Текст книги "Пока Смерть не Разлучит Нас (СИ)"
Автор книги: Ирина Железная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Пока Смерть не Разлучит Нас
Ирина Железная
Глава 26 – Начало.
Меня словно опустошило, я стоял перед окном и смотрел, как медленно догорают восковые свечи. Одна за другой, они испускали свой последний еле заметный дымок. Признаться, по всей квартире изрядно воняло воском, но с самого вечера уже привыкаешь.
– Ярослав дал мне самую главную надежду. Уже сегодня, это свершится – начал я.
– Разве есть способ вернуть к жизни мертвых? – выразил свое удивление Новенький.
– О да, путем убийства всех ныне живущих – хихикнул Граф. – Эти зеркала нечто вроде портала, прохода…
– Это врата – перебил его Падший. – Винченцо при жизни всегда лелеял мечту обмануть самого дьявола, и создал эти зеркала. Он любил это творение, как своего самого любимого дитя. И зеркало, которое ничего не отражает и есть путь.
– Именно. – Я подошел к Падшему, и ткнул в его зеркальную гладь. – Ярослав уверяет меня, что он сможет пройти в эти врата, так как это зеркало отображает его. Оно отображает мертвых, и наверняка смогло бы отобразить Дашу. Он это объясняет своим уникальным происхождением. Мать при смерти передала ему весь свой немалый дар, и ее последнее желание, освободившись, сделало его то ли невидимым, то ли вообще перенесло невесть куда, но только так он смог выжить.
Падший, пожав плечами, попросил меня отойти и не загораживать его собеседника. Повинуясь, Граф вновь стал объяснять тонкие нюансы сегодняшнего запланированного вечера Новенькому.
– Ты понимаешь, ныне живущие погибнут и исчезнут навсегда, высвобождая свою чудовищную силу для открытия врат, но те, кто погиб ранее, смогут вернуться. Твое зеркало всегда находилось у Ярослава, и прошлым днем он принес его, что бы воплотить тебя. Все наши ожидания оправдались. Твоя сущность остается человеческой, она не претерпевает изменений, и если ты смог бы разбить зеркало, мы бы смогли победить. Вновь стать человеком. Но вот Ярослава уже не остановить. Тем более в этом мире у нас не осталось никого. Мы бы погибли. Без денег, без силы, без влияния. Поэтому мы позже отказались от этой идеи и приняли план Ярослава.
– Значит, – ответил новенький – сегодня ночью начнется апокалипсис?
– Именно! Сбылась моя бредовая мечта! – засмеялся Граф. – Все эти мухи подохнут как саранча!
– Разве это так просто? Положить конец всему? И разве это правильно?
– О, ты даже не представляешь, сколько там премудростей – грозил пальцем Новенькому, Граф. Явно захмелев от вина, он слегка покачивался. – Но со всем этим разбирается Ярик, этот несчастный позер. Как-то он заметил, выродок деревенский, что я одеваюсь почти так же стильно как он. К слову с этого момента я его и невзлюбил, пока не услышал его план. Тогда то я понял, что мы – Граф икнул, подмигивая мне. – Явно родственные души. Нужен ритуал. Нужна сильная аура, и Ярослав выбрал старую то ли церквушку, то ли часовню, в общем, он и сам толком не знает, просто объяснил, как туда добраться. Он считает, что место, где люди возносили молитвы к небу, где отпевали мертвых, уже делает намного тоньше грань между мирами. Еще нужно триста с чем-то ошалевших фанатиков, которые предадут себя смерти ради возрождения. Хех, глупцы – радостно и воодушевленно хмыкнул Граф. – Он давно уже создал сильную секту. Иначе я назвать это не могу. Но он демонстрировал им свои способности, поэтому люди свято ему верили. Боготворили, считали его мессией. И именно они, веря в приход царствия небесного, пустят свою кровь, принесут себя в жертву, а Ярослав откроет врата. Создаст свое царство мертвых, уж и думать не хочу, по каким критериям он будет их выбирать из того мира, ведь долбануться об стену можно, сколько за историю гибло людей, земля ж по швам пойдет. И будет вечное идеальное царство…
– Царство мертвых? – побледнел новенький. – Но разве это правильно?
– Почему нет?! – резко спросил я, оборачиваясь к нему. – Этот мир прогнил, ты видишь, какой хаос творится вокруг? У людей лишь одно желание – уничтожить друг друга, предать смерти, и ты их защищаешь? Они сами постоянно роют себе могилу. Меня тошнит от каждой человеческой твари живущей на земле!
– А как же те, кто не безразличен тебе? Те, кто дорог?
Граф дико засмеялся, хватаясь за живот. От его истерического смеха, на его лице выступили слезы, утираясь рукавом, он, пытаясь отдышаться, произнес:
– Ну, насмешил, браво! Не ожидал. Кто у нас остался? Кто? Я слишком люблю себя, что бы любить остальных
Новенький воззрился на меня.
– Не смотри на меня так, я с ним полностью согласен. – Пожав плечами, я сел в свое кресло и крутанул на нем круг вокруг оси.
– Все решено. Ярослав днем придет за зеркалами и унесет их… А уже сегодняшней ночью все перестанет существовать… По крайней мере все живое – поправился я. – К нам вернутся мама и папа, Ада… Даша с Романом…
– И ты веришь, что они будут прежними?!? – закричал Новенький – Ты в это веришь?
Я пожал плечами, не зная, что ответить.
– А почему нет? – невинно произнес я
– А как же Наташа? Ты убил ее? – дрожащими губами, хватаясь за голову, спросил Новенький.
– Нет, я никогда бы не смог этого сделать. – Обреченно полушепотом сказал я.
– Ты любишь ее? – так же шепотом спросило мое новое отражение. – Или больше ты любишь Аду?
– Отстань, – вступился за меня очень вовремя, Падший. – Сейчас это не имеет значения.
– Как раз имеет, – запротестовал Новенький, – ты позволишь ей погибнуть? Почему? Ты ждешь возвращения одной, предавая на смерть другую?!
– ДА ПОТОМУ ЧТО НЕ МОГУ Я ЕЕ УБИТЬ! ПОТОМУ ЧТО ЛЮБЛЮ ЕЕ!!! И Аду полюбил…
– А кто для тебя значит больше??? – по-новому напирал Новенький.
– Та, ради которой, я сегодня вечером пожертвую собой!
– В смысле? – испугался Новенький.
Граф вновь истерически захохотал. Постепенно его смех все более переходил в сардонический.
– Глупец, тебе же говорили, умрет все ныне живущее! И что бы выжить, мы должны будем убить себя, что бы возродиться!
– А Ярослав?
– Он в это время будет держать врата открытыми со стороны мертвых. А мы должны будем убить себя! Что бы выйти к жизни вновь!
– Я не буду, я отказываюсь! – запротестовал Новенький.
– А куда ты денешься? – спокойно спросил Падший.
– Мы все скованы одной цепью, – сказал я.
– Плагиат!!! – Закричал Граф, начиная кружиться в одиноком вальсе в своем пространстве. Ему явно становилось весело. – Лучше так! – он вдруг остановился, закусил губу и вознес вверх указательный палец. – Мы звенья одной цепи! О! так лучше!
– Ты еще многого не знаешь… – покачал головой Падший, глядя на Новенького.
– Ну так расскажи, для чего мы здесь собрались!
– Время вышло. Скоро рассвет. И сейчас все исчезнут. – Твердо произнес я, приложив одну ладонь к другой, опирая руки на подлокотники кресла и рассматривая кончики своих пальцев. – Все что нужно, ты уже знаешь, и то, что ты после всего, что сказал я, остаешься человеком, уже многое значит. Ты ведь не вампир?
Новенький пожал плечами и помотал головой. Хмыкнув, я продолжил:
– Ну вот. Так что заранее говорю вам всем, что мы еще встретимся сегодня вечером. Может, это будет в последний раз. – Сказал я, глядя куда-то далеко в пустоту.
– Я не хочу умирать… – чуть не плача выдавил из себя Новенький.
– Мы все уже давно умерли… – пустым голосом без эмоций протянул я.
Свечи в комнате стали гаснуть одна за другой. Время было совсем на исходе.
– Помнишь Ташу? – спросил я, обращаясь к Падшему.
Тот молча кивнул.
– У меня, почему-то большое ощущение того, что ее корни уходят к той ведьме, которая оставила Архангела без глаз…
– Я тоже об этом думал, и я почти уверен в этом, но разве это что-то значит?
– Это значит, что Таша могущественнее всех своих сестер вместе взятых, и она так же является неоспоримой хозяйкой Архангела, которая смогла бы попросту вызволить его, без тех усилий и испытаний что достались Аде. Но к чему, я собственно веду. Не могла она так просто погибнуть. Наверняка в ту ночь на кладбище это была простая фальсификация…
– А еще, – Падший вторил моим словам, – Если уж настало время во всем разобраться, перебрав все прошлое заново, то скажу, что тот факт, что мы выносим дневной свет, это не результат усвоения крови оборотней. Скорее всего, это значит то, что создавшие нас вампиры, были ведьмами. Согласись, Ярослав был рожден ведьмой, которая обладала некромантией. Поэтому он выносит свет. Ада была укушена Ярославом и спаслась за счет крови его матери. Прямая потомственная кровь освободила ее от уз повиновения… А то, что это были оборотни, мне кажется смешным. Ведь мы не видели других вампиров. По крайней мере тех, кто выносит дневной свет.
– А о ком ты сейчас? – спросил я.
– Я о Романе, которого ты сделал вампиром.
– Ааа… – протянул я.
– Нам пора, – прервал наши раздумья Граф, все это время, с интересом, слушая наши мысли.
– Действительно!
Падший встал со своего места, расправил крылья, потянулся, и, поклонившись, шепнул:
– До встречи! – после чего он с разбегу выпрыгнул в окошко.
Мы слышали лишь взмахи его крыльев.
– Эх хлопчик, – раздосадовано крикнул Граф новенькому. – Золотусик ты мой, я буду скучать!
И посмотрев на меня, скривив рожу, добавил:
– И тебя чмась, противный! Всем глубокий реверанс и до встречи!
За каких-то пару мгновений Граф полностью растаял в воздухе.
– Никогда по нормальному уйти не может! – покачал я головой.
Теперь мы с Новеньким остались наедине.
– А мне как уйти? – растерянно спросил он.
– Ты и сам этого не заметишь – сказал я, и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.
Открыв их, я уже не увидел отражения Новенького. Лишь свое собственное, которое полностью повторяло за мной все мои жесты и движения.
Вздохнув, я поднялся с кресла и, подойдя к окну, захлопнул его. На минуту остановив свой взгляд на восходящем солнце, я понял, что это последний рассвет. И я не знал какой выбор сделать… Хотя о каком выборе я говорю? Есть ли он у меня вообще?
Придя к выводу, что выбор есть всегда, я развернулся, и отправился убирать зеркала по местам. Скоро за ними придет Ярослав. А пока нужно поспать, отдохнуть, и подумать…
Облизнув свои губы, я все еще чувствовал ее кровь на своих губах. И по-прежнему боялся открыть ту самую страшную тайну самому себе, вновь пряча ее настолько глубоко в себя, что выведать ее могло только четвертое отражение. Но вот зеркал уже не хватает.
Глава 27 – Реквием
Я стоял у могилы Ады, с двумя белоснежными лилиями в руках. Не знаю почему, но именно эти цветы она мне напоминала.
Я не был на твоих похоронах, но я их спонсировал. Мне было больно оттого, что так случилось. И мне нет оправдания, я даже не пытаюсь его искать. А сейчас я пришел попрощаться и разобраться в себе. Здесь так тихо и спокойно. Здесь ты. И хоть тебя нет, я чувствую, ты рядом.
Я задам тебе несколько вопросов, а ты постарайся на них ответить. Или хотя бы подскажи мне на них ответ… Это моя последняя исповедь.
Как ты думаешь, наша жизнь больше чем наша боль?
Как долго мы можем ее чувствовать? Когда наступит порог ощущения боли и это войдет в привычку?
Мир уходит из-под ног. Волочить себя по грешной земле... Как долго?
Есть много, о чем каждому из нас придется жалеть. Есть больше, о чем мы еще не сказали...
Что подарит нам забвение? Что кроется за дымной завесой неизвестности? Чем жива наша вера в будущее?
Мы ждем конец, не обременяя существование смысла. Наша жизнь, это постоянный страх. Страх крушения нашего мира.
Страх исчезает, когда его забываешь. Но он так часто дает о себе знать! Так как же с ним справиться? Его невозможно забыть? Он сливается с тобой. Становясь одним целым.
Ужас, леденящий душу делает тебя жалким и ничтожным. А силы иссякают, никто не сможет вечно сопротивляться липкому и холодному страху.
Кто сможет спасти твою душу от войны, которая разверзлась внутри тебя? Это наше вечное страдание.
Кто будет хранить память о нас? Что останется после нас? Кто захочет хранить воспоминания?..
А будешь ли ты помнить меня?
Я, наконец-то понял, за что я тебя люблю. Хотя наверняка правильнее будет сказать, любил...
Ты умерла, и я остался один. Возможно не надолго, а возможно, у меня впереди подаренная тобой вечность.
Я презираю всех людей снующих вокруг, ведь я по-прежнему чувствую себя ужасно одиноким. Свет, сиявший в моей душе, исчез. Но то, что я задумал, будет исполнено в его честь.
Луч надежды. Я наивен. Но я верю, что однажды именно он озарит темные души людей. Не все заслуживают смерти. Хотя без многих мир стал бы намного чище. Ты бы как обычно не поняла меня, почему я собираюсь это сделать.
И это неудивительно. Я делаю это для тех, кого люблю и для тех, кто любит. Ты же этого так и не сумела сделать. Любимых не заставляют любить. Их не сковывают.
Я, как и говорил, пришел попрощаться. Ты имеешь место в моей жизни. Ты вошла в мой мир, и принесла с собой мертвый холод. Мое горячее сердце остыло. Я перестал чувствовать. Кто же мог подумать, что лед может греть. Но прим этом он тает. Меня осталось совсем немного. Прежде чем растаять, я верю, что смогу запылать и стать огнем.
Прости, что так случилось, и я использовал тебя. Но ведь ты... Я тоже был твоей марионеткой. Как ни прискорбно, но это так.
Никогда. Никогда в этом мире не будет абсолютного зла. Прежде чем сорваться вниз, он обратится в прах. Вместе со всем его злом.
Ах да, постскриптум. Прости, чуть было не забыл... Я любил тебя за то, за что больше всего ненавидел себя... Прости.
Аккуратно опустив цветы на землю рядом с надгробием, отдавая последние почести, я предался тишине, закрыв глаза.
Собравшись уходить, я увидел свернувшуюся калачиком маленькую змею. Хотя, что можно ожидать, находясь на могиле ведьмы. Если в этом мире существуют вампиры, то существуют и змеи, которые не боятся ноябрьских морозов. Я медленно уходил. Под ногами шелестели мокрые черные гниющие листья. Я шел и с содроганием допускал возможность того, что завтрашний рассвет может оказаться последним в жизни целого человечества. И если у меня ничего не получится, это всего лишь значит, что ты победила. Ведь ты будешь жить. Вновь. Правда, ты снова окажешься в объятиях вечности, от которой ты больше не сможешь убежать...
* * *
Видеть себя в зеркале? Не так то это просто. Не проще чем кажется.
Я видел ее. Ее пустые глаза. Я не мог просто так смотреть. Хлопья снега разлетались по моему лицу, оставляя мокрые и скользящие пути. Слезы? Я сам обрек себя на это… Я не мог это видеть. Как я хотел прикоснуться сейчас к ней… Как я хотел сейчас быть с ней.
Он, высокий, крепкого телосложения, лицом чем-то напоминавший меня. Неужели, он лучше, чем я? По крайней мере, он не представляет для нее такой опасности, как я.
Интересно, если я подойду, она вспомнит? Вспомнит меня? Или все бесполезно?
Я не знаю, зачем я вновь пришел к ее дому. Что бы вновь, хотя бы взглядом… просто нежно коснуться ее лица.
В сердце вонзались шипы. Из груди рвался крик. Но мои губы были немы. Я должен был ее отпустить.
Они стояли и обнимались у ее подъезда. Он что-то ей говорил, а она загадочно улыбалась. Он приблизился ближе, и наклонил голову для поцелуя…
Ни одна боль в мире не сравниться с этой болью.
Из глаз выступили капли слез.
Моя душа рыдала. Это были кровавые слезы сердца.
Она нежно и доверчиво смотрела ему в глаза…
Я запахнул пальто, и пошел прямо на них, опустив голову вниз. Тяжелое и сдавленное дыхание мешало выровнять походку.
Я понял, смысла нет. Я не ищу ворота в рай, я лишь хочу уйти из жизни.
Проходя мимо, я рукой коснулся ее талии, она посторонилась, он схватил меня за руку и дернул.
– Осторожнее!
Я выдернул руку с такой силой, что он не устоял на ногах, и отправился дальше. Он вскочил, схватил меня за плечо, и попытался развернуть. Я развернулся быстрее и перехватил в полете его кулак. Резко вывернув его руку, я заставил встать его на колени, а потом с силой откинул от себя его руку, и он упал на снег.
Наши глаза встретились.
Ее светлые, добрые, и искренние глаза, задернутые тонкой дымкой, развеялись и очистились.
Нежность взгляда? Нет, мы не могли разделить ее между собой. Прошло чуть больше года. Состояние комы. Кома для двоих в могилах на разных концах света.
Я не мог выдержать ее взгляда. Я не мог сейчас сказать точно, узнала ли она… Вспомнила ли…
– Береги ее, – произнес я, отводя взгляд на отряхивавшегося от снега молодого человека, – и не нарывайся лишний раз.
Если он сделает ей больно, я приду за ним даже с того света. Быстрым и решительным шагом я завернул за угол дома, и отправился к дому своих родителей. Он был недалеко. В пяти минутах ходьбы.
* * *
– Ты знаешь его?
Наташа стояла и смотрела на угол дома, за которым исчез призрак ее прошлого. Тот, кого она не могла вспомнить днем, но который каждую ночь во сне, обязательно был с ней и любил ее. Любви нет?
Сколько раз она пыталась внушить себе эти мысли. Сколько поцелуев она дарила без любви? И лишь во сне, она касалась губами призрака, который причинил ей столько страданий. В призрачном существовании, ощущение призрачной любви. Зыбкий мир развеивался с первым лучом рассвета или пронзительным звоном мелодии будильника на мобильном.
– Я думала, что знаю.
– А почему ты мне ничего о нем не рассказывала?
– Олег, извини, но есть вещи… о которых не будешь знать даже ты.
Он непонимающе смотрел на нее. Олег попытался приобнять девушку за талию, но та отпрянула.
– Что случилось?
– Прости.
– Наташ, я не понимаю. Я думал, у нас все серьезно.
– Я тоже так думала. Я думала, что если не смогу полюбить, то хотя бы смогу привыкнуть. Но видимо, нам не суждено быть вместе. – Разве она могла сказать ему, что она в его объятиях не находила покой? Разве она могла сказать, что она не любила, а лишь позволяла себя любить? Разве она могла сказать, что играла в куклы? Ведь этой куклой была она.
– Я думал, у нас все уже решено! Ведь ты согласилась выйти за меня за муж! И я видел, как ты радовалась этому? Что я сделал не так? В чем я виноват? – На него было жалко смотреть, он чувствовал себя преданным и униженным. Его самолюбие было выброшено в топку огня.
– Не кричи. – Твердым голосом сказала Наташа.
– Я не кричу. Я не хотел повышать на тебя голос, ты просто объясни мне! – голос Олега вопреки его словам, становился громче. Размахивая руками, в его глазах появились отблески гнева.
– Может, ты меня еще ударишь?! – Ее голос стал холоднее стали.
Он резко схватил ее за руку и заставил посмотреть ему в глаза.
– Мне больно. – Спокойно сказала она.
Она видела, что он пытается, но не может что-то сказать. Не хватает мыслей? Слов?
– Опустишься до оскорблений? – произнесла Наташа так же спокойно, глядя ему прямо в газа.
Действительно, очень сложно встречаться с девушкой, любить ее, а спустя время оказывается, что она тебе не доверяла. Говорила лишь то, что нужно. Поступала так, как должна. Ее душа навсегда оставалась закрыта. Она говорила лишь то, что он просто хотел услышать. Разве это верно? Разве это правильно?
Сейчас все рушилось. Все билось. Ее гордость запылала огнем. Она поняла, что уже никогда не сможет быть счастлива. Ни с кем из ныне живущих. Она решила уйти. Ведь не осталось ничего. Лишь один миг до рассвета.
Олег отпустил руку девушки.
– Уходи. И прости. Не держи на меня зла. Я не хотела, я правда верила, что я смогу, что все будет по-другому. Но я не могу обманывать тебя и дальше. Я тебя никогда не любила и не смогу любить. Я уважаю тебя, ты хороший человек, и ты еще найдешь ту, которая будет тебя любить, которая не заставит тебя вспоминать обо мне, как бы ты не хотел. Прости. Сейчас я искренна перед тобой. Из уважения к тебе, я не могу дальше притворяться, ведь я принесу тебе лишь боль. – Наташа отвернула голову и сама поняла… она никогда не сможет любить своих детей от нелюбимого человека. Она никогда не сможет их воспитать с тем человеком, который безразличен ей.
Она развернулась, и, поднявшись по бетонным ступенькам, открыла магнитным ключом дверь домофона. Обернувшись в последний раз, она увидела его, смотрящего в небо. В темное зимнее небо…
– Прости. – Шепотом повторила она. А ее душа сказала: «Прощай», этому темному зимнему небу.
Облокотившись на холодную стальную дверь, она не смогла сдержать своих рыданий, и дала волю чувствам.
Медленно оседая на пол, она свернулась калачиком, пытаясь исчезнуть. Она искренне верила в это.
Не помня, сколько она так просидела, девушка нашла в себе силы подняться и дойти до квартиры. Каждый шаг был тяжелым. Каждый наносил ей тяжелую рану.
Руки дрожали, а она отчаянно пыталась выхватить нужный ключ из звонкой связки. Щелчок, оборот ключа, еще один щелчок и еще один оборот. Вторая дверь не заперта. Толкнув ее, она прошла в прихожую.
Закрыв за собой дверь, она не разуваясь и не включая свет, прошла в одну из комнат.
* * *
Он сделал ей больно. В груди сердце наливалось свинцом. Она знала, что на утро оно станет ледяным камнем, и не просто будет его растопить. Если это вообще будет возможным. Она не знала теперь ни слов любви, ни слов боли. Она не знала, как назвать все те слепые чувства, что она сейчас испытывала. Она поклялась, что больше никогда не будет плакать о своих чувствах. Она клялась, и она не рыдала, но капли слез безудержно стекали по ее нежной коже.
В этой комнате было темно. Она не хотела света. Она лишь все проклинала вокруг. И неважно, что теперь будет с ней, и так же неважно, что теперь будет с ним. Она кусала себе руки, лишь бы не закричать. Она уже почти была готова заснуть, но не могла. Подушка уже промокла от ее слез. Почувствовав немного липкую влагу под щекой, она перевернула подушку и закусила зубами угол одеяла. Тогда, когда сон приближался к ней, и она почти была уже у него в объятьях, оглушительным звоном и яркой вспышкой в глазах всплывали воспоминания. Она видела день встречи, тогда, когда они только познакомились. Она видела, что она всегда была с ним, и когда он смеялся, и когда он был в печали. Она единственная, кто видела его слезы в самые трудные моменты. Она всегда была с ним. Всегда…
Лентой немого кино образы проносились перед ее глазами, а она лишь сильнее сжимала зубы. Лишь бы не закричать и не дать воли чувствам. Сколько раз она не могла заснуть. Сколько бессонных ночей она провела именно вот так.
Сейчас… Сейчас она все проклинала… богов… чувства… дни… даты… встречи… его. Он перевернул ее мир. Заставил жить только для него, и только им. Но кем она все же являлась для него? Только тенью? Почему она сквозь слезы, когда ей было слишком больно, вопреки всему шептала его имя? Почему она всегда ждала, что он просто подойдет к ней, обнимет и поцелует? Она ждала, что он подарит ей новые надежды, и воздвигнет храмы счастья. Но на чем? На осколках ее сердца? Боль стала слишком привычной частью ее душевного сознания. Она часто теряла себя как личность, и находилась только во снах.
Но она была сильной. Она ценила свою жизнь, и порой выжить, все что угодно, но только не сдаваться ее помогало желание отомстить и чувство ярости, гнева, возращенные на почве глубокой обиды…
Она долго размышляла, с какого момента все разрушилось… И потекли тяжелые минуты комы. Время, когда она чувствовала себя на половину мертвецом, на половину человеком. Что-то среднее. Она еще тогда, в усмешку назвала это ощущение комой. И оно ей подходило. Жалкое волочение себя. Существование. Разум и тело живы, подают признаки жизни, но душа в забытии, ушла в себя вернусь не скоро, так же шутила она. Но все ее улыбки были липкой, но надежной маской, и лишь не многие подруги видели истинную причину и ее истинное состояние. Она не хотела, что бы ее жалели, это ее убивало, но она тянулась к теплу, как цветок тянется к солнцу, и неважно кто это будет, лишь бы утешили… Лесть или ложь… она смогла бы поверить почти во все.
Молния озарила небо в день его рождения. Она была в больнице, но с утра он ее навестил, а потом… Потом он стал другим… Совершенно чужим. Она бы даже сказала одержимым.
Он постоянно говорил ей о вампирах. Она не понимала, и ссылалсь на травму полученную им во время аварии. А потом, прошло не так много времени и он ее бросил. Оставил посреди холодного осеннего ветра. Совершенно одну. Она разрывала его телефон десятками тысяч звонков, но тщетно. Его как будто не стало. Затем случилось страшное, его родителей убили. Это был ужас, который так же касался лично ее. Надеясь стать якорем в его жизни, опорой и точкой отсчета, помочь ему пережить это всесильное горе, и остаться живым, она пыталась встретиться с ним, но он пропал. Она просила всех своих друзей найти его. Проходили недели, и они нашли его. Несколько раз, она следила за ним там, где он часто появлялся. Это было кладбище. И такое поведение после такой душевной травмы можно понять.
Однажды, ее сердце не выдержало, и она отправилась за ним. Она теперь знала, где он живет… Разнеся половину его комнаты, он прогнал ее, выставил за дверь, но единственное что она запомнила, это их последний поцелуй, он был очень соленым… от ее слез. Она вышла из квартиры, и в душе что-то оборвалось, пропало. Что то теряло, падало, исчезало. Она отчаянно пытался ухватиться за малейшее воспоминание, но оно терялось, просачивалось сквозь ее дрожащие пальцы.
А жизнь… Жизнь превратилась в белесый туман, который медленно проплывал перед ее глазами, и этому не видно было конца. Где-то, опять же в глубинках души она все же надеялась, что явится принц из сказки, который своим поцелуем разбудит ее как спящую красавицу ото сна. Но то, что она добилась, она не могла назвать успехом или триумфом. Поцелуй без любви. Это страшная и мучительная вещь, которая сделала лишь хуже. Она целовала и видела другого… Только его. И тогда, в момент, когда уже все надежды сгорели, и семь фениксов после девяти жизней угасли… Когда уже совершенно все потеряло значение, она узнала, что он жалеет. И возможно любит… Это известие наполнило ее пустой сосуд, и она ожила, на время, совсем частично, но это было надеждой. Последней надеждой. Когда все мольбы затерялись в небесах, а проклятья застряли в толщах земной коры, она нашла смысл жить. Снова.
Но она не забыла. Она продолжала помнить. Потому что не переставала думать о нем. Каждый час, каждую минуту, она не могла заснуть, она продолжала думать, и тихо лить свои слезы. Казалось, они никогда не закончатся. Казалось, они никогда не высохнут. И ее поглотила темнота. Вновь наступила кома, которой не было конца. Тьма опутала ее в свои холодные и просторные объятия и душа в ее теле заснула. Она спала, долго, достаточно долго, что бы убить в себе чувства, отравить себе кровь, сделать свое существование простым, не обремененным смыслом. Пока… Пока не случился тот кошмар. Нападение темной ночью и похищение. Это не принесло душевной травмы, но заставило очнуться ото сна, заставило жить…
* * *
Я видел, как в окнах моего дома горел свет. Я даже на миг поверил, что сейчас смогу подняться на этаж, и, открыв дверь, почувствую запах ужина. Мама опять недовольно пробурчит, что я снова опоздал, и выйдет на встречу в кухонном переднике, напомнит, что у меня еще не выучены задания, а я со своей Наташкой совсем забываю обо всем. А пройдя в зал, я увижу отца, читающего газету, или смотрящего телевизор. Он лишь улыбнется или подмигнет мне. И присев на кресло рядом с ним, я смогу проболтать с ним до поздней ночи о машинах, литературе, философии, о чувствах, о девушках, о его или своих проблемах. Или просто выпьем по бутылочке пива, и со всей семьей посмотрим что-нибудь по телевизору. Мне так захотелось в это верить. Я так поверил, что я нормальный… Что я обычный. Что я просто Андрей. Я вбежал в подъезд, на ходу автоматом открывая кодовую дверь. Быстрее лифта взлетаю к себе на этаж, быстро нашаривая ключ у себя в кармане… Но стоило мне очутиться на своей лестничной площадке… Я подбежал к двери, попытался всунуть свой ключ, в полутьме у меня не получилось. Я подумал, что может быть не той стороной, и опустив взгляд, я увидел, что замок уже не тот… Сердце оборвалось и камнем опрокинулось вниз.
Я спиной оперся об стену, и схватившись за голову тихо съехал вниз на пол. Мой чуткий слух уловил чужие, незнакомые мне голоса. Молодые голоса. Мужчина и женщина… и маленький ребенок.
Зубы скрипели от боли, все мышцы были напряжены. Глаза закатились. Я не хотел видеть. Я не хотел чувствовать.
Я вскочил, и побежал. Выбежав из подъезда, я схватившись за голову последний раз бросил взгляд на светящиеся окна моего бывшего дома. Это была боль, страх, страдание.
Меня словно кольнуло в грудь, мой взгляд уловил едва заметный блик. Не понимая что это, я прильнул к земле. Что-то звало меня. Разгребая руками землю, я наткнулся на серебряный крестик с цепочкой. Он был мой. Я узнал его, и вспомнил, как тогда, выкинул его из окна. Сейчас он вдруг стал мне так дорог… Он напоминал мне о жизни, что раньше я имел. Нужно бежать. И подальше отсюда.
Вон из этого мира.
Я бежал и желал одного – поставить точку. И я сделаю это. Я должен этой ночью понять себя и поставить точку. Я должен решиться, и завершить. Участь, на которую меня обрекла Ада, была ужасна. Но иного выхода не было. Я должен был прекратить этот кошмар. Я должен выйти из этой комы. Пусть этот выход и не будет называться так сладко – Жизнь.
Сквозь ночь и дороги. Сквозь сугробы и метель. Фонари, огни машин. С одной мыслью. С одним чувством. Я знаю, где взять силы. Я знаю. Ее образ. Ради нее.
Во мне таится нечто, способное ввергнуть эту планету в чудовищную войну света и тьмы. Сегодня ночью этот мир умрет…
