Текст книги "Тишина"

Автор книги: Ирина Таланкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

После захода солнца народ стекался в первый округ. Лунная дымка убаюкивала небо, а на мостиках у озера летали расшитые цветастыми узорами юбки и рубахи, мелькали пышные венки на головах, и даже воздух в праздничную ночь становился будто бы совершенно иным. Молодые девушки пели плясовые и раздавали венки всем проходящим к месту празднества. Летние гулянья всегда отличались особой красочностью. Нитями голосов оплетался сумеречный островок людей, толпившихся вокруг деревянного столба в центре широкой поляны.

Русалочья ночь была ночью благодарения природы. Тишинцы признавали господство ее над всеми началами жизни, благодарили за дары лета и просили о щедрых дарах осени. Днем солнце восходило необычайно высоко над землей, горело вестником могучей силы предков. А ночь считалась самой сильной ночью в году. В эту ночь магия Тишины, по преданиям, питала столь сильную энергию, что в иных тенистых уголках ее свет можно было обнаружить простым человеческим взором.

В центре первого округа, самого священного места селения, был уже установлен громадный деревянный столб, на самом верху которого крепилось колесо с подвязанными к нему венками. Вокруг него и собирались люди – огромное полотно лиц, жителей всех округов, сгустилось в одно большое целое. По преданиям, в эту магическую ночь наравне с духами предков вылезали из своих убежищ черти и русалки, а потому принято было веселиться, смеяться и плясать, чтобы отпугнуть нечистых от священных земель. Люди не могут жить без танцев и веселья, да и им постоянно требуется напоминание о том, кто есть их истинное божество, кому следует посвящать свои песни и возносить дары.

Под настилом полутемного неба толпа в нетерпении ждала явления Верховного Жреца. Дети теснились в первых рядах, благодаря чему своими глазами могли наблюдать каждую деталь и каждый жест великого таинства. Стоявший в кругу друзей Дион участливо вглядывался в чернеющее впереди крыльцо хором, откуда должен был появиться Жрец. На голове Диона расцвел пышный венок из синих колокольчиков, и сверкающие в полутьме большие глаза его становились частью этого венка. Позади раздавался шорох тонких сарафанов и веселое перешептывание взрослых.

Наконец – чудо – высокие двери хором распахнулись, и из них поочередно выплыли волхвы в черных одеждах до самой земли. Они выстроились по краям, открывая дорогу Верховному Жрецу. Величественно ступая под многоголосый гул, на пороге показался он – облаченный в расшитое красными и желтыми нитями черное платье, широко раскинул руки, по которым лились широкие рукава. Вся фигура Жреца вытягивалась высокой тонкой вертикалью, длинные скулы очерчивали светлое лицо, а по плечам вниз спускались гладкие черные волосы, сливались с воздушной тканью, утопали в ней и, казалось, доходили до самой земли.

– Народ Тишины! – громыхнул голос. На лице Жреца засверкала белоснежная улыбка. – Я, четвертый Верховный Жрец Тишины, объявляю начало вечерних гуляний. Пойте и чествуйте отцов наших, сила и магия которых незримо пребывает с вами сегодня! Пойте и благодарите природу нашу за дары ее и благосклонность к ничтожному людскому существу. Да услышат великие предки наш зов, взметнется ветер, разгорится пламя, поднимутся волны и взволнуется земля. Да раздастся наш смех в лицо нечистому и разнесется наш гул всюду так, что услышат его бесы и черти по всей земле. Услышат и содрогнутся! Гуляйте люди, гуляйте в свете луны, храните в сердцах своих преданность великой Тишине!

– Во имя Вельфа! – крикнул громкий мужской голос в толпе.

– Во имя Вельфа и отцов Тишины! – поддержали остальные.

Жрец мягкой поступью приблизился к деревянному столбу, вокруг которого скатали пушистые холмы сухого сена. Неспешным движением он взмахнул руками, сложил ладони на груди, после чего вновь повел рукавом близ сена. На миг широкое черное полотно закрыло его руки, после чего раздался едва слышный треск, две искры сверкнули на траве. Вельф быстро отошел от столба, близ которого уже начинал потрескивать дымок первого пламени. Все ахнули, словно видели это впервые. Каждый год Верховный Жрец зажигал огонь в Русалочью ночь, и каждый год подкреплял тем самым всеобщую искреннюю веру в свой чудотворный дар. Федор завороженно глядел перед собой и не мог пошевелиться – запах огненных искр покорял его, и казалось, что нет ничего более могущественного и всепоглощающего во всей земле, чем это неистовое вольное пламя.

Лишь Жрецу была подвластна магическая сила предков, благодаря которой он создавал свои чудеса, управлял огнем и светом, а потому считался величайшим из всего народа Тишины – тем, кто приближен к богам, кто может говорить с ними на одном языке и изъяснять их волю людям.

Начались гулянья. Раздувался по теплому ветру огонь, с каждой минутой становясь все выше и выше. Где-то позади вновь запели девушки, их тонкие голоса подхватили молодые юноши, кто-то играл на домбре, и отбивали ритмичный такт деревянные ложки.

Федор не успел даже сообразить, как в суете сменяющих друг друга восторженных лиц его руку подхватил брат и увел в самый центр – туда, где собирались хороводы. Перед глазами кружились цветы и листья в венках, сверкало пламя, а руки Диона все тянули и тянули куда-то вперед, и звенел совсем рядом громкий смех Агнии.

Они кружились в хороводе вокруг огромного костра, позади выстраивались хороводы еще больше, в несколько колец обнимали подгорающий столб, и все сливались в едином круговороте быстрого танца. Когда останавливались, менялись местами, Дион кружился вокруг себя, подхватывал мелодичную песнь вместе с остальными. Агния поймала Федора за руку и пустилась в хоровод вокруг костра поменьше, разожженного неподалеку. По всему округу друг за другом вспыхивали искры огней. Толпы людей разбегались по сверкающим полянам.

Дион до безумного блеска в глазах обожал обряды только потому, что в эти минуты можно было забыться, утонуть в пылком моменте, петь со всеми и танцевать, танцевать под руку с друзьями. Это были те редкие минуты, когда дозволялось выплескивать все свои эмоции без остатка, когда можно было кричать и смеяться во весь голос. Это было магическое неистовство. Дион не понимал, но чувствовал его силу. Мальчик быстро поймал Ария за локоть и увел к следующему костру. Там уже начинали прыгать.

– Айда со мной! – Агния едва могла перекричать песни вокруг.

– Эти двое без нас не прыгнут! – рассмеялся Дион, не отпуская Ария. Тот не успел даже сообразить, когда друг утащил его слишком близко к огню – пары сменяли друг друга, прыгали через костер, а вслед им вспыхивали на фоне ночного неба мелкие искры. Девушки визжали, расцепляли руки и смеялись.

– Стой! – успел лишь сообразить Арий, когда Дион потянул его вперед. Ночной холодок смешался с огненным жаром.

Времени на раздумья не было – в суете танцев ему удалось утащить бедного Ария к самому костру. Зажмурив глаза, они прыгнули разом и уже через секунду прокатились кувырком от огненных искр.

– А ты боялся, – рассмеялся Дион,.

– Расходись! – не успел Арий опомниться, как на него уже летела Агния, которая, не раздумывая, перемахнула через огонь вслед за друзьями. Она поджала под себя ноги и упала в траву рядом с Дионом, уцепившись летающей юбкой о землю. Черные волны волос мелкой рябью разметались по всему лицу девочки. Янтарные глаза светлели и светились прозрачной желтизной, опаляемой огненными искрами.

За ней, закрыв глаза руками и тихо вскрикнув, прыгнул Федор. С головы его слетел венок.

– Живой? – поймал его брат.

– Живой!

– Пошли русалок ловить! – зазвенела Агния.

– Стащим у девок сети, – азартно подхватил Дион.

– Давайте лучше Еву поищем, – предложил Арий. Сменить тему было лучшим решением – внимание друзей быстро переметнулось к новому развлечению.

– Она точно забоится на русалок идти, – последовал протест.

– Дион, она нонче погадать сбиралась, – вспомнила Агния. – В Русалочью ночю токмо и гадать. Люди говаривают, магия нонче простому человеку судьбу подскаже.

– Токмо не гадать, – протянул Арий, – сегодня же все бесы повылезали.

– Или гадать, или на русалок! – отрезала Агния.

V

– Ева, где была ты весь день? – улыбнулся Федор, проходя сквозь низкий дверной проем. За столом в маленькой комнате сидела бледная девушка с пушистыми рыжими волосами, сплетенными в небрежную прическу. На голове ее красовался венок из желтых одуванчиков. Вслед за Федором в комнату ввалились остальные.

– Здрав буди! – Агния первая пролетела к столу, где сидела девочка и, не дожидаясь ответа, уселась напротив.

Ева непонятливо заморгала и тихо ответила:

– Я туте… гадаю на камешках. Мне разрешили.

Празднества в первом округе разделялись на множество самых разнообразных развлечений. В продолжение ночи, после торжественного сжигания магического колеса, все разбредались по разным углам: кто продолжал танцевать у костра, кто ходил к речке пускать венки по воде, кто раздавал угощенья и молоко, а кто-то ходил гадать. Лишь в Русалочью ночь это было разрешено в качестве баловства и развлечения молодых искательных умов.

– Весь день не видел тебя, – Дион прошел вперед и сел на скамью неподалеку. Федор и Арий последовали за ним.

– Я просто кухарям помогала угощенья на праздник готовить, – смутилась Ева, опустив глаза. Светлые ресницы колосьями подрагивали на воздухе.

– Успели соскучиться мы, вся наша Ева в заботах, – усмехнулся Федор.

– Правда? – невольная улыбка завладела девочкой. Бледное лицо вмиг наполнилось краской.

В обычные дни Ева проводила время вместе с друзьями, однако сегодня она была вынуждена полностью посвятить себя подготовке праздника. Молодые девушки третьего округа очень любили Еву и не могли дождаться, когда она подрастет и станет их соседкой, потому втайне от настоятеля Луки утащили ее с собой плести венки перед Русалочьей ночью. А Лука и не заметил отсутствия подопечной – она и без того была всегда безмолвна и неприметна. Рыжую девочку уговаривали сплести как можно больше венков для жителей – все верили, что в ее руках цветы обретают целительные свойства.

Еву называли ребенком солнца. При рождении властное светило даровало ей исключительный цвет волос, окрасило лицо лучами и осыпало веснушками. Правда, от обилия внимания Ева своей исключительности стеснялась. Все в ней видели лишь дитя солнца и молчаливый источник благополучия. Несколько одиноко становилось дитю солнца среди людей, которые не силились разглядеть в нем такого же, как они, человека.

Еве разрешили занять одну из маленьких построек в первом округе. В обычные дни старая избенка стояла без дела, но в Русалочью ночь молодые тишинцы собирались в ней, чтобы погадать на камешках. Когда за очередным скрипом двери показались друзья, Ева просияла – она только их и ждала.

В единственной комнатке было душно, по бревенчатым стенам разносился густой запах полевых цветов и пахучих трав. За окном бушевали гулянья, песни с улицы трепали полупрозрачный огонек свечки на столе.

– Ну-ка, погадае мне? – Агния не могла усидеть на месте и в предвкушении крутилась на табурете.

– Конечно, – кивнула Ева и мигом распутала завязки на маленьком тряпичном мешочке.

Белые руки ее быстрым и отточенным движением раскладывали цветастые камешки по столу. Мальчики с интересом наблюдали за происходящим. Когда первый этап был окончен, Ева закрыла глаза, сложила ладони вместе и быстро зашептала: «Волей лесов и духом лисицы расскажи мне судьбу, дарованную Тишиной». Агния тоже сидела с закрытыми глазами и сложенными руками, как и следовало обряду. Затем Ева открыла глаза, смешала камешки между собой, вновь ссыпала в мешочек. На указательном пальце ее была подвязана красная веревочка с иголкой на конце. Девочка начала поочередно вытаскивать камешки и переворачивать перед Агнией.

– Лось, – улыбнулась Ева, перевернув первый. На нем красовалась выточенная угловатая фигура, обозначающая лося. Агния радостно хлопнула в ладоши.

Почти все дети с ранних лет понимали, куда направит их судьба после тринадцати лет – возраста перехода во взрослый мир и сознательного расселения по округам. Каждый год в Тишине проводился специальный обряд перехода для новых поколений. Однако правила устанавливали строгие критерии распределения – каждый занимается тем, чему природа обязала его посвятить свою жизнь. А природа, по учению тишинцев, свои знаки подает самым очевидным путем – внешним даром. И очень повезло тому, у кого врожденные навыки совпадали с теми, что определила природа. Так, к примеру, случилось у Агнии – люди темноглазые и темноволосые определялись во второй округ, покровителем которого являлся лось – символ ремесла и охоты.

По той же причине гордился собой и Арий – почти никто не мог рассчитывать на жизнь в первом округе под покровительством рыси, символизирующей духовность и магию. Редко рождался ребенок со столь удачным совпадением – волхвами могли стать лишь люди со светлыми волосами и светлыми глазами, а, следовательно, светлой душой, как считали тишинцы.

Ева и Дион тоже о своей судьбе не гадали. Темный цвет волос Диона не позволял ему стать волхвом, несмотря на чистую синеву взгляда. Поэтому он, как и Ева, определялся в третий округ, округ земледельцев и рыбаков, покровителями которого были волк и лисица, символы земной природы.

Один лишь Федор с опаской дожидался неминуемо приближавшегося дня распределения. Многие предполагали, что после тринадцати лет его уже никто щадить не станет, а бесовской порок тем временем все больше захватывал тело и разум – с каждым разом все сложнее было сдерживать нервические подергивания лица. Из-за врожденного юродства Федору грозила страшная судьба. Больные и юродивые, неспособные к работе, остаток жизни проводили в четвертом округе под покровительством бабочки – символа рождения и смерти, перехода из одного мира в другой.

Тем временем гадание продолжалось. Первый камешек попал точно в цель, и интерес подогревался.

– Ветер, – следующий символ. Ева склонилась над камешком, вытянула вперед пальчик с привязанной к нитке иглой и застыла в этом положении на несколько секунд. Все выжидающе глядели то на нее, то на Агнию, то на иглу. Нитка начинала раскачиваться в разные стороны то по кругу, то очерчивая прямые и изогнутые линии.

– Бесконтрольная буря, – заключила Ева.

– И што это значе? – Агния широко раскрыла глаза.

– В тебе сильная энергия чувства. Оно греет тебя и всех, кто дорог тебе, но одно неаккуратное движение, и ветер превратится в бурю, неподвластную даже тебе самой.

Агния восторженно слушала. Ей льстило такое описание собственной противоречивости.

Последним камешком стал «круг» – символ долгой жизни. Агнии очень понравилось это гадание, она радостно подскочила и обняла подругу.

– Не стоит, – смущенно улыбнулась девочка, – это же не я решаю, а камешки.

– Зато яка забава дивна! – колокольчиком рассмеялась Агния.

– Арий, теперь ты иди, – дернул его за плечо Дион.

– Я? – возмутился Арий. – Ни за что. Мне нельзя портить душу гаданиями, не положено волхвам, ага.

– Давайте я, – вызвался Федор и пересел на табурет, где минутой ранее радовалась Агния.

Едва он сел напротив Евы, как их взгляды встретились, и та вдруг вздрогнула, будто что-то вспомнив, засуетилась и подскочила на месте:

– Сейчас, погодите минуточку.

Федор тоже смущенно отвел взгляд, стараясь не смотреть на хихикающего в стороне брата. Тем временем Ева неловкими движениями что-то собирала на крышке сундука позади себя, спрятанного в полумраке едва освещенной комнатки.

– Воте! – вернулась девочка. На раскрытых ладонях лежали четыре черные веревочки, точно такие же, как на ее собственном запястье. – Это вам. В честь праздника.

– Что это? – Федор взял одну. Остальные Ева раздала в руки друзьям.

– Я эти веревочки сама сплела и отмочила в отваре чудотворном прошлой ночью, теперича просушила. Они очень крепкие, не порвутся хоть чрез сто лет, на травах закрепленные. Надо на запястье подвязать. Это вам и оберег, и память будет, – она просияла, заметив, как Федор завязывает узелок на запястье. Даже Арий умилился и согласился надеть самодельный подарок, несмотря на все прежние свои отговорки о нелюбви к подобным народным изобретениям.

– Благодарю, Ева, – Агния вновь обняла ее.

– Нам вроде и гворят, что все мы друг другу равные братья, – проговорил Дион, руководимый странным сердечным вдохновением, – а мне все равно кажется, что вы мне больше братья, чем все остальные.

– Не гвори так вслух, – махнул на него Арий, после чего полушепотом добавил. – Вдруг кто услышит. А так я тоже… ага, ну, так думаю.

Дион усмехнулся и потрепал его по волосам. Тем временем Ева уже раскладывала камешки для Федора. «Волей лесов и духом лисицы расскажи мне судьбу, дарованную Тишиной», – произнесла она перед гаданием.

– Сила, – был первый камешек.

Все мигом округлили глаза и вытянули носы вперед, чтобы разглядеть выпавший символ. Иголочка на пальце Евы качалась из стороны в сторону. Поначалу слабо, однако затем нитка начала раскачиваться сильнее. Девочка и сама была заметно удивлена, поэтому мигом вытащила следующий камешек:

– Волк.

Все облегченно выдохнули.

– Вот видишь, Федор, – обрадованно вскрикнул Дион, – быть тебе с нами в третьем округе.

– Погодите-ка, – Ева прищурилась над иглой. Она совсем не качалась.

– Что значит это? – забеспокоился Федор.

– У тебя будет сила. Большая сила, игла гуляла. Но она придет не от наших духов, не от волка. Чужеродная сила.

Федор просиял:

– Может, значит это, что смогу я открыть мир чужой, от которого прячемся мы в этих лесах?

– Кто знает, – задумчиво протянула Ева, вынимая последний камешек. Уж очень ей не нравилась подобная комбинация. – Огонь.

Федор скривился в смущенной улыбке.

– Хорошо гадание! – рассмеялся Дион. – Федор-то как раз огня боится. Ну, игры! Погадай-ка мне теперь.

Камешки вновь закрутились и застучали между собой. Дион на мгновение поймал сосредоточенный взгляд Евы, она улыбнулась и вытащила первый символ.

– Пустой! – ошарашенно вскрикнула девочка, перевернув камешек.

– Что это значит? – все разом подскочили к столу.

– Разве такие бывают? – возмутился Дион.

– Бывают, – Ева засуетилась, дрожащей рукой укладывая камешек назад в мешочек, – это значит, что Тишина не открывает твоей судьбы. Дальше гадать опасно.

Глава 2. Мы

I

Южтолэзь22
  Южтолэзь (удм.) – март.


[Закрыть], 19 день от первого солнца, 94 год.

Дни в Тишине неспешно сменяли друг друга. Подошли к концу весенние празднования смены года.

Невзирая на морозы, с первых дней весеннего месяца вновь понемногу начинала кипеть в округах жизнь, ремесленники отпирали замки на дверях промёрзших мастерских, пахари готовились к выходу в поля; всюду разносились людские молитвы и готовились подношения духам-покровителям. Тишина пробуждалась от зимнего сна.

Только волхвы работали всю зиму, пока стыла в безмятежной спячке Тишина. Не был мороз поводом для прекращения ночных служб, а в окнах хором Вельфа, как поговаривали, даже темными ночами сверкали огни – столь яркие, что ни одна свеча не смогла бы создать подобный свет. Магия. Жители второго округа, что ближе всех к озеру, ночами наблюдали мелькание цветастых огоньков на противоположном берегу и разносили всюду слухи о том, что ночью в первом округе беснуются духи, пришедшие на оклики почтенных волхвов.

Много праздников ежегодно проводилось в Тишине, ведь надо человека занять каким-то весельем, тогда и жизнь его – от одного обряда до другого – мигом заиграет краской и даже каким-нибудь определенным смыслом. Вот и теперь, едва встретив новый год, тишинцы готовились к следующему, еще более важному и торжественному празднованию – дню весеннего равноденствия. Трепетное ожидание весенних гуляний выражалось в словах и переглядках, но жизнь тем временем продолжала ступать своим чередом.

Старшие дети и нравственно, и физически подготавливались к долгожданному дню перехода во взрослый мир. Нашим же ребятам до распределения оставался всего один год. Однако с наступлением нового года неминуемость тринадцатилетия становилась все более ощутима – всего один год на то, чтобы побыть детьми. Всего один год будут прощать шалости и снисходительно кивать головой в ответ на глупые вопросы. Всего один год засыпать под одной крышей и просыпаться под звон смеха друзей, с которыми выросли. Всего один год выслушивать нудные поучения настоятеля.

А потом – другие заботы, другие люди вокруг и другой маленький мир. Потом они наконец станут полноправной, значимой частью единого организма Тишины.

Арий этого перехода ждал больше всех. Страх и предвкушение смешивались в нем от осознания важности будущей роли. Ведь волхвы! Они несут большую задачу, они – опора селения – отвечают перед духами за всех людей, становятся хранителями и заступниками духовной жизни каждого отдельного тишинца и всех вместе взятых. Духи тоже существа весьма характерные, не станут великие подпускать к себе того, кто не готов к познанию их могущественной воли. Арий считал себя обязанным оправдать все возложенное на него, сообразив себе ношу, пожалуй, большую, чем она была на самом деле. Он был крайне серьезен.

Будущий волхв уже сейчас учился аскетизму – вместо игр с друзьями свободные часы он проводил у деревянного идола, вычерчивал на земле угловатые символы и все-все пытался запомнить, хотя прекрасно знал, что в первом округе его и без того будут учить всем тонкостям служения великому. Между делом говоря, не только чувства высокие заставляли Ария с завидным упорством заучивать сложные молитвы и обряды наперед, хотя был еще целый год, чтобы побыть ребенком. Среди своих ровесников он был едва ли не единственным, кому судьба сулила почетное место в кругу волхвов. С самого детства даже ворчливый настоятель Лука обходился с Арием особенно – как с взрослым. Остальных подопечных ругал, а с ним говорил серьезно – как с взрослым. Потому что этот – особенный – у него высокое будущее. Этому быть волхвом. Арий эту разницу замечал. Ему даже нравилось быть особенным, быть «взрослым» среди глупых детей, словно именно ему уже открывалась какая-то загадочная истина. Однако человек слишком быстро привыкает к возвышению над равными себе. Арий уже не мог представить, что когда-нибудь он будет таким же, как все вокруг, что когда-нибудь сотрется его «особенность» – ведь в кругу волхвов все такие, как и он, все со светлыми волосами и голубыми, как небо, глазами, все особенные.

Конечно, культ собственной личности в Тишине неприемлем – кумир должен быть один – Верховный Жрец, в то время как собственное «я» – лишь маленькая часть большого, единого целого. Без этого целого не может быть никакого «я».

Однако Арий в своем желании быть непременно первым не видел никакого почитания собственного «я». Он, пожалуй, даже и не замечал этого желания – он лишь чувствовал, как скребется изнутри твердый голос: «Ты обязан». Каждый раз, когда настоятель хвалил другого, что-то больно укалывало Ария в затылок, и гадко нашептывал все тот же голос: «Ты обязан». Обязан быть на месте того, кого хвалят. Простое детское желание заслужить одобрение быстро переросло в зависимость. Ведь он обязан. Сама природа наделила его исключительными чертами, а потому он теперь непременно обязан оправдать этот подарок.

На поляне за детским домом шумели игривые детские голоса. Утром, после заутрока, подопечные настоятеля Луки спешили поиграть в салки с младшими ребятами. Азарт нарастал значительный, ведь на этот раз ставка была высока – проигравшая команда обязывалась уступить победителям "вечерний огонек". Воск в Тишине был ценнее серебра, а потому далеко не во всех комнатах вечером позволялось держать свечу. Возмущенные писклявые возгласы оповещали всю округу о том, что в нешуточной борьбе старшие уже обходили младших и завоёвывали возможность посидеть перед сном за разговорами вокруг драгоценной свечи.

Арий тоже ужасно хотел поиграть в салки, побегать за малышней, к тому же сегодня впервые за долгое время выдалась теплая погода – мокрый весенний воздух был столь мягок и сладок, что в нем хотелось захлебнуться. Однако Арий все же предпочел отправиться к идолу. Сегодня он обязал себя выполнить послеобеденную молитву, как выполняют все почтенные волхвы – уже через год это действо станет его постоянной обязанностью. Арий заставлял себя привыкать уже сейчас, чтобы потом, когда придет время отправиться в первый округ к другим волхвам, даже среди них стать лицом выдающимся. Желание похвалы пожирало все остальные его желания. Похвала от самого себя уже не могла насытить – внешняя гордость становилась лишь прикрытием для гадкого голоса, до исступления, истязавшего юный организм: «Ты обязан». Обязан не только перед самим собой, но и перед всеми другими. Только тогда будешь достоин потешить себя сладостной минутой одобрения.

В этом уголке округа, рядом с невысоким деревянным идолом, редко можно было встретить случайного прохожего. Поздним утром, когда сходил ночной холодок и высыхала под мартовским солнцем промерзшая земля, все взрослые были заняты делами – к началу весны скопилось много работы. Из-за рубцов низеньких крыш доносилось раскладное фырканье лошадей, гонимых на поля, разговоры кухарей и крики детишек, занятых салками.

Тем временем над Арием возвышался суровый взор идола-покровителя четвертого округа. Подобные идолы рассыпались по всем округам, и в каждом они были свои.

Ветхий тотем, возведенный ещё во времена основания Тишины, лет сто назад или даже раньше, был уже давно забыт волхвами и уже совсем не использовался для больших обрядов. Только дети и древние старики порой приходили в этот уголок молиться. Но старый дух продолжал оберегать жителей четвертого округа от нечистой силы, взамен выслушивая лишь сбивчивые молитвы Ария – он едва ли выучил наизусть священные слова, которые полагалось произносить волхву перед идолом, как почти сразу прибежал сюда, чтобы закрепить результат. Уже через год Арию придется исполнять этот маленький ритуал ежедневно – таково бремя волхвов. В продолжение очередного чтения молитвы в голове вновь и вновь невольно рисовалась призрачная мечта о том, как удивятся взрослые волхвы, когда примут Ария в свой округ – едва перешел, а уже все знает и умеет. Они непременно будут поражены положительно.

Перед глазами темнело старое дерево; идол четвертого округа многим казался самым жутким из всех, но об этом не принято было говорить вслух. На округлой поверхности толстого столбика распласталось неестественно вытянутое старческое лицо с длинной бородой – обозначение предка – узкие глазки этого лица прорезались из дерева усердными ударами ножа древнего ремесленника. Мертвецки-впалые глазки. Над бровями вместо лба раскинула пышные крылья бабочка. Несмотря на всю свою призрачную красоту, над головой жуткого древесного старика она тоже становилась неимоверно жуткой. Круглые узоры-глазки казались еще одними глазами хмурого идола, точно такими же глубокими, впалыми и во всей своей неестественности живыми. Не блеск жизни придавал им натуральность, а мистическая, чернеющая глубина. Арий даже замялся на мгновение, столкнувшись своими светлыми глазами с этим недвижимым, вопрошающим взором дерева.

Как раз в эту короткую минуту что-то шевельнулось позади деревянного старика, затем еще и ещё раз, и гулкий скрежет раздался из-за его спины. Вмиг округлив глаза, Арий оборвал молитву и пристально всмотрелся в безмолвный тотем. Мысли в голове туманились беспременными суетами и беспокойствами и начинали играть над Арием злую шутку. Фантазия бежала вперёд него, рисуя перед глазами пугающие образы. Снова странный скрежет. Вдруг идол начал раскачиваться из стороны в сторону ритмическими порывами – мелко, часто и основательно. Едва сдержав испуганный крик, Арий резко отпрыгнул, будто неведомая сила отшвырнула его с прежнего места.

Деревянный старик продолжал мелко раскачиваться – могущественная сила оживляла его. Не найдясь, что предпринять, Арий начал еще громче вслух читать молитву: не ту, что была заучена накануне, но ту, что первая попалась в голову.

– У! – крикнул тяжелый голос. Арий зажмурился и в ужасе сгорбился в маленький комок, не останавливая панический ход молитвы.

«И да будет так, и да будет так, и да будет так!» – в панике шептал он.

– Все, все, тихо, а то он помре со страху, – гул вдруг сменился тихим шепотом. В ответ ему прыснул другой смешок.

– Испужался? – вылетел из-за идола Дион. Не понимающий Арий что-то пискнул и отскочил в сторону.

– Да он чуть не призвал всех духов! – задыхаясь от смеха, вслед за Дионом выскочила Агния.

Неясно, как им удалось просидеть в засаде за деревянным стариком столько времени в ожидании удачного момента для шутки – Арию всегда казалось, что сидеть тихо этим двоим просто невозможно.

– Дураки, – промямлил Арий, поднимаясь с грязной сырой земли, взмокшей от тающего снега. Тонкие губы его, подрагивающие от обиды, с трудом приняли обычное свое ровное положение. – Что вы здесь забыли?

Он звучал так жалобно, что Диону вдруг стало стыдно.

– Тебя разыграть хотели, – вышло невольное признание. Приходилось отворачиваться от Агнии, чтобы не засмеяться во весь голос. Та уже давно хрюкала от смеха.

– Совсем не смешно, ага, – Арий с поддельным спокойствием оправлял широкие порты, еще утром вычищенные до идеальной белизны: на месте былой чистоты красовались пятна мокрого снега.

Голос его перескакивал и ломался, смешивался с отчетливым скрежетом вполне ожидаемой детской досады. Ария было сложно чем-нибудь задеть – в то время как любой другой ребенок мог расплакаться от обидного прозвища или проигрыша в салки, будущего волхва все эти расстройства жизни ничуть не трогали. Однако в эту минуту в небесном взгляде нетрудно было разглядеть влажную пленку слез – Дион и Агния даже не предполагали, что глупая шутка, вполне свойственная им, произведет подобное впечатление. Но совсем не шутка расстраивала Ария – его собственный испуг привел его в ужасное разочарование. Ведь настоящий волхв должен быть смелым и всегда сохранять лицо. А он не смог. Даже несмотря на юный возраст и по природе весьма опасливый характер, Арий не мог простить себе той минутной паники.

Искушение совести внезапно укололо юное сердце – Дион, еще раз закусив нижнюю губу, неловко подошел к другу и помог отряхнуть одежду. В холодное время года поверх хлопковой белой рубахи тишинцы носили кожух из овчины с теплым меховым воротом. Вся спина Ария испачкалась в снегу, мех кожуха отяжелел, а нарядный узорчатый пояс промок в грязи. Он брезгливо оглядел результат жестокой шутки.

– Снимай, я тебе свой дам, – пробурчал Дион. Заметив протест в глазах друга, он насилу дернул завязку на его шее. – Снимай, не дуйся. Сами мы тебя напужали. А ежли настоятель увидит на одежде будущего волхва грязь, он будет много ругаться, верно?