Текст книги "Червь смерти
Метаморфозы олгой-хорхоя"

Автор книги: Иван Ефремов

Соавторы: Аркадий Стругацкий,Борис Стругацкий,Спартак Ахметов,Джордж Эберхарт,Иван Мацкерле,Б. Барсуков,Рафаэль дель Кампо,Фатыхович Богерт,Александр Янтер,Карл Шукер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Ого! А какова продолжительность?

– Два коротких импульса.

– Действительно, прибор барахлит. С электроникой это случается.

– Я тоже так думаю, но надо проверить…

– Проверяйте и не забывайте о сроках, – Иван Михайлович помолчал. – Лодой, я вам, кажется, летающие шприцы отдавал на хранение…

– Вот они, под мешком. Все-таки на медведя идете?

– Попытка не пытка…

– Тогда ни пуха ни пера!

Волков и Анна Семеновна, помня о вечерней прохладе, облачились в ватные телогрейки и бодро зашагали в сторону отметки 1865 метров, где Сейфуллин якобы видел медведя. Сначала каждый шаг по сыпучему песку давался с трудом, но потом, когда они сбежали в сухое русло, стало полегче. Солнце опустилось низко, от вершины горы падала густая фиолетовая тень. Освещенные же места казались тускло-красными.

– Красиво как! – воскликнула Демьянова, приноравливаясь к широкому шагу Волкова.

– Очень, – согласился тот.

– Иван Михайлович, мне олгой-хорхой покоя не дает. Может он существовать или нет?

– Все может быть. Наука, как утверждает старая картежная формула, умеет много гитик.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то никакими фактами о существовании червяка-убийцы ученые не располагают.

– Но ведь Ефремов пишет…

– Ни в одной научной публикации Ефремов об олгой-хорхое не говорит. А вот в популярной книге «Дорога ветров» со слов аратов указывает место его обитания – четыре уртона к юго-западу от Далан-Дзадагада.

– Так это же совсем рядом с нами!

– Вот-вот. Однако окрестные араты о страшном червяке нам не сообщали. Я думаю, что если олгой-хорхой как вид и существовал когда-то, то давно вымер, а легенда о нем пришла из глубины веков… Однако давайте помолчим, мы уже там, где Сейфуллин видел медведя…

Похолодало. Демьянова застегнула на все пуговицы телогрейку и последовала за Иваном Михайловичем, огромная фигура которого выделялась черным силуэтом на фоне темно-синего неба с первыми звездочками. Волков ступал осторожно, немного пригнувшись и выставив ружье вперед. Так шли они около часа, изредка останавливаясь и прислушиваясь. Вечерняя прогулка захватила Анну Семеновну, с замиранием сердца всматривалась она в темноту. В каждом валуне мерещился громадный медведь, готовый к нападению. Вдруг тишину прорезал пронзительный вскрик. Иван Михайлович вздрогнул. Демьянова от неожиданности присела. Волков наклонился к ней и еле слышно прошептал:

– Тиш-ш-ше… Это сова… сова…

Анна Семеновна секунду смотрела на его близкое лицо с расширенными глазами, на палец, прижатый к губам, на нелепую позу – одна нога поднята, рука с ружьем отставлена далеко в сторону – и весело расхохоталась.

– Тише!.. – умоляюще шептал Волков. – Прошу вас, тише!

Но Демьянова уже не могла остановиться.

– Ой, Иван Михалыч, – давилась она от смеха. – Ой, не могу!.. Как вы крались… и ружье наперевес… А тут сова!.. Ой, простите, ради бога!

Волков опустил ружье, посмотрел на хохочущую Анну Семеновну и засмеялся сам.

– Поистине нельзя брать женщину на охоту… Ладно, пошли в лагерь, – он открыл патронник и вытащил шприц с наркотиком.

– А как же медведь?

– Его скорее всего не было. Да и вы на десять километров в округе распугали всю живность.

Он достал из кармана фонарик, осветил все еще смеющуюся женщину, укоризненно покачал головой и закинул ружье за спину. Поминутно оступаясь, они взобрались на крутой склон. Низко над ними сияли огромные холодные звезды, огней лагеря не было видно.

– Далеконько забрели, – вздохнул Иван Михайлович, включил электрический фонарик и покрутил головку, чтобы собрать лучи в пучок.

И тут они увидели медведя.

Сразу было видно, что это мертвый медведь – слишком безжизненно он лежал: лапы бессильно вытянуты, голова откинута. Волков на всякий случай передал фонарик Анне Семеновне и велел светить прямо на оскаленную морду, а сам снял с плеча ружье, осторожно подошел и ткнул зверя дулом в бок. Медведь остался недвижим. Иван Михайлович медленно обогнул массивное туловище. Демьянова повела фонариком. Круглое пятно света скользнуло по густой темно-бурой шерсти, белым, хищно изогнутым когтям, по массивной голове с круглыми остекленевшими глазками и задержалось на желтоватых мощных клыках.

– Странно, – пробормотал Иван Михайлович. – Он будто погиб от удушья. Видите – пена выступила из пасти? А тело еще теплое, значит, это произошло недавно.

– Да он от старости издох, – легкомысленно фыркнула Демьянова.

– Завтра разберемся. Во всяком случае гобийского медведя мы нашли.

5

Рано утром Волкова сильно потрясли за плечо. Спросонок он решил, что к кому-то опять забралась фаланга. Эти пауки-скороходы на высоких ногах внушали омерзение. Стоило одному из них появиться в палатке, как тут же звали Волкова. Биолог хватал паука пинцетом за мохнатое туловище и отправлял в банку со спиртом.

– Что, опять фаланга? – хриплым басом спросил Иван Михайлович и разлепил веки.

Перед ним на коленях стоял Сайхан Наваннамжил. Лицо старого шофера посерело, узкие глаза округлились.

– Что случилось, Сайхан?

– Плохие вести, дарга. Уходить надо.

– Куда уходить? Зачем? – Волков сел, не вылезая из спального мешка, и подтянул колени.

– Люди говорят: смерть пришла в пески, – губы у монгола тряслись, слова выходили какие-то корявые. – Уже один арат погиб… Всем уходить надо.

– Погоди, не торопись. Рассказывай по порядку и подробнее.

– Не могу много говорить. Не могу имя называть – совсем плохо будет. Верить мне надо.

– Да хоть откуда опасность?

– Смерть в песках ходит!

– Сайхан, ты меня удивляешь. Мы с тобой люди немолодые, много на свете повидали. Нам ли песков бояться? Мы же мужчины!

– Слушай, дарга, – для большей убедительности шофер даже руки к груди прижал. – Я песков не боюсь, ты знаешь. Смерти тоже не боюсь.

– Ну, вот видишь…

– Я плохой смерти боюсь! – почти выкрикнул монгол.

Иван Михайлович внимательно посмотрел на шофера и задумался. Вообще-то Сайхан – опытный водитель, тридцать лет крутит баранку. Монголию изъездил вдоль и поперек, Гоби знает лучше, чем лица своих детей. Зря он пугаться не будет.

– Хорошо, куда советуешь уехать?

– Чтобы песка не было!

– Сайхан, мы вчера медведя нашли, мертвого. Это очень важно для науки, понимаешь?

Монгол торопливо покивал.

– Мы его обработаем и сразу уедем. Договорились? Ты поможешь шкуру снять, череп вылущить…

– Сколько дней надо?

– Два дня, – твердо сказал Волков.

Сайхан на четвереньках пополз из палатки. У выхода обернулся:

– Отчего умер медведь, знаешь?.. Ты не сердись, дарга, я два дня в лагере сидеть буду, никуда не пойду.

Иван Михайлович проводил его взглядом. Ну и ладно, пусть отдохнет, отоспится. В последние дни ему здорово досталось. А там, глядишь, и страхи пройдут. Но что же все-таки напугало его? Волков взглянул на часы. Скоро шесть, пора вставать. Работа сегодня предстоит очень интересная.

За завтраком обязанности распределили так: Равиль Саидович и Лубсан Максаржаб уходят в маршрут; Мэргэн Санжадорж заканчивает замеры дебита колодца Сайн-Худук; Волков вместе с Лодоем Дамбой и Колей Громовым занимаются медведем (замеры, снятие шкуры, исследование желудка и других внутренних органов, консервация); Анна Семеновна готовит ужин и устраивает запланированную еще вчера стирку; Сайхан отдыхает. Обед все берут сухим пайком, к ужину возвращаются на базу. Никаких возражений решение начальника не вызвало.

6

Наконец-то она осталась одна и может спокойно заниматься своими делами. Как ни странно, прямые обязанности врача требуют мало времени. Все члены экспедиции, кроме Волкова, вполне здоровы и в медицинской помощи не нуждаются. Да и Иван Михайлович к ней обращается редко, у него свой запас сердечных лекарств. Провела она в аилах прививку от оспы, прочитала несколько лекций, роды один раз приняла. И все. Остальное время то помогает кому-нибудь из ученых, то книжки читает. Или вот постирушку затеет. В пустыне всюду въедливая пыль. Тончайшей пудрой проникает она в спальный мешок, оседает на всех предметах, скрипит на зубах. Два раза в неделю приходится стирать белье.

Анна Семеновна спустилась к колодцу за водой. Мэргэн хотел было отобрать ведра, но она помощь отклонила. Меряй, меряй свой дебит, скорее уедем из пыльной Гоби.

Колодец по логике должен быть самым чистым местом в пустыне. К сожалению, это только благие пожелания. Овечий помет перемешан с грязью, повсюду валяются какие-то палки, тряпки, клочья шерсти. Правда, лекции по санитарии араты слушают внимательно. Может быть, они поймут наконец, что овец надо оставлять подальше, а от колодца провести желоб и поить из него.

Несколько раз передохнув, Анна Семеновна принесла в лагерь два ведра воды. Технологический процесс стирки давно отлажен. Одно ведро вылила в котел и поставила на огонь. Пока вода грелась, сходила к палатке и принесла тазик и грязное белье. Налила в таз кипятку, разбавила водой из второго ведра и замочила белье. Потом насыпала сверху стиральный порошок, размешала, долила еще воды и оставила белье помокнуть. После стирки мыльную воду слила в пустое ведро. Полоскала тоже в тазике, до капли использовав всю воду. В результате у нее опять оказалось два полных ведра. Выжатое белье развесила снаружи на растяжках палатки и внутри нее на специальной веревочке, протянутой от входа до противоположного окна. А грязную воду потащила выливать подальше от лагеря к пирамидальному обо, лагерному стрельбищу.

Обо – это куча камней, бревен и жердей. Волков говорил, что их воздвигали как культовые сооружения, приносили здесь жертвы. Теперь они служат дорожными указателями в пустыне.

За обо было небольшое углубление, куда Анна Семеновна вылила из ведер воду. Посмотрела, как быстро она впитывается в песок, и собралась уходить, но тут мокрый песок зашевелился. Он подрагивал, вспучивался, влажная плотная масса рассекалась трещинами и разваливалась на комки. Уж не тарбагана ли, затаившегося в норе, облила она? Но вместо острой мордочки суслика из расступившегося песка появилось нечто круглое и сизовато-серое. Демьянова на всякий случай спряталась за обо, но продолжала наблюдать. Между тем неизвестное животное почти на полметра вылезло на поверхность и превратилось в толстого, сантиметров тридцать в диаметре, червяка, покрытого сверкающими на солнце узкими пластинками. Больше всего он напоминал огромную личинку майского жука. На тупом конце его вдруг вспыхнул голубоватый огонек, который медленно разгорался, наливаясь синевой. И тут непонятный страх охватил Анну Семеновну. Это был не страх перед опасностью и даже не страх предчувствия опасности. Это был какой-то черный кошмар, совершенно необъяснимый. Он длился несколько мгновений, потом исчез и сразу забылся. Погас и фиолетовый огонек на конце тела животного. Оно судорожно задергалось, свернулось. Толстый червяк замер, на чешуйчатое тело лег волнистый солнечный блик.

Не решаясь выйти из-за обо, Анна Семеновна внимательно разглядывала червяка, так до конца и не выбравшегося из песка. Животное казалось твердым и полупрозрачным: пластинки, кольцами охватившие тело, отливали сизым, а в глубине угадывалось что-то густо-фиолетовое. В передней тупой части выделялись изъеденные участки – будто ожоги. Жалко, нет в лагере Ивана Михайловича. Биологу было бы интересно взглянуть на странное существо. Везет на находки! Вчера обнаружили гобийского медведя, сегодня – какого-то червяка. Вдруг она вспомнила, что Сайхан в лагере. Можно ведь его спросить, он всех обитателей пустыни знает прекрасно.

Последовательность дальнейших событий Анна Семеновна не запомнила. Кажется, шофер не хотел выходить из палатки, и она чуть не за руку потащила его к обо. Ветер начал подниматься – вот это она отметила, потому что подумала о развешанном белье. Потом Сайхан увидел толстого червяка, завизжал неестественно высоким голосом и бросился бежать. У палаток запнулся и упал, разбросав руки и ноги. Испуганная Демьянова подбежала к шоферу – тот лежал без чувств. И вот у нее в руках ампулы и шприц, она прямо сквозь рубашку сделала два укола. Потом она затащила Сайхана в камеральную палатку, нет, это прибежавший на крики (значит, она кричала?) Мэргэн перенес шофера. Он же выпустил вверх три красные ракеты, вызывая группу Волкова. И уже совершенно четко и ясно запомнила она, как медленно розовело желтовато-серое скуластое лицо Сайхана, как он открыл узкие глаза и хрипло выдохнул:

– Олгой-хорхой!..

7

Утром следующего дня лагерь казался вымершим. Никто не вышел в маршрут, никто не регистрировал солнечные излучения, не снимал показаний метеорологических приборов. В колодец Сайн-Худук продолжала поступать солоноватая вода, но истинный дебит его так и остался не-уточненным. У подножия высоты 1865 метров лежал гобийский медведь, тщетно ожидая ученых. А они собрались в камеральной палатке, пили чай и обсуждали события.

– Да, Ефремов оказался прав, – рокотал Иван Михайлович. – Случайно мы убедились в реальности олгой-хорхоя. Любопытно, что это не единственные прозорливые слова писателя. Я ночью перелистал его произведения – Ефремов предвидел голографию, алмазы Якутии, алтайскую ртуть. Его интуиции остается только позавидовать. Надо срочно заканчивать работу с медведем и везти червяка в научный центр. В полевых условиях его как следует не исследуешь…

– Я не первый год в Гоби, – вмешался Сейфуллин, – часто встречался с пастухами. Почему они мне ничего не рассказывали? И не только мне…

– Это легко объяснимо. Араты считают, что нельзя называть своего смертельного врага по имени, иначе он явится на зов. Я правильно говорю, Сайхан?

– Правильно, дарга, – опустил голову шофер.

– Поэтому кроме смутных слухов, до нас ничего не доходило. Теперь же, сопоставляя факты, можно утверждать, что олгой-хорхой обитает в песках безводных районов Гоби и на поверхности старается не появляться.

– Чем же он питается? – спросил Коля Громов.

– Пока не знаю. Как всякий обитатель пустыни, он приспособился к отсутствию воды, которая в большом количестве даже гибельна для него. Вспомните, что и корни саксаула загнивают при обильном поливе. В этом году уровень подземных вод поднялся и выгнал страшных червяков на солнце. Одного из них и облила грязной водой Анна Семеновна. Какую-то роль сыграл и стиральный порошок.

– Если бы я знала, что это олгой-хорхой, – застеснялась Демьянова, – я бы тут же убежала.

– Тем не менее приготовьтесь к тому, что это место монголы назовут Демьян-Обо и будут приезжать на поклонение. Я говорю совершенно серьезно.

Анна Семеновна смутилась и спряталась за спину Сайхана.

– Так что же получается, – воскликнул Максаржаб, – этот червяк небелковый, что ли?

Волков пожал плечами:

– Конечно, белковый. Законы развития жизни нерушимы. Однако жестокие условия Гоби могли так направить эволюцию, что получился олгой-хорхой. Здесь нет ничего удивительного, белковая жизнь невероятно разнообразна.

– А как он убивает? – продолжал спрашивать географ.

– Определенного ничего сказать нельзя, – задумчиво сказал Иван Михайлович. – Есть у меня одна мысль…

– Какая же?

– Вы проверили свой прибор? – вдруг обратился к физику Волков.

– Да, – удивился тот. – Но…

– Нашли неисправность?

– Нет.

– Я так и думал. Следовательно, вы действительно зарегистрировали ультрафиолетовое излучение из песков с длиной волны около 260 нанометров?

– Выходит, так.

– И чем это объяснить?

– Получается, что в песках находился мощный источник лучей. Погодите, погодите… Живые существа не могут излучать ультрафиолет!

– Нет, могут! – твердо сказал Иван Михайлович. – В двадцатых годах крупный советский биолог Гурвич сделал интересное открытие. Он доказал, что клетки и ткани всех животных и растений производят ультрафиолетовые лучи с длиной волны, как мне помнится, от двухсот до трехсот нанометров. Вопрос этот достаточно сложный, но ясно одно: без этих лучей клетки не могут размножаться. Гурвич назвал их митогенетическими, то есть способствующими митозу, делению клеток. Теперь нетрудно вообразить животное, которое в процессе естественного отбора многократно развило способность генерировать и накапливать смертоносные лучи. Подобных примеров тьма: скаты парализуют добычу электрическим током, змея убивает ядом, который у ее далеких предков был всего лишь слюной. А олгой-хорхой убивает излучением, причем только на близком расстоянии, так как воздух поглощает ультрафиолет.

– Ультрафиолетовым излучением убить нельзя, – возразила Демьянова. – Если доза будет слишком большой, пациент просто получит ожог. Уж я-то знаю возможности кварцевых ламп.

– Во-первых, я говорю об излучении с громадной энергией. Во-вторых, известно, что лучи с длиной волны 240–280 нанометров наиболее губительны для живых клеток. Они так могут воздействовать на мозг, на дыхательные центры, что жертва погибнет от удушья. Как наш злосчастный медведь.

– Не согласен! – воскликнул Лодой Дамба. – Чтобы излучать так, червяк должен быть горячее солнца. Кроме того, кожа и кости для ультрафиолета непроницаемы.

– Ну и что? Возможно, в организме олгой-хорхоя имеется механизм ультрафиолетового лазера. Как известно, лазер дает мощное излучение, сам при этом не разогреваясь. Возможно, в излучении гобийского червяка есть еще какие-то жесткие компоненты, вроде гамма– и бета-лучей, которые убивают мгновенно. Все это еще предстоит выяснить. Дел у нас теперь столько, что… – не договорив, Волков встал. – В мое отсутствие меня замещает Равиль Саидович.

Потом повернулся к Демьяновой:

– В медицинской помощи нуждается арат Цэвэн, он пострадал от встречи с олгой-хорхоем. Поезжайте к нему немедленно и выясните, можно ли его отправить вертолетом в Улан-Батор. Конечно, очень важны для науки все типичные признаки поражения организма от этого излучения.

Начальник экспедиции шагнул к выходу из палатки, но еще раз обернулся к Демьяновой.

– Видите, Анна Семеновна, теперь и вы включились в серьезную научную работу.

Чарльз М. Богерт, Рафаэль Мартин дель Кампо. Sampoderma allergorhaihorhal

Результаты, изложенные Грискомом Ройлоттом (Cand. Med., fide Клаубер, 1948) в его диссертации по «Гибридизации на подотрядовом уровне», показывают (fide Клаубер), что гелодерматиды могут быть скрещены с такими отдаленно связанными с ними рептилиями, как кобры. Клаубер, которому удалось обнаружить микрофильм диссертации, пишет (примечания оригинала опущены): «Недостаток места не позволяет мне процитировать доказательства, приведенные в диссертации; упомяну только, что автор, описывая результаты некоторых экспериментов с европейскими ящерицами и ужами, заключает: „Факт появления зародыша заставляет считать, что вполне возможна гибридизация даже таких разных животных, как Heloderma horridum и Naia tripudians (Naja naja, индийская кобра). Что это будет за создание!“».

Эти и другие относящиеся к делу материалы приведены Клаубером в его остроумном объяснении «расхождения между указанным Уотсоном заявлением Холмса и тем, что было в действительности сказано в „Пестрой ленте“»[3]3
  С тех пор, как это объяснение было опубликовано в 1948 г., д-р Л. М. Клаубер сумел получить новые свидетельства, связанные с решением данной проблемы. Со свойственной ему щедрой любезностью д-р Клаубер предоставил эту новую информацию в наше распоряжение. Далее цитируется приложение к его письму от 24 мая 1955 г.: «Любопытно отметить, что сам Холмс (в Вампире в Суссексе, абз. 6), просматривая свою громадную картотеку на букву „Г“, замечает: „Гила, или ядовитая ящерица… Поразительно интересное дело!“. Это показывает, какую важность он придавал ящерице в деле Ройлотта, о котором, очевидно, и шла речь».


[Закрыть]. Как замечает Клаубер, «природа существа, которое отняло жизнь у Джулии Стоунер, а два года спустя у ее преступного отчима, долгое время ставила герпетологов в тупик. Они не готовы были примириться с обвинением в адрес „болотной гадюки, самой смертоносной индийской змеи“ по той простой причине, что такой рептилии, разумеется, не существует».

Глубоко изучив вопрос, Клаубер приводит впечатляющие, достоверные и неоспоримые свидетельства. Он приходит к неизбежному выводу: Холмс не произносил процитированных Уотсоном слов «болотная гадюка (swamp adder), самая смертоносная индийская змея». «Напротив» – пишет Клаубер, – «сказал он следующее: „Это самподерма (sampaderm), самая смертоносная индийская змеящерица“. В примечании Клаубер указывает, что „данное название можно легко истолковать как „змея-гила“ – samp на хиндустани означает „змея“, а суффикс aderm без сомнения происходит от „гелодерма“, профессионального наименования гилы (аризонского ядозуба) и ее сородичей, широко распространенного среди европейских натуралистов. Таким образом, Холмс со своей обычной рассудительной точностью использовал составное имя для создания-гибрида, еще не известного науке“».

Клаубер заключает, что Ройлотт смог продолжить эксперименты по гибридизации в Индии, где кобр, конечно, было нетрудно достать. Если предположение Клаубера верно, «цыгане обеспечивали линию доставки, благодаря которой он (Ройлотт) получал мексиканские образцы». Незаконное потомство этих рептилий описано как «зловещее сочетание – существо, объединяющее в себе разум и подвижность ящерицы с враждебным темпераментом змеи. На верхней челюсти у него имеются ядовитые клыки, унаследованные от одного из родителей, на нижней – ядовитые зубы другого; яд, многократно усиленный гибридизацией, вызывает у любой жертвы практически мгновенную смерть. Такое животное будет питаться взбитыми белками, ошибочно принятыми за молоко, и обладать ушами, как всякая ящерица, что поможет ему различать свист; ноги и когти позволят такому существу быстро карабкаться вверх и вниз по шнурку от звонка, особенно если оно будет знать, что по возвращении в комнату доктора его ждет тепло потайного фонаря. Именно с таким животным придется управляться с помощью петли на конце плети – ведь любой укротитель змей использовал бы палку с крючком. И самое главное, сочетая кобру и гелодерму, мы в результате несомненно получим нечто схожее с пестрой лентой».

«В точности неизвестно, сумели ли некоторые существа, полученные в ходе непотребной метисации д-ра Ройлотта, бежать и обосноваться в дикой природе, но мы располагаем по крайней мере тремя свидетельствами этого» – указывает Клаубер. Два из них косвенные, однако, как замечает Клаубер, «сообщения о гибели людей от укусов крайне активной и ядовитой ящерицы поступали из все расширяющегося круга местностей близ Гхатала, включая Харар, Хирпай и даже Чандракону много дальше на запад. Нет сомнений в том, что где-то в этом районе, неподалеку от Калькутты, д-р Ройлотт и обустроил свою лабораторию».

Распространение аллопатрического гибрида, по всей видимости, происходило очень быстро, и не приходится сомневаться, что он обладает многими, если не всеми признаками нового вида. Животное достаточно распространено в Индии (в чем сказывается присущая гибридам энергия, хорошо знакомая генетикам) и даже получило разговорное имя «бис-кобра» или «бискобра», недавно приведенное да Фонсека (1949) в качестве «неидентифицированной индийской змеи». До Павлова (1926) доходили слухи о проникновении животного далеко на север, в Манчжурию, и новый вид, как его следует теперь рассматривать, судя по всему, широко распространен в Гоби, где согласно Эндрюсу (1937)? «все монголы о нем знают».

Эндрюс (supra cit.) утверждает, что в Гоби данное существо известно под именем «аллергорхай-хорхай»; по описаниям кочевников, оно «похоже на колбасу и так ядовито, что одно прикосновение к нему означает мгновенную смерть». Безусловно, популяция в Гоби произошла от потомков гибридов, сбежавших из лаборатории д-ра Ройлотта в Калькутте, так как сам Эндрюс уверяет, что, услышав о животном, «сразу подумал о ядозубе».

Животное никогда прежде не получало научного наименования; поскольку мы разделяем авторитетное мнение Тэйлора и Френсиса (1945, с. 128), согласно которому «все очевидно валидные виды должны получить наименование и стать известны систематикам», у нас нет другого выхода, кроме как его описать[4]4
  В оправдание нашего подхода можно процитировать и мнение Майра, Линсея и Узингера, которые, рассматривая вопрос аллопатрической гибридизации, указывают, что «„гибридная популяция“ может быть названа подвидом (и все правила в отношении этой категории могут также быть применены к виду согласно международным правилам номенклатуры), если она соответствует правилу 75 процентов». Описываемая нами популяция имеет 94.4-процентную чистоту.


[Закрыть]. Очевидно, требуется и новое родовое название. Учитывая предоставленные Клаубером и Эндрюсом данные, мы предлагаем назвать животное:

Sampoderma, gen. nov.

Диагноз: Форма тела напоминает колбасу, в верхней и нижней челюстях ядовитые зубы, в верхней челюсти трубчатые, в нижней бороздчатые. Родствен Naja, Heloderma и, возможно, также Scincidae, поскольку внешняя морфология имеет определенное сходство с морфологией некоторых сцинков, как замечает Клаубер (supra cit., с. 156, прим.). Sampoderma имеет также много общего с Heloderma europaeum (см. Г. М. Смит, 1949).

Типовой вид: Sampoderma allergorhaihorhai, sp. nov (см. рис.).

Диагноз: Форма тела напоминает колбасу; определение экземпляров не представляет сложности, если придерживаться следующей процедуры. Прикоснитесь к экземпляру большим пальцем ноги или руки, указательным пальцем или, в случае предпочтения, носом. Если вслед за этим последует мгновенная смерть, вы можете быть уверены, что правильно идентифицировали Sallergorhaihorhai. Отрицательный результат потребует продолжения исследований.

Псевдо-идео-голотип[5]5
  Этот термин, к сожалению, отсутствует в классификации типов Майра, Линсли и Узингера (1953), которые приводят абсурдное заявление Уильямса о том, что «нет никаких причин вводить более одного типа для каждого наименования». См. также Хоббс (1935, Copeia, с. 105), где предлагается термин «голо-идео-дупло-тип», по небрежности или, не исключено, умышленно оставшийся незамеченным Майром, Линсли и Узингером.


[Закрыть]: Об экземплярах животного слышали монголы в Гоби.

Sampoderma allergorhaihorhai sp. nov.

Латеральный вид псевдо-идеоголотипа, масштаб 1:10. Пол не определен, предположительно самец или самка. Заметны наследственные следы «пестроты», как на капюшоне прародителя-аспида. Идеограмма Дерри Богерта.

Распространение типа: Гоби. С определением районов Гоби, где не побывали азиатские экспедиции Эндрюса, ареал может быть сужен. Так как в исследованных ими районах данные экспедиции не добыли ни одного образца, животное, очевидно, обитает в других местах.

Гиподигм[6]6
  Sensu Симпсон, Г.Г. Касательно исходного смысла термина см. прим. в Богерт и Оливер (1945, с. 354).


[Закрыть]: Об экземплярах животного слышали монголы в Гоби; также описания, предоставленные Эндрюсом (1937) и Клаубером (1948).

Описание: Тело похоже на колбасу. Наличествует яд. Ядовитые зубы в обеих челюстях. Имеются уши. Имеются ноги и клыки. Рисунок и расцветка напоминают пеструю ленту.

Распространение: Индия, регионы между железным и бамбуковым занавесами, а также, возможно (fide Клаубер, supra cit.) Бейкер-стрит в Англии. Распространение вида происходило с чрезвычайной быстротой и экземпляры могут быть замечены в любом месте земного шара.