Текст книги "Прощай, Акрополь!"

Автор книги: Иван Давидков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Иван Давидков
Прощай, Акрополь!
повести
перевод с болгарского

ПРОЗА ИВАНА ДАВИДКОВА

О повестях поэта И. Давидкова критики пишут как о незаурядном явлении современной болгарской литературы. «Далекие броды» (1967), «Ломоть хлеба для путника» (1971), «Вечерний разговор с дождем» (1973), «Белый конь у окна» (1974), «Прощай, Акрополь!» (1975) – эти книги предстают циклом произведений, близких по замыслу и художественному исполнению.

И. Давидков (род. в 1926 г.) пришел в литературу как поэт – первая книга его стихов издана в 1949 г., с тех пор он почти ежегодно выпускал поэтические сборники. В этих книгах постепенно формировалась оригинальная художественная манера поэта, сочетающего точные наблюдения житейски–обыденного с романтическими обобщениями, выработавшего свою развернутую философскую поэтическую метафору.

От книги к книге совершенствовал И. Давидков свою оригинальную трактовку современной проблематики в своеобразной, порой импрессионистской, манере. Поэт не стремился к оригинальничанью, однако искал нетрадиционные путл и средства доверительного общения с читателем, особые формы исповедального выражения духовного мира лирического героя, современника преобразований, происходящих в социалистической Болгарии.

В прозе И. Давидков органично продолжил идейно–художественную проблематику своей поэзии и раскрыл новые возможности своего дарования. В повестях писатель попытался многогранно разработать одну из преобладавших в его поэзии тем – прошлое, его роль и значение в жизни человека. Книги «Далекие броды», «Ломоть хлеба для путника» – автобиографические повести–воспоминания о детстве и юношестве. В них определились характерные черты так называемой «лирической прозы» – явления, возникшего в литературе Болгарии шестидесятых годов.

«Лирическая проза» (название, быть может, не слишком удачное, но закрепившееся в обиходе литературной критики) – только одно из проявлений новаторских иоис–ков, отличающих болгарскую литературу последних лет. Многообразные процессы в социальной жизни страны, при-* ступившей к построению развитого социалистического общества, преломились в художественном мышлении работников национальной культуры, в творчестве писателей устойчиво определилась разнообразная историческая проблематика, а также такие темы, как формирование национального характера, человек и окружающая среда, личность и научно–технический прогресс. Закономерно, что болгарская проза 1970‑х годов преимущественно раскрывает нравственно–психологические конфликты, отражающие широкий диапазон социальных проблем.

На этом фоне примечательны новаторские поиски «лириков в прозе», авторов книг, в которых обычно не соблюдаются законы и правила привычного, традиционного повествования. В таких произведениях преобладают форма монолога с характерными особенностями индивидуальной речи персонажей или самого повествователя, свободное сюжетное построение, «открытая», незавершенная композиция, развернутые метафоры, философские, социальные, этические обобщения.

Среди признанных авторов «лирической прозы» (Й. Радичков, Н. Хайтов, Г. Стоев, В. Попов, И. Петров, Д. Вылев и др.) занял свое место и Иван Давидков.

Две первые повести И. Давидкова еще находились в русле распространенных в шестидесятые годы произведений о детстве и юности, он словно стремился вернуться к изначальной естественности чувств, через восприятие ребенка передавал быт и нравы провинции в последние годы монархо–фашизма. В таком ракурсе изображение антифашистского Сопротивления нашло у И. Давидкова оригинальную трактовку.

В недавних книгах – «Вечерний разговор с дождем», «Белый конь у окна», «Прощай, Акрополь!» – автобиографическое, мемуарное начало подчинено иной задаче – художественному осмыслению проблемы Человек и Время. Эти три повести, по существу, представляют собой триптих. Их герои – разные люди, но через все три произведения проходит единый образ рассказчика – человека яркой духовной жизни, чьи философские раздумья, нравственные искания – это раздумья, поиски и опыт самого автора. И возникли повести, на мой взгляд, именно как непосредственный отклик, попытка человека, вступившего в зрелые годы, осмыслить самого себя во времени.

Как и в ранних повестях, писатель возвращается в прошлое, но временные, пространственные координаты теперь смещены. Путешествия в детство, в юность, в зрелые годы – лишь повод для анализа пережитого, для извлечения из него смысла, опыта.

Герой книг – личность творческая, наделенная художническим восприятием окружающего мира, склонная к философским размышлениям, созерцательности, лирическим откровениям. И. Давидков – и сам художник–живописец, увлеченный решением колористических задач, помогающих раскрытию идейно–нравственного содержания своих картин. Не случайно репродукциями с его картин порой иллюстрируются книги писателя. Не случайно в его произведениях акцентирована и тема искусства, запечатлевающего мгновения беспощадно уходящего времени.

В повести «Вечерний разговор с дождем» выражена основная мысль триптиха – лишь в творчестве, силой памяти человек противостоит неумолимому времени.

Родные места, где прошло детство, с которыми связаны самые яркие и сильные впечатления, должны быть затоплены водами водохранилища. Таков закон времени, логика реконструкции хозяйства, преобразования земли. Жители выезжают из села. На железнодорожном полустанке рабочие снимают рельсы с насыпи, среди шпал уже успела вырасти трава забвения. Эта будничная картина сегодняшнего дня становится отправной точкой размышлений повествователя. Вместе с тем происходящее – метафора жизненного пути рассказчика: «Точно так же время срывало рельсы и с моего пути, укладывало шпалы на другие насыпи, колеса стучали по новым мостам. События, над которыми я был не властен, развеяли дым промчавшихся мимо поездов, и только сажа ест мне глаза».

Как не растерять накопленное в пути – весь житейский, нравственный багаж личности? К чему пришел человек, чем он стал, какое место занял в жизни? – эти вопросы волнуют И. Давидкова и его героя. Человек не живет сам по себе, его жизнь бесчисленными нитями связана с прошлым, с настоящим, с будущим, со множеством других человеческих судеб, с народом, со страной, с эпохой. Память – вот что делает его победителем забвения. Герой И. Давидкова исповедуется: «Я прошел сквозь гримасы и краткие радости жизни, постоянно стремясь к прекрасному и возвышенному (скорее менте, чем реальности), как железнодорожная линия устремляется в бесконечную голубую даль, я сохранил в своей памяти образы и события, не дал им кануть в Лету.

Это и есть моя победа над временем. Знаю, что она недолговечна, как недолговечна сама человеческая жизнь, но мысль об этой победе приносит мне умиротворение».

В повести рассказывается о становлении духа, воззрений героя в общении с добрыми и злыми людьми, о формировании характера в различных житейских ситуациях и обстоятельствах социального бытия. Мальчик, затем подросток в деревне, в провинциальном городке, потом молодой человек в столице. Однако сюжет строится не по привычным правилам хронологически последовательного изложения событий – он подчинен прихотливым законам человеческой памяти, законам ассоциативных сцеплений, принимающих порой неожиданно усложненный характер.

При чтении этой повести (как, впрочем, и других) может сложиться впечатление калейдоскопичности сцен, эпизодов, образов. Они словно перебивают друг друга, накладываются один на другой. В этой кажущейся нестройности есть, однако, своя логика. Писатель создает реальные, житейски достоверные картины прошлого, лепит выразительные характеры многих людей, оставивших след в судьбе героя повести. Вот Лесной Царь – лесник, недалекий, грубый и самоуверенный человек, способный не только оскорбить подростка, он готов прицелиться в него из ружья – только ради слепого исполнения буквы закона. Он целился в подростка, который спустя годы, будучи уже летчиком, останется мечтателем, фантазером и, входя в комнату, скажет: «Ботинки у меня чистые, на них только небесная пыль», и с его появлением повеет «ароматом высоких облаков». Летчик погибнет – сгорит со своим самолетом и в памяти рассказчика предстанет романтиком, ступающим по звездам так, «словно это камни Огосты, вокруг которых пенится утренняя вода». Образ летчика лишен конкретных бытовых черт, которыми наделен Лесной Царь. Контрастное сопоставление этих персонажей очевидно: на ботинках летчика – небесная пыль, на босых ногах Лесного Царя – засохшая глина.

Земное бытие людей с его скупыми радостями, горестями, суетой, тусклым и тяжким бытом – это один пласт повествования. На него проецируется другое – мента о возвышенном, о человеке–творце. На подобном сопоставлении построены многие эпизоды, характеры персонажей. Например, судьба крестьянской девушки Магдалены. Первая в жизни героя повести любовная ночь с Магдаленой, проведенная на сеновале: под настплом стоят кони, а сквозь щели в крыше светят звезды Млечного Пути. Влажные поцелуи Магдалены, запах вонючего домашнего мыла, луковой похлебки и – «искрящиеся под ночным звездным небом лошадиные спины». Возникают ассоциации, возвращающие к истории Лесного Царя и летчика. Эта параллель подчеркивает трагическую судьбу несчастной Магдалены, мечты и любовь которой разбиты, осквернены заезжим пошляком курсантом.

Писатель умеет коротко и выразительно обрисовать характеры, жизненную судьбу своих героев. Хитроватый, практичный, хлопотливый дед мальчика – рассказчика повести. Незадачливый искатель счастья Илия Американец, вернувшийся из–за океана в родное село (постигший его паралич как бы символизирует разбитые надежды обрести счастье). Властная и жадная Катерина – квартирная хозяйка. Беспощадный отчим героя. Ласковая и робкая мать. Целая галерея образов людей, с которыми судьба сводила рассказчика. В их обрисовке проявляется дар И. Давидкова–реалиста, владеющего искусством пластической лепки образа.

И. Давидков – мастер зорко подмеченной, поданной крупным планом детали. Форменная фуражка с кокардой на голове босого Лесного Царя, его большие торчащие зубы, прыгающая ложка в руках парализованного отца Магдалены (он не может донести еду до рта, расплескивает ее) – эти и многие другие детали в искусстве И. Давидкова–прозаика интересны не просто сами по себе. Нередко деталь становится эстетическим выражением нравственной оценки образа.

В детали отражается и другой, романтический аспект повествования. Куклы, которые мастерит Илия Американец, улыбаются ребятишкам шаблонной, застывшей улыбкой, они словно смеются над мастером, ставшим игрушкой в руках судьбы. Деталь нередко приобретает особое смысловое наполнение. Вот писатель рассказывает, например, о том, как Спас наклеивает на листы газеты полученные от покупателей хлебные талончики: «Клейстер гу–сто ложился на газетный разворот… Кисточка зализывала и без того гладкую челку фюрера», высыхающий клейстер «…покрывал лицо фюрера смертельной бледностью» – и т. д. В повести конкретизируется эпоха в ее общественно–политических событиях, бросающих отсвет на судьбы героев (расправа полиции над коммунистом, тело советского военного моряка, выброшенное волнами на болгарский берег, и т. д.).

СугЦественной частью биографии героя–рассказчика является его знакомство с Художником. Художник – особый образ. Намеченная штрихами, его жизненная судьба не во всем так конкретно осязаема, как житейские и жизненные судьбы других персонажей. Зато восприятие рассказчиком Художника как необыкновенного человека вынесено на передний план.

Художник – человек «не от мира сего». Он принадлежит к «чудакам», творческую натуру которых не всем дано понять, с ними трудно ужиться. «Мне хочется жить просто – радоваться хлебу потому, что я голодна, а не ради цвета его поджаристой корочки», – пишет в прощальном – письме Художнику ушедшая от него жена. Для рассказчика сближение с Художником – новый этап духовной биографии, вступление в неизведанный мир творчества. Увидев впервые на картинах Художника людей с синими лицами, юноша смущается. Но постепенно он приходит к убеждению, что истинное творчество состоит в раскрытии внутренней красоты мира. Он вспоминает, что лицо матери, раздувавшей огонь в тлеющих угольях очага, подсвечивалось синим светом, вспоминает, что в глазах коня, на котором ездил отчим, отражались облака.

В минуты творческих раздумий Художник отправляется бродить по городу. Он ведет безмолвную беседу с дождем. Он ищет новые средства решения очередной творческой задачи – как поймать кистью полет голубей, выразить скрытую одухотворенную сущность вещей. Ибо искусство не копирование явлений текущего Времени: оно обладает особой силой передачи возвышенно–обобщенного вйдения мира. Художник создает фантастическую, казалось бы, картину: по пастбищу – небу с облаками – ходят кони, у них зеленые, фиолетовые гривы. Этот замысел как бы концентрирует все основные ассоциации повести, связанные с сопоставлением житейски–обыденного и героико–романтического. Волшебные кони на небе–пастбище словно преодолевают земное притяжение и бросают вызов здравому рассудку и правдоподобию, становятся художественным символом дерзания людей, совершающих подвиги даже ценой жизни – как тот безымянный советский моряк или как летчик–романтик, на ботинках которого осела звездная пыль.

В образе Художника И. Давидков утверждает мысль о неостановимом стремлении людей к высоким идеалам, о победе творческого начала в человеке над беспощадным Временем. Творческое беспокойство, одержимость Художника передаются и герою–рассказчику.

Повествование обрывается как бы на полуслове. Его незавершенность вызвала к жизни другое произведение – повесть «Белый конь у окна», в центре которого рассказ о жизни Художника. Во многих отношениях повествование здесь строится так же, как и в повести «Вечерний разговор с дождем». Рассказчик получает известие о смерти Художника и отправляется в город, где в доме престарелых скончался его наставник. Опять путешествие в прошлое, воспроизведение жизни главного героя и окружавших его людей. Особое значение писатель придает персонажам второго плана: в их судьбах отражено время, их жизнь входит в биографию центрального персонажа.

Вот он – мальчик, заботливо опекаемый родителями – учителями провинциальной школы. Рано проявилась природная одаренность ребенка: ему снятся необыкновенные цветные сны. Это пугает отца и мать. А вот он – пейзажист, охваченный страстью уловить игру красок осени. И вот он – живописец жанровых сцен, нашедший новую для себя радость открывателя людей. Некогда человеческое лицо было для него только цветным пятном в общей гармонии красок на полотне, и он различал свои объекты – людей – лишь по цвету их одежд. В зрелые годы лицо человека привлекает все его внимание, он стремится увидеть в человеческом лице жизненный опыт, отсветы пережитого. Он становится художником–психологом. Принимаясь за каждую новую работу, он испытывает радость созидания. Но его волнует безразличие людей к этой утраченной радости. Время бесследно уносит с собой все. Что остается после смерти человека?

Мысль об этом многократно возникает в повести, гармонируя или контрастируя со множеством бытовых ситуаций, жизненных обстоятельств, в которых оказывается и Художник, и люди, его окружающие. Художник (и писатель) не может примириться с тем, что после жизни человека остается только «…трава. И капли росы на траве». Ведь «с виду слабый, беспомощный меж бескрайних пространств вселенной, человек бросает вызов всем стихиям, чтобы защитить свое право на жизнь, на творчество. И дерзость его уже есть победа…».

Такова философская концепция Художника, убежденного в могуществе духа человека–творца, не примиренного с Забвением. Художественным символом неугасающего стремления к творчеству является романтически осмысленный образ белого коня. Белый конь редкостной красоты, силы и грации – в глазах Художника одно из воплощений цветущего дерева или облака.

Высокую мечту о радости творчества И. Давидков стремится показать и в жизни людей, прошедших через память Художника. И в этой повести много колоритных характеров и драматических судеб: Седефина с ее неосознанным стремлением к необычному и красивому, ставшая жертвой пошлой артистической среды; ее мать Томаица, жестоко убитая озлобленным отщепенцем – бывшим белогвардейским офицером Волынским; сломленный бытом, утративший радость творчества настройщик роялей Бисеров…

Примечателен образ Ивана Барбалова, человека из народных глубин. Через множество невзгод он проносит желание жить деятельно, дарить людям добро и радость. В «таинственном» таланте Барбалова с помощью прутика обнаруживать в земной толщи воду и сооружать колодцы И. Давидков видит ту же радость созидания, которая владеет II Художником.

В романтическом образе «водоискателя» Ивана Барбалова, дарящего людям воду (возникает ассоциация с фольклорным образом «живой воды»), в образе белого коня (снова ассоциация с фольклором: конь – добрый покровитель и волшебный помощник людей) развивается идея предыдущей повести, воплощенная в образе фантастических коней на небесном пастбище. Вместе с тем в повести «Белый конь у окна» более отчетливо, чем в «Вечернем разговоре с дождем», звучит мысль об истоках творчества, таящихся в гуще народной жизни, в фольклоре. Эту мысль подчеркивает и введенное в текст стихотворение – о белом коне, о синей птице и о песне:

 
Ах,
богатство, почести, слава —
с серой травой все сольется.
Человек умирает —
песня о нем остается…
 

Перекликается с первой повестью и эпилог о звездном мальчике – сыне Художника, «звездной пылинке» бесконечной вселенной, в которой вечно будет передаваться эстафета творческого дерзания.

В повести «Прощай, Акрополь!» герой – Мартин Калинов – тоже отправляется в путешествие. Поездка в Грецию, к бессмертным творениям античности, имеет и прямой и переносный смысл. Это новое путешествие в память героя, новое осмысление жизни людей, его окружающих.

Мартин Калинов, переводчик художественной литературы, живет в мире образов искусства, им владеет та же радость созидания, что и Художником. Калинов близок Художнику и философским складом ума, и пониманием жизни и искусства, создающего красоту, которая всегда будет нужна людям. Ибо красота может спасти людей от забвения.

Эта повесть тоже построена на сопоставлении конкретных житейских зарисовок, эпизодов прошлого и настоящего, с романтическим осмыслением места и роли искусства в жизни. Рассказ о поездке к стенам древнего Акрополя ведется по законам памяти, опирается на разветвленные (и порою усложненные) ассоциативные связи между прошлым и настоящим. Жизнь самого Мартина раскрывается хронологически последовательно и многозначно. Одно воспоминание наслаивается на другое, перебивается. третьим, и каждый ряд воспоминаний помогает извлечь смысл случившегося, целостно осмыслить тот духовный, нравственный багаж, с которым герой приходит к своему пятидесятилетнему рубежу.

Здесь снова, несколько в ином ракурсе, звучит главная идея триптиха – человеку необходимо осмыслить себя во Времени. Мартин, подобно Художнику, мысленно вновь и вновь процеживает через свою память и «малый» мир людей, с которыми сводила его судьба, и большой мир эпохи. Отсюда и разветвленность воспоминаний, порой уходящих весьма далеко от основного рассказа о поездке к стенам Акрополя. Самостоятельны вставные новеллы о семье Русановых, о семье Эвгениевых, о семье Калиновых, о других персонажах. На материале этих рассказов писатель стремится осмыслить нравственные ценности в человеческих взаимоотношениях, любовь и ненависть, привязанность и злобу людскую.

Особое место занимают воспоминания Мартина о родственнике, погибшем в боях за республиканскую Испанию, о друге отца – коммунисте, политическом эмигранте, участнике антифашистского восстания 1923 года в Болгарии. Или рассказ о киевском художнике Ярославе, который был очевидцем гибели советских солдат на поле боя под Оршей, чудом остался в живых и спустя. многие годы после войны все снова и снова изображает ту страшную оршинскую ночь. В этом писатель видит и гражданский долг, и силу памяти, и призвание искусства – вырвать из бездны забвения героику прошлого.

Ассоциативны раздумья героя повести у древних руин Эллады. Например, современные сопоставления античного мифа об Икаре с гибелью космонавтов, сгоревших при посадке на землю. Этот мотив возвращает нас к образу летчика–романтика («Вечерний разговор с дождем»), кристаллизуется стройная мысль о героико–романтической теме искусства, ее звенья: народное поверье о жаворонке, который поднимается в небесные выси до тех пор, пока не разорвется его сердце, рассказ о коммунисте–эмигранте, умершем от разрыва сердца в самый радостный, «звездный час» своей героической жизни. Героико–романтическая тема искусства в повести «Прощай, Акрополь!» перекликается с этой темой в повести «Белый конь у окна» и находит свое дальнейшее поэтическое развитие. Мартин вспоминает пожар в родном селе: в его детском воображении языки пламени – словно фантастические огненные кони, мечущиеся по небу. Художественная метафора огня испепеляющего и огня, возжигающего творческую энергию, переключает повествование на эпический план. Повести предпослана древняя притча: «Молитесь об огне, ибо он – продолжение вашей поступи по земле». Завершается повесть тоже притчей: «Куда исчезает огонь, когда догорает свеча? Он превращается в бабочку. Если не верите в это перевоплощение, сотйорите иное чудо – ибо должен остаться в мире свет».

Символ огня дополнен образом–обобщением воды. В повести приводится народное поверье о «спящей воде». Уловить момент, когда вода засыпает, – значит пережить луч–шее мгновение жизни. Этот мотив, несомненно, связан и с образом Ивана Барбалова, неутомимого открывателя воды («Белый конь у окна»).

Есть еще одна общая мысль во всех трех повестях – о непрерывности жизни во времени, о бесконечности творческого–деяния человека. Во всех трех повестях рассказывается о жизни главных героев: от детства и юношества («Вечерний разговор с дождем») до зрелых лет («Прощай, Акрополь!») и смерти («Белый конь у окна»). Жизнь одного, данного человека предстает в единой временной цепи событий, связующей прошлое (дед, бабушка), настоящее (родители) и будущее (дети). И сын Художника, и сын Мартина – звенья этой цепи – символизируют непрерывность жизни. Эстафета памяти, факел творческого огня, чаша живой воды будут вечно передаваться из поколения в поколение. Ибо залог победы людей над Временем – их память, утверждающая себя в искусстве, в творческих деяниях человека.

Повесть «Прощай, Акрополь!» органически примыкает к первым двум произведениям и по развитию основной мысли, и по своему художественному строю. Вместе с тем в ней значительно сильнее акцентировано, усилено философское, романтическое осмысление проблемы Человек и Время. Порой грани между конкретно–реальными картинами и обобщенно–романтическими метафорами становятся зыбкими, размываются, временные пласты смещаются, возникают ассоциации столь отдаленные, что чрезмерно усложненный строй повествования заставляет читателя размышлять над прочитанным.

В творческом развитии И. Давидкова три повести, помещенные в предлагаемой читателю книге, – безусловное достижение. Писатель, несомненно, зрелый художник–прозаик, оригинальный мыслитель, ищущий свои пути поэтического выражения сложного духовного мира современника. Высокий гуманистический пафос его прозы близок советским людям. Так проявляется в наше время общность мировосприятия, общность идейных, нравственных устремлений граждан социалистических стран. И тем не менее в прозе И. Давидкова ярко выражены особенности болгарской жизни, национального художественного мышления.

В. Андреев