Текст книги "Богом данный (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 18. Лиза
Наверное именно сегодня я поняла, что больше не могу. А может, могу, только не хочу больше. Он меня пугал. Своим непостоянством, перепадами настроения, сумасшествием. Иногда он мягко смеялся, а в его глазах, жестах, словах… забота. А потом бац, и ничего, глаза пустые, чёрные, и слова… каждое задело меня за живое, хотя до тех пор, пока один мужчина не продал меня другому шлюхой я точно не была.
– Мам, – сказала я в темноту. – Я конечно обещала тебе, что я буду стараться… но так все жопно получилось. Если я сломаюсь, ты не сердись, ладно?
Мама, конечно же, не ответила. Зато дом тихонечко так вздохнул, словно досадуя, что мы глупые и не разумные, а ведь можно же все просто… Просто не живётся, не Черкесу, явно. А ночью, когда я все же смогла уснуть дом пытался успокоить меня на свой лад – пичкал сладкими картинками из моего возможного будущего. Обещал и розовые детские пяточки, и ночи у камина, я не вижу Черкеса во сне, но знаю, что это он – под моей ладонью мозаика его шрамов. Дом коварен, просыпаюсь я разбитой, словно недавняя простуда решила вновь меня навестить. У моей постели химичит старуха – завтрак принесла.
– Мне жаль твою внучку, – говорю я, потому что и правда жаль.
– Я уже привыкла, – сухо отвечает старуха.
Собирается уходить, успев бросить гневный взгляд на кота – она явно его не любит.
– Подожди, – прошу я. – Пожалуйста. Ты не любишь меня, я тебя, но мы и не обязаны… это нормально. Я не выбирала своей судьбы, я в чужой запуталась, мне страшно… Скажи, умоляю, скажи, что случилось с Вандой?
– Она исчезла.
Я даже не надеялась, что ответит, и порядком удивлена. Хотя чего-то то подобного и ожидала – логично. Иначе бы Черкес не вообразил, что я – это она.
– Откуда? Где её видели в последний раз?
– Так отсюда и исчезла, – хмыкнула старуха. – Аккурат из этого дома. Была и нету. Только я не видела, дом тогда только ремонтировали, он запущен был, страх просто.
– А как она исчезла?
– Тебе есть кого спрашивать, – гадко улыбнулась старуха.
Дверь за ней закрылась, а я почувствовала внезапный прилив сил. Я хорошо поела. Приняла душ. Почесала чёрное пузо коту. Потому что смогла Ванда – смогу и я. В конце концов, мы практически идентичны. Версия у меня только одна. Сергей говорил, что в доме есть три тайных хода. Известно только два. Я начинаю робко надеяться, что Ванда нашла третий и сумела сбежать от этого психа. А значит мне нужно в подвал.
В бальном зале и пою и танцую – меня переполняет надежда и мне не жаль ею поделиться с домом. Он то уйти не может, это меня – ничего не держит. Ну, кроме долговых обязательств, десятка психов из охраны и высокого забора с колючей проволокой поверху. Сегодня меня не пугает даже темнота, я устала бояться. Вчера потратила весь лимит страха, когда смотрела как лицо Черкеса искажает бешенство, и это всего через секунду после поцелуя! Отсюда точно бежать нужно, и чем быстрее – тем лучше.
Камни я перетаскиваю споро. Сверху сыплется песок, у меня с собой совочек – обрушение не только из камушков. Здесь и спрессованная глина, и песок, и мелкая галька. Камни покрыты пылью, заляпаны копотью, темными брызгами, которые я по умолчанию считаю кровью – я работаю. Мой мозг закрыт. Сегодня, за каких-то пару часов я сделала больше, чем бывало за день. Теперь по крайней мере я точно знаю, что Ванды под завалом нет – уже было бы видно. Это радует, значит она и правда смогла сбежать из этого сумасшедшего дома. Потом понимаю, что нужно бежать обратно, меня же теперь кормят, значит старуха придёт. Она конечно стала немного любезнее, но думаю, при первой же возможности попытается от меня избавиться. Причём сделает это с удовольствием.
– Детка, ты же не думаешь и вправду выбраться через полуразрушенный подвал? – спросила саму себя вслух. – Прискорбно, но думаю…
Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от прихотей человека, который в одну минуту может улыбаться, а в следующую – ударить. Но к моему удивлению, мне будет жалко оставить дом. Он… словно врос в мою кожу, наверное, куда не уйди, мне будет слышаться по ночам его шёпот, и мерещиться запах пыльных подвалов. Обозрела результаты своей работы – поразительно. Впечатляющая куча камней и мусора почти растаяла. Осталось совсем немного, то, что приберегаю на десерт – огромный обломок стены, кирпичи в нем намертво срослись с раствором и расковырять не получилось. Придётся напрячься. Я подобрала свою находку и пошла наверх. Сегодня мне досталась записная книжка, правда, безвозвратно испорченная – ей повезло меньше прежних моих сокровищ, и она лежала в том месте, где с потолка течёт. Страницы её слиплись, но я все равно утащила книжку с собой.
– Эй ты! – раздался голос, когда я лежала в ванной.
Я интуитивно догадалась кто это. Закуталась в халат, выглянула – Сергей.
– Шикарно выглядишь, – улыбнулась я.
Вчера, при Черкесе я сделала вид, что его разбитого носа в упор не вижу чтобы не выпасть из роли, но сейчас то грех сдерживаться.
– Твоими молитвами, – буркнул он в ответ. – Хозяин сказал, что гулять можешь.
– С ним?
С ним не хочу. Боюсь. Он тянет из меня все силы, я чувствую себя измотанной.
– Со мной, – расплылся в не очень дружелюбной улыбке Сергей.
– Мечта, – закатила глаза я.
Даже волосы сушить не стала, вытерла полотенцем и свернула в пучок. Так высохнут, шарфом голову обмотаю и все. Сергей в коридоре томится ожидая, я торопливо одеваюсь. Свитер, джинсы, сапоги на каблуках, шуба. Куртка испорчена, теперь уже – безвозвратно. Открываю створки своего гардероба, тянусь за шубой… Тут надо сказать, комната у меня небольшая, по сравнению с остальными помещениями этой крепости. Гардероб у меня всего один, и пихаю я в него все, что у меня есть разом, здесь же в полочках нижнее белье, тут же на плечиках шуба. Но смутила меня не она… Тёмное пятно в самом углу гардероба я заметила угловым зрением. Остановилась, задумалась. А потом потянулась к нему и замерла – платье. Руки трясутся, сдерживаю его с плечиков, осматриваю – оно. Абсолютно целое. Такое же. Я пытаюсь вспомнить, было ли в том платье что-то особенное, отличное, и не могу, оно было чужим, я его просто использовала. Нюхаю – грейпфрутом пахнет.
– С тобой все в порядке? – спрашивает Сергей, открывая дверь. – У тебя глаза дикие.
– Всё хорошо, – растерянно отвечаю я. – Сейчас мыло понюхаю и пойдём.
И правда несусь в ванную, нюхаю кусочек золотистого мыла – грейпфрут. Нюхаю платье – грейпфрут. Мыло качественное, дорогое, я не чувствую в нем запаха дешёвой синтетической отдушки, аромат чистый, свежий. Дурацкое платье пахнет так же!
– Сумасшедший дом, – заключает Сергей, который прошёл вслед за мной. – Долго тебе ещё нюхать?
Дрожащими руками вешаю платье обратно – может исчезнет, когда вернусь? Идём гулять, Сергей явно менее терпелив, чем его хозяин. Он ноет.
– Что мы делаем? – спрашивает он.
– Мы гуляем, дорогой. Ножками. Именно так и гуляют.
Он рассчитывал, что мы сядем в машину и поедем. Ага. Если уж я кому-то могу вынести мозг, я вынесу, у меня у самой нервы на пределе, пусть страдает кто-нибудь ещё. Мы идём пешком, попутно я хоть нормально разглядела ворота. Они монументальные, с наскоку их не взять. Плюс по всему периметру забора камеры, а у ворот будочка с охранником, прелесть. У меня болит ушибленное колено – Черкес толкнул на пол. На каблуках чувствуется особенно сильно, не знаю, кого я больше наказываю, Сергея или себя. К слову, он даже не один, с ним за компанию ещё один сторож страдает.
– Вы думаете, меня украдут?
– Ты слишком дорого обошлась, – зевает Сергей.
Мне всегда нравился этот район. Когда то он был пригородом, здесь было много таких исторических усадьб. Но город разросся и проглотил это место. Многие здания снесли, но какие-то сохранились и теперь каждое из них стоит целое состояние. Я шагаю и разглядываю величественные старые дома, если позволяет высота забора и размер участка. Охрана тащится рядом. Я устала, но упрямо иду вперёд. Там меня поджидает сюрприз – торчит несколько сталинок и даже хрущевок, которые после миллионерского великолепия даже умиляют. Я вхожу в ближайший дворик и сажусь на крашенную ярко зелёной краской лавку.
– Что ты делаешь?
– Так гуляю же…
Двор тихий, наверное сейчас будний день – понимаю, что даже этого не знаю. Под облетевшим кустом сирени свернувшись клубком спит дворняга. Полосатая кошка, постоянно оглядываясь, перебежала дорогу. Несколько упитанных голубей смотрит на меня с надеждой, но карманы мои пусты. В следующий раз обязательно возьму с собой кусок булки. Показалась бабушка с тряпичной, сильно груженой сумкой. Скучно. Но не скучнее, чем в четырёх стенах, да и приятно бесить Сергея, поэтому продолжаю сидеть. Наконец раздался дробный стук, повернула голову – старик с палкой, слепой. Аккуратно обшаривает землю палкой, потом шагает. Дошёл до лавки, остановился.
– Есть тут кто нибудь?
– Есть, – отозвалась я. – Садитесь рядышком.
Дед обрадовался компании. Через несколько минут я знала о нем буквально все. О Венере, роковой женщине, что разбила ему сердце, например.
– В семидесятых, я тогда ещё видел, ездили с ней на море дикари. Ух, какая женщина! Огонь! Я бы за нею хоть на край света. Только вот не вышло… А сейчас ей и некогда, правнуков нянчит, их трое у неё…
Ещё занимательную историю про переезд.
– Комнату я свою продал за восемьсот тыщ, – сказал дед. – Пошёл кредит брать, чтобы значит добавить и переехать, а мне не дали потому что слепой… сейчас то дают, а раньше не давали. Ну, я накопил за три года ещё четыреста, денег то не трачу почти, и здесь вон купил однушку.
– А не страшно было из другого города ехать? – поинтересовалась я.
– А что, если слепой, значит совсем ни на что ни годный? Я между прочим тута помирать и не собираюсь. Я может, поживу ещё чуть-чуть и в Кострому подамся. Или на Урал. У меня там знаешь родни сколько? У прадеда двенадцать сыновей было!
Далее следовала история про прадеда и всех его сыновей. Сергей бил копытом, незнакомый мне охранник скучал, а я слушала. Дедушка очень гордился собой. Своей авантюрностью. Сказал, что он единственный в нашем районе такой активный слепой. На выставку вот намедни ходил. Подумаешь, не видно ничего, зато ж люди умные кругом, культура!
– Вы ко мне в гости приходите, – пригласила я. – Сереженька, какой у нас адрес?
Деда было жалко. Не потому что слепой, нет, своей слепотой он почти гордился. Он был одинок, а в нем столько историй, которые так хочется рассказать… Сергей скрепя сердце озвучил адрес, и дедушка сказал, что непременно придёт. А я с ним попрощалась – задница на мокрой лавке мёрзнет даже в соболях.
– Теперь куда? – поинтересовался Сергей. – Шаурму жрать?
– А чего сразу шаурму? – обиделась я. – Вези меня в ресторан, самый дорогой. И плевать, если столиков не будет, это уж твои проблемы. Нянчишь меня, нянчи как следует, чтобы дите осталось довольным.
Сергей скрипнул зубами и мы поехали в ресторан. На трамвае, мне показалось это дико забавным. Встречали меня по одёжке, то есть, запутались – под соболями был свитер ещё из моей прежней жизни. Но Сергей кивнул и меня пропустили, похоже, его здесь знали. Я выпросила самый уединенный столик и села, а Сергей напротив плюхнулся.
– Чего это ты? – удивилась я. – Я может только во вкус красивой жизни вошла. Не желаю я кушать за одним столом с охраной.
– Я тебя охранять должен.
– Вот и охраняй, иди и возле дверей встань, чтобы не сбежала. И так, чтобы я тебя не видела, а то кусок в горло не полезет.
Сергей сдался и встал. Мимо прошёл второй охранник – видимо его к запасному выходу. А я углубилась в меню. Заказала себе замысловатый коктейль, блюдо, больше напоминающее осьминожью задницу присыпанную снегом, и салат, в котором по виду один салат и есть. Что же, надеюсь хоть полезно. Зато коктейль вкусный. Я почти расправилась с первым блюдом и попросила уже второй коктейль, когда за мой столик подсели. Голову подняла и едва вилку не выронила, хотя внешне постаралась своего удивления не показывать.
– Ну, – процедил Виктор. – Здравствуй.
– Давно не виделись, – кивнула я. – Я и дальше согласна тебя не видеть, можешь уходить.
Он перегнулся через стол ко мне, заглянул в глаза, у него – кровью налитые, столько злости в них. Я испугалась – что нужно ему от меня? Никаких конфликтов у меня с ним не было, я делала, что говорили, то есть молча драила пол и терпела приставания уродов из его команды. Что у меня под юбкой, Виктора никогда не интересовало. Потом ещё наварился неплохо, меня продав…
– Деньги мои отдай, – улыбнулся он. – До последней копейки.
– Ты издеваешься? – взорвалась я, шёпотом, правда, ещё не хватало внимание окружающих привлечь. – Я несколько месяцев полы у тебя мыла, какие деньги?
– Которые вы с братом у меня украли.
То, что моего брата нет, напоминать было бессмысленно – сам знает. Я обернулась – где Сергей?
– Я сейчас Сергея позову, – предупредила я. – Я закричу.
Он усмехнулся, постучал пальцами по столу, меня разглядывая. Он явно никуда не спешил, и не очень боялся. Блин, лучше бы я шаурмы поела.
– Зови, – сказал он. – Только имей ввиду, что нечто, для тебя безусловно важное, находится у меня. Хочешь узнать – через три дня на Комиссарова, в три часа дня. И без охраны уж расстарайся.
– Уходи, – предупредила я.
Он ушёл. Мне осьминожья жопа уже поперёк горла, залпом допила коктейль и подозвала официанта. Сергей видимо расплатился уже, меня беспрепятственно отпустили. Я так растерялась, что даже позволила усадить себя в машину, которую подогнали к ресторану.
– Виктор к тебе подходил? – спросил Сергей.
– Поздоровался только, – кивнула я.
А сама думаю, что же у него такое может быть? Или блефует? А если не блефует… мысли путаются, в них то и дело закрадывается самое страшное, недопустимое… Дома скинула шубу на пол, даже не озаботившись её состоянием, плевать, мечусь по комнате и не знаю, что делать. Господи, да не факт, что меня даже из дома выпустят ему навстречу, а я не могу не пойти, что же у него такое, что? Бросила взгляд на открытый гардероб, а в нем платье покачивается на плечиках, не исчезло никуда.
Глава 19. Богдан
Мой организм сбоил, но работал, я привык к этому, а теперь… Теперь я относился к себе, как к бомбе замедленного действия. Принял душ, стою, смотрю в зеркало. Такой же, просто выгляжу паршиво, но самое главное – себя вижу. Надолго ли такое везение? Ответов не было.
– Как ты, старина? – спросил я у пса.
Он в ответ еле заметно вильнул хвостом. Его все ещё лихорадило, сил не было, жрать отказывался. В принципе я его прекрасно понимал – сам так же живу. У него хоть шансов побольше. Блестящая, всегда лоснящаяся шерсть поблекла и свалялась, взгляд тусклый.
– Всё будет хорошо, – обещал я ему.
Соврал. Я пробыл с ним и следующую ночь, хотя ветеринар говорил, что это ненужно. Пёс получает необходимое лечение, ему не грозит обезвоживание, а я бы шёл лучше поспать. Легко сказать, угу. Днем полюбовался в окно, как Сергей уходит с Лизой. Пешком, я даже не удивлён. Они говорили о чем-то, Лиза с удовольствием рассмеялась, и внезапно я ощутил нечто похожее на ревность. Блядь, я ревную её к Сергею, можно сказать – к своей тени. Маразм.
Я пытался работать, но слова и цифры словно ускользали мимо моего сознания, я в полной мере ощутил что значит, смотреть в книгу и видеть фигу. Всё ждал, когда же они вернутся – вернулись поздно. Я терпел до вечера, а вечером, когда в доме никого не было, никто этого не видел… Вечером я сдался и пошёл к ней. Она сидела подогнув ноги и гладила пузо своему коту. И да, к коту я ревную тоже… Она прервалась, на меня посмотрела, посмотрел и кот, но он обвиняюще – Из-за меня его лишили ласки.
– Я пришёл, – неловко сказал я.
– Я вижу, – кивнула она. – Я тебя боюсь.
– Наверное, это правильно… я не такой уж и хороший человек.
Забрался к ней на постель, сбросил возмущённого кота на пол, уткнулся лицом в её ноги, как раз в плотно сомкнутые бедра. На ней короткие шорты, кожа голая, тёплая, пахнет немного ванилью, и ею самой. Не могу удержаться и легонько втягиваю кожу в рот. Гладкая. Сладкая. Снова думаю о том, сколько мне осталось жить, хотя пытаюсь гнать от себя эту мысль. Быть может несколько дней. Или часов. Тогда какого хрена я страдаю и брожу, словно неприкаянный, по огромному дому, если есть она? Если я могу целовать её кожу, смотреть на её рот, смотреть на неё всю, наслаждаться её телом? И плевать, что она играет со мной лишь потому, что я её купил. Я же привык все покупать, не правда ли? Она, словно слыша мои мысли раздвигает молча ноги, между ними тепло, кровь ударяет мне в голову, скрываю с неё эти дурацкие шорты, может даже рычу.
– Скажи, как меня зовут, – вдруг просит она.
Отрываюсь от её тела. Она голая, матово-белая кожа чуть покраснела в некоторых местах от моей щетины, я хочу целовать её, кусать, хочу стискивать её плоть до боли. Хочу чувствовать, что я жив.
– А какая разница? – удивляюсь я. – Есть я, есть ты и ничего между нами, ничего на нас… Не мешай, женщина..
Сейчас мне и правда все равно, кто она. Лиза, Ванда… Главное лишь то, что она сейчас подо мной и ни за какие блага мира я её из своих рук не выпущу. Закидываю её ногу на свое плечо и погружаюсь в неё до упора, полностью. Она закрывает глаза. А я не хочу, чтобы закрывала, не нужно от меня убегать!
– Открой глаза, – требовательно говорю я, а дыхание сбивается. – Открой глаза…
Она распахивает глаза, рот открывает – наверное, чтобы просто меня послать. Но я целую её прямо в этот открытый рот, глубоко, сильно, так, словно умираю от жажды, а она сосуд с водой. И наконец начинаю двигаться, не отрываясь от губ. Одна рука Лизы неуверенно ложится на моё плечо, затем вторая и… она обнимает меня. Первый раз обнимает. Подаётся мне навстречу, принимая меня максимально глубоко, чуть прикусывает за язык, а затем бьётся в моих руках, кончая, выдыхая прямо в мой рот.
– Я никуда не уйду, – предупреждаю я её потом.
– Хорошо, – покладисто соглашается она. – Только придётся делить меня с котом.
Ночью, впервые, она спит, а я не сплю. Но мне и не хочется спать, я снова думаю о том, что умру, но уже спокойно, и тратить время на сон не хочется. Я глажу её плечо. Кожа такая нежная, как у ребёнка. Чуть сминаю в ладони грудь, легко касаюсь пальцем соска. У меня эрекция, я снова её хочу, но мне жаль её будить, уж я то знаю – каково не спать. Утром… все утром. Но удержаться не могу, скольжу ладонью по животу, к сомкнутым ногам, она чуть вздрагивает во сне.
– Тссс, – говорю я. – Спи.
Усилием воли отрываю от неё руки, накрываю одеялом получше, чтобы не замёрзла. С тумбы на меня смотрит кот, я уверен, что он недоволен – как только Лиза уснула, я выпнул его из постели. Я вообще не очень люблю делиться. Наконец я зарываюсь лицом в её волосы и неожиданно для себя засыпаю.
А проснулся я, сам не поняв отчего – что-то беспокоило. Всё было как прежде – мягкая темнота дома, на улице чуть слышно завывает ветер, Лиза такая же голая и тёплая спит рядом, её волосы щекочут моё лицо. А потом я понял, что меня разбудило – упругое движение внутри её разбухшего живота, на котором лежит моя ладонь. Сначала я поразился тому, как она может спать так крепко, если внутри неё самая настоящая революция? Господи, такое ощущение, что там не один ребёнок, а несколько сражающихся друг с другом. А потом… какого сука хрена, какой ребёнок?! И вздрогнув проснулся второй раз, уже по настоящему.
– Что-то не так? – спросила Лиза.
Я сел в постели, потёр виски, которые пульсировали глухой, едва заметной болью. Огляделся. Та же комната, серый рассвет, который смягчает углы и тени, Лиза сидит позе лотоса и заплетает волосы. На ней трусы и коротенькая маечка. Живот совершенно плоский.
– Всё так, – выдохнув ответил я. – Приснилось…
– Это дом, – пояснила Лиза и подвязала волосы резинкой. – Он мастер нашептывать. С минуту на минуту придёт твоя старуха с кашей, надеюсь, в этот раз добавит на твою душу.
И правда, Агафья скоро придёт. Который час? Я прошёл в ванную, идти к себе через половину дома лень, нашёл в шкафчике новую зубную щётку в упаковке, умылся. Агафья уже гремела посудой. На меня не смотрела, но всей спиной выражала презрение.
– Кофе ещё принеси, – вполне вежливо попросил я.
Она ушла громко хлопнув дверью. Есть мне не хотелось, но кофе и первая утренняя сигарета – святое. И я с удовольствием смотрел, как ест она. Странно, но мне нравилось даже то, как она жуёт. Мне в ней все нравилось кроме того, что она Ванда, либо её копия. Хотя, если бы не это, она бы вообще меня не заинтересовала тогда, у Виктора, и я просто прошёл бы мимо. В комнате тихо, я наслаждаюсь тишиной, но шаги по коридору не предвещают ничего хорошего, я же просил не тревожить… Робкий стук в дверь, Агафья к Лизе вообще не считает нужным стучаться, значит не она.
– Входите, – крикнул я.
Вошёл парень из охраны. Смотрит в пол, правильно, не стоит пялиться на хозяйское имущество, будь то богатства, дорогая еда, или вот – женщина.
– Меня Агафья прислала… Богдан Львович, ваша тётя приехала.
– Еб твою мать, – выругался я. – Пошёл вон отсюда.
Нашёл рубашку, принялся было надевать, но плюнул – мятая. Придётся к себе идти все равно.
– А мне что делать? – поинтересовалась Лиза.
– Ничего… тут сиди.
Она плечами пожала и не задала больше не единого вопроса – сидеть так сидеть. Я добрался к себе, торопливо побрился, порезав немного подбородок несмотря на то, что бритва была безопасной. Переоделся в свежую одежду и спустился в теткину гостиную. Она пила чай. Всё же нормально, подумаешь, ввалилась в семь утра…
– Ужасно выглядишь, – сказала она вместо приветствия и поцеловала щеку, для чего мне пришлось сложиться в три погибели. – Опять не спишь?
– Сплю, – ответил я, и даже не соврал.
Спал же сегодня… и ещё позавчера. Вообще так много сплю, что удивительно. Ирма пьёт чай и не спешит меня расспрашивать. Агафьи не видно. Мы молчим. Когда чай наконец то допит, тётушка вздыхает, словно говорить со мной её тяжкий крест.
– Я знаю про неё, – начинает она. – Богдан, дорогой, зачем тебе это нужно?
Я закуриваю, хотя знаю, что её бесит когда курят при ней. Она снова вздыхает, недождавшись от меня ответа и продолжает.
– Тебе тридцать четыре года, мой мальчик. Пора бы уже остепениться. Ты мог бы жениться на хорошей чистой девушке из приличной семьи… этому дому нужен наследник, Богдан, ты последний представитель Черкесовых, благо меня можно не считать уже.
Я закатываю глаза – началось. Я возблагодарил небеса за то, что лишился способности переносить полёты, теперь я не мог посещать тетушку, а сама она выбралась нечасто. Нет, я был привязан к ней, я ценил все, что она для меня сделала, но это стремление получить от меня ребёнка, постоянные переживания о моем здоровье… Казалось, что Ирму беспокоит только одно – что я умру не оставив потомства.
– Богдан, милый… Ты все, что у меня есть. Я эгоистична, да, но я не хочу остаться без тебя. Она плебейка. Просто плебейка без роду и племени, я ума не приложу, что ты в ней нашей. Ладно, я понимаю, что мужчин может тянуть к такого рода… женщинам. Но ломать из-за них свою жизнь? Купил бы ей квартиру и навещал бы, зачем пускать её в свой дом и в свою жизнь?
– Она другая, Ирма, – говорю я, хотя знаю, что бесполезно, и что в чем-то она права.
– Она тянет из тебя жизнь. Посмотри на себя! От тебя же одна тень осталась. Ни сил, ни амбиций… Ты живёшь по инерции. И ты не видел себя тогда, три года назад. Тебя с того света вытащили, и никакой благодарности… Богдан, я не хочу повторения. Ты же не заставишь меня плакать?
И смотрит серьёзно. Она росла… не так как я. В её мире слезы что-то значили, в моем – ничего. Но она сильная, если что-то случится – справится. Она единственного ребёнка похоронила, мужа, не сломалась. Нашла меня, а это стоило ей нервов денег и железной выдержки. Я подошёл к ней ближе, сел рядом на пол, прислонился к подлокотнику её кресла, а она погладила меня по волосам, чуть смягчившись. Я всегда мог её растрогать, наверное, ещё видит во мне восьмилетнего упрямого мальчишку из детдома…
– Побрился только что, – уже мягче сказала она. – Порезался. Ешь, наверное, в комнате, хотя у тебя несколько прекрасных столовых. Сегодня я велю сервировать стол, как следует. Хорошо? Правила старого дома стоит уважать.
Я кивнул – пусть лучше возится с ужином, чем выносит мне мозг. И с Агафьей нужно поговорить – точно она все сообщила. Отправлю, на пенсию, как пить дать. Пусть сидит со своей подружкой и растит пуделей. К слову у тётушки их три и она везде таскает их с собой. Сейчас не видно, видимо, закрыла в комнате – знает, как меня бесят. Но это ненадолго, и скоро мелкие визгливые создания заполонят весь мой немаленький дом.
– Мне работать нужно, – солгал я.
В принципе, работать и правда нужно, нанять толковых управляющих это лишь полдела. Беда только в дурной голове, которая занимается только тем, что мечтает переменно то поспать, то о Лизе. В принципе, это одно и тоже, учитывая, что спать я могу только возле неё. До вечера я просто сбежал, спрятался. И правда, работал. Посетил офис, по крайней мере, а это уже что-то. Час провел с псом, который немного окреп и пытается встать, но его качает на лапах. Воротник надели, а он все равно норовит иголки от капельниц выдернуть…
Словом, время до вечера я провел с толком, придумал себе столько занятий, что почти выкинул из головы все свои проблемы. Даже не останавливался вглядываться в туманную даль с целью понять, как все плохо с моим зрением. А без пяти семь в чистом безупречном костюме стучался в комнаты к Ирме. Она в платье, которое подобает её возрасту, и смотрится безумно элегантно. В ушах серьги, те, которые её отец в числе многих других драгоценностей вывез в Европу. Их она планирует передать моей дочери, разумеется, если она когда нибудь каким нибудь чудом у меня появится. Словом все идёт так, что Ирма должна остаться довольной.
Длинный стол накрыт белоснежной скатертью, горят свечи. Ирма любит приглашать гостей, и обязательно приглашает, но сейчас её поездка получилась спонтанной, а правила хорошего тона не предполагают приглашения менее чем за две недели. Поэтому, слава богу, обошлось без семейства которое в тридесятом колене было родственно с какими либо великими княжами, а сейчас пытается впарить мне свою засидевшуюся в девках дочь.
– А для кого ещё один прибор? – удивился я.
И двери распахнулись впуская Лизу. Блядь. Я прекрасно знал, что у неё есть по меньшей мере одно платье – чёрное, остальное купленное я ей ещё не отдал. Но тем не менее она пришла в джинсах и свитере. Может назло, показать, насколько ей плевать. Я бы не удивился.
– Здравствуйте, – сказала она и спокойно села на свое место, не дожидаясь, пока для неё выдвинут стул.
Ирма кивнула. Она слишком воспитана, чтобы выражать неприязнь прямо, но все читается по её взгляду, чересчур прямой спине… Женщины пытаются вести разговор, а я тоскую и пью виски.
– Чем вы заняты сейчас? – Ирма сама любезность.
– Развлекаю вашего племянника, ваше сиятельство.
Фейспалм. Они даже про меня забыли, что даже к лучшему. Я методично напиваюсь, тётушка пытается отрезвить меня взглядом, но безуспешно, да и времени у неё нет – забрасывает Лизу плохо замаскированными колкостями.
– Я слышала, что вы играете на скрипке, и взяла на себя смелость…
Я даже оторвался от своего виски. Слуга, что тенью стоял за стулом Ирмы отлучился и вернулся со знакомым мне футляром. Блядь. Лиза приняла его, обняла, прижала его к себе, словно баюкая, и растерянно посмотрела на меня. Я видел, что она растеряла всю свою напускную храбрость, и трижды проклял тот миг, в который Ирма решила меня наведать.
– У меня…
– Подожди.
Я тяжело поднялся – виски сказывается. Прошёл к себе, отыскал завернутый в бумагу смычок и вернулся. Тётя сидит каменным изваянием, на лице ни капли эмоций, Лиза обнимает скрипку. Я бросил на стол перед ней смычок, бумага захрустела, сам смычок опрокинул бокал с вином, оно окрасило скатерть красным. Лиза развернула бумагу, а я трусливо опустил взгляд. Не хотел видеть её глаз сейчас. Слишком… слишком личное.
Робко, настраиваясь, зазвучали струны. Я подумал, что Ирма в сущности ещё такой ребёнок, как бы не звучало странно. Она слишком привыкла жить по правилам. Будь здесь Ванда, она бы просто рассмеялась ей в лицо, а я бы утешал Ирму, пытаясь объяснить, что не все люди такие, как ей хочется. Есть плебеи, как говорила она.
Звук обрушился на меня внезапно. Я поднял голову – Лиза глаза закрыла, руки её, которые недавно дрожали уверенно держат скрипку и смычок. И мелодия… я ожидал чего-то грустно-лиричного, но звуки яростные и дерзкие. Маленькая скрипка и тоненькая Лиза словно противостоят всему миру. Мелодия коварна – она стихает, словно крадётся на цыпочках, а в следующий момент снова обрушивается всей своей мощью. А потом – плачет и ластится, словно прося прощения. Я закрываю глаза. Мелодия изгоняет из меня боль, ей просто не остаётся места, я до краёв полон музыкой. А потом становится тихо…
– Возьми, – говорит Лиза.
Она протягивает мне смычок и рука её снова трясётся.
– Это твоё.
Она не отвечает. Я молчу, молчит Ирма. Лиза собирает вещи, то есть упаковывает скрипку и смычок потом так же молча уходит, остаётся только истерзанная на мелкие части рыба в тарелке и красное пятно на скатерти.
– Дьявольская соната Тартини, – сухим голосом говорит Ирма. Она тоже словно сдулась, устала играть роль, которую считала подходящей. – Что с ней случилось?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Я допускаю, несмотря на всю невозможность этого, что Лиза вовсе не Ванда.
Мы молчим ещё несколько минут, а потом Ирма снова становится Ирмой.
– Как ты говоришь её фамилия? Муромская? Я знаю о двух хороших семьях с такой фамилией. Одна, к сожалению, прервалась во время революции, а вот вторая… Слышишь, Богдан? Нужно поднять родословную этой девочки, не мог же такой талантливый ребёнок родиться в простонародье…
