Текст книги "Мусорщик"

Автор книги: Иван Охлобыстин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Девушка кокетливо изобразила реверанс и взяла его под руку.

Они сели за свободный столик. Под эстрадой теснилась богатырскими плечами уже знакомая девушке компания. Они тотчас затихли и выпучили глаза на неё и её спутника.

Подошел официант, сразу поставил на стол блюдце с тонко нарезанным лимоном и горкой соли, открыл бутылку минеральной и почтительно протянул меню.

– А что, есть что-то новенькое? – заинтересовался мусорщик.

Официант смущенно развел руками и убрал меню.

– Тогда две курицы, фирменных, волосатых. И два жульена из бледных поганок.

– Жульены – дрянь, – шепнула девушка.

– Курица не лучше, – успокоил ее мусорщик. – Не «Метрополь», что поделаешь. Лаптем щи хлебаем – фирменное блюдо.

Мусорщик приветливо помахал сидящей поодаль комичной парочке – неимоверного объема толстухе с обесцвеченными младенческими кудрями и её тощему унылому кавалеру.

– Кто это? – спросила девушка.

– Галя. Коллега с соседнего участка. Как это она уговорила своего благоверного на людях показаться?.. Странная субстанция – любовь. Он её любит, обожает каждый килограмм ее тела, но стесняется с ней на улицу выйти.

Мусорщик наполнил рюмки текилой, затем потёр лимоном и посыпал солью между большим и указательным пальцем. Девушка, глядя на него, повторила.

– За странную субстанцию – любовь! – подняла она рюмку.

Они чокнулись и выпили, слизнув соль с руки.

– Поговорим? – спросила девушка.

– О чем?

– О странной субстанции.

– Начинай.

– Я новичок в твоей игре. Сначала ты.

Мусорщик откинулся на стуле и сплел пальцы, глядя на нее.

– Ты однолюб, – начал он.

Девушка чуть не подавилась минеральной водой, торопливо поставила стакан и постучала ладонью по груди.

– Ну-ну, – отдышавшись, весело сказала она.

– Ты однолюб, – спокойно повторил мусорщик. – В твоей жизни была только одна большая, чистая, светлая, самоотверженная и абсолютно взаимная любовь – это ты сама… Первая детская любовь тебя миновала, потому что лет с десяти ты уже твердо знала, что этот городок не для тебя, ты берегла себя для Москвы, для другой жизни. Впрочем, был одноклассник, хороший парень, к тому же влюбленный в тебя до одури – завидная партия по местным понятиям.

– Еще бы! Отец – главный хирург, мать – майор милиции, – не без гордости сказала девушка.

– Все считали, что вы поженитесь сразу после школы, а ты вытирала об него ноги, издевалась, как могла, исследуя пределы своих женских чар. Ночью после выпуска ты отдалась ему, наполовину от жалости, наполовину из интереса, и всю ночь с искренними слезами повторяла за ним клятвы вечной любви, зная, что через час уедешь навсегда и никогда больше его не увидишь…

Официант принес заказ, расставил тарелки на столе и удалился.

Следом, улучив благоприятный момент, приблизился квадратный молодой человек, позорно сбежавший несколько дней назад из «Опеля».

– Наш стол хочет заказать для вашей дамы песню, – официально сообщил он. – Если вы не против. «Естердей».

Мусорщик, недоуменно подняв брови, мельком покосился на него, не в лицо, а куда-то в область паха, и указал на девушку. Та равнодушно пожала плечами, аппетитно вгрызаясь в куриное крылышко.

Детина понимающе кивнул и направился к эстраде.

– Э! – окликнул его мусорщик. – Только без слов!.. Произношение чудовищное, – пояснил он девушке.

Бандит озадаченно потоптался на месте, потом подошел к лабухам и принялся объяснять им что-то. Наконец солист объявил:

– Для гостьи нашего города Виолетты звучит эта… эта мелодия… – и отошел от микрофона, уступив место саксофонисту.

– У тебя иногда проблемы со вкусом, – огорченно сказал мусорщик.

– А ты бы хотел, чтобы я сообщила им свое имя и подробный адрес?

– Нет, но Виолетта – это перебор…

– А объясни-ка мне лучше, почему эти мамонты тебя боятся? – прищурилась девушка.

– По недоразумению, – улыбнулся мусорщик. – У них есть главный, я с ним как-то разговаривал. Очень неглупый человек. Подозреваю, что он им представил меня как матерого рецидивиста, сбежавшего из-под расстрела за людоедство и скотоложество… Продолжим?

– Непременно.

– Итак, ты поступила в театральное училище. Но не сразу. В первый год тебя срезали за провинциальный говор: прощальный привет от родного города. Зато ты познакомилась с долговязым очкастым старшекурсником и год жила с ним в выселенном доме напротив училища, поскольку денег у вас не было не только на квартиру, но и на еду. Спасали только посылки с гуманитарной помощью от твоей матери… Он поставил тебе произношение, познакомил с педагогами, короче, сделал свое дело и исчез из твоей жизни. Какое-то время ты занималась тем, что отбивала парней у московских сокурсниц – просто из чувства социальной справедливости. Потом был старый актер, который сбежал от тебя, потому что ты по молодости очень любила это дело, а у него уже пошаливало сердце. Потом – рок-музыкант, наркоман и нищий гений. Вот его ты, пожалуй, действительно любила. Но однажды, когда ты училась на предпоследнем курсе, к тебе неожиданно, без звонка приехала мать. Ты стеснялась её и прятала от знакомых. А вот с твоим волосатым музыкантом они неожиданно нашли общий язык и по вечерам пели на два голоса под его волшебную гитару. Когда мать наконец уехала, ты всю ночь плакала, потому что с ужасом поняла, что сказка не сбывается, призрак твоего города идет за тобой, точнее, ты несешь его в себе. Ты бросила училище, благо еще старый актер объяснил тебе, что актрисой ты не станешь, что роли, кроме «кушать подано!» в Урюпинском драматическом театре, тебе не светят. Ты бросила своего гения – к твоей чести, не без душевных терзаний – и ушла к его продюсеру, деловому и циничному малому, который для начала устроил тебе прописку и квартиру. Впрочем, к любви это отношения уже не имеет…

– Похоже, – сказала девушка. – Забыл только про два аборта и полгода замужества с битьем посуды в финале.

Мусорщик развел руками: виноват.

– Но я не сказал еще о твоей главной любовной драме, – поднял он палец. – Примерно год назад тебя оставил самый верный, страстно и взаимно любимый человек: ты разлюбила себя, такую красивую, умную и хорошую. Тебе пришла в голову простая мысль – что, может быть, не мир так плох вокруг тебя, а все проблемы в тебе самой. А поскольку жить без любви человек не может, ты заметалась, уехала из Москвы, увидела первого встречного и начала выдумывать себе любовь на пустом месте, там, где ее нет.

– Неправда, – тихо сказала девушка. – Есть… Только ты боишься в это поверить. И я боюсь…

Снова в разговоре возникла опасная пауза.

– Извини, – мусорщик оглянулся на толстуху Галю и её унылого кавалера. – Так ведь и просидят целый вечер. Ты не будешь против, если я приглашу ее?

Не дожидаясь ответа, он встал, торжественно прошел через весь зал к толстухе и галантно склонил голову. Галя зарделась и замахала руками, но мусорщик неожиданно легко поднял ее, резко прижал к себе щекой к щеке и замер, устремив вдаль суровый взор.

Оркестрик играл танго, и хотя мусорщик не сделал с Галей еще ни одного шага – это уже был танец. Затем он стремительно сорвался с места и помчал партнершу к эстраде, едва не сметая с пути официантов с подносами и танцующие пары, у эстрады уронил ее на руку и отвернулся, трагически прикрыв ладонью глаза.

Девушка за столиком расхохоталась, в восторге хлопая в ладоши. Потом удивленно оглянулась по сторонам.

Хотя эта мастерская пародия на роковое танго в исполнении десятипудовой толстухи была немыслимо комична – ни одного смешка не раздалось в зале. Посетители сидели с каменными лицами, жевали губы, сдерживая смех, опускали глаза. Мужичонка, видимо, приезжий, залился было тоненьким голоском – и тот-час получил кулаком в бок от бандита из-за соседнего стола. Саксофонист на эстраде никак не мог собрать разъезжающиеся в улыбке губы и нещадно фальшивил – и тут же был награжден грозным взглядом гитариста.

А мусорщик вдруг сменил рисунок танца и лихо закрутил толстуху. Повинуясь ему, оркестрик грянул старый добрый рок. Раскрасневшаяся Галя только охала, летая бабочкой в сильных руках мусорщика. Только раз едва не вышел конфуз – когда мусорщик в азарте попытался усадить ее себе на бедро и чуть не рухнул вместе с ней.

Девушка одна во всем зале откровенно веселились, глядя на танцующих. Потом не выдержала, махнула рюмку текилы и присоединилась к ним. Тут уж началось нечто не имеющее названия – гремучая смесь из джиги, фламенко и пляской папуасов из Новой Гвинеи.

Вскоре взмокшая Галя сдалась и, отдуваясь, обмахиваясь платком, счастливая вернулась к кавалеру. А мусорщик и девушка продолжали танцевать друг напротив друга, всё наращивая темп.

– Что, и здесь надо быть первой? – крикнул мусорщик. – Иначе не можешь?

– Не могу! – крикнула девушка.

– А так можешь? – мусорщик вдруг отбил лихой степ.

Девушка повторила.

Лабухи на эстраде растерялись и умолкли один за другим. Последним невпопад бухнул барабан.

– А так? – азартно крикнул мусорщик и усложнил программу.

И снова девушка повторила.

– Ты забыл – я всё-таки три года училась в театральном! – крикнула она.

Они, поймав ритм друг друга, прошли чечеткой вдоль зала и разом встали, вскинув руки. Зал заревел и ударил в ладоши. Мусорщик и девушка поклонились в обе стороны, как фигуристы после выступления, и вернулись к столику.

– Ну что, ты счастлива? – спросил мусорщик.

– Как никогда!

– Мои шансы повышаются?

– Выше некуда. Только не хочу больше здесь сидеть. Увези меня куда-нибудь.

– Сегодня какое число?

– Двенадцатое. Завтра тринадцатое, пятница – представляешь, какой ужас?

– Ты суеверна?

– Как неисправимая провинциалка.

– Поехали к Славину. У него сегодня прием.

– Кто это?

– Местный демократ.

– Поехали, вечер твой.

Мусорщик сунул несколько бумажек под тарелку, и они вышли из ресторана. На улице девушка не утерпела и сказала:

– Ты слишком много денег оставил.

– Слава Богу, заметила, – мусорщик облегченно прижал руку к груди. – Я боялся, что расход без эффекта.

Они, осторожно семеня, спускались по крутой обледеневшей улочке к реке.

– Ах, засранец! – сказал мусорщик.

– Кто?

– Коллега. Поленился лед рубить – хоть бы песком посы…

Договорить он не успел, потому что изобразил немыслимый балетный пируэт, упал и подсек девушку под ноги. Кувыркаясь друг через друга и хохоча они съехали к самой реке, причем в конце этого скоростного спуска мусорщик оказался сверху на спутнице, лицом к лицу.

– Ну наконец-то, – насмешливо сказала девушка. – Свершилось!

– Что?

– Впервые за четыре дня ты ко мне прикоснулся. Ничего? Током не бьет?

Мусорщик встал и подал ей руку.

– Подожди здесь, – кивнул он на вмерзший в лед причал. – Полюбуйся на речную волну, а я схожу за катером, – он быстро направился к соседнему дому с единственным на всей улице светящимся окном.

Девушка прошла по дощатому причалу и встала на краю. Река была покрыта толстым льдом и засыпана снегом, изжеванным во все стороны автомобильными шинами. Темная стена леса обозначала второй берег. Вдали река изгибалась под прямым углом, и оттуда доносились с ветром обрывки музыки, а на льду лежали отблески ярких огней.

– Чик-чирик, – послышалось у нее за спиной.

Девушка обернулась и обнаружила долговязого нетрезвого подростка. Тот бесцеремонно разглядывал ее, сладострастно причмокивая и отрезая ей путь обратно на берег.

Девушка не испугалась, она быстро опустила руку в висящую у бедра сумочку.

– Чик-чирик, – повторил он, сладко улыбнулся и рухнул навзничь.

Сзади стоял мусорщик и тер кулак. Подросток поднялся на четвереньки и, не рискуя быть снова опрокинутым, по-крабьи отполз и сторону.

– Шпана, – сокрушенно констатировал мусорщик. – Катер к вашим услугам, мадемуазель!

У причала стоял старый УАЗик, в просторечии называемый «козлом».

– Убью, сука! Встречу – зарежу, так и знай! – орал с безопасного расстояния подросток.

– Самое печальное, что он совершенно искренен, – сказал мусорщик, помогая девушке спуститься с причала по обледеневшему трапу.

– Ужасный век, жестокие сердца! – подтвердила девушка.

Она, подобрав длинную шубу, уже собиралась сесть в машину, когда рядом шлепнулся кусок льда, брызнув ей в лицо острыми осколками. Она не вытерпела и, забыв светские манеры, заорала:

– Ты, говнюк, ононист золотушный, сейчас догоню – ноздри вырву!

– Эх, крепка еще революционная косточка! – удовлетворенно крякнул мусорщик, заводя мотор и с интересом наблюдая за девушкой.

– Молчи, лярва болотная! – орал подросток.

– Заткни скважину, жгут прыщавый! – отвечала девушка.

– Соотечественники! – воззвал мусорщик. – Обратите внимание, какой вечер! Звезды и поэзия!

– Гондон штопанный! – крикнула последний раз девушка, глянула на мусорщика, осеклась и смирно села рядом, поджав губы.

«Козлик», светя фарами, отъехал от причала и помчался по реке. За поворотом стояли вмерзшие в лед корабли. Крайний, белоснежный красавец, был увешан гирляндами разноцветных фонарей и напоминал новогоднюю елку.

Из открытых иллюминаторов лилась музыка. У трапа стоял серебристый «Линкольн» и еще несколько сияющих иномарок. Мусорщик остановил свой потрепанный отечественный джип рядом.

– «Настоящий», – прочитала девушка на борту корабля. – Это название?

– Разве плохое?

– Настоящее, согласилась девушка.

Мусорщик постучал кулаком в борт: – Есть кто живой? – и не дожидаясь ответа стал подниматься с девушкой по трапу.

Наверху их молча встретили двое одинаковых молодых людей, затянутых по горло в одинаковые черные пальто.

– О-о! Какие люди! – раздвинув охрану, появился пожилой толстый господин. – Неожиданно, но приятно. Что же не предупредили? Петр Иванович беспокоился, даже сердился. Мы могли бы встретить. Такое торжество, полный бомонд!

– А где хозяин? – оборвал поток слов мусорщик.

– Рыболовствует, – ответил говорливый господин и жестом пригласил следовать за ним.

Они вошли в залитый светом салон. Торжество, видимо, началось давно, и бомонд был изрядно пьян. Между отяжелевшими гостями сновала вышколенная прислуга.

– Артисты! Богема, что поделаешь! – сокрушенно развел на ходу руками провожатый. – Покушали, попили.

– Смотри! – дернула девушка мусорщика за рукав, – Гурский! А я читала, что он давно в Америке.

– Вызвали, – гордо ответил провожатый.

– Пойдем познакомимся, – предложила девушка.

– Не рекомендую, – сказал говорливый господин, – лыка не вяжет еще с утра. Полная апатия к окружающему.

– Ого! – восторженно указала девушка в другую сторону. – Лосев! Экстрасенс. По телевизору банки с водой заряжает!

– Отзаряжался, – хихикнул провожатый. – Последний раз поллитра водки зарядил и перегорел.

Они добрались до кормы. Там в шезлонге со спиннингом в руках сидел укутанный в шубу монументальный Петр Иванович. Внизу чернела подсвеченная прожектором лунка с неподвижным поплавком посередине. Рядом с лункой тоскливо томился на морозе мужик в тулупе и унтах с боль подсачником наготове и с непременным радиотелефоном, выглядывающим из-за пазухи.

– У-у! – Петр Иванович царственно протянул мусорщику руку. Заметил рядом с ним девушку и спросил: – Неужели?

Мусорщик пожал ему руку, но промолчал. Говорливый господин тем временем приволок еще два шезлонга, и мусорщик с девушкой сели рядом с хозяином.

– Клюет? – спросил мусорщик.

– Кое-как, – ответил рыболов и кивнул на салон. – Всю рыбу разогнали, черти. Глотки луженые. Есть хочешь?

– Мы из ресторана.

– Эва как!.. Что-то случилось?

– Нет.

– Чего тогда здесь?

– Соскучился.

– Не верю, но приятно.

– Что нового? – спросил мусорщик.

– Все то же – бардак… Приказ вчера подписал – очистные сооружения на химзавод. Знаешь, сколько денег стоит? – с неожиданной обидой спросил Петр Иванович.

– А сколько голосов на выборах! – с усмешкой ответил мусорщик.

– Да брось ты, – досадливо сказал Петр Иванович. – О вечном пора думать. Может быть, ты и прав…

Девушка переводила глаза с одного на другого, не упуская ни слова из разговора.

– Как зовут-то? – обернулся к ней Петр Иванович.

– Оля.

– Да? – он внимательно посмотрел на нее и усмехнулся, – Ну, Оля так Оля…

Позади них распахнулась дверь салона, и на палубе появился плотный кудрявый паренек в тельняшке и длинных трусах с рисунком американского флага. Паренька поддерживал могучий матрос.

– Папа! – обиженным басом обратился он к Петру Ивановичу. – А где Лиза?

– Сбежала твоя Лиза, – хмуро ответил тот. – Столы не надо было переворачивать.

– Он первый начал… – стал было оправдываться паренек.

– Дурак! – крикнул на него отец. – Ты ему два пальца свернул, а у него послезавтра концерт в Лужниках! Иди спать, не позорь меня!

– Папа, я нечаянно… – переживал увлекаемый матросом обратно в салон паренек. – А Лиза! Она меня обещала ждать из армии!

– Как же! – буркнул ему вслед Петр Иванович.

– Неужели в армию отдали? – удивился мусорщик.

– Что значит, отдал? Призвали.

– И не жалко?

– Жалко у пчелки в попке. По городу недобор пятьдесят процентов! Кто-то должен в армии служить?

Он отложил спиннинг и достал из-под шезлонга бутылку «Кагора».

– Сладенького? – предложил он. – Впрочем, ты сладкого не любишь, – отмахнулся он от мусорщика.

– А я не против, – согласилась девушка.

– Бокал, – не оборачиваясь велел Петр Иванович.

Говорливый господин исчез и в то же мгновение возник снова, будто держал бокал наготове за спиной. Петр Иванович налил вина и протянул бокал девушке.

– Ваше здоровье, Ольга…

– Ивановна, – подсказала та.

– Ивановна так Ивановна, – согласился хозяин, чокнулся бутылкой и отпил в один присест половину.

– А знаете ли вы, Ольга, что это за человек? – кивнул он на мусорщика.

– Интересно-интересно, – с готовностью откликнулась девушка.

– Значит, не знаете… Кирилла с гитарой ко мне, – снова приказал не оборачиваясь Петр Иванович. – Если еще спать не уложили.

– Он пьяный, не надо, – попробовал возразить мусорщик.

– Спокойно, – ответил Петр Иванович и обратился к девушке. – И мой выродок на что-то горазд. Не только водку жрать.

Снова говорливый господин исчез и явился в одно мгновение – теперь вместе с кудрявым пареньком. Кирилл был уже прилично одет и шел самостоятельно с гитарой под мышкой.

– Любимую, – велел Петр Иванович.

– Стоя, что ли? – буркнул тот.

Отец уступил ему шезлонг, а сам присел на леер.

Кирилл подстроил гитару и запел, потягивая «А», делая паузы, отчего песня становилась много чувственнее.

 
Скажи мне что-нибудь, скажи.
В твоих устах пустяк-загадка.
Коньяк в стакане, шоколадка.
Глоток – и сердцем на ножи.
Скажи мне что-нибудь, скажи.
Не голос слушаю, а звуки.
В предчувствий чудесной муки
Словами голову вскружи.
Скажи мне что-нибудь, скажи.
Тут не придумаешь некстати,
В четыре шага от кровати
И в четверть шага от души.
Скажи мне что-нибудь, скажи…
 

Когда растаяли самые последние отзвуки последнего аккорда, Кирилл опустил гитару и взглянул на отца. Тот в свою очередь посмотрел на девушку:

– Понравилось?

– Очень, – искренне ответила та.

– Его стихи, – указал на мусорщика Петр Иванович.

Перехватил ее удивленный взгляд и пожал плечами: – Вы что, первый день знакомы?.. А впрочем, что я в ваши игры лезу! Давай теперь эту… – обернулся он было к сыну и тут же махнул рукой: – Не надо. Иди. А то совсем растаю…

Кирилл с достоинством покинул палубу. Откуда-то послышался неприятный электронный зуммер. Говорливый господин вытащил из внутреннего кармана радиотелефон, прижал к мясистому уху и осведомился:

– Чего еще?.. – растерянно глянул на хозяина и сказал: – Они арестовали счета.

Петр Иванович неожиданно резко для его солидной комплекции вскочил и пнул шезлонг так, что тот сложился и отлетел к дверям салона.

– Поднимай курортников! Ефимова ко мне! Вызывай Москву! – повернулся к мусорщику и развел руками. – Извини, опять бардак начинается! Хочешь каюту? Отдохнете.

– Поедем, – поднялся тот. – Мы на машине.

– Отдай ключи. Мои тебя довезут, – категорически сказал Петр Иванович, галантно раскланялся с девушкой и пошел в салон. Говорливый господин спешил следом.

– Он кто? – спросила девушка, думая о чем-то своем.

– Мэр, – мусорщик глянул на часы, – скоро светает. Как раз успеем.

Они ехали по узким улочкам в длинном «Линкольне». От водителя и охранника их отделяло бронированное стекло, так что мусорщик и девушка спокойно разговаривали сзади.

– Невероятно, – сказала девушка, – не сплю уже пятую ночь, и порхаю, как бабочка… Продолжим?

– Я иссяк. Твоя очередь.

– Любовь, любовь… – вздохнула девушка, задумчиво разглядывая кожаную обивку потолка. – Такая разная. Странно, что называется все одним словом… Ты так и не решился поцеловать ни одну девочку, потому что читал слишком много книг, и боялся, что в жизни это будет не так красиво. В армии ты был единственным нецелованным и очень стеснялся этого, и отмалчивался в похабных солдатских разговорах. А мужики кругом были грубые, потому что служить тебя угораздило в десанте, в штурмовой бригаде…

Мусорщик остро глянул на нее. Девушка ждала этого, засмеялась и указала на бледную наколку него на тыльной стороне кисти: парашют и буквы ДШБ.

– Наверное, Афганистан, – продолжала она. – Как раз те годы…

– Ангола, – поправил мусорщик. – Тоже братская помощь. Только братья почернее.

– Там ты и расстался с мечтой осчастливить все человечество разом, теперь ты хотел сделать счастливым хотя бы одного человека. И ты нашел этого человека: тихую близорукую сокурсницу. Она обладала удивительным даром: если она ехала в метро, ее обязательно прихлопывало дверью, она постоянно везде опаздывала и все теряла, и каждый продавец считал своим долгом наорать на нее. Вы поженились и были счастливы. Тебе не нужны были другие женщины, хотя она и в тридцать лет краснела, как девочка, при слове «трахаться» и старательно заменяла его смешными детскими выражениями. Тебя это трогало. Вы думали жить долго и умереть в один день. Но она ушла от тебя…

Девушка помолчала, глядя в окно.

– Через год или два ты привел к себе какую-то случайную женщину, а проснувшись утром, закричал от ужаса и обиды, увидев рядом с собой не ту, не ее… Больше в твоей жизни женщин не было и ты думал, что не будет никогда. Но однажды утром ты увидел на своем участке красный «Опель», в котором спала незнакомая девушка… – она замолчала, глядя в глаза мусорщику, медленно приближая к нему лицо.

Губы их почти коснулись, когда мусорщик вдруг сказал:

– Поздно! – выпрямился и постучал в стекло водителю.

Машина остановилась, и мусорщик вышел на свой участок.

– Работа не ждет! – развел он руками. – Они отвезут тебя в гостиницу.

Когда лимузин скрылся за поворотом, он зачерпнул пригоршней снег и сунул в рот.

Девушка, не раздеваясь, задумчиво прошлась по номеру. Сняла трубку, набрала было номер, но тут же нажала на рычаг. Подумала и снова набрала.

– Это я, – сказала она, – я нашла его.

Мусорщик колол лед на мостовой, когда подъехала девушка на «Опеле». Мусорщик не удивился, увидев ее снова так скоро.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Да, – сказала она, открыв дверцу. – Ты забыл пожелать мне доброго утра.

– Доброе утро! – одними губами улыбнулся мусорщик, глядя на неё, ожидая продолжения.

Девушка опустила глаза.

– Просто испугалась, что ты больше не придешь, призналась она. Можно, я посмотрю, как ты работаешь?

Она повернулась на сиденье, спустив ноги на мостовую, и закурила, наблюдая, как он размеренно работает тяжелым «карандашом».

– Почему ты стал мусорщиком? – спросила она.

– Потому что кто-то должен убирать мусор.

– Почему именно ты?

– Не знаю, – он на мгновение задумался, вытер грязные брызги с лица и развел руками, – судьба такая.

Она замахнулась бросить окурок, вовремя придержала руку и погасила его в пепельнице.

– Это тяжело? – спросила она.

– Попробуй, – усмехнулся мусорщик.

Девушка решительно взяла лом, расставила покрепче ноги в скользких сапожках, неумело размахнулась и ударила. «Карандаш» только прочертил белую линию на льду и едва не вылетел у нее из рук. Она зло закусила губу, распахнула шубу и принялась ожесточенно долбить грязный лед.

Мусорщик снял брезентовые рукавицы и закурил, присев на капот «Опеля», улыбаясь и сочувственно покачивая головой. Первые утренние прохожие, разинув рот, останавливались поглазеть на невиданное чудо: девушку в норковой шубе и белых лайковых перчатках с ржавым ломом в руках.

Наконец, она остановилась, тяжело дыша, глядя на дрожащие пальцы в разодранных грязных перчатках.

Мусорщик забрал у нее лом.

– И так каждый день, – сказал он.

Они купили в киоске текилу и какую-то фасованную снедь. Девушка сунула бутылку в свою сумочку.

– В гостиницу? – спросила она.

– Нет, – подумав, ответил мусорщик. – Мне надоел твой номер. Никогда не знаешь, кого там найдешь – журналистку Иру или проститутку Виолетту. Поехали ко мне.

Они сели в «Опель», из багажника которого, как кормовые орудия, торчали лом, метла и лопата.

Около старого казенного здания мусорщик указал на табличку с названием улицы.

– После революции этот тупичок назвали улицей Сен-Симона. Народ не понял и называл Семь-Семенов. Большевики боролись, просвещали темные массы, потом плюнули и переименовали в Семеновскую… – он посмотрел на девушку и сказал: – Я действительно люблю этот город.

Они спустились по длинной лестнице вдоль стены, и мусорщик открыл обитую жестью дверь. Здесь была маленькая комната с голыми стенами, сплошь заставленная ломами, метлами, лопатами и другим инвентарем.

Девушка растерянно огляделась в тесной каморке.

– Ты здесь живешь?

– Да, – улыбаясь, подтвердил мусорщик. Выдержал паузу и открыл незаметную низкую дверцу в боковой стене: – Дай руку.

Девушка на ощупь спустилась за ним по металлической винтовой лестнице и остановилась в полной темноте. Мусорщик включил свет – и она изумленно распахнула глаза.

Это был огромный подвал с высокими шатровыми сводами. По центру каждого шатра свисали лампы под круглыми абажурами, и под ними лежали ровные круги света. Углы и стены были в полутьме. Обставлен подвал был стариной массивной мебелью, породистой, хотя и ветхой. Были здесь и почти уже непрозрачные зеркала, и огромный глобус.

Мусорщик сел в кресло с высокой тронной спинкой и положил усталые руки на подлокотники.

– Ты один здесь живешь? – спросила девушка, оглядываясь в глубину подвала.

– Да. Вот прихожая, – не без гордости показал мусорщик. – Тут гостиная, там библиотека, дальше спальня. До конца, честно говоря, я сам еще ни разу не добрался. Подозреваю, что там есть каземат с пыточной камерой, цепями и скелетами… Извини, я переоденусь, – он скрылся где-то в лабиринте подвала.

Девушка поставила сумочку на стол и села в кресло. Погладила пальцами подлокотники, еще теплые от его рук.

– Кто сидел на моем стуле и сломал его? – грозно спросила она голосом Медведя. Встала и пошла дальше, оглядываясь, легонько касаясь всех предметов. На ходу открыла дверцу резного буфета.

– Кто ел из моей миски и все съел? – спросила она голосом Медведицы.

В спальне стояла огромная кровать с точеными башенками на спинках. Девушка упала на нее, раскинув во всю ширину руки.

– Кто спал на моей кровати и помял ее? – вполголоса спросила она голосом Медвежонка. Потерлась щекой о подушку и удивленно сказала: – И ведь ни капельки не стыдно. Почему?

– Ты где? – послышался рядом голос мусорщика.

Он был уже в свитере и джинсах. Девушка едва успела вскочить с кровати.

– А санузел в твоей пещере предусмотрен? – она по-детски протянула в оправдание грязные руки.

– Где-то к северу от библиотеки, – указал мусорщик. – Если заблудишься – кричи.

Девушка отправилась в указанном направлении. Мусорщик достал из буфета рюмки, блюдо и блюдца, расставил на столе. Вытащил из сумочки бутылку. Задержал взгляд и выудил следом толстую упаковку долларов. Взвесил на руке и задумчиво покачал головой. Затем извлек никелированный дамский «Вальтер». Привычным движением выдвинул обойму, глянул на тусклые головки боевых патронов. Вбил ладонью обойму обратно в рукоять и бросил пистолет и деньги обратно в сумочку.

Девушка в это время, вытерев руки, уже собралась было выйти из огромной, как и все в этом подземелье, ванной комнаты, но задержалась, воровато глянула на дверь и взяла с полочки под зеркалом бритвенный прибор. Повертела в руках, положила на место. Открыла и понюхала крем для бритья. Провела, улыбаясь, помазком по ладони, потом по шее…

Когда она появилась в гостиной, мусорщик уже накрыл стол и ждал ее Она села напротив.

– Я уже собирался тебя искать, – сказал он.

– Я смотрела, что там, – махнула девушка в глубину подвала. – Нет там ни цепей, ни скелетов. Зря пугаешь бедную девушку.

– А что там? – с интересом спросил мусорщик.

– Подземный ход. Длинный-длинный. До самого синего моря… – она взяла рюмку. – Будем сегодня говорить?

– Конечно. О чем?

– Что есть и что будет. Я уже освоилась в твоей игре, попробую начать.

– Давай, – согласился мусорщик. – Только сначала выпьем, – он протянул рюмку, но девушка отодвинула свою.

– Не чокаясь.

– Почему? Кто-то умер?

– Да, – девушка выпила, поставила рюмку на стол и достала сигарету. – Я ошиблась. Она не ушла от тебя. Её убили. Жестоко и бессмысленно. Ни за что. Три года назад…

Она прикурила, искоса напряженно глядя на мусорщика, ожидая реакции. Тот только на мгновение поднял на нее тяжелый взгляд и опустил глаза, сжимая полную рюмку.

– Сначала ты думал о самоубийстве. Но потом решил, что это будет вдвойне несправедливо. Мир полон грязи, надо его чистить, пока он окончательно не утонул в грязи. И ты стал вычищать мусор. Человеческий мусор… Ты не зря занимался стрельбой в детстве. Со ста метров ты попадал в переносицу – фирменный почерк… Сначала ты нашел тех, кто убил ее, мелких подонков. Потом были другие, гораздо крупнее. Много других… Это был не подвиг и не жертва. Ты делал это не ради денег или славы Робин Гуда. Даже без ненависти, спокойно и старательно: просто потому, что кто-то должен убирать мусор. А почему именно ты? – она развела руками, копируя мусорщика. – Судьба такая…

Мусорщик, наконец, выпил и поставил рюмку.

– Увлекательная история, – сказал он.

– Стараюсь, – беспечно улыбнулась девушка. – Я делаю успехи в твоей игре, правда?.. А потом ты исчез. Потому что однажды понял, что все напрасно – убирая одну грязь, ты только освобождаешь место для другой. И ты решил, что надо начинать с себя надо всего лишь хранить в чистоте свою душу и кусочек земли вокруг себя. Возможно, кто-то последует твоему примеру, и тогда этот город, а потом и весь мир станет чистым и справедливым… Я одного не понимаю, неужели ты действительно в это веришь?

– Да, – спокойно ответил мусорщик.

Девушка усмехнулась, подошла к буфету и открыла сумочку. За спиной у нее раздался сухой щелчок, и она замерла на полудвижении.

– Подумай хорошенько, что именно ты хочешь оттуда достать, – сказал мусорщик.

– Не говори глупостей, – не двигаясь сказала девушка. Не могла же я ехать с такими деньгами без оружия…