Текст книги "Владивосток. Страшная история случившаяся на улице Пекинской.Хайшенвей海参崴 Haishenwai.Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Ирина Мутовчийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

                                                       Тайна улицы Пекинской

Миллионка.

 Улица

 Пекинская.

 Владивосток.

1905 год.

   Добрый день, меня зовут Виктор, Витя. Не надо меня ругать. Я сижу дома с разрешения мамы. Мои друзья уже давно в школе, однако мне сегодня неможется. У меня болит горло и голова. Мама пошла в аптеку и вернется с минуты на минуту. На улице сыро, ветрено и не интересно. Вот уже три дня льет дождь. Земля размокла, и невозможно гонять мяч. Позавчера мы с друзьями целый день просидели на чердаке. Олег, мой друг, уговаривал меня и Серегу, наняться юнгой на какую-нибудь шхуну. Серега сказал, что тогда уж лучше пробраться на крейсер и отправиться в плавание, на войну. Серый мечтает отомстить японцам. Его дядя пострадал от японцев вовремя Цусимского сражения. Олег сказал, что моряки находятся на палубе корабля в любую погоду. Они не боятся дождя и ветра. Тогда мы пошли за Олегом. На улице, как и сегодня, шел дождь. Мы около часа играли в бравых матросов. Потом Олег предложил прыгать с крыши сарая прямо в кучи листвы. Дворник Михаил не захотел верить в то, что крыша сарая – это палуба русского крейсера, а куча листьев – это кораблик японцев, и погнался за нами. Крыши двух соседних домиков были похожи на ступеньки. Мы с легкостью взлетели по этим ступеням наверх. Михаил не смог последовать за нами. Он лишь потрясал лопатой и что-то неразборчиво кричал. Однако спуститься вниз мы не могли. Михаил застыл возле дома, как солдат на посту. Крыши домов у нас на Пекинской разные. Есть загнутые наверх, есть с резкими скатами. Крыши – это крыши, а та поверхность, на которой мы с друзьями оказались позавчера, вообще крышей назвать было нельзя. Домик, который венчала эта крыша, видимо строили наскоро. И крыша была под стать дому. Серега два раза чуть не провалился. Доски были прогнившими. Напоминали доски скорее картон, чем древесину. Мы дошли до конца крыши и остановились. Спускаться было некуда. Сразу за домом был овраг. Он был полон грязи. Насколько я знаю, этот овраг был еще и довольно глубоким. Как-то летом мы с друзьями решили прорыть подземный ход, чтобы выбраться на другую сторону земли. Ход мы, конечно, не прорыли, но извазюкались отменно. Это было два года назад, мы тогда были очень мелкими пацанами. Но вернемся к крыше. Припустил дождь, и мы попытались найти спуск. Уж очень не хотелось объясняться с Михаилом. Результат нас не порадовал. Спуститься можно было только там, где мы поднялись. Вовка совсем замерз, и мы уже приняли решение принять наказание от Михаила, когда Сашка тронул меня за рукав. Я проследил за его взглядом и вздрогнул. Я без слов понял то, что хотел предложить мне Александр. Сашка смотрел на меня выжидательно, но я лишь покачал отрицательно головой и попятился. Вовка придержал меня в тот момент, когда я был почти у края крыши. Такой страх обуял меня, что я даже забыл о безопасности. Однако поднялся сильный ветер, и надо было принимать решение. Было слышно, как Михаил жалуется на нас двум злющим соседкам. Визгливый голос тетки Агафьи долетел до нас.

«Вот неслухи! А ты кликни городового…»

Дело принимало серьезный оборот, и я кивнул, отвернувшись от Сашки. Мне даже вспоминать не хочется о том, чего я так испугался. Я и сейчас вздрагиваю, и гоню эти воспоминания от себя. Однако я помню и о том, что мне наказывал отец перед тем как отправиться в долгое плавание: «Чтобы победить страх, надо заглянуть ему в глаза!»

Мы с друзьями заглянули в глаза страха и вот что из этого вышло.

Старый манза, хозяин дома, на крыше которого мы сейчас стояли, рассказывал, что весь район Пекинской, от японского консульства до выхода к Семеновскому ковшу был местом, где несколько сот лет назад стоял храм народа Чжу. Храм-это что-то типа нашей церкви. Только конечно в десять раз больше. Дядюшка Мо даже рассказывал, что в тот момент, когда корабль «Америка» вошел в нашу бухту, на всю территорию Владивостока было всего лишь два домика. Даже не могу себе этого представить: вместо города был лес, а в лесу стояли только две фанзы. Это были фанзы, где проживали китайцы, манзы-хранители. Про второй домик дядюшка Мо ничего не рассказывал, а вот про дом, на крыше которого мы сейчас стояли, он рассказывал очень много. Если верить словам дяди Мо, то в домике, вот уже лет триста, проживали хранители. Хранители храма Чжу. Дядя Мо сказал, что даже существует вход и спуск к храму. Однако сразу же после этих слов он оговорился, что сам никогда вниз не спускался и не знает, где вход. По словам Мо, хранителем в их семье является младший брат. На момент рассказа брата в городе не было. Он был в отъезде где-то в центральной части Китая. В горах, в старом монастыре. Там он, то ли учился, то ли учил кого-то, я не разобрал последние слова Мо. Иногда он забывался и переходил на китайский язык. Так, что-то я напутал! Начну с начала. Дом, на крыше которого мы сейчас стояли, не мог быть древним. Если бы я рассказал такую сказочку моим одноклассникам, меня бы подняли насмех. Дядюшка Мо, на моих глазах, все время достраивал и латал этот дом, ругаясь под нос китайскими ругательствами. Древней была фанза, которая стояла на крыше дома господина Мо. Дядя Мо без конца спорил с комиссией по благоустройству города. Глава комиссии, господин Комаров, ругал дядю Мо, и говорил, что этот сарайчик, поставленный на крышу дома, портит весь вид. Дядя Мо заискивающе улыбался, объясняя, что у него на родине в Китае такой обычай и с поклоном прикладывался к руке председателя комиссии. Комиссия уходила, унося с собой подарки от дядюшки Мо. Так повторялось не раз и не два. Полгода назад вернулся младший брат дядюшки Мо, и началась всякая чертовщина. Начнем с того, что дядя Мо сдавал квартиры внаем, и дом был набит жильцами до отказа. В одной комнате могло проживать до двадцати жильцов. Как уж они там помещались, один китайский бог знает. Мы живем на Миллионке, а здесь всякое бывает! Вероятно, для брата Мо места в доме не нашлось, и он поселился в родовой фанзе, стоящей на крыше. Может причина была иной, однако результат был налицо. Время от времени из отверстий дома вылетали странные огни, слышались завывающие звуки, входило множество людей, однако не один из этих людей никогда не возвращался обратно. Можете назвать меня брехуном, однако я отвечаю за каждое слово, которое произнес. Дело в том, что окна моей детской комнаты выходят как раз на противоположную улицу. Более того, одно из моих окон находится как раз напротив фанзы. Я хотел бы написать, что оно находится как раз напротив окон фанзы, но не буду, потому что у фанзы нет окон. Дверь есть, а окон нет. Есть несколько крошечных отверстий. Однако совершенно не понятно, для чего эти отверстия нужны. Они больше похожи на щели, чем на окна. Однажды ночью, я даже видел…Нет, не хочу рассказывать об этом! Мне страшно до сих пор! Забыл сказать: брата дяди Мо я никогда не видел. Но вернемся к полудню понедельника и к трем мальчишкам, продрогшим и растерянным.

Первым заговорил Сашка:

-Вить, ты как хочешь, а я зайду в сарайчик. Ну не убьет же нас хозяин сарайчика!

-В фанзу, – поправил я друга

-Что? – Сашка обернулся,– что ты сказал?

-Я сказал,– я напряг голос, пытаясь перекричать звуки ветра, – сказал, что сарайчик называется фанзой!

-А, ну хорошо…Ну что, зайдем?

-Да, – Володя выпятил грудь, и сделал два шага вперед, – я иду!

Было видно, что друг отчаянно трусит, но старается не показывать вида. Квартира Вовки находится выше этажом. Расположение квартиры такое же, что и у нас. И комната Вовки расположена так же, как моя детская. Только на этаж выше. Глядя на Вовку, мне стало понятно, что не один я не сплю долгими темными ночами. Еще одна человеческая душа замирает ночью от страха.

Мы подошли к двери фанзы и замешкались, никому не хотелось дотрагиваться до двери сарайчика. Наконец я собрался с духом, и толкнул дверь. Однако дверь не шелохнулась. Ни замка, ни замочной скважины на двери не было. Я поднатужился, но дверь стояла как влитая. Косяки двери тряслись, с них сыпалась труха, но дверь по-прежнему была неподвижна. Друзья присоединились ко мне. Наконец дверь неожиданно поддалась, и мы буквально влетели внутрь фанзы. Скажу сразу, ничего особенного в домике не было. Единственное, что удивило нас, было то, что сарайчик внутри оказался довольно большим, он состоял из трех комнат. Глядя на него снаружи, никогда нельзя было бы этого подумать. Комнаты были полупустые. В одной комнате стояла кровать, закрытая пологом. Посреди второй комнаты стоял шкаф полный книг. Дверцы шкафа были открыты. На третьей полке строй книг был нарушен. Видно было, что в строю недоставало одной книги. Несколько книг вывалилось и стояло косо. Создавалось впечатление, что никто не притрагивался к книгам много-много лет. И вот одна книга кому-то понадобилась наконец. Там, где когда-то стояла книга, остался четкий след. В третьей комнате стоял длинный стол. Одна половина стола была уставлена баночками, бутылочками и маленькими тарелочками, вторая-была завалена свернутыми листами бумаги. Развернув бумагу, я увидел рисунок, другие листы содержали записи. Рисунков было лишь два. И один из них был не закончен. Края листа были зажаты пресс-папье, чтобы лист не загибался. Рядом с листом стояло шесть баночек с красками. Краски странно выглядели, но пахли восхитительно. Вся комната пропахла ими, да что там комната, вся фанза благоухала. Это мы заметили еще, когда только вошли. Баночки были скреплены между собой. Я люблю рисовать, но таких красок никогда не видел. Как я уже говорил, рисунок был не завершен. Недолго думая, Вовка окунул палец в одну из баночек, и провел по рисунку пальцем испачканным краской. Я испугался. Рисунок был испорчен, но Вовка лишь дурашливо засмеялся. Он схватил баночки, и хотел вытряхнуть все краски на рисунок. Я успел выхватить у него краски. В этот момент мы услышали шаги. Кто-то шел по крыше дома. За миг до того, как в дом кто-то вошел, Санька успел вытолкнуть нас через заднюю дверь. Оказывается, такая дверь была в фанзе. Пока мы дурачились с красками, Саня тщательно осмотрел домик. Это нас и спасло. Мы вылетели из фанзы. Пронеслись по крыше. Спрыгнули и.…Разбежались в разные стороны. Дядя Миша громко ругаясь помчался за Вовкой, но вскоре отстал и пошел заново заметать листья в кучу. Первое что я сделал, вернувшись домой-это зашторил окна, выходящие на фанзу. И тут я обнаружил, что сжимаю в руке баночку с красками. На мое счастье мамы не было дома. Иначе не обошлось бы без объяснений. Я спрятал баночку, потом перепрятал. Потом вынул и перепрятал еще раз. Мне казалось, что любому, кто войдет в мою комнату сразу станет ясно: в этой комнате живет вор. Но все обошлось. Когда вернулась мама была уже ночь, а на следующее утро я заболел. Сегодня была среда. Прошло три дня, но, ни Санька, ни Вовка так и не появились.

Прошло еще два дня. Настала пятница. А за ней суббота. Мне становилось все хуже и хуже. Мама уже сильно потратилась на докторов, а болезнь все не уходила. В довершении ко всему, моя младшая сестра принесла из школы очередную страшилку про мальчика, который исчез. Через две недели у меня будет день рождение, и я перейду жить в комнату старшего брата, а пока вынужден делить комнату с младшей сестрой, и слушать ее глупости. Температура все никак не спадала. Вечером, в столовой, была какая-то суматоха, но мне было так плохо, что я даже не смог поднять голову от подушки. В глазах двоилось и троилось. Я слышал чей-то голос, переходящий то в плач, то в смех. Окна были плотно закрыты и зашторены, но ветер рвал занавески. Как это может быть, мне было совершенно не понятно. В тот момент, когда занавеска поднялась от ветра в очередной раз, я увидел лицо. В окно заглядывал человек. Глаза его были неподвижны, лицо было синее-синее, а на лице навечно застыла улыбка. Мне стало страшно. Я накрылся с головой одеялом и пролежал так очень долго. Когда я проснулся, было утро субботы. Дождь кончился, и в окна заглядывало солнце. Окна были открыты настежь, и ласковый ветерок чуть шевелил занавеску. В комнату заглянула мама, вид у нее был встревоженный.

-Витенька, – спросила она, подходя к кровати, – тебе уже лучше?

Я кивнул. Говорить мне еще было тяжело. Рот, губы, все пересохло и потрескалось.

-Витя, ты не говори, – осторожно прошептала мама, – ты лишь кивай, да или нет, хорошо?

Я кивнул. Разговор мне нравился все меньше и меньше.

-У тебя ведь два друга-одноклассника? Александр и Владимир?

Я кивнул.

-В понедельник вы вместе играли на крыше?

Я чуть помедлил, прежде чем кивнуть.

-Не бойся, я не буду тебя ругать, – мама ободряюще улыбнулась, – хотя соседка с первого этажа, Агафья, мне сказала…

Увидев мой испуганный взгляд, мама видно вспомнила, что я еще болен и не стала развивать тему с соседкой дальше. Вместо этого она осторожно приложила ладонь ко лбу, а потом облегченно вздохнула.

-Температуры нет. Слава богу! Витя, видишь ли, дело в том, что пропал твой одноклассник – Владимир. Полиция уже опрашивала Александра, но он сказал, что после того как вы расстались, а это произошло где-то около полудня, он больше Вову не видел. Были вопросы и к тебе, но ты был слаб, и доктор не разрешил пока с тобой беседовать.

-Вова пропал? – я был потрясен настолько, что даже забыл, что мне еще тяжело говорить, – А Сашка? С Сашкой все хорошо?

-Да, Саша дома, но чем-то так напуган, что отказывается выходить из дома. Что с вами случилось в понедельник? Где вы были?

-Мы играли на крыше дома господина Мо.

-Это я знаю. Вездесущая Агафья уже успела насплетничать об этом всему двору. Все уже знают, что за вами гнался дворник. Он подал жалобу хозяину дома.

-Дело в том,– мама опять потрогала мой лоб,– дело в том…Нет, ты еще слишком слаб, я расскажу тебе обо всем позже.

-Мама, не уходи! – закричал я, видя, что мама собирается выйти из комнаты

-Что Витенька? – мама тут же вернулась, – Что, тебе стало хуже?

-Нет, вернее, да. Мама, можно мне сегодня перейти в комнату брата Петра? Какая разница, неделей позже или неделей раньше?

-Что это ты так сразу? Ну да ладно, может на новом месте пойдешь быстрее на поправку! Пойду дам Марии распоряжение, пускай приготовит тебе комнату. Надо все проветрить, перетереть, затопить камин, там немного сыро. Так всегда бывает в нежилых комнатах. Там много вещей Петра, ты их не трогай, он сказал, что когда приедет в отпуск, заберет их с собой в свой новый дом. Хорошо?

Я кивнул. Маме совсем не надо было знать о том, как я хочу побыстрей уйти из детской. Я не боялся за младшую сестренку, ей ничего не угрожало, это я знал твердо. Опасность угрожала только тем, кто в понедельник побывал в фанзе. Когда мама ушла, я вспомнил про краски. И испугался. Вдруг, пока я горел в бреду, кто-то нашел краски? Однако все шесть баночек были на месте. У Арины был свой шкаф, в мой она никогда не лазила без разрешения. Вечером снесли кое-какие вещи Петра на чердак, а мои, кровать и шкаф с книгами, перенесли в новую комнату. Дядька Павел не позволил мне помогать, я было воспротивился, но тут же сдался. Книги, которые я попытался расставить в шкафу, были тяжелыми как кирпичи и неподъемными. Я тут же покрылся холодным потом. Когда все было расставлено, и мама пожелала мне спокойной ночи, прибежала Арина, и принесла с собой книгу.

-Витька, ты книгу забыл, – Арина бросила мне книгу прямо на одеяло, – а тетради твои принести? А альбом для рисования?

-Альбом принеси, а тетради можешь взять себе, они чистые. Я в них еще не писал.

-Вить, а что за книга-то? Я никогда ее у тебя не видела! – Арина попыталась открыть книгу, но я не дал.

-Все, Аринка, иди, – я спрятал книгу под одеяло, – у меня опять температура, по-моему, поднимается!

-Вот так всегда, – сестра надулась, – чуть что, так сразу гонишь! Ладно, я уже ухожу! Маму позвать?

-Нет, пусть спит. Может температура сама пройдет.

Арина ушла. Я чуть помедлил, и осторожно выбравшись из-под одеяла, бросился к двери и закрыл ее на задвижку. Комната завертелась. Но я в два прыжка добрался до кровати, лег, и вытащил книгу. Повертев ее в руках я понял, что не только Аринка никогда не видела эту книгу. Я сам у себя ее никогда не видел. Это была не моя книга. Покосившись на окно, я осторожно откинул обложку. Книга была старая, листы пожелтевшими, пыльными, но крепкими. Первое впечатление не обмануло меня, написана была книга не русскими буквами. Однако на этом радостные открытия окончились. Создавалось впечатление, что кто-то выжал из книги все буквы, перемешал их, а потом небрежно вылил буквы на страницы книги, не подумав даже посмотреть на результат своего труда. Я пролистал книгу до конца. Везде было то же самое. Неведомый писатель позаботился о том, чтобы хаос, царивший на страницах книги, так и остался хаосом, с первой страницы и до последней. Я закрыл книгу, и тут же странное чувство, что я не один в комнате, отпустило меня. Я все чаще поглядывал на окно. Шторы в комнате брата Петра не шли ни в какое сравнение с веселенькими, легкомысленными шторами, которые висели в моей прежней комнате – детской. Они (шторы) были из защитного, плотного материала, единственным украшением штор была вышивка. Окна моей нынешней комнаты выходили совсем в другую сторону. Они выходили во двор. Умом я понимал, что мне бояться нечего, но мои чувства были взбудоражены и не желали ладить с сигналами, который подавал мозг. Ум нашептывал: «Успокойся, засни, ты в безопасности!». Чувства же уличали мозг во лжи. Они (чувства) говорили: «Мне страшно, я боюсь, я чувствую запах опасности. Почему колышется занавеска? Почему страницы книги перелистываются сами по себе? Почему в мозгу звучит тоненький голос и повторяет одно и то же: «Отдай или рисуй! Отдай или рисуй! Рисуй! Рисуй! Рисуй!»»

В какой-то момент мне захотелось выскочить в коридор и позвать маму, но я тут же устыдился своего страха. Я даже набрался храбрости подойти к окну и дотронуться до штор, но дальше этого дело не пошло. Неожиданно я заскучал по своей высокой температуре. Мне было так хорошо, когда я горел от жара. Никакие ужасы не тревожили меня. В комнате все время кто-то находился возле меня и трогал мой лоб. Теперь же я остался один на один со своей совестью и мыслями о нехорошем поступке. Чтобы успокоиться, я достал из шкафа свою любимую книжку и хотел чуть-чуть почитать перед сном, но меня ждало страшно разочарование. Буквы, в книге про морские путешествия, были так же перемешаны и разбросаны, как и в чужой книге. Я пролистнул книгу от начала до конца. Иллюстрации были на месте и ничуть не изменились, а вот текст читать стало невозможно. Я подбежал к шкафу и стал вынимать одну книгу за другой. Везде было одно и то же. Я бросал книги на пол, и вынимал, вынимал книгу за книгой. Одна мысль грела меня. Я верил в то, что если найду хоть одну книгу с читаемым текстом, то все будет хорошо. Ужас оставит меня, и я встречусь завтра с Вовкой. Но все было тщетно. Наконец силы покинули меня, и я лег на коврик перед камином. Меня бил озноб, кровать казалась далекой, огромной и ледяной. А еще на кровати лежала чужая книга. Я ее не приносил в дом, но она каким-то образом оказалась в руках у Арины.

Я так и заснул на коврике перед камином. Посреди ночи, когда камин погас, я перебрался в свою кровать, предварительно сбросив чужую книгу на пол.

Я проснулся поздно. Мария долго стучала, прежде чем я открыл дверь. Мне не хотелось открывать глаза и думать о том, что наступил новый день. Мария сказала, что завтрак ждет меня в столовой. Я попытался возразить, но Мария напомнила о том, что я уже могу вставать с постели, и поэтому завтрак ждет меня в столовой комнате. Таков приказ барыни, добавила Мария, и недовольно поведя носом, вышла из комнаты. Я поплелся в столовую. Будь дома мама, мне бы уже влетело. Я вышел к завтраку неумытый и в ночной кофте. Однако квартира была пуста. Мама уехала к приятельнице. Мария ушла на Семеновский рынок, Арина была в школе. Окна столовой тоже выходили на улицу, я чуть не подавился, когда это осознал, и тут же бросился зашторивать окна, старясь не смотреть на противоположную сторону улицы. Однако тоненький голос, беспрестанно звучавший в голове, вдруг залился истерическим смехом и пробулькал сквозь смех; «Ни шторы, ни окна не защитят! Спаси сам себя! Отдай или нарисуй!»

Позавтракав, я вернулся в свою комнату. Увидев гору книг перед шкафом, я сначала удивился, однако тут же вспомнил то, что произошло вечером. Укладывая книгу за книгой в шкаф, я продолжал упорно искать в книгах знакомые слова. Однако со страниц любимых книг на меня смотрели буквы, разбросанные по страницам. Наконец комната приняла опрятный вид. Чуть помедлив, я втиснул и чужую книгу рядом со своими книгами.

Как только я это сделал, в прихожей стукнула дверь. Вернулась мама, а с ней неожиданный гость… Полицейский дознаватель. Я был почти здоров, и ничто не мешало полицейскому допросить меня со всей строгостью закона. Я приготовился рассказать всю правду, как вдруг в разговор вмешалась мама

–Владимир Иванович, – заискивающе обратилась она к мужчине, – мой сын еще очень слаб, поэтому не забывайте о моей просьбе, – она улыбнулась еще раз и вышла из гостиной.

-Ну-с, – мужчина, которого мама назвала Владимиром Ивановичем, испытывающе посмотрел на меня, – ну-с, молодой человек, что вы мне расскажите?

-Я…Мне… – в горле вдруг пересохло, и я понял, что не могу выдавить из себя ни одного связного предложения.

-Так, – мужчина испытывающе посмотрел на меня, – продолжайте, пожалуйста!

Однако я лишь открывал рот, и хватал воздух.

-Не получается у нас беседа, – усмехнулся полицейский, – давай попробуем по-другому. Итак, идя навстречу пожеланиям твоей очаровательной матушки и учитывая твое, еще, не совсем здоровое состояние, мы построим беседу таким образом. Я буду говорить, а ты только кивать, или добавлять да или нет. Так пойдет? – и мужчина подмигнул мне.

Испуг тут же оставил меня. Но зато появилось чувство разочарования. По моему мнению, полицейский должен вести себя более строго и не идти на поводу у преступников, если даже эти преступники так малы, как   я.

-Итак, – Владимир Иванович сверился с какой-то бумажкой, – 14 октября, сего года, трое друзей нашалили, поругались с дворником Михаилом Ефграфовичем и решили убежать от него по крыше. Я правильно говорю?

Мне ничего не оставалось, как кивнуть. Как говорится, против фактов не попрешь.

-Трое молодых людей, – мужчина снова сверился по бумажке, – Александр Коновалов, Владимир Иванов и Виктор Некрасов, взобрались на крышу дома господина Мо и …исчезли на какое-то время из поля зрения дворника-Михаила Ефграфовича Петренко. Я правильно говорю?

С тоской поглядев на окна гостиной, я вынужден был опять согласиться со словами Владимира Ивановича.

-Слова дворника подтверждают и две соседки, которые живут в вашем доме, соответственно на первом и третьем этаже.

Какое-то время все было тихо, – полицейский попытался поймать мой взгляд, но я изо всех сил пялился в пол, – потом, а прошло со слов свидетелей не большей 10 минут, как вдруг раздались приглушенные крики, топот ног и трое молодых людей спрыгнули с крыши и разбежались в разные стороны.

-Да, мы боялись, что дворник нас поймает и поэтому убежали,-без всякого принуждения подтвердил слова дознавателя я, – Вовка побежал к Семеновскому ковшу, я к оврагу, а Сашка, по-моему, домой.

-Ну вот, – огорчился полицейский, – зачем ты начал говорить? Тебе еще нельзя! Ты забыл, о чем мы уговорились? Я говорю, а ты лишь киваешь!

Я лишь виновато вздохнул. Уговор был нарушен, но не по моей вине. Во время разговора мне показалось, что из-за портьеры, разделяющей гостиную и коридор, послышалось шипение, и донесся странный запах. Чтобы заглушить этот звук, я и заговорил.

-Так где вы были, пока дворник и соседки обсуждали нравы нынешней молодежи?

-Мы были… – от портьеры опять послышалось шипение, –  мы были на крыше

-Это я понял, – терпеливо улыбнулся дознаватель, – ты мне расскажи, куда вы исчезли, и где были 10 минут.

-Мы зашли, – обреченно начал свой рассказ я, но шипение достигло крещендо, и тогда я решил солгать, – мы зашли за фанзу господина Мо и прятались там от дождя, надеясь, что Михаилу надоест нас ждать, и он уйдет.

-Ну, допустим, – Владимир Иванович надел пенсне и внимательно посмотрел на меня, –  допустим, я тебе поверю. Однако Михаил не стоял на месте. Он обошел дом господина Мо со всех сторон, в надежде найти возвышение, чтобы подняться следом за вами. Но вас нигде не было. Как тебе такая версия?

-Я…Я не знаю. Мы прятались за фанзой.

-А вот твой друг, – полицейский опять заглянул в записи, – твой друг Александр, утверждает, что все десять минут вы находились внутри помещения, куда вас никто не приглашал. Вы открыли дверь сарайчика, который домовладелец именует фанзой, и вошли внутрь. Там с вами что-то произошло. Ну, будешь рассказывать?

-Я ничего не знаю, – слезы, которые я сдерживал последние пятнадцать минут и которых так стыдился, вдруг хлынули рекой, – Я…Мы…Мы прятались за фанзой!

-Стыдно, молодой человек! – Владимир Иванович чуть повысил голос, – Я имею честь знать вашего батюшку! Он достойный человек и гражданин! В кого вы изволили таким уродиться?

Я молчал, потрясенно уставившись в фирменную пуговицу от кителя, которая блестела чуть ниже горла Владимира Ивановича. Я давно уже все бы рассказал, если бы не шипение.

Полицейский еще немного подождал, а потом с сожалением закончил свою обличительную речь.

-Ваш друг Александр оказался более честным мальчиком, но, к сожалению, он знает не все. В тот момент, когда вы вошли в последнюю из трех комнат, он искал запасной выход. Ну, сами дальше расскажите?

Я отрицательно покачал головой.

-Жаль, – мужчина поднялся, и оправил китель, – мне жаль, что у таких достойных родителей растет такой сын! Я ухожу, но хочу добавить вот что, ваш друг Владимир пропал. С понедельника его никто не видел. Мать воспитывает Владимира одна. Она целый день была на работе. Поэтому неизвестно возвращался ли Вова домой в течение дня. Но одна деталь наводит на мысль, что мальчик заходил домой.

-Какая? – с надеждой прошептал я

-Ручка двери, за которой находится его квартира, была перемазана чем– то красным. А на ручке, прости, но я вынужден это сказать, на ручке двери лежал палец. Его обнаружила мать Владимира. Указательный палец. Человеческий палец. Детский палец. Когда в лаборатории провели исследование, то убедились, что это не розыгрыш. Это был действительно человеческий палец. И палец почему-то был вымазан в краске.

Последние слова донеслись до меня, как сквозь вату. Сознание мое помутилось, и спасительное беспамятство приняло меня в свои объятия. Последнее что я услышал, был вскрик мамы и ее голос, вопрошающий через слезы

-Вы уверены, что необходимо было рассказывать про…палец?

Ответ Владимира Ивановича я уже не услышал. В ушах у меня загудело, и я отключился полностью. Очнулся я только через две недели. Арина сказала, что у меня была горячка. Доктор даже боялся, что я не выживу. Однако все когда-то кончается и настал день, когда я очнулся полностью. Комнату, в которой я лежал, я узнал не сразу. Постепенно все события, предшествующие моей горячке, всплыли в памяти и выстроились как на парад. Вспомнив о Вовке, я застонал. Ко мне тут же подскочила мама и закричала.

-Петр, Аринка, идите сюда, Витенька очнулся!

С трудом подняв голову от подушки, я с интересом уставился на дверь. Ух, ты, Петр приехал!

Брат пах морем, костром и дальними дорогами. Оказывается, мама вызвала брата еще неделю назад телеграммой, а приехал он буквально вчера. И еще даже не успел прогуляться по родному городу.

-Витька, паршивец, что же ты мать так испугал? – брат легонько взъерошил мои волосы, – дай хоть на тебя посмотрю! Мать вчера не разрешила. Врач сказал, что ты сильно ослаблен, и малейший микроб может опять тебя заставить заболеть.

-Ты, – я откашлялся, так как голос не желал меня слушаться, – ты, надолго?

-Нет, – брат засмеялся, – всего на три дня! Я выпросил у командования целую неделю, адмирал согласился с моей просьбой, но отпустил с большим трудом! Тебе лучше и поэтому я могу с чистым сердцем отправляться назад хоть сегодня!

-Сегодня? – голос совсем сел и, чтобы выразить подступившие к горлу эмоции, я застучал в ярости кулаками по спинке кровати.

-Да, ладно, – брат схватил меня за ухо и изобразил пантомиму с откручиванием, – не боись! Сегодня не уеду! И завтра…тоже. Хочу, чтобы ты чуть пришел в себя и рассказал мне, что нового произошло в городе за время моего отсутствия. А если можно, то и…показал.

-Петька, – в комнату влетела Арина, – а давай я тебе покажу! Витя наверно еще долго будет болеть!

-Обязательно покажешь! – Петр ласково погладил сестру, – а сейчас иди, ты еще мои подарки не видела! Я велел Марии распаковать чемоданы! Беги в папин кабинет. Подарки там.

Петр дождался пока Арина ушла, и только потом обратился ко мне.

-Витя, – брат перестал улыбаться и стало видно, что за его напускным весельем скрывается нешуточная тревога, – брат, ты можешь мне рассказать о том, что произошло?

Я отрицательно покачал головой и показал рукой на горло.

-Ладно. – Петр кивнул, но отступать от задуманного не собирался.

В комнате повисла тишина. Петя сидел закрыв глаза. Я внимательно присмотрелся к брату и только сейчас заметил, что виски брата запорошила ранняя седина.

-Хорошо, – брат наклонился над моей кроватью, – а на ухо мне можешь прошептать свою тайну?

Я с энтузиазмом кивнул, и начал свой рассказ, но через несколько минут закашлялся и замолк.

-Опять ничего не получается! – огорчился Петя, – а давай, – брат прошелся глазами по комнате,– давай…Давай, сделаем так! Нарисуй мне то, что с тобой произошло!

Этот вариант разговора мне больше понравился. Уговорились так: брат задает вопрос, а я отвечаю ему рисунком.

Не прошло и пятнадцати минут, как Петр знал все.

-А ты не сочиняешь? – брат еще раз посмотрел на лист, где я изобразил голову человека, заглядывающего в окно. – У нас все-таки второй этаж! Чтобы дотянуться до окна, нужна лестница. Да и окна детской выходят прямо на оживленную часть улицы.

Я лишь пожал плечами. В комнате повисла тишина, наконец, брат решительно собрал рисунки и сказал:

-Я сейчас съезжу к одному другу! Он долго жил в Китае и в Японии. Последние два года он жил в тайге. В поселке гольдов. По счастливому совпадению он уже две недели как вернулся домой. Я хотел встретиться с ним завтра, но в связи с открывшимися событиями…Ладно, я поехал. Надеюсь друг подскажет мне, как теперь быть и что делать.