Текст книги "Пляж исполненных желаний"

Автор книги: Ирина Щеглова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Ирина Щеглова
Пляж исполненных желаний

День первый

Вы любите море?

Я – безумно люблю! И наша любовь взаимна.

Надо сказать: мне страшно повезло. Мои родители люди непоседливые, поэтому мы все время путешествуем. Вот, например, на Средиземном море мы побывали, когда мне было лет девять. Ничего удивительного, ведь мой отец – журналист.

Конечно, я была совсем маленькая и мало что понимала. Больше всего запомнился шторм. Волны, такие серые и огромные, с шумом и грохотом обрушивались на галечник пляжа и обдавали меня солеными брызгами. Они казались живыми существами, ворчливыми, недовольными, сердитыми. А мама смеялась, уходила туда, в эти мощные громады, и исчезала, накрытая с головой. Мне было и страшно, и весело, я тоже хотела, как мама, отважно входить в седые волны, нырять, а потом плыть там, вдалеке, то поднимаясь на самый высокий гребень, то падая в бездну. Но все-таки я не решалась, потому что отец строго запретил подходить к прибою, и я только смотрела до боли в глазах на крохотную точку – мамину голову, мелькающую среди ревущих волн, увенчанных шапками пены.

Потом мы были в Крыму, в Коктебеле, который удивительным образом напомнил мне средиземноморское побережье, только пальм не было. Мы ездили на машине и остановились в специальном кемпинге, прямо на берегу, почти у самой воды. Однажды утром я проснулась и увидела море, застывшее, как зеркало. Я вошла в него тихо, чтобы не потревожить, и поплыла – все дальше и дальше. Я не боялась, потому что все время видела под собой дно. И только потом, когда отец выловил меня и отругал, оказалось, что я заплыла очень далеко, просто вода была такой чистой, что все просматривалось вглубь на много метров.

Но самое интересное случилось с нами в Керчи. Отец уехал чуть раньше нас с мамой, у него были какие-то дела по работе.

Керчь встретила нас пасмурным небом и душной влагой.

Отец, очень довольный, рассказал о замечательном месте. Оказалось, папа остановился в пансионате на самом побережье Керченского пролива. Мы доехали туда на автобусе. Пансионат, или, скорее, турбаза, находился в приморском поселке, в пригороде. Уютные домики, столовая, кафе прямо на территории. Рядом – рынок и стоянка автобусов.

Причем, папа уже успел познакомится с соседями – семьей из Донецка. Пока родители устраивались, мы с Сережей – сыном соседей, побежали к морю. Он был старше меня года на три. Загорелый до черноты, он показывал мне, как надо нырять за рапанами и ловить бычков. Море, теплое и мутное, ворочалось, перекатывая круглые волны.

А я все задавала вопросы: почему песок красный, почему вода мутная, какая стоит погода, будет ли шторм… Солнце то проглядывало, то снова пряталось в разрывах грязных облаков.

Сережа рассказывал, что красный песок называется ракушечником, вода мутная оттого, что море неспокойно, что штормит обычно дня три…

Потом мы вместе с родителями сидели под темным небом на берегу и пили чай.

Утром пошел дождь. Я проснулась раньше всех и побежала смотреть на море. Над проливом клубился туман. Пляж был залит водой, море выкатывало на берег длинные языки пены, она с шипением ползла по песку, оставляя на нем клочья бурых водорослей.

Мама стояла на краю глинистого обрыва у самой лестницы, спускавшейся на пляж. Она хотела пойти на рынок и звала меня с собой.

Но, едва мы покинули территорию пансионата, нас накрыл резкий порыв ветра, ливень встал сплошной стеной, зонт беспомощно свернулся, да и не смог бы он нас защитить от разгулявшейся стихии.

Не успели мы добежать до рынка, как вымокли до нитки. Вода была сверху и снизу, она бурными потоками неслась по улице, крутила водовороты на бетонном полу рынка.

Мы бродили среди мокрых прилавков и смешливых продавцов; спрашивали, как долго будет продолжаться непогода. Люди только пожимали плечами и говорили, что это в ведении небесной канцелярии… Как началась, так и кончится.

Под хлипким навесом ожидали мы прекращения ливня, но он только усиливался. Тогда мама решилась, и мы побежали к кафе, над ним все-таки была крыша, и мама рассчитывала хоть немого согреться и напоить меня горячим бульоном.

Официантка с недоверием посмотрела на нас, наверное, мы показались ей бродяжками в насквозь промокшей одежде. Но мама быстренько развеяла ее сомнения, заказав для меня горячий бульон, а себе – коньяк.

Дождь немного стих, от нашей одежды шел пар, мама волновалась, как бы я не простыла. Мы снова раскрыли злополучный зонт и побежали домой.

Ветер немного разогнал тучи, так что скоро мы с Сережей валялись в прибое, и смеялись, когда какая-нибудь особенно большая волна накрывала нас и тащила по песку.

К вечеру погода снова испортилась, усилился дождь. Ночью нам так и не удалось уснуть. Ураган ревел над нашими головами, хлипкий домик, не рассчитанный на такое ненастье, отчаянно протекал. Мама пыталась спасти от промокания вещи и документы. А мне казалось, что еще один порыв страшного ветра оторвет наше пристанище от земли и швырнет в темную бурлящую бездну. Есть такая сказка о девочке Элли, которую страшный ураган вместе с ее домиком унес в волшебную страну. Я все вспоминала об этой девочке и замирала от ужаса.

Под утро мама не выдержала и сказала отцу, что хочет немедленно отправится в город, там безопаснее. Соседи застали нас в самом плачевном состоянии. Им повезло больше, в их домике было почти сухо. Меня спешно переодели в сухую одежду и переправили к ним, а родители остались устранять последствия потопа.

Кто-то из отдыхающих сообщил, что железную дорогу размыло, и пока ее не починят, выехать из Керчи невозможно. Взрослые качали головами и сушили вещи на веревках. Дождь прекратился. Сильный ветер огромными ладонями расчистил небо, рвал с веревок и мгновенно сушил одеяла и одежду. Море все еще огрызалось, но стало скорее веселым, чем грозным. Все успокоились. Сережа водил меня смотреть на глинистые оползни, мы бродили по сплошному пружинному ковру выброшенных морем бурых водорослей, начисто закрывших красный ракушечник.

Через сутки море окончательно успокоилось, а потом и вовсе очистилось, стало безмятежно лазоревым, улыбчивым. Я видела корабли, застывшие на рейде, далекие горы, куда уходил пролив, чтоб влиться в Черное море; Сережа показал мне, как надо ловить бычков, для этого он привязал крючок на короткую леску, и мы подолгу сидели с ним на обломке скалы, по очереди таская рыбок, из которых потом варили уху. Сережа нырял за рапанами и, насобирав их несколько десятков, выварил и ловко извлек оттуда моллюсков. Их мясо оказалось необыкновенно вкусным. Сами же раковины мой новый друг тщательно вычистил щеткой, высушил и покрыл лаком. Я по очереди прикладывала их к уху и прислушивалась к шумящему в них далекому голосу моря.

Сережа водил меня на высохшее озеро, покрытое черной соленой грязью, и рассказывал, что где-то здесь в глубине лежит самолет, упавший во время войны и утонувший.

– Эта грязь – целебная, – сообщил мой товарищ. И мы вымазались ею с ног до головы. Похожие на двух чертей, бежали мы к морю, чтоб смыть с себя лекарственную грязь, а смывалась она очень трудно…

Железную дорогу восстановили, нам пришло время уезжать. Мы с Сережей условились переписываться; и действительно, написали друг другу несколько писем. Но все-таки слишком разные мы были, летние приключения постепенно забылись, потесненные более яркими, и наша переписка прекратилась.

В этом году мама решила – мы поедем в Краснодарский край. У мамы много подруг, и все нас приглашают куда-то. Вот две ее приятельницы неизменно отдыхают в Сочи. Подготовка к отдыху занимает у них много времени: они еще с весны ходят по магазинам, рассматривают модные журналы, что-то обсуждают, шепчутся. Покупают купальники, солнцезащитные очки, пляжные сумки, парео, какие-то невозможные зонтики, платья, шорты, новомодные босоножки, специальные кремы и еще кучу всяких интересных вещей. Если мы с мамой заходим в гости к одной из них, перед нами тут же вываливается ворох всякой одежды и обуви, начинаются бесконечные примерки и разговоры полушепотом – это чтобы я не все расслышала. Вот невидаль! Как будто я не знаю! Женщины едут отрываться по полной программе, отсюда все приготовления. В городе у них работа, семьи, дети… И вот наступает долгожданный отпуск, когда подруги позволяют себе все. Благо, деньги у них есть.

Подруги нашептывают маме всякие приятные слова, сулят запретные радости, а она только усмехается в ответ.

– Мам, почему бы нам не поехать с твоими подругами? – спрашиваю я.

– Зовут-то меня одну, – смеется мама. – Ты еще мала для таких развлечений.

Я обижаюсь:

– Ничего я не мала! Мне уже шестнадцать!

Ну, пусть не совсем шестнадцать, но ведь осенью-то будет!

Еще одна приятельница – Ольга, она художница, и уже много лет ездит в одно и то же место, километрах в тридцати от Геленджика.

Каждый раз, возвращаясь, она привозит кучу фотографий, похожих на глянцевые открытки с видами бесконечных морских закатов и горных вершин в туманной дымке. Рассказывает она с неизменным восторгом о пицундских соснах, покрывающих горные склоны, о реликтовом можжевельнике, о енотах, которые совершенно не боятся человека и, если их прикормить, становятся ручными и даже позволяют себя погладить; о ночных песнях шакалов, о смешных и шустрых зверьках – соньках, о звездном небе и бешеных полнолуниях…

И вот мы едем.

Мы – это я, моя мама и художница Ольга со своей племянницей Аней.

У отца в этом году с отпуском не получилось, поэтому он обещал присоединиться к нам позднее, хоть на несколько дней.

Утром он отвез нас к поезду. Мы заняли свое купе, распаковали, как водится, вещи. Я сразу же припала к оконному стеклу. Мимо проплывали городские окраины, вскоре они сменились предместьем – деревенские дома и домики, сады… Поезд вырвался на свободу и заметно набрал ход.

Я отвернулась от окна и посмотрела на Аню. Мы с ней не очень хорошо знакомы. Так, виделись пару раз. Она из другого города, иногда приезжает к Ольге погостить. В общем, ничего особенного. Можно, конечно, сказать, что она симпатичная. Но я тоже не из последних, так что…

Я поймала на себе пристальный взгляд Ани и быстро отвела глаза.

– Девчонки, вы бы вышли пока в коридор, мы полки застелем, – сказала мама.

Я поднялась и вышла, Аня последовала за мной. Мы молчали. Мама и Ольга снова заговорили о фестивале.

Дело в том, что когда мы покупали путевки, нас предупредили о том, что в этом году в хваленом Ольгином ущелье будет проходить фестиваль транс-музыки.

– Вы подумайте, – сказала туроператор, – может, вам лучше в другое время поехать.

– Почему? – удивилась мама.

– Ну, мало ли… может, слишком шумно будет.

– Нет, другого времени у нас не будет, – ответила мама. – Дочь переживала, что ей там будет скучно, теперь, судя по всему, скучать не придется.

Оператор пожала плечами:

– С другой стороны, может, вам понравится. Я предупреждаю потому, что меня директор турбазы просил всех ставить в известность, вот я и ставлю.

Дома я первым делом полезла в Интернет и лихорадочно принялась искать все, что только можно, об этой самой транс-музыке.

Родители толком ничего не могли объяснить. Мама предположила, что это что-то этническое, мол, корни где-нибудь в шаманизме и прочее. Папа только хмыкнул и засомневался, надо ли нам туда ехать.

– Знаем мы, – сказал он, – наркоманов понаедет – тьма. Они не агрессивные, но воровать будут.

В Интернете много чего есть про наркоманов, но меня они не интересовали. Зато я узнала, что в основе транс-музыки действительно лежат древние культы, на меня высыпался целый список совершенно неизвестных мне имен музыкантов и ди-джеев, объявления о выступлениях и концертах. Также я узнала, что подобные фестивали проводятся ежегодно, причем в разных странах. Даже в пустыне Сахаре. Конечно, я поделилась с родителями добытой информацией. Мама расслабилась:

– Я же говорила – этническая музыка, – повторила она.

– Увидишь, – неопределенно пообещал отец.

* * *

С постелями было покончено. Мы вернулись в купе и уселись напротив друг друга. Надо было как-то поддержать беседу с молчаливой Аней.

– Ты раньше была на этой турбазе? – спросила я.

– Нет.

– Аня с родителями обычно ездит, – сказала Ольга, – а в этом году ее со мной отпустили.

– Понятно…

– И все-таки мне интересно, – заговорила мама, – если там предполагается провести фестиваль, то почему продают путевки обычным туристам?

– Там две турбазы, – стала объяснять Ольга, – одну выкупили эти самые трансы, а мы будем на другой.

– А ты откуда знаешь? – удивилась мама.

– Звонила нашему директору, – сказала Ольга.

– И что он говорит?

– Ну, он не очень доволен тем, что происходит у соседей, – призналась Ольга. – Там какие-то проблемы у него с устроителями фестиваля, я, честно говоря, не совсем поняла. Ты не волнуйся, Наташа, нас это не касается.

– Хотелось бы верить, – ответила мама.

Она старше Ольги, лет на десять, но дружат они давно. Как-то так у них получилось. Когда-то случайно познакомились в одной компании, потом работали вместе в компьютерной фирме. В общем, я Ольгу знаю, сколько себя помню. Для меня она – скорее подруга, чем взрослая тетя. Мы, например, вместе ходим по магазинам, она часто приглашает меня в кино, по телефону болтаем, с ней интереснее, чем с ровесницами. А тут эта Аня… Я поняла, что просто ревную Ольгу, и растерялась.

Еще перед отъездом Ольга просила меня подружиться с Аней, рассказывала о том, какая она классная, только немного зажатая. Вроде, родители у нее строгие и все такое. Пока я видела, что Аня старается вести себя тихо: молчит, в разговоры не вступает, дичится. Да, навязали на мою голову!

Между тем Ольга организовала чай, мы разместились у столика и устроили что-то типа позднего завтрака.

Ольга, смеясь, вспомнила, как мы с ней готовились к поездке. Действительно, мы очень много времени посвятили посещению магазинов, потому что оказалось, что многого из того, что требовалось для полноценного отдыха, у меня просто не было. Во-первых, купальник. Я хотела непременно такой брендовый-брендовый, как рекламируют в гламурных журналах, но Ольга предложила совершенно чумовую идею…

Аня неожиданно заинтересовалась и включилась в разговор:

– Мы купили простой купальник, ярко-розовый, почти малиновый, а потом вместе с Ольгой расшили его пайетками. Получилось очень красиво, и, главное, ни у кого такого нет и быть не может.

Я согласилась и начала рассказывать о своей идее: у меня купальник был салатовый, мы придумали рисунок, Ольга разрисовала его специальными красками для ткани и украсила мелкими ракушками. Конечно, я принимала самое деятельное участие. Но все-таки без нее не справилась бы.

– Теперь надо придумать название фирмы, – предложила я.

– Да, что-нибудь эксклюзивное, – согласилась Аня.

Мы быстренько полезли в сумки в поисках наших купальников. Надо же похвалиться друг другу. Попутно мы делились впечатлениями от поездки, строили планы и предположения. Все-таки и ее и меня очень интересовал фестиваль.

К вечеру мы сдружились абсолютно. Забравшись на верхние полки, мы не переставали шушукаться до тех пор, пока нам не велели угомониться.

Название фирмы мы так и не придумали, хотя совершенно сломали головы. Тогда мама посоветовала говорить, что наши купальники сделаны на заказ у известной художницы.

– Причем это правда, – добавила мама. Мы согласились. Так еще солиднее.

День второй

Утром на вокзале в Новороссийске нас ждал автобус. Поэтому мы гордо миновали многочисленных таксистов и бабушек, предлагающих квартиры.

– Спасибо, у нас все есть, – то и дело гордо бросала я.

Полтора часа наш автобус осторожно полз по горному серпантину, и наконец прибыл в пункт назначения. Здесь нас вместе с другими туристами пересадили в баркас. Через пару минут мы уже подставляли лица густому соленому ветру и жмурились на ярком солнце. Море охватило нас со всех сторон, где-то в стороне остался высокий берег, каменные осыпи, сосны. Пронзительная синева в блеске солнца. Я забыла, где кончается море и начинается небо. Баркас стремительно шел в неизвестное и долгожданное будущее время. Что-то ждет нас там?

Баркас немного наклонился, я поняла, что мы скоро причалим, и во все глаза уставилась на берег. Мы подходили к широкому ущелью, утонувшему в зелени. Широкий галечный пляж был абсолютно пуст.

– Вот тебе на! – удивилась я. – Никого нет…

– Боюсь, это ненадолго, – ответила мама.

Вскоре баркас подошел к берегу и мы, подхватив свои вещи, спустились по шаткому трапу на неведомую землю.

На берегу стоял одинокий мужчина в широкополой соломенной шляпе и в белых брюках. Больше на нем ничего не было.

Когда все пассажиры покинули баркас, он поздоровался и представился:

– Здравствуйте, я – директор турбазы, зовут меня Валерий Олегович Свицкий. Заметив Ольгу, он махнул ей рукой: – А вот и наша постоянная туристка, – сказал он.

– Я не одна, – весело воскликнула Ольга.

На нас стали обращать внимание. Всех туристов было человек десять, не считая нас, конечно. В основном, пожилые женщины и мужчины, несколько бабушек с внуками. Вот и все. Я была разочарована.

– Сейчас вас разместят, – продолжил директор, – а потом мы соберемся на дискотечной площадке, захватите ваши путевки и документы.

Подошли два парня, примерно лет по семнадцать. Директор представил их Женей и Андреем и сказал нам следовать за ними. Парни как парни, тот, что Женя – повыше, в общем, никакого особенного впечатления они на меня не произвели. Поглядывают исподлобья, равнодушно. Вот так попали!

Домики находились чуть выше на склоне в зарослях кизиловых деревьев. Это уже Ольга нам объяснила. Домики на высоких фундаментах, выкрашенные белой краской, на четыре и шесть комнат с общей террасой. Наши две комнаты, конечно, находились рядом. И мы с Аней сразу же сказали, что мы будем с ней вместе в одной комнате, а наши взрослые – в другой. Проблем не возникло. Мы пошли разбирать сумки.

– Как тебе местечко? – спросила я у Ани.

– Красиво тут, – ответила она, – и тихо…

Словно в опровержение ее слов до нас стали доноситься обрывки какой-то музыки.

Анна прислушалась:

– С другой турбазы? – предположила она.

– Наверное, может, у них там усилитель опробуют или еще какую-нибудь аппаратуру, – я уселась на одну из двух кроватей и подпрыгнула, проверяя, удобно ли будет спать. На кроватях лежали комплекты постельного белья и одеяла.

– Давай устраиваться, – предложила я, – а потом отправимся на разведку.

– Сначала надо сходить на дискотечную площадку, – напомнила Аня.

Я беспечно махнула рукой:

– Ольга сама с директором разберется. Кстати, как его фамилия? Советский, что ли?

Аня засмеялась:

– Советский! Надо же! Надо уточнить.

Но на разведку нам удалось попасть гораздо позднее. За нами зашла Ольга и сказала, что нам тоже надо быть на этой самой площадке. Мол, Валера, так она назвала директора, будет рассказывать о турбазе, а потом нам всем надо будет поставить подписи, подтверждающие то, что мы ознакомлены с техникой безопасности и правилами поведения на турбазе.

Директор Советский

Гордость директора – дискотека: дощатый настил с навесом, выкрашенный финской краской (почему-то происхождение краски особенно подчеркивалось Валерой). Отдыхающие тихонько сидят на скамейках, слушают, смотрят. Есть от чего разевать рты: вместо привычного дядьки в соломенной шляпе по дискотечному синему полу расхаживает кубанский казак в черной черкеске с алым башлыком за плечами; бесшумно ступают мягкие сапожки, руки то взмахивают, гордо обводя казачьи владения, то плавно опускаются, одна придерживает черкесский кинжал, другая упирается в бок.

…шелест моря, скрипичный концерт цикад, вдохновенные лягушачьи хоралы: и, за всем этим, почти неслышимое, неуловимое постукивание снастей, укрытой в бухте фелюги. Дикая луна, резкие тени, очерченные горные склоны, тонкий запах дыма, смешанный с другими – влажными и пряными. Быстрые людские тени, негромкий говорок, незнакомый и в то же время словно бы понятный, известный и вечный язык…

Высокий старик в драной черкеске: босой, сутулый, редкобородый, равнодушно торгуется с суетливым турком; а тот торопится, поглядывая на сонное море с опаской, словно дерзкая луна вот-вот наколдует казацкий шлюп.

Заворожил меня Советский, заворожил красным башлыком, сложенными крыльями, колышущимися поверх черкески. Это все он: ходил мягко, развернув плечи перед разинувшими рты туристами и рассказывал об адыгах, населявших когда-то эти берега, о черкесах, кубанском казачьем войске, о шустрых турках, промышлявших пиратством и работорговлей.

– Геленджик переводится как невесточка; здесь процветал невольничий рынок, отсюда увозили красавиц-черкешенок за море в турецкие гаремы. Казаки поставили крепость, разогнали турок, но название осталось…

И… замер казак на мгновение, словно дожидался опаздывающей музыки, чуть коснулась улыбка рыжеватых усов, и взлетели полы черной черкески, застучали стремительной чечеткой мягкие сапоги, порхнул алыми крыльями башлык – пошла, пошла гулять лихая казацкая плясовая.

Было? Не было?

– Спрос рождает предложение, – говорит Советский, – народ в здешних поселениях часто голодал. Что лучше – продать девчонку богатому турку или смотреть, как она же от голода пухнет? Вот сюда, например, в нашу щель, приходили турецкие фелюги, их загоняли по прорытому каналу в такую яму-бассейн, маскировали, чтоб с моря не было видно, и грузили-разгружали. Место, где была яма, до сих пор сохранилось, можно посмотреть.

– А куда делись поселения? – спросил кто-то.

– Смерч упал и полностью смыл оба аула. Их тут два было: на том и на этом склоне, – объяснил Советский. – Это давно было, более двухсот лет назад. Только с тех пор здесь никто не селился, а щель прозвали Красной…

Давно…

Лекция кончилась. Я сорвалась с места, подлетела к директору:

– Валерий Олегович, можно вас сфотографировать?

Он неожиданно смущается, я вижу, как краснеют щеки.

– Ну что ж, молодежь, давайте, фотографируйте.

Он позирует но, не смотря на смущение, сохраняет то изначальное волшебное, то, что так поразило меня в нем. Мерцают вспышки. Туристы опомнились, подходят, просят сняться с ним.

– Что ж я один, давайте вместе, – говорит Советский. Мы буквально приникаем к нему, Ольга смеется и снимает своим фотоаппаратом.

Наконец все успокоились, отпустили директора. Путевки сданы, подписи поставлены.

– Ну, жду вас на ужине, – напоминает директор. Туристы разбредаются по своим домикам, а мы наконец-то бежим к морю.

Берег по-прежнему пуст. Мы разочарованно смотрим друг на друга.

– А как же фестиваль? Он ничего не сказал о фестивале, – говорит Аня.

– Сами все узнаем, – отвечаю я.

Мы чинно расстилаем коврики, избавляемся от шортов, сбрасываем шлепки и, хохоча, бросаемся в прозрачную жидкую лазурь, лениво перебирающую галечник под нашими ногами.

Ах, как хорошо! Море принимает нас в свои большие нежные ладони и покачивает слегка.

Я вижу маму и Ольгу, они вышли на берег, высмотрели нас, помахали руками. Устроились рядом с нашими вещами. У Ольги купальник бледно-розовый, совсем простой; мама тоже терпеть не может всяких ухищрений и всегда покупает только черные купальники безо всяких украшений. Они уселись, и мама сразу же принялась мазать Ольгу кремом от солнца. Сама-то она никогда не мажется, а у Ольги кожа очень чувствительная. Я помню, как она сильно обгорела один раз, когда мы ездили на Оку. Валера, уже привычный, в плавках, неизменной шляпе, темных очках, но почему-то с папкой под мышкой, подошел к ним, заговорил о чем-то. Я показала Ане глазами, мы быстренько выбрались на сушу, навострили ушки.

Директор присел на выкинутое штормом бревно.

– Что случилось, Валер? – спросила Ольга.

Он достал платок из кармана, вытер пот со лба. Помолчал.

– Да ну их!

– Кого?

– Туристов! Ждал, ждал, по всему вокзалу бегал, троих так и не нашел.

– Бог с ними, сами доберутся.

– Нет, ну до чего народ у нас дурной! Ведь сказано же: будет автобус. Нет, двое на частнике уехали, а еще одна даже не знаю где. Ведь обдерут как липок!

Думать об этом не хочется, не стоит оно того. Солнце уже низко. Нежное море лениво готовится к закату. Прохладные горные тени прогнали дневное пекло. Благословенные часы, когда каждая клеточка живет в полной гармонии с окружающим миром. Мы молчим, закрыв глаза, теплый воздух гладит кожу, осторожно, не спеша раскрашивает тело бронзой. Хорошо…

Я поворачиваюсь на бок и вижу, как по берегу в нашу сторону бредет женщина.

– Смотри, какая странная.

Советский приложил ладонь ко лбу и разглядывает некоторое время приближающуюся тетеньку. Она абсолютно голая, если не считать двух тонких платков: на плечах и бедрах. Женщина тащит тяжеленную сумку.

– Не твоя потерявшаяся, случайно?

Советский хмыкнул, но остался сидеть на месте, ожидая, пока женщина подойдет поближе. Вскоре сомнений не осталось, она направлялась прямо к нам.

– Здравствуйте, – голос у нее низкий с хрипотцой. Она сбросила с плеча сумку, выдохнула с облегчением и уселась рядом с Валерой.

– Вы директор? – спрашивает она.

– А вы отставшая? – в свою очередь интересуется Валера.

– Да.

– Как же вы добрались? – он разглядывает ее не смущаясь, скорее чуть раздраженно. Женщина успела обгореть, пока протопала семь километров. Плечи и живот стали малиновыми, солнце обожгло ей лицо и покрыло красными пятнами небольшую отвисшую грудь.

– Ничего, нормально, – отдуваясь, отвечает она, – только сумка тяжелая.

Советский сокрушенно покачал головой.

– Пойдемте, я вас оформлю. – Она поднялась поспешно, попыталась подхватить свою поклажу. Советский опередил ее.

– Там еще пакеты, – сказала женщина, – я бросила их на пляже. Сейчас сбегаю…

– Оставьте, – поморщился Советский, – я скажу, вам их принесут.

Они ушли, и только тогда я спохватилась, что так ничего и не узнала о фестивале.

– Ну, вот вам и начало фестиваля, – негромко сказала мама, чуть качнув подбородком в сторону. Мы все втроем повернули головы как по команде.

На берегу появилась странная и даже слишком живописная группа молодых людей, их головы были украшены длинными дредами, вокруг бедер – яркие шелковые куски ткани: желтая, красная, оранжевая… они направились в самый дальний конец бухты. Там они сбросили шелк со своих бедер и, совершенно не стесняясь наготы, бросились в море, оглашая побережье громкими криками.

– Растаманы в комплекте, – усмехнулась мама.

Как хорошо, когда человек слышит слова растамана.

Как хорошо, когда человек что-то слышит…

Пропела она.

Аня отвернулась, у нее покраснели щеки.

– Тр-р-р-р-р – а! – долгий, визгливый вопль одного из растаманов заставил нас вздрогнуть.

– Резвятся, – прокомментировала Ольга, – ну, вот, девочки, – сказала она нам с Аней, – а вы боялись, что будет скучно…

В этот момент Аня слабо пискнула, вскочила и быстрым шагом пошла прочь с берега.

– Ань, ты куда? – крикнула я. Но она не обернулась, даже прибавила шагу. Я уставилась на Ольгу.

– Что, вот так вот все плохо? – спросила мама.

Ольга покачала головой:

– Пуританское воспитание, ее до сих пор бабушка в школу водит и забирает.

– У, как все запущено…

– Да уж, – согласилась Ольга и поднялась на ноги, – пойду. А то как бы наша недотрога не начала звонить и не испугала родителей. Кто ее знает, что у нее в голове.

– И мы пойдем, – ответила мама.

К берегу подвалил перегруженный катер, высадил пассажиров с вещами и, радостно взревев, умчался.

– Прибывает народ, – сказала мама.

Под навесом у причала уже восседали какие-то девушки и молодой человек с ноутбуком. Прибывшие потянулись туда.

Я немного отстала от своих, чтоб посмотреть. Оказалось, каждому из прибывших выдавали оранжевый браслет, после чего окольцованный, подхватив свои вещички, шел уже прямиком на турбазу.

Я поспешно догнала маму и Ольгу.

– Им зачем-то браслеты выдают, – сообщила я, – оранжевые…

– Ну, это известная фишка, – объяснила Ольга, – кто заплатил денежки, тот окольцован, и организаторы сразу видят, кто свой, кто чужой.

Навстречу нам вышел Женя-комендант. Я приблизилась к нему и, кивнув на ребят под навесом, спросила:

– Ты знаешь, когда начнется фестиваль?

Он пожал плечами:

– Их не разберешь. Хотели еще вчера открытие устроить, потом что-то у них не получилось…

– А много людей будет?

– Хо! Обещают три тысячи!

– Три?!

Я резко развернулась и побежала к своим.

Выслушав мое сообщение, мама удивилась:

– Где же они их размещать будут?

Ольга пообещала узнать подробности у нашего директора.

Аню мы нашли в комнате. Она лежала на кровати, зарывшись головой в подушку. Уши у нее были красные и горели.

– Аня, как ты себя чувствуешь? У тебя температура? – забеспокоилась Ольга.

Аня мотнула головой.

– Посмотри на меня, – строго сказала Ольга.

Аня резко села на кровати и угрюмо глянула на тетку.

– Я хочу домой, – заявила она.

– Аня, мы же договаривались: никаких капризов, пока ты со мной, – напомнила Ольга.

– Я не знала… я не думала, что здесь такое будет…

– Что ты здесь такого увидела? – насмешливо спросила Ольга.

– Ничего!

– Хорошо, завтра мы уедем, – голос у Ольги зазвенел, сорвался, она развернулась и вышла на веранду.

Я села рядом с Аней:

– Ты чего? – спросила робко.

Она вздохнула:

– Ты видела? Они же были голые! – громким шепотом произнесла Аня.

– Ты что, голых не видела?

Она поежилась.

– А в кино?

– Я не смотрю такие фильмы.

– Ну, ты даешь! – мне стало смешно, и я фыркнула.

– Почему ты смеешься? – она обиделась, смотрела, нахмурившись, слезинки блестели в уголках глаз.

– Извини, я не смеюсь. Просто… знаешь, ты дикая какая-то…

– Я не дикая! – голос у нее сорвался, слезы побежали по щекам. – Я не виновата, что меня так воспитали! – всхлипывая, крикнула она.

– А ты перевоспитайся, – посоветовала я.

– Как? – она уставилась на меня, все еще продолжая шмыгать носом.

– Ну, смотри на меня, я же ничего и никого не боюсь. А ты и себе настроение испортила, и Ольгу хочешь без отпуска оставить. Все из-за каких-то незнакомых голых парней. Подумаешь! – я гордо тряхнула головой. – Между прочим, я в школе такое порасскажу, все ахнут! Знаешь, как будут завидовать!

Она смотрела настороженно, но плакать перестала:

– Думаешь, я не понимаю, что Ольга обиделась. Я же так просила ее взять меня с собой! – призналась Аня. – Так стыдно! Я иногда сама не знаю, что со мной, начиню реветь из-за пустяков и реву, реву… родители злятся, я злюсь, а остановиться не могу.

– Это нервы, – авторитетно заявила я, – переходный возраст, половое созревание и все такое…

– Откуда ты знаешь?

– Читала где-то, – соврала я.

– Что же делать? – спросила Аня.

– Ну, во-первых, пойди к Ольге, попроси прощения, а потом видно будет.