Текст книги "Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л""
Автор книги: Ирма Гринёва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Аонгус опять закрыл глаза и попробовал справиться с собой, но вместо этого ощутил жар двух точек на своей груди. А ещё у него включился слух, и он разобрал сквозь всхлипывания имена принцесс, но Имоджен среди них не было. Тэм рыдал об участи Бэрэбэл и Дезире. Аонгус прислушался и с удивлением услышал: «героини», «презирала», «не достойна», «трусиха». Тэм говорил о себе, как о девчонке!
И тут мозг Аонгуса пронзила догадка. Он с трудом приподнял голову рыдающего… рыдающей и вгляделся в опухшее от слёз лицо. В пухлые, искусанные губы, в покрасневший очаровательный носик, в выплаканные до полупрозрачных карие глаза с зелёными прожилками. Господи, ну как? Как? Как он мог видеть мальчишку в этом нежном девичьем лице принцессы Имоджен? Чёрт побери! Его тело оказалось умнее мозгов!
Аонгус нежно положил голову принцессы обратно на свою грудь и поцеловал её волосы. Руки так и тянулись обследовать её тело, но Аонгус зажал в себе желание. Имоджен не призналась ему, что она Имоджен. В любом случае сейчас не время и не место для объяснений. Неизвестно, что будет с ними завтра, и ей безопаснее будет оставаться пока мальчишкой.
Но он, всё-таки, был не железный, стоять и обниматься с девушкой бесконечно, не смея прикоснуться к ней ни губами, ни руками, когда пожар в паху вот-вот грозит выйти из-под контроля и выстрелить из пушки мощным зарядом.
– Успокойся! Хватит уже! – нарочито строгим и холодным голосом произнёс Аонгус, избегая обращаться к принцессе ни как к девочке, ни как к мальчику, – Ночью бой. Мне надо выспаться.
До Имоджен не сразу дошли слова короля, но, всё-таки, дошли. Она с неохотой расцепила руки и сделала шаг назад, не поднимая головы.
– Разбуди меня в два часа, – уже мягче сказал Аонгус и через паузу добавил, – Хорошо?
Имоджен кивнула и ушла. На Аонгуса так и не взглянула.
11
Заснуть Аонгус так и не смог. Ворочался с боку на бок. Думал об Имоджен. Как он так опростоволосился? Как она смогла его провести? Мог бы и догадаться, если бы присмотрелся! Или потрудился вслушаться в голос. В её низкий бархатный голос, на который иногда срывался мальчишеский фальцет Тэма.
А как он с ней себя вёл? Ругался, как простолюдин. Чуть не задушил. Гонял по сараю, как зайца. А запущенное яблоко? Размышление об отметине, которое оно могло оставить на нежной коже её ягодиц, опять привело короля в возбуждение. А воспоминание о выкрученном ухе покрыло его щёки краской стыда.
Одно радовало – что-то общее в обоих её образах он почувствовал. Мальчика воспринимал как младшего брата. Принцессу – как младшую сестру. Только вот слившись в один, образ уже вызывал отнюдь не родственные чувства. Далеко-далеко «не».
А как сама Имоджен к нему относится? Только как к знакомому? Как к старшему брату? Или он может рассчитывать на большее? Ведь не просто так она себя нахваливала – и танцую, и пою, и рисую, и стреляю метко – хотела понравиться? Аонгус перебрал в уме воспоминания, и ни к какому определённому выводу не пришёл. Сердце сжалось от боли – а ведь у него нет времени это выяснить. Да и к чему смущать её душу? Возможно, после боя свидеться им больше не суждено…
Что будет с Имоджен, если удача от него отвернётся и он погибнет? – потекли мысли Аонгуса в другом направлении. Есть ли у неё место, где она сможет найти защиту? Есть ли у неё родня? Аонгус вспомнил, как он почувствовал её одиночество, когда она-Тэм рассказывала о своей семье: «Маму не помню, а отцу вечно не до меня». И как запнулась на слове «папа», когда говорила о гибели короля Рэналфа. Каким бы ни был её отец, какими бы ни были их взаимоотношения, он не мог не подумать о спасении дочери. Нападение варваров было таким внезапным, что не успел? Или у Имоджен, действительно, никого нет? Аонгус поразмышлял, и пришёл к выводу, что, скорее всего, последнее. Иначе она бы уже давно была в безопасном месте, а не жила в партизанском лагере, прячась под мальчиковой одеждой.
Он должен, он просто обязан её защитить! И Аонгус упруго встал с постели и присел за столик, чтобы написать письма. Одно письмо – принцессе Адене. В нём он просил принцессу отнестись к Имоджен как к его сестре. Он был уверен, что при любом раскладе сегодняшнего боя, королевство Хейллио выстоит. Отбили же они первую атаку варваров – отобьют и следующие!
Второе письмо к королю Оенгусу – своему официальному деду. Это письмо Аонгус написал не без колебаний. Король Оенгус никогда не относился к Аонгусу, как к внуку. И тот искренне переживал и не понимал – за что? До своего пятнадцатилетия Аонгус считал, что из-за неодобрения брака между своей дочерью Оайриг и отцом. Хотя, он-то, Аонгус, здесь причём? Но мама (тогда он считал своей матерью королеву Оайриг) не нашла сердце короля Оенгуса смягчившимся, даже когда ездила на похороны своего старшего брата. А когда умерла сама, король Оенгус проводить её в последний путь не приехал. Ясность внесло признание отца перед кончиной. Очевидно, король Оенгус знал, что Аонгус не родной его внук. И общаться с ним не желал.
Не ответил он и оба раза, когда Аонгус обращался к нему уже как король, а не внук. Когда предлагал вступить с ним в союз для сопротивления варварам. И когда, наступив на горло собственной гордости, сообщал королю Оенгусу о решающей битве с захватчиками, в которой будут участвовать войска всех королевств. Но он должен был попробовать обратиться к нему в третий раз. Ради Имоджен. Тем более что в нём он ничего не просил, а лишь предлагал королю Оенгусу выгодную сделку. Заботу о принцессе Имоджен – его невесте, в обмен на земли его королевства Инверслид. Возможно, алчность найдёт путь к чёрствому сердцу короля Оенгуса?
12
Имоджен застала короля Аонгуса бодрствующим. Он поднялся ей навстречу, вложил в руки два письма и, не отпуская рук, сказал:
– Пообещай мне, (Аонгус по-прежнему избегал обращаться к принцессе ни как к девочке, ни как к мальчику) что, если мы проиграем битву и я погибну, ты покинешь лагерь. Это письмо к принцессе Адене. Её королевство Хейллио находится на островах. Там ты будешь в безопасности, даже если война продлится ещё долго. Это письмо к моему деду – королю Оенгусу. Надеюсь, он о тебе позаботиться. Обещаешь?
– Зуб даю! – ответила по-мальчишески Имоджен, а у самой слёзы стояли в глазах и ком застрял в горле.
Возможно, она последний раз видит Аонгуса живым. И не может нормально с ним попрощаться. Как положено. Поцеловать его. Сказать, как сильно его любит. Хотя бы прижаться к родному телу, как вчера. И потому Имоджен стояла, безвольно опустив руки, и хлюпала носом.
А Аонгус беззаботно, как казалось, рассмеялся на её клятву и сказал:
– Ну-ну, выше нос, дружище! Всё будет хорошо! Ты же спасёшь меня, если я буду ранен?
Осторожно обнял Иможден и поцеловал в волосы.
– Всё! Иди! Мне пора!
13
– Ваше Величество! Мальчишка-оруженосец просит пропустить его к королю Аонгусу.
Король Оенгус коротко взглянул на начальника своей стражи и отвернулся. Оенгус считал, что его слуги должны понимать короля без слов. А тот, кто не отличался понятливостью, после первого же промаха лишался должности и вылетал из замка, как пробка из бочки со скотчем20 во время праздника.
Аонгусу сейчас нужен был хороший лекарь и Божья милость. Лекарь был, а о Божьей милости за него просил сам король Оенгус. Оруженосец не требовался ни сейчас, ни, скорее всего, не потребуется в дальнейшем…
Когда войско короля Оенгуса вмешалось в сражение с варварами, бой, практически, уже был проигран. Каждый из воинов королевского отряда Аонгуса, будь то его стражники, отряд Кинроса, партизаны, сражались до последнего. Но силы были слишком не равны. Пусть у варваров и не было единого руководства, но они были обозлены потерей вождя, и это придавало им дополнительные силы.
Король Оенгус, ввязываясь в сражение, преследовал единственную цель – спасти внука. Да-да, по прошествии девятнадцати лет, потеряв и сына, и дочь, не найдя достойного наследника среди дальней родни, Оенгус обратил свой взгляд на Аонгуса.
Король перешагнул уже в седьмой десяток. Годы брали своё. Каждый день утекал из жизненного срока, отпущенного ему Богом, как песчинка из песочных часов. Вопрос о престолонаследии волновал Оенгуса больше, чем вопросы мира и войны. И вот, король, который никогда не упускал Аонгуса из виду, с досадой был вынужден признать, что бастард будет лучшим властителем его королевства – Бордерс, чем даже были бы его сын или дочь.
Как только Аонгуса извлекли из-под груды тел, король Оенгус, ничуть не заботясь об исходе сражения, дал своему войску сигнал к отступлению. И оно исчезло также внезапно, как и появилось.
Королевский лекарь давал неутешительный прогноз на выздоровление Аонгуса. Если учесть, что облечение в слова такого нежелательного для ушей короля Оенгуса диагноза потребовало от лекаря немалого мужества, то состояние раненого, на самом деле, было ещё хуже. Поломанные рёбра, раздробленный череп, сквозное ранение в области груди… Даже, если со всем этим справится молодой организм, то ходить Аонгусу, всё равно, будет не суждено – такое месиво представляли из себя его ноги…
Аколуф21 Уиллиг22 правильно понял короля. Придётся мальчишке отправляться восвояси. Жалко было пацана. Такой худенький, ноги сбиты до крови, видимо, до Бордерса от места сражения добирался пешком. Но держится молодцом. Хотя ночевал на голой земле перед воротами замка (мальчишка заявился ещё вчера, и Уиллиг не решился сразу докладывать о нём королю, у которого настроение, и так не особо хорошее, к вечеру вообще становилось мрачным), выглядит опрятным. Такой просто так не уйдёт.
Так и вышло. Мальчишка выслушал начальника королевской стражи и сказал, повелел, даже не думая уходить:
– Доложите Его Величеству, что у меня письмо к нему от короля Аонгуса.
Уиллиг молча буравил взглядом мальчишку, но тот стоял спокойно, не смущаясь. Что ж, придётся докладывать о нём королю вновь. Лучше бы сказал о письме сразу. Второй раз за день обращаться к королю с одним и тем же вопросом, означало, во-первых, получить отказ, а, во-вторых, лишиться должности. И второе было важнее первого. Но, с другой стороны, вдруг, мальчишка не врёт, и у него на самом деле есть письмо короля Аонгуса? Уиллиг вздохнул и принял соломоново решение23:
– Приходи завтра с утра. И не маячь тут целый день. Найди на базаре паб «Последняя капля», скажи, что от меня. Там тебя накормят. И переночуешь.
– Спасибо, аколуф! – церемонно произнёс мальчишка уже в спину Уиллига, и тот понял, что пацан не врёт – и манеры, и знание придворного офицерского звания говорили о том, что он, действительно, вращался где-то в свите короля, так что и с письмом, можно надеяться, не обманул.
Безошибочно угадал Уиллиг и то, что от стана варваров до Бордерса Имоджен шла пешком. А как ещё она могла сюда добраться? Лошадь на воюющей территории была ценной добычей, как для партизан, так и для варваров. Так что путь пешком занял больше недели. Да ещё и покружить пришлось.
Имоджен не сразу бросилась вслед войску короля Оенгуса. Они налетели неожиданно и переломили ход боя. Потом подоспели отряды союзных королевств, которые к тому времени уже успели справиться со своими задачами. В разгар боя Имоджен не успела заметить, в какой момент спасители исчезли. Да и не знала – кто они и какое отношение имеют к Аонгусу. Это уже позже, когда почти отчаялась найти Аонгуса и среди живых, и среди мёртвых, услышала, как люди говорили, что войско было под знамёнами королевства Бордерс, где правил король Оенгус – дед Аонгуса. Догадалась, что дед мог забрать раненого внука. И только тогда отправилась вслед, предварительно откопав в лесу тайник, где хранила королевскую печать своего отца и его письмо к дальней родне, которое он ей вручил, отправляясь на бой с варварами.
Воспользоваться этим письмом она не собиралась. Просто хранила его, как память об отце. Как знак того, что он, всё-таки, любил её. Имоджен понимала, что рано или поздно варвары докатятся до Инверслида и король Аонгус вступит в войну. И была полна решимости помочь ему любыми способами. Воевать с врагами в партизанском отряде, ослабляя их мощь. Вытащить раненого Аонгуса и вылечить его. Если надо – стать его сиделкой, прачкой, любовницей…
Всё так и вышло, кроме последнего пункта. Ни открыться ему, ни признаться в любви она не успела. И Аонгус ушёл в бой, так и не узнав ничего. Снабдил её письмами, как и отец. Очень ей были нужны эти письма! Особенно, к принцессе Адене! Не собиралась Имоджен прозябать приживалкой ни у дальних родственников, ни у любимой своего возлюбленного. И она отправилась в Бордерс. Просто убедиться, что Аонгус там. Что он жив. А дальше… Дальше будет дальше.
Неделя мытарств прошла не зря. Имоджен на удачу попросила пропустить её к королю Аонгусу, представившись его оруженосцем (она осталась в облике мальчика, поскольку так было безопаснее). И стражники не прогнали её, а, значит, Аонгус был здесь. И был жив.
Письмом к королю Оенгусу, из суеверных соображений, ведь Аонгус передал его ей на случай своей смерти, Имоджен решила воспользоваться в крайнем случае. Только, уж, больно быстро он наступил, этот крайний случай. Но Имоджен уже было всё равно. Главное, чтобы её пустили в замок короля, и она увидела Аонгуса!
20 – национальный напиток Шотландии, разновидность виски. Самый дорогой тип – солодовый скотч. Производится на основе пророщенного ячменя. В процессе производства важным этапом является сушка ячменя над торфяным огнём, что придаёт ему особый привкус. Хранится в дубовых бочках, поэтому становится сухим и слегка жёстким.
21 – придворное офицерское звание начальника королевской стражи.
22 – в переводе – «шлем»
23 – в переносном смысле – мудрое решение. Однажды древнееврейский царь Соломон (965г до нашей эры) предложил двум женщинам, делящим между собой одного ребёнка, разрубить его пополам и каждой забрать по равной части. Та женщина, которая отказалась, и была настоящей матерью младенца.
14
На следующий день король Оенгус очень удивился. Небывалый случай, чтобы к нему повторно подступались с одним и тем же вопросом. Но, выслушав своего аколуфа, согласно кивнул.
Ещё больше король Оенгус удивился, когда прочёл письмо внука, в котором он вручал под его опеку свою невесту – принцессу Имоджен. Если бы в письме не было упомянуто, что принцесса предстанет перед ним в облике мальчика, Оенгус разорвал бы письмо и выгнал наглого мальчишку вон. А так король позвал придворную даму и велел привести гостя в надлежащий вид соответственно его натуре.
Придворная дама весьма удивилась странной формулировке приказа, но переспрашивать не посмела, решила, что разберётся по ходу дела.
Имоджен вообще не обратила внимания на слова короля Оенгуса. Для неё было главным, что она добилась своего. В замок попала, Аонгуса нашла и вскоре его увидит.
А король, впервые за последнее время, почувствовал в своей душе нечто, похожее на биение жизни. Ему, вдруг, стало любопытно – кого это выбрал Аонгус в свои спутницы? На первый взгляд – ничего особенного. Как говорится в народе – ни кожи, ни рожи, ни росту, ни форм. Но… Если это, действительно, принцесса королевства Чекменхэй, то, после гибели короля Рэналфа, она, как единственная наследница, уже королева. И Аонгус, мало того, что узаконит своё право быть королём, так ещё и присоединит к королевству Инверслид не малый кусок в виде её королевства! Правильно он, Оенгус, решил сделать его своим наследником! Малый-то не промах! Забавно только, что свой трон сулил ему, деду, в уплату за заботу о невесте. Сбросить бы годков десять, Оенгус, не колеблясь, воспользовался бы столь опрометчивым предложением. Ещё бы и на принцессе Имоджен женился ради третьей короны, не побрезговал бы её малопривлекательной внешностью и юным возрастом!
15
Преображение из мальчика в принцессу пришлось Оенгусу весьма по вкусу. Он с удовлетворением констатировал, что внешность у принцессы Имоджен вполне на уровне, рост значения не имеет, а формы нарастут с годами. Свои размышления король вслух не озвучивал.
Имоджен была немало смущена. Неужели король Оенгус столь прозорлив, что сумел сразу разглядеть в ней девушку? Или прочёл об этом в письме внука? А, если это Аонгус, то когда догадался, что они с Тэмом одно лицо? Почему ничего ей не сказал? Ему всё равно? Вопросы кружились и кружились в голове, король Оенгус молчал, и Имоджен вынуждена была начать первой:
– Ваше величество, – произнесла она с глубоким реверансом, – разрешите выразить Вам глубокую благодарность за Ваш теплый приём. Прошу извинить меня за неожиданное вторжение. Меня оправдывает только искреннее беспокойство о здоровье короля Аонгуса, отважного воина, возглавившего борьбу с вероломными завоевателями, и, смею надеяться, моего доброго друга. Могу я увидеть короля Аонгуса?
Вот, значит как! – подумал Оенгус. Аонгус представил принцессу в письме невестой, а она «смеет надеяться» на дружбу? Что-то здесь не так!
– Прошу прощения, принцесса! – церемонно ответил король Оенгус, – Мой внук отрекомендовал Вас как Его высочество принцессу Имоджен из королевства Чекменхэй. Представить нас друг другу лично король Аонгус на данный момент не в состоянии. Вынужден просить Вас о подтверждении Вашего титула.
– Вы, безусловно, правы в своём требовании, Ваше величество! Мы не были представлены друг другу официально. Тем более, в условиях войны, необходимы осторожность и бдительность. Мой отец, король Рэналф, перед походом передал мне королевскую печать и письмо к родственникам моей матушки на случай его печального исхода. Такого подтверждения будет достаточно? – спросила Имоджен, протягивая королю Оенгусу перстень с печаткой и сложенный листок бумаги, запечатанный сургучом.
– Более чем! – ответил король, возвращая принцессе знаки её королевского происхождения, – Примите мои искренние соболезнования по поводу гибели короля Рэналфа. Мы не были близко знакомы с Вашим отцом, но весть о его героическом сопротивлении варварам дошла и до Бордерса.
– Благодарю, Ваше величество! Мне не с кем было оплакать его кончину, но я каждый вечер молюсь за его душу. А утро начинаю с молитвы о даровании здоровья королю Аонгусу, – тактично напомнила Имоджен о цели своего визита.
– У Аонгуса сейчас находится лекарь. В ожидании пока он закончит свои процедуры, я предлагаю нам с Вами прогуляться по саду.
– Ваше величество, если Вы думаете, что вид кровавых ран может меня шокировать, то Вы ошибаетесь. В партизанском отряде я не раз помогала знахарю, спасая раненых. В том числе и королю Аонгусу при его первом ранении.
Король Оенгус ничего не ответил, лишь протянул руку, приглашая последовать за ним.
В покои, где находился раненый, они вошли, когда лекарь с помощницей закончили перевязку груди и приступили к обработке раны на голове. Даже у повидавшего на своём веку немало ран и не склонного к сантиментам Оенгуса каждый раз сжималось сердце, когда он видел развороченный череп внука. Имоджен побледнела, но в обморок, как ожидал король, не упала. Задала лекарю несколько вопросов и дальше стояла молча, наблюдая за его умелыми руками.
Ноги Аонгуса уже выглядели значительно лучше, чем в первый день осмотра, на котором присутствовал король. Но лекарь по-прежнему не мог дать утешительного прогноза по поводу того, сможет ли Аонгус ходить.
Обратно шли молча. Король искоса поглядывал на теперь уже королеву Имоджен. Сколь бы хрупкой, как китайская статуэтка, она не казалась внешне, внутри у неё был железный стержень, что невольно вызывало уважение старого короля. Имоджен же напряжённо о чём-то думала. Потом тряхнула головой и спросила:
– Ваше величество! Вы позволите мне воспользоваться Вашим гостеприимством некоторое время, пока дела короля Аонгуса не пойдут на поправку? Я бы хотела предложить свою помощь в ухаживании за Его величеством.
16
Аонгус очнулся только через два месяца. И всё это время Имоджен, практически, провела в его покоях. Помогала лекарю с перевязками, кормила раненого, молилась, держа его за руку. Только спать уходила к себе. И не по своей воле, а из соображения приличий.
У короля Оенгуса вошло в привычку перед обедом проводить время в покоях внука, а потом вместе с Имоджен отправляться в столовую. Иначе принцесса забывала обо всём на свете рядом с постелью раненого. Делал он это для того, чтобы вытянуть из Имоджен как можно больше информации. Для этого ему не приходилось хитрить или прикладывать много усилий. Стоило задать Имоджен один наводящий вопрос, как она охотно отвечала на него целой историей.
Про первое ранение Аонгуса и как она за ним ухаживала в партизанском лагере, рассказала после того, как на перевязке осторожно провела пальчиками по его уже затянувшимся шрамам на груди и руках. Этот ласковый жест заметил не только лекарь, но и находящийся рядом король Оенгус…
«… Мы с мальчишками нашли короля Аонгуса под грудой тел. Его не добили варвары. Может, не заметили, потому что он был без сознания и не стонал. Может, не обратили внимания. Их интересовали украшения и дорогая одежда, а у него ни одного кольца на пальцах не было. И королевский штандарт рядом не валялся. Щита при нём тоже не было, видимо, был порублен в щепы, доспехи развалились. Он весь был утыкан стрелами. Я узнала, что он – это он, только когда мы отмыли его от крови. Знахарь сломал стрелы, торчащие из правой руки и груди, мы зачистили срезы от слома и осторожно, по одной вытаскивали их. Раны прижгли раскалённым мечом и замазали воском. Вот эта рана, под сердцем, была очень опасной. Знахарь долго сомневался – удалять стрелу или только срезать, чтобы не торчала. Они посовещались с матушкой Эдме24, она травница – и лечила, и готовкой руководила. Съедобный или ядовитый гриб, корень какой или ягода, с ходу определяла. Всё у неё в дело шло – что на еду, что на лечебные отвары, что на яды для врагов. Так вот, решили они стрелу, всё-таки вытащить. Крови было! И потом рана долго кровоточила. Матушка её отварами своими промывала, знахарь воском залеплял, а я на дежурстве была. Аонгус в жару метался, всё повязки с ран сдёргивал. Но Бог услышал мои молитвы – раны начали затягиваться, а вскоре и жар спал…»
Однажды, когда лекаря и его помощницы рядом не было, король Оенгус поинтересовался, как Имоджен познакомилась с Аонгусом…
«… Нет, мы не в отряде познакомились. Раньше. Аонгус прислал приглашение на празднование своего семнадцатилетия. Отец хворал, а одну меня отпускать не хотел. Да и рано ещё, считал, тринадцатилетним принцессам на балы выезжать. А мне так хотелось, так хотелось! Я уговорила первую статс-даму поехать со мной, а она уже уговорила отца…»
(Про то, что между первой статс-дамой и королём Рэналфом существовали «особые отношения», как ни была погружена в себя Имоджен, она не упомянула. Зачем об этом говорить постороннему человеку? Отца за эту связь принцесса не осуждала, даже в голову такое не приходило. Король Рэналф был для неё, в первую очередь, королём, а потом уже отцом, так она ощущала. Так какому же подданному придёт в голову подвергать сомнению действия короля? Да и как отец… Мама умерла в родах. Любовь Имоджен к матери была сродни любви к Богородице, никакого конкретного человека за этим не было. А графиня Фанси25 вела себя скромно, своё место знала, к принцессе-сироте относилась с искренней заботой и вниманием. Имоджен отвечала ей благодарностью, а иногда, по– детски эгоистично, пользовалась её близостью к королю, как в случае желанной поездки на бал в Инверслид)
«…В первый день праздника король Аонгус устроил концерт. Я так красиво пела, так старалась, а он даже не посмотрел. Сидел, закрыв глаза. Так обидно было. И на следующий день на балу тоже ни на кого не смотрел. Мне стало любопытно, почему это королю скучно на собственном дне рождения? Выяснить это можно было только у его слуг, но принцессе они же этого не расскажут. И я переоделась мальчишкой. О! Тут многое выяснилось! Оказывается, у короля есть фаворитка, которую он посещает даже во время праздника, когда в замке полно гостей…»
(Слуги судачили о ведьме, околдовавшей их молодого короля, но то была тайна Аонгуса, и выдавать её другому человеку, пусть и деду, Имоджен не стала бы даже под пытками).
«…Я вечером проследила за ним, но он меня заметил и поймал. Чуть не задушил, между прочим. Кое-как вырвалась. Потом мы весело поиграли в догонялки, – захихикала Имоджен, вспоминая сарай, – а потом поговорили. Я дала клятву, что никому не скажу о его ночных вылазках, а он пообещал вглядеться в принцесс. На следующий день был пикник на природе. Жарко было – жуть! Место для пикника было выбрано неудачное – открытое, спрятаться в тень некуда. Аонгус усиленно ухаживал за принцессами, даже на лодке собственноручно катал. Но нам, бедняжкам, из-за жары было не до его ухаживаний, хотя я повеселилась от души. А он, оказывается, на меня разозлился, что не нашёл принцессу с зелёными глазами. Так я сама себя описала, будучи в образе Тэма, это я так себя называю, когда в мальчишку играю. Я, ничего такого не подозревая, опять переоделась в мальчиковую одежду, и отправилась выведывать у слуг о настроении хозяина. Тут-то он меня и подловил. Схватил за ухо и потащил в замок, сдавать «госпоже», то есть самой себе. Пришлось спасаться бегством на яблоню.
Самым замечательным получился день охоты. Я обожаю охотиться и очень метко, между прочим, стреляю. Все гости были раскрепощённые, общались запросто. Аонгус с каждой из принцесс поговорил по душам. Тут стало ясно – кому он отдаёт предпочтение. Принцессе Адене из Хейллио. Конечно, она такая красивая, уверенная в себе, не то, что я! – вздохнула горестно Имоджена, – Я себя вечером в этот день попыталась себя похвалить, но Аонгус только посмеялся надо мной. Как принцесса я его не заинтересовала, а вот как мальчишка чем-то понравилась. Он даже предложил у него остаться. И потом, когда приезжал на моё четырнадцатилетие, о Тэме спрашивал. А говорил, в основном, об Адене…»
Имоджен замолчала, погрузившись в воспоминания. А король Оенгус думал о том, какая же она, по сути, ещё девочка. Наивная, добрая, маленькая принцесса. И, в то же время, отважная, умная, взрослая. Война. Это всё война. Это она проявляет все самые лучшие качества человека и обнажает всё то низменное, что скрыто глубоко внутри. Заставляет детей быстро взрослеть. Принцесса Имоджен, играющая в мальчика. Принцесса Имоджен, скрывающаяся под мальчиковой одеждой, чтобы выжить на войне. Такая одинокая. Такая любящая. Не сказавшая ни слова о любви к Аонгусу, но прошагавшая за ним вслед почти 400 миль26 и уже второй раз вытаскивающая его из лап смерти. Будучи уверенной, что он любит другую. Явно не знающая, что Аонгус считает невестой её, а не красавицу Адену.
Король Оенгус очень мало говорил, но умел очень хорошо слушать. Принцесса Имоджен, которой в силу её положения не было кому излить душу, и сама не заметила, как многое открыла этому, по сути, совершенно чужому, незнакомому человеку. Он спросил её об игре в мальчика, а она рассказала ему о своём одиночестве, о своих взаимоотношениях с отцом…
«… Папа хотел сына, а родилась я. А мама умерла. Вокруг меня были слуги, няньки, фрейлины. Родителей только не было. Папе было всё время не до меня. Я не помню, когда я начала играть в мальчика. И почему. Может, чьи-то разговоры о желании короля иметь сына подтолкнули к этому. Я только помню, как требовала, чтобы меня одели в брюки, и дулась, когда заставляли одеть платье. Бегала, лазала по деревьям, стреляла из лука, скакала на лошади. И всё это старалась сделать лучше всех. Очень старалась. Ради отца. Чтобы он не жалел, что у него есть дочь и нет сына. Потом как-то это переросла. Полюбила наряжаться. Занялась пением и рисованием. Ударилась в чтение. Мне кажется, что отец этого даже не заметил. Иногда возвращалась к облику Тэмхаса. Так я себя назвала – Тэмхас, Тэм, близнец. Возвращалась, когда хотелось похулиганить или кого-нибудь разыграть. Как в Инверслиде, например. Видели бы Вы, как паниковала графиня Фанси, – опять захихикала Имоджен, – когда я разгуливала по замку Аонгуса в мальчиковом наряде!
На войне вот моя игра очень пригодилась. Варвары нещадно убивали мужчин, а девушек и женщин охотно брали в рабство. Пошёл слух, что их вождь намерен взять в жёны всех принцесс, которых удастся пленить, чтобы утвердить свою власть над захваченными территориями не только огнём и мечом, но и супружескими узами. Ну, а участь остальных, титулами пониже или вообще без титулов, понятно была какая. Слух оказался верным. Только вот в плен вождю удалось заполучить только двоих. Одни предпочли умереть, другим удалось скрыться. Отец сам мне велел переодеться мальчиком и отправил к дальним родственникам мамы. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда я почувствовала, что он меня любит, что заботится обо мне. Сам, а не через слуг. Как отец, а не как король. Может быть, я всё это придумала, потому что так хотелось быть любимой. А, может быть, он и любил, только проявить свои чувства не умел. Или не успел… Так или иначе, но я буду хранить эти знаки его любви вечно…
А насчёт того, чтобы спрятаться у родни, я решила по-своему. Решила пробираться в Инверслид к королю Аонгусу, чтобы воевать в его войске. Но прямых дорог во время войны нет, а пока кружила, обросла ещё ребятишками. Потом крестьян встретили, прятавшихся в лесу. Так, постепенно, и сложился партизанский лагерь. И ведь никто не догадывался, что я девушка. Только матушка Эдме догадалась. Но она у нас не сразу появилась, а гораздо позже. Мы к тому времени уже вовсю занимались спасением наших воинов. Из мелких пацанов создали отряд разведчиков. Они шныряли по округе и разнюхивали, где что творится. В станах варваров подслушивали, за перемещением королевских отрядов следили. Никто на мальчишек внимания не обращал, война многих детей сиротами сделала. Крутятся под ногами в поисках пропитания, ну, и Бог с ними, лишь бы не мешали. А с подростками постарше мы искали и вытаскивали с поля боя раненых. После того, как варвары-мародёры уйдут, конечно. Как же было горько видеть, как они добивают ещё живого человека! До крика, до боли! Везло тем, кто под кучей тел находился. А кто открыто лежал, да ещё если на нём украшения какие-нибудь находили, того, без вариантов, убивали.
Матушка Эдме меня не выдала. Мне кажется, что ещё знахарь наш догадывался. Но они молчали, и я молчала…»
Мысли принцессы опять вернулись к войне, а король Оенгус думал о своём. О том, на что его натолкнул рассказ Имоджен об отце, об их взаимоотношениях. О своей дочери, Оайриг. О своих с ней взаимоотношениях…
