслом.

– С этой женщиной что-то не так.

– То есть?

– С ней что-то странное. Не могу объяснить, – Феликс делает феноменально глубокую затяжку; обсыпает свою юбку пеплом. – Она может тебе сильно насолить.

– Она уже это делает, – усмехаюсь.

– Она тебя погубит.

– А ты?

– Я могу тебе помочь.

– Мне никто не может помочь.

– Почему?

– Потому что я не нуждаюсь в помощи.

Я еще раз целую пахнущий жженым табаком и "листерином" рот Феликса и начинаю уходить.

– Постой, – бормочет Феликс, достает из-под кресла и поднимает над головой желтый почтовый пакет.

– Она оставила? – догадываюсь я.

– Ага.

В пакете – лишь картонка с указанием времени и места встречи. Через полчаса, в церкви Филиппа. Я выскакиваю из квартиры Феликса, оставив его в задумчивом одиночестве. Ему есть, над чем подумать.

Через двадцать минут я уже в церкви. Она точна до секунды, и ровно через десять минут я вижу ее снова. Прошел всего год, но она круто поменялась. Ее взгляд выстреливает в меня, и я делаю шаг навстречу. Мы молча киваем друг другу и садимся рядом.

– Ты не из тех, кто удивляется, – ее голос содержит в себе нечто, что зарывается мне прямо под череп, минуя уши.

– Это правда?

– И ты обычно не задаешь лишних вопросов. Во всяком случае, тебя так рекомендовали, – она смотрит на иконы вдалеке и крестится, после чего целует кончики пальцев.

– Почему ты тянула?

– Какое тебе дело?

– Я уйду прямо сейчас.

– Ты не можешь.

– Ты плохо меня знаешь.

– У тебя будут серьезные проблемы, поверь мне.

Я едва удерживаюсь от того, чтобы расхохотаться, но знаю, что это будет воспринято, как слабость.

– Поверь, – я перехожу на ядовитое шипение, – если я захочу, ты просто исчезнешь.

– Это будешь не ты, – она спокойно пожимает плечами. – А вот ты – истинный ты, – просто решишь проблему. Понимаешь?

– Черта с два.

Я теряю контроль. Это неправильно. Вещи, вокруг которых строится мой мир, должны оставаться столпами, а не превращаться в карточные домики под ураганом по имени Клара.

– Все, что ты оставил во мне, будет стерто и забыто. Я пережила больше, чем ты можешь себе представить. Я выстрадала его. И теперь ты должен положить этому конеч.

– Он болен?

– Был.

– Но теперь?

– Теперь неважно. Ты выполнишь условия – и я пропаду сама, без перехода тобой каких-либо границ.

– Я подумаю.

– Ты хочешь остаться на своем месте? Хочешь быть собой?

Пожимаю плечами.

– Не лицемерь. Я тоже хочу. Я хочу другой жизни. И в ней не должно быть ни тебя, ни его.

– Как его зовут?

– Неважно.

– Ты сука.

Я едва удерживаюсь от плевка ей в лицо.

– Ты тоже.

– Я должен подумать.

– Ты выполнишь условия.

– Легенда должна быть безупречной. Мне нужно подготовиться.

– Разумеется. Но ты выполнишь условия.

В левом углу церкви я вижу выходящего из своей подсобки Филиппа. Он кидает на меня взгляд, полный ярости.

– Пора, – она целует меня в щеку и уходит.

Я тщательно вытираю рукавом место, куда упал ее поцелуй.

И улыбаюсь Филиппу.

Сцена 11

Я осознаю, что происходит только в момент, когда камера закрывается.

Он выглядит ровно также, как на фото. И ему действительно почти десять лет. Но он сопротивлялся слишком слабо даже для десятилетнего. Я бы сомневался в том, что он может быть моим сыном сильнее, если бы не черты лица. Слишком много наметок на превращение почти в то, что я вижу каждое утро в зеркале. Я давно не брился, и сейчас – самое время.

Сполоснув лицо лосьоном, я долго смотрю себе в глаза. Пытаюсь понять, кто я такой. Пытаюсь ответить – много ли таких, как я. Пытаюсь что-то выбит из себя самого. И в какой-то момент мне начинает казаться, что я просто обычный человек, попавший в серьезный переплет по своей же глупости. Включается жалость к себе. К себе, а не к пареньку, которому осталось жить считанные дни. Я ложусь на пол в ванной и пытаюсь уснуть. Хотя бы на полчаса. Но сон дается мне с трудом уже который день. После последнего разговора с Кларой прошла неделя, и я начал забывать, как она выглядит. Но этот паренек мне напомнил. Его лицо – удивительный слепок из наших с ней черт. Это странно и даже фантастично. Но мне нужно избавиться от этого чувства. Иначе я не смогу даже попытаться приступить к решению вопроса.

Я открываю камеру и вношу два стула. Один поменьше – специально для паренька. Второй для себя. Развернув стул спинкой к себе, я сажусь и смотрю на забившегося в угол мальчика.

– Сядь, – показываю на стул. – Поговорим.

Он какое-то время мнется, трет рука об руку.

– Не бойся. Я тебя не трону. Я даже вставать не буду.

Еще немного помявшись и облизнув губы, мальчик молча встает, подходит ближе и садится на стул. Кладет ладони на ободранные при попытке сбежать от меня колени.

– Как думаешь – каково жить, когда руки по локоть в крови?

Он молчит. Вздыхаю. Почесываю голову.

– Ты вряд ли узнаешь. Вряд ли ты можешь знать. Впрочем...

Я смотрю ему в глаза, но он тут же прячет лицо.

– Как тебя зовут?

Он молчит и трет рука об руку.

– Ты понимаешь, что тебе лучше поговорить со мной? Понимаешь, что я могу сделать больно, если ты не ответишь?

Он кивает. Я пытаюсь понять, все ли с ним в порядке. Мне кажется, что с его психикой какая-то беда, но после того, что я с ним сделал – похитил и заточил в камере-одиночке, – трудно остаться стабильным, и понять его истинный психический статус уже не представляется возможным.

– Я тебя породил, ты меня и убьешь, – усмехаюсь я

Встаю, забираю только свой стул и ухожу. Закрываю камеру.

Я не смогу. Хоть убейте.

А вы сможете?

Сцена 12

– Ты понял задачу?– недоверчиво переспрашиваю у Игоря.

– Я буду творить, мой друг. Покиньте помещение.

Если вы захотите узнать, где я достал это чучело – лысого сорокалетнего педофила Джона, сейчас стоящего в шаге от камеры с мальчиком девяти с лишним лет, – то вам придется долго меня пытать. Но факт остается фактом. Я открываю дверь в камеру и запускаю туда Джона, как быка на арену с безоружным матадором. Я не знаю, до какого предела может дойти этот выродок. На самом деле, после слов "мой друг" мне хотелось скорее приложить его лысиной о стену и вышвырнуть отсюда, но теперь назад дороги нет. Я отсчитываю гонорар Джона и кладу на стол снаружи. Видеть происходящее я не желаю, но крики мальчика доносятся до меня еще до того, как я закрываю дверь в помещение. Мои зубы отбивают чечетку, а сердце вот-вот выломает ребра. Я не чувствую ни капли симпатии к этому пареньку. Мне плевать на условные родственные связи, которые на поверку могут оказаться фикцией с поддельными документами.

Мне кажется, что все дело только в ней. Она смотрит на меня даже сейчас – изучает, оценивает. Будучи ничтожной погрешностью в мой жизни, она заняла позицию, на которую я даже не обращал внимания. И из этой позиции я получаю чистый мат. А как начать новую партию я понятия не имею. Впрочем, в "Техзадании" для этого есть заключительные строки.

Я ухожу и наливаю себе стакан "спейберн". Пью чистым и безо льда, и оттого первый же крупный глоток превращается в оплеуху. Меня едва не рвет, когда вместе с жгучим ядовитым виски я, как мне кажется, ощущая в горле кровь умирающего, как мне кажется, в этот момент мальчика. Умирающего в страданиях. Я совершаю ошибку за ошибкой. Я хочу это все остановить, но не знаю, что будет дальше. Мне остается лишь ждать, когда Джон – это мерзкое животное с комплексом неполноценности, – выйдет и сообщите мне, что дело сделано.

Но спустя полчаса или немногим больше дверь открывается, и в нее вваливается окровавленный Джон со словами «Все, все, хватит»

– Что за дерьмо? – я вскакиваю и машинально отшвыриваю в сторону пустой стакан.

Лязг бьющегося стекла поднимает на ноги лысого педофила-насильника.

– Я больше не могу... – он никак не может поймать дыхание. – Я... Это все... Прости. Я не возьму деньги. Я все.

Оставляя меня в недоумении, он уходит, а я сажусь за стол и смотрю на разлетевшиеся в стороны мелкие осколки. Тихие всхлипы со стороны камеры проникают вглубь моего сознания, и мне ничего не остается, кроме как пойти и проверить, что же там натворил Джон и чем ему так не угодил мой парнишка.

Одежда паренька почти полностью разорвана – осталось лишь несколько обрывков ткани на ноге и на поясе. Джон рвал ее с неистовой силой. И с той же силой он насиловал парня – судя по кровавым потека на его ногах. Но довести дело до трагического завершения он не смог. Вот только почему? Почему сукин сын, замучивший уже не одного мальчика таким образом, на этот раз сломался, причем за приличную сумму?

– Ты как? – зачем-то спрашиваю у паренька, понемногу перестающего всхлипывать.

Он кивает, словно давая понять, что все нормально.

– Как-то дерьмово вышло, правда? – говорю на ходу, возвращаясь за бутылкой виски на кухню. – Тебе надо бы умыться.

Алкоголь ударил мне в голову, и я слегка покачиваюсь, наливая в новый стакан "спейберн". Вернувшись, я оглушаю еще один стакан, глядя на упершего взгляд куда-то в пустоту ребенка.

– Как же мы до этого с тобой дошли? – говорю я, глядя в сторону огромного ножа, лежащего недалеко от камеры, на столике – на подмогу Джону, кстати. – Это все современное общество – да, именно оно. Оно нас с тобой покалечило.

Парень смотрит на меня. Его взгляд заставляет меня задрожать и покрыться мурашками. Но благодаря спиртному, внешне я остаюсь спокоен и неподвижен.

– Не веришь? Думаешь, я просто душегуб?

Он продолжает на меня смотреть. Я хотел бы прекратить это, но не знаю, как. Рядом со мной лежит мобильник, и я хотел бы набрать этой шлюхе – его матери, чтобы спросить – как совладать с ее сыном. Но у меня нет ее номера. Хотя, следовало его взять. Другое дело, что это не обязательно во всех случаях заказа – исполнение становится очевидным в момент, когда ребенок бесследно исчезает или же обнаруживается усопшим.

– Я увяз во всем этом, – встаю, едва не теряя почву из-под ног, и подхожу к камере, старательно вымеряя каждый шаг. – Пойдем, поговорим.

Паренек привстает, корча гримасы от боли со стороны сильно травмированного Джоном зада. Его взгляд наполняется жестокостью.

– Зря ты меня боишься, – развожу руками и швыряю еще один стакан – на этот раз в дверь. – Я не тот, кого ты видишь, – показываю двумя пальцами на свое лицо и наклоняюсь поближе к мальчику, едва не падая на него.

Он продолжает стоять и смотреть на меня, словно на изготовке бежать. Но я-то знаю, что бежать засранцу некуда. Вокруг только тишина, поля и леса. Я снова в бессилии всплескиваю руками и разворачиваюсь, направляясь к бутылке, чтобы влить еще немного виски в кровь.

– Садись, поговорим, – предлагаю на ходу. – Или можешь лечь. В конце концов...

Меня прерывает жуткая, невыносимая боль, прорывающаяся даже сквозь завесу опьянения. Боль в пояснице. Потом в спине. Потом в ноге. Во второй. Потом еще...

Я с трудом поворачиваю голову назад и в изумлении смотрю на обхватившего двумя руками рукоятку ножа паренька. С ножа стекает обильно нанесенная кровь. Моя кровь. Я так редко видел ее, в отличие от чужой, что не сразу признаю, что это может быть именно она.

– Я тебя породил, ты меня и убьешь, – выдавливаю из себя, тщетно пытаясь улыбнуться ощущая, как отказывают ноги.

Я встречаюсь с жестким полом уже спустя пару секунд. Как оказывается, паренек бил далеко не наобум. Я не могу ни встать, ни толком пошевелиться. Кое-как перевернувшись на левый бок, я вижу, как мальчик бросает нож и хватает мой телефон. Набрав какой-то номер, он проводит еще какие-то манипуляции и оставляет телефон с включенным экраном. После этого он ковыляет куда-то прочь, а я пытаюсь хотя бы немного приподняться. Но все тщетно.

Я не был уверен в том, как это кончится. Как и в том, стоило ли вообще связываться с Кларой. Грехи прошлого никогда не оставляют тебя, сколько ни ходи к батюшке Филиппу на исповедь. Я думаю, если б я сейчас позвонил Феликсу, он наверняка успел бы спасти меня. Но я истекаю кровью, а паренек вызвал кого-то сам. И это вряд ли полиция.

Несмотря на то, что мой слух рассредоточен, а перед глазами все плывет, я смутно догадываюсь, что теперь в списке последних вызовов у меня есть номер Клары.

Сцена 13

Мне все хуже. Я заново научился управлять руками и пытаюсь карабкаться, но ни руки, ни ноги не слушаются достаточно хорошо, а самое страшное – я начинаю выпадать из сознания. И тут приходит она.

Пинком в грудь остановив мою унылую попытку доползти до телефона, она подводит ко мне мальчика. Теперь передо мной оба их лица, и я пытаюсь сосредоточиться на том, что у них общего. Понять, что в чертах мальчика мое, а что Клары.

– Его зовут так же, как и тебя, – улыбается Клара.

Я не могу пошевелить губами и языком и просто мычу что-то, но даже если бы я мог нормально говорить, мне было бы нечего сказать. Я хотел бы заплакать, но это было бы верхом идиотизма. Говорят, даже почить можно с честью. Впрочем, я в этот бред не верю.

– Ты почти ни в чем не ошибся. Ты всегда был так хорош. Но, увы, не во всем.

Мне плевать. Уберите эту тварь от меня. Оставьте только паренька. Он так травмирован. Ему нужна помощь. Вызовите "скорую". Вызовите полицию. Помогите же ему!

Какого черта вы смотрите на все это?! Вы же можете помочь!

– Пора прощаться, милый, – звучит ее голос.

Бесцветный, бледный, бескровный. Я закрываю глаза. Но хочу снова их открыть.

Передо мной снова их лица.

По горлу мальчика скользит лезвие огромного ножа, и горячая детская кровь заливает мне глаза и все лицо. Ослепляет меня. Отделяет этот мир от меня. Кажется, я пытаюсь крикнуть, но крик умирает, не успев родиться, и наступает тишина.

"Как думаешь – каково умира ть, когда руки по локоть в крови?"

1

Назад к карточке книги "Кладбище на Одного (СИ)"