Текст книги "Сосна и олива или Неприметные прелести Святой Земли"

Автор книги: Исраэль Шамир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ГЛАВА XV. НОВЫЙ ЗАВЕТ

У дороги Иерихон-Иерусалим издавна была дурная слава – в пустыне разбойники зачастую нападали на путников. Много было пролито крови, и один из перевалов так и называется – Красный, или Кровавый перевал, Маале Адумим на иврите или Тал’ат ад-дам, по– арабски. Его красные почвы связываются легендой не столько с содержанием железа, сколько с кровью невинных жертв. Впрочем, название перевала производят и от слова «Эдом», названия народа, жившего на юге Заиорданья, и в Хевронских горах, в Идумее.

Крестоносцы построили на холме над перевалом крепость для охраны пилигримов, – Мальдуин или Chastel Rouge, Красный Замок, Арабы называли его Калат эд-дам – Кровавая крепость. Ее упоминал Бурхард Сионский. Теодерик в 1172 году видел тут Красный Колодец, в который, как ему сказали, братья бросили Иосифа Прекрасного, а также замок темплиеров-храмовников и часовню. При Саладине крепость была перестроена и ее следы видны по сей день. На самом перевале к югу от дороги стоит прочное здание из светлого местного камня, с большим колодцем во дворе и туристским бедуинским шатром у входа. Это перестроенный древний арабский каравансарай, Хан Хатрур. Тут был монастырь в византийские времена – от него остались следы мозаики во дворе. Само здание было заложено при Омейядах в 7 в. В 1903 году оно было превращено турками в полицейский участок, разрушено англичанами во время войны 1917 года и заново отстроено после войны – сначала как полицейский КПП, потом – как реконструированный приют для путников. Хан именуется также Гостиницей доброго самарянина. Так традиция локализовала евангельскую притчу о милосердном самарянине2121
  Лука 10: 30-37


[Закрыть].

«Шел человек из Иерусалима в Иерихон и попал в руки разбойников. Они его ограбили, избили и ушли, бросив полумертвым. Шел той же дорогой священник, но увидев его, перешел на другую сторону (дороги). Затем шел левит. И он, увидев раненого, прошел мимо. А самарянин, который проезжал той же дорогой, увидел его и пожалел, омыл вином и смазал оливковым маслом его раны (как герои Сервантеса), перевязал их, посадил на собственного осла, привез в гостиницу и там за ним ухаживал. А на другой день, уезжая, оставил денег хозяину гостиницы и наказал заботиться о раненом».

Эта нарративная часть притчи хорошо известна. Во многих странах существуют филантропические организации Милосердных Самарян. Гостиницы и приюты в дальних местах охотно берут себе это имя. Обычно понимают эту притчу, как призыв к человеколюбию, милосердию, помощи нуждающимся. Но рассказчик имел в виду нечто иное. Чтобы понять текст, следует прочесть его с начала до конца. Пересказанному нарративу предшествует диалог Иисуса и Фарисея. Фарисей спрашивает Иисуса, как следует жить. Это не наивный вопрос человека без лукавства, вроде Нафатаила из Каны. Иисуса зачастую спрашивают не для того, чтобы узнать ответ на вопрос, но чтобы проверить его взгляды. Это – проверка, испытание. Иисус отвечает коротко: люби Бога превыше всего, люби ближнего как самого себя.

Это ортодоксальный ответ, и Тора учит: «Возлюби ближнего, как самого себя»2222
  Левит 19:18


[Закрыть]. Но Фарисей не принимает ортодоксальный ответ за чистую монету, он догадывается, что Иисус – не скромный еврейский рабби из Галилеи. Он задает уточняющий вопрос. (Так в «Имени розы» Умберто Эко инквизитор не удовлетворяется кажущейся ортодоксией скрытого еретика). «Что такое ближний?» – спрашивает Законник. Этот вопрос – и ответ на него – выявляет причины внутреннего конфликта, содержавшегося в древнем иудаизме.

Иудейская община была неоднородной. Эмиграция из Вавилона, и насильственное обращение местных жителей в иудаизм за сто лет до Рождества Христова создали прослойку «туземцев», («ам хаарец»), простых людей, «второсортных иудеев». За пределами общины стояли прямые потомки древних израильтян, самаряне, незаконнорожденные, коренные не-иудеи («гер тошав»). Полноправные члены общины – книжники – фарисеи – относились к «туземцам» с презрением. Книжники понимали заповедь любви к ближнему совсем не так, как мы. Для них «ближним» в этом контексте был только иудей. Они обосновывали это ссылкой на Библию – предыдущая строка гласит: «не имей злобы на сынов народа твоего», а поскольку стихи построены по принципу параллелизма, то и «ближний» второй строки есть не кто иной как «сын народа твоего» первой строки.

Среди иудеев были и строгие сектанты, для которых возлюбленным «ближним» мог быть только их брат-сектант. Так, обитатели Хирбет Кумран («секта Мертвого моря») делили весь мир на Сынов Света (они сами, стоящие на пороге вечной жизни) и Сынов Тьмы (все прочие). Законник, в поисках ереси, хочет проверить, насколько строг Иисус, считает ли он «ближним» – любого иудея или только члена своей маленькой общины. Он спрашивает, по сути дела, «како веруеши?» И Иисус ему отвечает притчей.

В притче, кроме раненого путника – три героя, как в народной сказке (двое умных, а третий – дурак). Первый – коэн, священник, второй – левит (дьяк). Третьим должен быть простой иудей. По сей день в литургии еврейство делится на три группы: коэны, левиты и (просто) сыны Израиля. В синагогах на амвон вызывают по очереди коэна, левита, и (просто) сына Израиля. При необходимости выбора, учит иудейская медицинская этика, сначала спасают коэна, потом левита, потом сына Израиля. (следующими идут выблядки, а после них – гои, которых в субботу не следует спасать). Но Иисус – мастер диалога и притчи, и фарисея подкарауливает неожиданность.

Как в анекдоте «двое умных, а третий – милиционер», первый герой притчи – коэн, второй – левит, а третий... нет, не простой иудей, а гой; хуже – самарянин. До возникновения христианства, иудеи ненавидели самарян, местных потомков израильтян, как палестинцев в наши дни. Ответ Иисуса шокирует: «ближний» – не только член твоей секты, и даже не просто иудей, но любой человек, даже самарянин. Этот неожиданный оборот («а третий – милиционер») настолько сбивает с толку слушателя-иудея, что не так давно еврейский ученый-апологет обвинил евангелиста в «антисемитском извращении» слов Иисуса. У Иисуса, мол, третьим, хорошим прохожим был «простой иудей», а не какой-то самарянин. Такова логика апологетов: если Иисус отступает от ортодоксальной иудейской нормы, значит, (по их мнению) это антисемитская глосса евангелиста или позднейшая фальсификация.

Но Иисус не низвергал иудаизм, а возвращал его к его древним, местным корням. Он преодолевал последствия неудачной реставрации, носителями которой были фарисеи-книжники. Фарисеи гордились своей избранностью, своим происхождением от Авраама. К простым людям – «туземцам» они относились вчуже, не задумываясь, обирали бедных, притесняли сирот и вдов. Они переосмыслили Библию, и любую заповедь толковали в своих интересах. Древняя Тора запрещала давать деньги в рост, требовала прощать все долги и отпускать рабов на волю на седьмой год. Фарисеи придумали, как обойти запрет. Долги фиктивно передавались суду, процент, «счетчик», назывался «дивидендом», поля фиктивно продавались гою в субботний год. Русская сказка говорит о попе, который окрестил поросенка – «Окунем», и съел в Великий пост. Наверное, этот поп был фарисеем по духу.

Иисус – потомок древней иудейской царской семьи и священнического рода – возвращал идеи Торы всему человечеству, и его аристократическое и священническое происхождение напоминает нам о дворянах Ленине и Мирабо, о патрициях Гракхах, ставших на сторону народа против своих «братьев по классу».

Его проповедь была бесконечно успешной. Прошло триста лет – секунда на часах вечности – и народы региона приняли Христа. Не были исключением и иудеи – подавляющее большинство иудеев, как в Палестине, так и за ее пределами, последовали за апостолами Петром и Павлом и стали христианами. Из восьми миллионов иудеев времен Христа лишь 3-4 процента упорствовали, и создали альтернативную веру, «новый иудаизм». Все остальные отказались от «фарисейской закваски», и слились со своими братьями, вчерашними «туземцами». Так была исцелена «травма Изгнания», о которой писал Хаим Тадмор. Потомки сынов Израиля стали палестинцами, сохранив лучшие законы Торы и веру в братство людей.

Иудеи в прочих странах мира не отличались этнически и по языку от своих соседей, и когда они приняли Христа, исчез и барьер между ними. Сбылось обещание апостола Павла: Христос упразднил вражду между иудеями и народами мира. (Конечно, это касалось только тех иудеев и эллинов, которые приняли Христа.) Пустой ложью оказались речи об «извечном антисемитизме» – потомки иудеев стали интегральной частью народов, среди которых они жили, будь то греки, египтяне, римляне или палестинцы.

–

Лишь на окраинах христианского мира, на Кавказе, в Иране, Вавилоне, сохранились горстки книжников и священников, державшихся изрядно обновленной «старой веры». В Палестине они сохранились в Тиверии, у Галилейского моря, на пути в Вавилон, где была основная иудейская община. Как это часто бывает со «староверами», эти ярые фундаменталисты ушли крайне далеко от общего родового ствола библейского иудаизма. Они отменили пасхальную жертву, заменив ее чтением Агады, отказались от храмовых обрядов, отменили священничество, забыли законы о чистоте и нечистоте, но сохранили крайний, фанатический партикуляризм и ненависть к окружающим народам. Иудейский священник времен Христа скорее признал бы православного священника своим единоверцем, нежели раввина.

Современный еврей небольшой учености считает, что нынешняя иудейская вера ведется «от Моисея», и что ее героями и основателями являются библейские персонажи. Однако наши грамотные еврейские деды и прадеды так не считали. Для них Иудейская Цивилизация начиналась с Мудрецов, как звались вожди «староверов». Для традиционных евреев Библия была таким же Ветхим Заветом, предысторией, как для христиан. Они читали ее глазами Мудрецов, как христиане – глазами Отцов Церкви. Мудрецов – создателей Мишны и Талмуда – они почитали, как своих учителей и героев, а библейские персонажи вспоминались лишь постольку поскольку о них говорили Мудрецы.

Когда библейский, или храмовый иудаизм рухнул, из его обломков воспряло христианство. Большинство иудеев мира последовало за апостолами Христа, к спасительной вере духа. Но меньшинство пошло по эзотерическому пути углубленного изучения Закона и гностической премудрости. Раскол был подготовлен веками: с одной стороны были книжники, фарисеи, целиком погруженные в хитрую игру в бисер, которая через века станет Талмудом. С другой стороны – простой народ, рвавшийся к Богу. Они не любили друг друга. Книжники говорили: лучше бросить дочь на съедение львам, чем выдать за невежу. А народ говорил: хорошо бы иметь зубы, как у коня, чтобы загрызть книжников.

Приход Христа и разрушение храма послужили катарсисом давно назревавшего раскола. Соборная личность Израиля в шизофреническом приступе распалась на две, где одна взяла себе веру, пыл, неуемную тягу к слиянию с Богом, а другая – углубленное изучение тонкостей Закона, интеллектуальную борьбу, гнозис. Первая распахнула свои объятия миру, другая стала клубом для избранных. Св. апостол Павел, мудрец и книжник, поборол шизофренический раскол, и соединил в себе любовь Христа и Знание. Он принес тайны гнозиса в церковь, и они стали частью христианской веры. Человек огромных знаний, он не позволил книжникам подмять церковь под себя, и снискал себе ненависть правоверных иудеев, не погасшую по сей день. Гностики-христиане следовали его путем. Когда современник р. Меира великий гностик и ересиарх Маркион пытался отказаться от опасного дара преемственности древнего иудаизма, он хотел оставить от всего Нового Завета лишь Евангелие от Луки и Послания Павла. Павел стал мостом, по которому многие книжники нашли себе путь в церковь. Многие, но не все.

У колыбели нового иудаизма стояли замечательные люди, ставшие героями бесконечных легенд. Многотомные Мишна и Талмуд – рассказ об их интеллектуальных похождениях, как цикл о короле Артуре – рассказ о рыцарских похождениях. Мудрецы, или Ученики Мудрецов, как они себя именовали, были крохотной кучкою рыцарей духа и интеллекта, наподобие круга св. Франциска или сподвижников Лойолы.

Это замечательное явление было чистым продуктом Святой Земли. Ее герои находились в основном в Галилее, но живали и в Иерусалиме, и в Ямнии, и в Лидде. Они создали Академию, Синедрион, Суд. Эти организации были основаны книжниками еще до радикальных перемен первого века, но приобрели значимость только в рамках новой религии во втором веке. «Королем Артуром» легенд о Мудрецах был Рабби Иегуда ха-Насси, Князь. Над ним стоял Папа иудаизма, «реш галута», Экзиларх – титульный вождь вавилонских иудеев.

******************************************************************

В израильских школах и детских садах детей учат, что Святая Земля расцветала в дни иудейской независимости, зачахла с изгнанием иудеев, с разрушением Иродова Храма и подавлением восстания против римлян, и снова расцвела с возвратом иудеев в наши дни. Возник культ хасмонейско-иродианской реставрации: всенародные празднества Хануки (детского праздника, не случайно совпадающего с Рождеством), спортивные “Маккавиады” – вместо “Олимпиад”, общества Маккавеев, культ Масады, клятвы “Масада больше не падет”, присяга солдат на Масаде. Моше Шамир, популярный писатель, пришедший от псевдо-левого активизма к ярому национализму, написал роман, восхваляющий кровавого хасмонейского владыку Александра Янная, распинавшего иудеев сотнями и топившего неевреев тысячами (так его сверстники в сталинской России славили Ивана Грозного). Ведущий израильский археолог, раскапывавший Храмовую гору, восхвалял демократизм и народность хасмонейской монархии и привел в пример то, что народ забросал лимонами царя Александра Янная. Он не упомянул и не напомнил о том, что после этого царь Александр казнил шесть тысяч иудеев, бросавших лимоны (Древности, XIII, 13).

Однако подлинный расцвет Святой Земли произошел позднее, после победы христианства, в византийский период. (Увядание началось после падения Омейядов и воцарения Аббасидов). В те времена более двух миллионов человек спокойно жили в Палестине, все поля были возделаны, акведуки вели воду к Кесарии и к Иерусалиму и в сердце пустыни к Умм-Дараджу, граница обрабатываемых земель доходила до источника Эн-Фара и далее. Тогдашним жителям Палестины приходилось не хуже, а куда лучше, чем в дни кровожадных царей хасмонейской династии и их преемников, иродиадов. Обидно, но правда – расцвет страны наступил, когда она окончательно утратила независимость, что указывает нам на тщету политических устремлений.

ГЛАВА XVI. ИСТОЧНИКИ В ПУСТЫНЕ

Святая Земля лежит в самой середине мира, говорили в прошлом. Когда-то это было буквальной правдой, как то, что площадь Пикадилли – в центре Лондона. Под миром имели в виду обитаемый мир, ойкумену, от Вавилона до Египта, от Крита до Дуры Аравийской. За их пределами начиналась дикость, медведи, драконы, люди с желтыми волосами.

В середине Святой Земли стоит Иерусалим. Он стоит как канатоходец, на туго натянутой дороге вдоль горного хребта, на самом краю пустыни, места дикого и не совсем мертвого. Шаг в сторону – и свалишься в самое глубокое место в мире, в долину Иордана. Из любого места в городе запросто видна пустыня.

Хороша Иудейская пустыня, даже сухая и выжженная. Но нет равного чуду источников в пустыне. На севере, в Европе, каждая река больше всех наших речек сразу, но где там найдешь живую воду, бьющую в пещере в дальнем вади? Я люблю ходить в пустыню без фляги – с тем, чтобы умирая от жажды, едва дотянуть до ключа, припасть к нему и напиться всласть. Такой мне представляется и вся жизнь – пустыня, а в ней источники. Я и по жизни иду без фляги и, может быть, однажды не дотяну до источника – до источника воды, до источника денег, до источника любви. Этой роковой неуверенностью платишь за свободу от ноши. Но когда поддаешься искушению остаться у источника, ты вспоминаешь о прочих, еще не изведанных – и идешь дальше.

Вернемся в родные места пророка Иеремии, в село Аната, и пойдем оттуда вниз, на восток, к источнику Эн-Фара, бьющему в глубокой долине – вади Кельт. Спуск к источнику трудноват – к нему ведет кошмарная каменистая дорога, лучше приспособленная для ослов и тракторов, чем для машин. Она проходит мимо разрушенной насосной станции. Сам источник несколько пострадал от цивилизации – неработающая водокачка еще не скоро исчезнет, бетонная запруда удерживает воду, образуя мелкий водоем, и в нем плещутся козы и овцы пастухов Хизмы и Анаты. В эти места лучше всего приходить зимой или ранней весной, когда вокруг источника цветут тысячи полевых цветов в таком убранстве, что и царь Соломон им бы позавидовал. А на травке сидят пастушки со свирелью у губ, – пастораль и идиллия. Но и осенью, когда созревают фиги и орехи, источник хорош, хотя воды в нем становится мало.

Жизнь здесь, на краю пустыни, не изменилась за тысячелетия. Несмотря на немногие посадки, народ в основном живет пастушеством, как и всегда. Основа Иудеи, ее глубокий, невидимый фундамент – не земледелие, но пастушество. Дж. А. Смит отмечает три основных черты Иудеи: преобладание пастушества, близость пустыни, отсутствие места для городов. Врожденное благородство пастухов, привыкших заботиться о своих стадах, легло в основу пророчеств, веры, духовной поэзии и политического устройства. О царе Давиде Господь говорит, “Я взял тебя от стада овец, чтобы ты был пастырем народа Моего2323
  II Царей, 7,8


[Закрыть]”. Все цари величали себя пастырями – пастухами; пастухом Своего народа был и Господь. Пастухи заботятся о своих овцах, знают их, и овцы знают своих пастухов.

“В Европе часто оставляют овец пастись без присмотра, на Востоке я не видал стадо без пастуха. В ландшафте Иудеи с его неогороженным пастбищем, покрытым исчезающими тропками, где рыщут дикие звери, а рядом лежит пустыня – такой человек необходим. На горных пастбищах, где по ночам воют гиены, вы встречаете его, бессонного, зоркого, битого дождем и обожженного солнцем, вооруженного, с посохом в руке, осматривающего своих овец, хранящего каждую из них в своем сердце – и понимаете, почему пастух из Иудеи стал в центре истории своего народа, почему они дали имя пастуха своему царю и сделали его символом Провидения, почему Иисус избрал его примером самопожертвования” (Дж.А.Смит).

Тропа ведет от источника с его пастухами и овцами к лавре – замечательному монастырю св. Харитона, нашему первому свидетелю расцвета Святой Земли в III—VIII веках. Монастырь возник в 275 году, когда монашество уже процветало в Египте, где и сейчас можно увидеть в вади эль Натрун, на берегах соленого, фиолетового озера, – четыре древних монастыря коптов. Св. Харитон пришел в это ущелье и поселился в пещере, проводя время в посту и молитве. Со временем к нему стеклись другие отшельники, привлеченные аурой его святости. Так возникла лавра: монахи жили отшельниками в пещерах, но по воскресеньям собирались на общую молитву в церковь. Когда монахов стало слишком много, любивший уединение св. Харитон перешел в другое место, к источнику Эн Дюк. Но и туда стекся народ и возникла лавра Дука. Тогда Харитон ушел в дальнее Текоа, в узкое ущелье неподалеку от пастушьего поселения Тукуа, родины пророка Амоса.

Эти места несколько напоминают родину Иеремии – край пустыни, места простые, кондовые. Пророк Амос, здешний пастух, говорил: «Я не пророк и не сын пророка, я был пастух и колол сикоморы, но Господь взял меня от овец». (Маленькие плоды сикоморы, шикма, подобны смокве, но не так сладки, если не уколоть их вовремя. Уколотые плоды наливаются сладостью.)

Под влиянием св. Харитона здешние потомки Амоса, пастухи Текоа, приняли Христа, построили церковь и обитель – монастырь, где монахи постоянно жили вместе, а не только встречались по воскресеньям. Монахи Текоа разделились в свое время по вопросу о богочеловеческой сущности Иисуса, как веками позднее разделились кибуцы на сторонников МАПАЙ и “Ахдут-авода”.

Пастухами остались жители Тукуа и по сей день, но они построили себе хорошие каменные дома, и сеют хлеб. К югу от села стоит сельскохозяйственная усадьба, где обучают пастухов земледелию. Ее основал шейх племени таамре Мухмад-Салем эд-Дуэйб еще при короле Хуссейне.

Современная сионистская историография зиждется на теории катастроф, по которой нет прямой преемственности между жителями одного и того же места в разные времена. Так, христиане византийского Текоа не имеют ничего общего, по этой популярной точке зрения, с нынешними мусульманами или с израильтянами времен пророка Амоса, не говоря уже о людях, живших здесь до Иисуса Навина. Откуда возьмется столько желающих жить на самом краю пустыни, чтоб народ сменял народ и племя вытесняло племя?

Хотя в современном Тукуа немало осевших бедуинов, в свое время жители Текоа стали кочевниками – бедуинами под давлением турецких сборщиков налогов. Здесь, на самом краю пустыни, тонка грань между кочевником и оседлым жителем. Чуть меньше дождей – и крестьянин срывается с земли, чуть больше – и кочевник сеет хлеб. Дожди в районе Текоа – чистая катастрофа. Местные жители верят, что и монастырь Харитона был разрушен потоком, из тех бурных наводнений, что обрушиваются иногда по узким расселинам Иудейской пустыни, все сметая на пути.

Но обычно дождей нет, земля суха и выжжена, и только ранней весной окрестности Текоа нежно зеленеют. В наши дни Текоа стоит на краю безлюдья, но было время, когда здесь проходила дорога из Иерусалима и Вифлеема к Эн-Геди, по которой привозили соль. Еще при крестоносцах у жителей Текоа была монополия на транзит соли в Европу – дело прибыльное.

Дорога сохранилась, и ее частично заасфальтировали. На джипе можно доехать до высот над Эн-Геди, на обычной машине – до иорданского здания полиции Руджм-эн-Нака, где стояла в древности одна из крепостей, охранявших дорогу. Оттуда обычно идут пешком на Эн-Геди – что занимает целый день.

Руины лавры находятся к северу от деревни. Туда легче пройти по тропинке, начинающейся там, где дорога на Иродион пересекает вади.. Узкое вади быстро становится каньоном с крутыми стенами, но тропа продолжает идти ровно, не теряя высоты. Через полчаса ходу – Хирбет-Харитун, руины лавры, основанной св.Харитоном в начале IV в. От нее остались стены, так и не обвалившиеся с 614 года, когда этот монастырь – как и все – был разрушен. Среди развалин – много укромных пещер, где жили монахи, а прямо за лаврой стоит емкий водосборник Бир-эль-Анзие (“Козий”), сложенный из камней, напоминающих Стену Плача. В Козьем колодце не переводится вода дождей, стекающих вниз по вади.

Дальше к востоку капельный источник. Его выдает обнаженная водой каменная плита. Затем – два черных, в человеческий рост, камня, напоминающие по форме скрижали Завета. За ними прячется вход в самую большую пещеру Святой Земли – пещеру св. Харитона. Это настоящий лабиринт, и чтобы зайти поглубже, нужны сильные фонари или много свечей и нить Ариадны – веревка, ведущая к выходу, потому что в пещере легко заблудиться, а то и сверзиться в пропасть или в колодец.

В ней жил св. Харитон, а по одной из легенд, здесь скрывался царь Давид от Саула. Во время налета сельджуков в 1139 году здесь нашли убежище христиане Текоа. Русско-израильский писатель Эли Люксембург вывел эту пещеру в своем мистическом детективе “Десятый голод” под названием “Кровавой пещеры”. Его герой выходит из этой пещеры, пройдя под землей несколько тысяч километров, от самой Бухары, испытав множество всяческих приключений.

Третий монастырь был основан св. Харитоном в горах над Иерихоном, там, где стояла хасмонейская крепость Дагон (та самая, на стенах которой Птолемей пытал свою тещу, мать Иоанна Гирканского). Туда можно попасть по “дороге Абу-Джордж”, улучшенной Глабб-пашой и асфальтированной (она идет через Тайбу). Она ведет к источнику Эн-Дюк, хранящему название лавры и крепости. Он бьет в долине Нуэма, по которой носятся табуны диких ослов и армейские джипы. Вода низвергается в глубокую бетонную купальню, стоящую в роскошном саду – армянском кафе “Севан”. В купальне всегда много местных темнокожих жителей – потомков суданцев, привезенных Мухаммадом-пашой в прошлом веке.

Можно пройти вверх по акведуку, пересечь глубокое и узкое вади – тут акведук разрушен – и с другой стороны вы увидите бьющие из земли источники. Они образуют маленькое озерцо кристально-чистой воды глубиной по колено. Лечь и полежать в этом озерке, глотая его воду – такое блаженство, что можно понять монахов Дуки.

Недалеко от Дуки находится прилипший к обрыву монастырь Каранталь, бывший в древности “филиалом” Дуки. На этом месте Иисус постился 40 дней – в память 40 дней Моисея на горе Синай – а когда взалкал, дьявол предложил ему превратить камни в хлеб. Иисус не поддался искушению (Матф.,4,1).

Монахи освоили всю пустыню и превратили ее в лавру, в систему монастырей, церквей и келий. Так возникли монастыри и церкви на Масаде; на руинах Гиркании – монастырь св. Евтимия, он же Кастельон, св. Евдокии – на вершине Джабль-эль-Мунтар. «Город – пустынь» – так назвал возникшее созвездие монастырей современный исследователь. В Святой Земле в те времена кипело религиозное творчество, и конечно, не только в пустыне.

В Кесарии, тогдашней столице Святой Земли, работали Ориген и Евсевий, в Вифлееме поселился блаженный Иероним, а блаженный Иоанн Мосх исходил все монастыри и оставил нам поучительный рассказ о жизни монахов.

Самый огромный и пышный монастырь находится прямо посреди нового еврейского поселения Маале-Адумим – там сохранился огромный мозаичный пол, колонны, стены. Самый удаленный и труднодоступный – монастырь св. Феоктиста в расселине Мукалик, на старом пути пилигримов между Хан-эль-Ахмар и долиной Гиркании. Пещера, где находилась эта лавра, врезана в крутой стене каньона, мимо идет по краю пропасти узкая тропа, не вполне безопасная.

В руинах монастырей видны следы работы кладоискателей – “Медный свиток” Кумрана содержит немало указаний типа: “В крепости в долине Ахор сорок локтей под ступенями, ведущими к востоку: сундук с деньгами, и его содержимое: семнадцать талантов” (Амусин, 86),– которые подходят ко многим руинам. Клада так и не удалось найти.

Монахи использовали прославленную византийскую и набатейскую системы сохранения воды для ведения сельского хозяйства. Они не ставили себе таких амбициозных задач, как Ирод на Масаде, но хотели разводить овощи и фрукты для пропитания. Это у них получалось. Даже малые монастыри умели полностью использовать влагу зимних потоков. Так, недавно был раскопан сохранившийся целиком монастырь IV века в среднем “течении” долины Аругот, в Шааб-ад-Дейр, неподалеку от уже известного нам села Бани Наим (где находится гробница Лота). Этот монастырь находится на перекрестке троп Вифлеем—Эн-Геди и Хеврон—Эн-Геди, в узкой расселине, куда монахи смогли направить воду из вади, вырыли водосборник и яму для воды, посадили сад, перегородив каньон плотиной – чтобы землю не смывало потоками. Ямы для воды сохранились и по сей день (Бир-ад-Дейр). И вообще это трогательное место: там можно увидеть хорошо сохранившуюся мозаику, часовню в нерукотворной пещере, давильню, акведуки. Песок сохранил его от гибели. Археологи посадили там смоковницу и оливу.

Внушительные системы использования воды из долин можно найти возле Карм-ас-Самра, на пересечении дороги, идущей в долине Гиркании с вади Абу-Шаале, неподалеку от водосборника Бир-абу-Шаале. И у него примостился монастырь Сефалоника. Живой и прекрасный монастырь стоит и по сей день в теснине Кедрона, вади эль-Нар (Огненном). Это Марсаба, о которой Бунин писал: “Преподобный Савва избрал для своей обители страшную долину Огненную, нагую, мертвую теснину в Пустыне Иудейской”. Он поражает, когда после долгого спуска по крутой дороге видишь его голубые купола в расселине Кедрона. Вход в него – маленькая дверь в огромной стене, которая могла выдержать – и выдерживала – налеты бедуинов, страсть любивших грабить монастыри.

Женщин и всякую тварь женского полу – козу или овечку – не пускают в узкие ворота, и они могут заглянуть внутрь с высот башни, стоящей возле ворот. Преподобный Савва не допустил даже свою мать, и она поселилась в малой келье возле стен лавры и прожила там долгие семнадцать лет.

В огромном монастыре – пещера со святыми мощами преп. Саввы, и еще одна пещера – с черепами монахов, погибших от рук иудейских фанатиков в 614 году. Иудеи пришли с персами, завоевавшими Святую Землю в 614 году, и разрушили почти все монастыри и церкви в Святой Земле. Они убили десятки тысяч христиан: в одном Иерусалиме от 60 до 90 тысяч христиан были выкуплены иудеями из персидского плена и зарезаны на краю водосборника Мамиллы, прежде чем персы вникли в суть происходящего и остановили резню. Разрушение 614 года положило конец долгому процветанию Святой Земли, и осталось по сей день страшным шрамом на лице страны.

Византия обеспечивала в целом гуманный режим и покровительство меньшинствам и провинциям; к Палестине – Святой Земле – в христианской империи отношение было особенно хорошее. Византия – Восточная Римская Империя – в отличие от своей предшественницы – Рима – была страной одной культуры – культуры Восточного Средиземноморья, сплава эллинизма и Востока, окрашенного православием. Ее гибель не была неизбежной – и она была позднее восстановлена турками. Ее существование отражало реальность: Побережье, Долины, частично – Самария связаны с Средиземноморьем не меньше, чем с аравийским тылом.

От той замечательной поры нам осталась в наследство одна из моих любимых книг, написанных в Святой Земле, «Луг Духовный» блаженного Иоанна Мосха. Она была создана в последние годы христианской Святой Земли, незадолго от катастрофы 614 года. Это – сборник рассказов о монахах, святых отцах, которые стремились к Богу трудным путем аскезы. Ее чтение доставляет такое же наслаждение, как весенний цветущий луг в горах под Иерусалимом, и подтверждает, что религиозное творчество Святой Земли не прекратилось с завершением евангельского канона. Книга была посвящена Софронию, ученику Иоанна Мосха, который впоследствии стал патриархом и встретил хлебом и солью халифа Омара. У православного патриарха, пережившего 614 год, была одна просьба к мусульманскому завоевателю – он молил его о защите от мстительных иудеев, и его просьба была исполнена.

Разрушенные монастыри – Каранталь, Марсаба, св. Харитона – были восстановлены только в конце прошлого века – усилиями России, считавшей себя преемницей Византии, из рук которой она приняла христианство. Большая часть восстановленных церквей и монастырей осталась в ведении Православной Патриархии Святой Земли: Колодезь Иакова, Марсаба, Каранталь, Мар Джарис и др. Русские церкви и монастыри к западу от “зеленой черты” подвластны Московскому Патриарху, а к востоку от “зеленой черты” – эмигрантской “Белой” Русской церкви.