Текст книги "Вечный Странник"

Автор книги: Ирина Сербжинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Он набрал номер и принялся ждать, от волнения засунув ус в рот.

– Бассейновое управление! – отчеканил тот же голос.

– Э… мне тут надо, – залепетал Сидор, но тут же взял себя в руки: – Позовите, значить, Семенецкого Виктора Григорьевича!

– Какой отдел?

– Не знаю, это самое, какой отдел! Но по важному делу он нам, значить, нужен!

– Сейчас приглашу секретаря! – пообещала трубка.

Через минуту в трубке раздался женский голос.

– Это вы спрашивали Виктора Григорьевича?

– Я, – признался Сидор, оробев окончательно. – А что?

– В больнице он. Вчера вечером увезли на «Скорой помощи», прямо из дома.

– Спроси, в какую, – шепотом подсказал Тильвус, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Номер узнай!

– А в какую, значить, больницу его повезли?

– В третью городскую, в кардиологию. – И секретарша положила трубку.

Сидор отошел от телефона и побрел к скамейке.

– В больнице, это самое он. Кардиология, значить…

Тильвус уселся рядом.

– Третья городская, ага… – Сидор помялся. – Как думаешь, это из-за денег у него?

– Что из-за денег?

– Ну, сердце, это самое, прихватило. Обнаружил небось что денежки-то того, да и…

– Кто ж его знает. Может, и из-за этого. Ну так что?

Сидор поднялся, почесал затылок.

– Ну что? Пошли. Третья-то городская – вон она. Сразу за площадью.

В старинном здании красного кирпича, которое занимала больница, раньше, много лет назад, была гимназия. С тех пор дом несколько раз перестраивали, но внутри он изменился мало: те же широкие лестницы, громадные коридоры, высокие окна и большие палаты – бывшие классные комнаты.

Тильвус и Сидор робко вошли в приемный покой и огляделись. Больница была муниципальной, то есть откровенно бедной и грязноватой.

– Хорошая больничка, – шепотом сказал Сидор. – Сюда много наших зимой ложится. Как морозя ударят, так и… Ну, а как потеплеет, нас выписывают сразу же. Врачи уж тут многих в лицо знают. И кормят хорошо: три раза в день – каша! Утром – даже на молоке!

Тильвус покосился на сидевшую в стеклянной будке медсестру.

– Слышь, Сидор, надо узнать, наверное, где тут кардиология?

– Я тебе и так скажу. – Сидор уверенно направился к широкой обшарпанной лестнице. – На четвертом, значить, этаже. Я ж лежал тут прошлой зимой.

– В кардиологии? – поразился маг, поспевая за приятелем.

– Не, обморозился, это самое, немного. Спал на улице, а морозы-то были, помнишь?

Тильвус, поднимаясь по лестнице вслед за Сидором, с интересом поглядывал на то, что происходило за стеклянными дверьми. По коридорам прохаживались люди в застиранных байковых халатах, медсестры катили сверкающие тележки, накрытые белыми салфетками. Вереницей проследовала группа студентов во главе с низеньким седым профессором необыкновенно важного вида.

– Тэк… – Сидор задрал голову, читая табличку. – Отделение терапии… Ага. Это мы, значить, на третьем этаже. Ну, пошли, это самое, дальше.

На лестничной площадке четвертого этажа они остановились. Сидор беспокойно ощупал пакет за пазухой.

– Дальше-то, это самое, делать что? В кардиологию просто так не попрешься…

– Ну, ты ж тут лежал, – проговорил Тильвус. – Порядки знаешь?

– Ну да, это самое… знаю. Там пост медсестринский, вот туда надо подойти и сказать, чтоб вызвали… вызвали Семенецкого, значить.

Он помялся немного, потом набрался смелости и толкнул стеклянную дверь. Тильвус последовал за ним.

– Тут, это самое, народу всегда много лежит, – шепотом пояснил Сидор, кивая на кровати, что стояли прямо в коридоре. – Местов не хватает все время. Я два года назад в ожоговом отделении лежал, во второй городской. Так что там летом творится, это самое, описать невозможно! В коридоре койки – в два ряда стоят! Врачи там хорошие, только как пойдут чай пить, так давай губернатора ругать всякими словами! Говорят, чем деньги на фонтаны да мрамор тратить, лучше бы по больницам поездил да поглядел, в каких условиях, это самое, люди лежат! Сердились на него очень…

За маленьким столиком в конце коридора сидела пожилая толстая женщина с усталым лицом и разбирала ворох бумаг. Заслышав шаги, она подняла голову и оглядела приятелей. Появление в отделении бомжей, похоже, не вызвало у нее никакого удивления.

– Что вам? – спокойно поинтересовалась она.

Сидор потоптался на месте, собираясь с духом.

– Извиняюсь я, это самое… Семенецкий Виктор Григорьевич здесь лежит?

– Какая палата?

– Не знаю, это самое, какая палата. Вчера вечером его привезли.

Женщина открыла толстую тетрадь, провела пальцем по строчкам.

– Семенецкий… так… да, вчера прибыл. Восьмая палата.

Сидор оживился и ткнул Тильвуса в бок.

– Повидать его можно?

Медсестра закрыла журнал и отодвинула в сторону.

– Не пустят вас к нему. Посещения только близким родственникам разрешены и то ненадолго.

– А… – расстроенно начал было Сидор. – Ну, это самое… А когда?

– Дней через десять, не раньше. Привезли его с обширным инфарктом, так что волновать нельзя ни в коем случае. К тому же сейчас у него процедуры.

– Это как? – напрягся Сидор.

– Под капельницей лежит, – пояснила медсестра.

– Блин, – огорченно сказал Тильвус. – Что делать-то будем, Сидор?

Тот развел руками.

Женщина поглядела на приятелей, подумала.

– Может быть, с сыном его поговорить хотите? Он сейчас здесь, в палате.

Сидор просиял.

– Точно! Вот спасибо! Поговорим, это самое, с сыном тогда!

Медсестра поднялась, одернула халат и вздохнула.

– На лестничную клетку выйдите, – сказала она. – Там и поговорите.

Сидор с Тильвусом одновременно кивнули.

Хлопнула дверь. Появился грузный мужчина средних лет в мятой рубашке со сбившимся набок галстуком, с покрасневшими от бессонной ночи глазами. Он хмуро оглядел двух непрезентабельных личностей и неприязненно спросил:

– Чего надо?

– Я извиняюсь, Семенецкий Виктор Григорьевич ваш отец будет? – заторопился Сидор.

– Ну?

– Спросить хотели… это самое, не терял он недавно… – Сидор помялся. – Чего-нибудь, значить, не терял? А то нашли мы…

– Чего? – словно не веря своим ушам, переспросил мужчина.

– Деньги нашли! – шепотом пояснил Сидор.

– Деньги?!

Через секунду великий маг, опомнившись, уже выдирал перепуганного приятеля из цепких рук Семенецкого-младшего.

– Ах, ты ж, гад! – рычал тот, с размаху прикладывая Сидора к облупившейся стене. – Ах ты ж, гнида! По квартирам шаритесь, ворье проклятое! Да я тебя сейчас, мразь!

– По каким квартирам! – в панике орал Сидор. – В мусорном баке, это самое, нашел! Вчера вечером! Случайно!

– Я тебе сейчас дам случайно, сволочь! – Тут Сидор получил в зубы раз, потом другой. – Ты у меня…

– Да ты, мужик, чокнулся, что ли! – орал Тильвус, оттаскивая его от приятеля. – Деньги мы в баке нашли, вы сами же и выкинули небось вместе с мусором! Сидор! Покажи ему деньги!

– Я т-тебе покажу! Я тебе покажу, ворюга! Отец пять лет копил, в отпуск не ездил ни разу, а вы, подонки…

– Бля, мужик, да ты охренел совсем! Ты же убьешь его сейчас на фиг!

– Вас, гадов, убивать и надо! Отец из-за вас в больницу… если умрет, я вас…

– Да уймись ты, придурок! – Тильвус плюнул на конспирацию, заломил мужику руку за спину и для порядка чуток поднажал – надеялся, что резкая боль приведет того в чувство. – Дернешься – руку сломаешь! – серьезно предупредил он. – Понял? Не скрипи зубами, эмаль попортишь… Сидор, покажи ему деньги!

Тот дрожащими руками вытащил из-за пазухи пакет и развернул.

– Во, гляди! Все десять пачек, это самое, как и было.

– Видишь? – спросил Тильвус, по-прежнему удерживая мужика. – Целы деньги ваши. Вы их с мусором вчера выкинули, а Сидор нашел. И, заметь, не присвоил, хоть мысли такие и были. Разыскал отца твоего и в больницу пришел, чтоб от тебя по морде схлопотать. Спасибо большое за это…

Он сделал паузу, чтобы до человека дошел смысл сказанного.

– Сейчас я тебя отпущу, ты заберешь деньги и свалишь отсюда, ясно? Кивни, если понял.

Мужик нехотя кивнул. Тильвус разжал пальцы, сделал шаг назад, внимательно следя за каждым его движением.

– Сидор, дай ему пакет.

Тот послушно протянул сверток. Семенецкий-младший взял, смерил взглядом обоих приятелей, повернулся и, не говоря ни слова, исчез за дверью.

Оказавшись на улице, Сидор осторожно потрогал шишку на голове и поморщился.

– Славно сходили, это самое… – пробормотал он, испуганно оглядываясь на дверь больницы. – Душевно поговорили…

– Это да, – отозвался Тильвус и захохотал.

– Ловко ты его скрутил-то значить!

– А! – отмахнулся маг. – Я же в армии когда служил, спецподготовку проходил. Навыки остались!

Сидор уважительно покосился на приятеля.

– Ну что? – спросил тот. – На бульвар хочу сходить. Ты как?

– Не, хватит с меня, – решительно отказался Сидор. – К музкомедии пойду, это самое. Посплю, значить, успокоюсь. А то всю ночь ворочался, про деньги думал.

– Ладно. А я – на бульвар. Бывай, Сидор!

И Тильвус направился вдоль по улице.

До бульвара он добрался только часа через полтора: проверил урны на Красной линии, заглянул к кинотеатру, наведался к гостинице «Волна». Улов оказался неважным: в пакете позвякивали всего две бутылки. Тильвус был уверен, что по его участку опять пошарили браконьеры-конкуренты, вполне возможно, та противная парочка – бомжи с вокзала.

На бульваре было тихо и немноголюдно.

Громадные старые ильмы возвышались, словно патриархи, среди тополей и вязов, каждый – руками не обхватишь. Маг брел не спеша, разглядывая редких прохожих. Спешили к речному вокзалу дачники, промелькнула компания подростков, неторопливо проследовала старушка, ведя на поводке длинную кривоногую таксу. Проходя мимо, старушка неодобрительно покосилась на скамейку. Там сидел молодой человек, причем именно так, как было принято в этом городе: на спинке лавочки, поставив ноги на сиденье.

– Чего с ногами-то залез? – не выдержала хозяйка таксы. – Как людям-то сидеть потом на грязной-то скамейке?

– Проходи, бабуля, – хладнокровно ответил парень. – Проходи, не задерживайся!

Тильвус глянул на него без особого любопытства: короткая стрижка, джинсы, зеленая футболка… Внешность самая обычная, одинаково подходит хоть бандиту, хоть служащему банка. А вот пиво в полуторалитровой бутылке, что рядом стоит, неплохое, марка дорогая, заграничная.

– Садись, – неожиданно пригласил парень, заметив заинтересованный взгляд бомжа, и кивнул на скамейку.

Тильвус, не дожидаясь повторного приглашения, взгромоздился на лавку, осторожно пристроился на спинке и поерзал неуверенно – не хватало еще навернуться на глазах у всего бульвара! Парень протянул стаканчик, налил пива. Тильвус сиплым голосом пробормотал благодарственные слова. Хозяйка таксы плюнула в сердцах и пошла прочь.

– Дед, ты суеверный? – спросил парень неожиданно.

Тильвус поперхнулся холодным пивом, потом задумался.

– Вроде нет, – ответил он осторожно и откашлялся. – А ты… вы?

– Я тоже нет. Хотя вообще-то врачи народ суеверный, в приметы верят. Кошка черная, ведро пустое, и все такое.

– А вы врач? – поинтересовался маг. – Везет мне сегодня на врачей, блин… и на больницы…

– Уролог. – Парень отхлебнул прямо из бутылки и задумчиво посмотрел вдаль. Над рекой в клубящиеся синие тучи медленно опускалось багровое солнце. – Хирург. Три операции в день, четыре дня в неделю.

– М-да… – неопределенно протянул Тильвус.

Возле скамейки прошмыгнула белка, подхватила крупный орех и, проворно взбежав по стволу, затерялась в ветвях.

– Вот слушай, дед. Поступил к нам как-то больной. – Врач проводил белку взглядом. – Случай тяжелый, запущенный. И почки никуда не годятся, и вес избыточный, и онкология, и сахарный диабет в придачу. Надо оперировать быстрее. Назначили день операции, выпало на тринадцатое число.

Он снова сделал глоток.

– Мне лично – все равно. Я не суеверный. Могу оперировать даже в присутствии черной кошки. Но больные-то всякие бывают. Начнет дергаться перед операцией – пиши пропало! Человек перед таким событием спокойным быть должен. Прихожу к нему в палату, говорю: «Ну что, больной? Переносим операцию?» А мужик мне: «Нет, говорит, что ж, тринадцатое так тринадцатое, мне все равно». – «Отлично», – думаю.

Он пожал плечами. Тильвус выжидательно поглядел на него поверх стакана.

– Утром приготовили больного, привезли в операционную. И началось! Прибегает завотделением: прачечная сломалась, белья чистого не будет, операцию отменяем. Вывезли моего мужика, отправляют назад, в палату. Я думаю: «Господи! А ну как он до следующего дня не доживет! Показания у него – одно другого хуже!» Отыскали комплект чистого белья, снова покатили больного в операционную. Выхожу в ординаторскую, на минуту всего. Возвращаюсь – нет моего больного! Где? Опять в палату увезли! Медсестра укатила, знала, что мы по тринадцатым числам стараемся не оперировать. «Вези, говорю, обратно!» Привезла. Анестезиолог подошел и шепчет: «Может, хватит уже, а? Видишь же, не складывается! Тринадцатое есть тринадцатое! Увози мужика, сколько можно его туда-сюда катать?!» Ну, а меня уже заело. Как это – увози?! Будем оперировать!

– И что? – осторожно спросил Тильвус.

– Ничего, – пожал плечами парень. – Операция прошла хорошо. Удачно. Все нормально.

У Тильвуса отлегло от сердца, и он шумно отхлебнул из стакана.

– А вчера пришлось мне быть на кладбище, – продолжил врач так же спокойно, глядя перед собой. – Хоронили родственника дальнего. Смотрю, рядом могила свежая. Памятник временный, фанерный, и фамилия моего больного. Фамилия у него редкая, не скоро забудешь. Я на дату смерти – глядь! Оказалось, после моей операции он всего полтора месяца и прожил!

Парень поболтал остатки пива в бутылке.

– Так мне не по себе стало! Про себя знаю: халтуры в работе не было, но больной-то умер! Отчего? Приехал на работу, давай звонить, узнавать.

– И что?

Врач снова пожал плечами.

– Поехал с семьей за город. На пикник. Рядом – компания какая-то попалась, шумная. Отморозки. Он им раз замечание сделал, два. А они в ответ – из ружья в него. Насмерть.

Он помолчал.

– Странно как-то, – проговорил парень. – Судьба, что ли? Ты, дед, как думаешь? Веришь в судьбу?

Тильвус помолчал немного.

– Не знаю, – честно ответил он.

– Вот и я не знаю.

Маг поставил стакан на лавку и задумался. Парень легко соскочил со спинки скамьи и пошел вдоль бульвара. Тильвус смотрел вслед, пока он не затерялся среди прохожих. Потом перевел взгляд на реку. Над дальним берегом сгущались темно-синие грозовые тучи, бесшумно и зловеще вспыхивали молнии, заливая белым мертвым светом воду, песчаную косу, остров посреди реки. Казалось, что где-то очень далеко бушует пожар, пламя которого вот-вот поглотит весь мир.

И пока не упали на асфальт первые капли дождя, Тильвус все сидел на спинке скамейки и бездумно глядел вдаль.

Переночевать сегодня он решил на берегу реки: хотелось проснуться под открытым небом, просторным, серым, предрассветным, слышать плеск близкой волны. Место для ночлега следовало выбрать, конечно, подальше от центрального пляжа, там всю ночь клубилась молодежь и гремела музыка. Тильвус прошел довольно далеко по галечной косе, пока не добрался до облюбованного местечка. Весенний разлив когда-то оставил на берегу огромный ствол дерева, возле которого великий маг и собирался устроиться. Пару раз он замечал неподалеку веселые компании, они жгли костры, пили пиво, усевшись в ряд на бревне, но сейчас, после грозы, на берегу было пустынно.

Добравшись, Тильвус принялся обустраиваться: убрал осколки бутылок, отнес подальше бумажный кулек с мусором. Свой пакет с несведенным беляшом пристроил возле ствола – пригодится на завтрак. Покончив с делами, улегся у воды, подложив шлепанцы под голову, и закрыл глаза. Плеск волны убаюкивал, но Тильвус чувствовал совершенно точно, что не уснет до тех пор, пока не избавится от тяжелых мыслей. Избавиться же от них не было никакой возможности. Если бы снова появился Тисс и можно было узнать хоть какие-то новости… Маг недовольно хмыкнул. Приятель, конечно, выдерживает характер, а поэтому вряд ли стоит его ждать. Тем не менее, когда рядом внезапно хрустнула галька, сердце Тильвуса подпрыгнуло. Он выждал еще секунду, успокаивая дыхание, и открыл глаза. Неподалеку стояла крупная черная собака с висячими ушами, с виноватой мордой.

– Что, псина, – проговорил Тильвус, гася разочарование. – Унюхала мой беляш? Фиг тебе, ясно?

Собака робко шевельнула хвостом. Великий маг приподнялся на локте, разглядывая. Пес был породистым и явно знавал лучшую жизнь, но, видимо, долго скитался на улице, мерз, жил впроголодь и в конце концов опустился и стал похож на обычную дворнягу.

– Иди сюда, – неожиданно для себя позвал Тильвус.

Собака села в отдалении и задумалась.

– Иди, не бойся…

Город уже растворился в теплой летней ночи, а у реки еще было светло. Собака свернулась под боком, от нее шло живое тепло. Тильвус глядел в небо и слушал печальную историю собаки: как она страдала, боялась, голодала и искала, искала, но все было бесполезно, и наконец вся прежняя жизнь стала далекой и нереальной, как счастливый собачий сон.

– Ну, ладно, ладно, – сказал Тильвус ворчливо, и пес беспокойно заворочался у него под боком. – Ничего… можешь съесть мой беляш.

ГЛАВА 15

Сати поглядела в окно, потом на монитор компьютера, затем перевела взгляд на сисадмина, что сидел напротив, жуя пирожок с капустой, и задумчиво проговорила:

– Знаешь, Никита, о чем я сейчас думаю?

Тот неторопливо поднялся с места, обошел стол и посмотрел на монитор:

– «Продукцию завода горожане давно оценили по достоинству. Великолепный свежепроизведенный творог, толстый слой шоколада, а также натуральные добавки из ягод и фруктов»… Это что за чушь?

– Это не чушь. Это текст рекламный. Про глазированные сырки.

Сисадмин сел на стул, откусил пирожок и хмыкнул.

– Так ты о сырках думаешь?

– Чего бы я о них думала?! Я их терпеть не могу… – Сати снова поглядела в мутное, давно не мытое окно. Они с Никитой сидели в кабинете ответственного секретаря. Предполагалось, что Сати в срочном порядке дописывает текст для производителя глазированных творожных сырков. – Я о другом…

Она тяжело вздохнула.

– Со вчерашнего вечера я всерьез подумываю о том, что мне надо покончить с собой, – неожиданно сказала Сати. – Только не определилась пока, как именно. Все равно ничего хорошего меня больше в жизни не ждет…

Никита вытаращил глаза.

– А зарплата? В конце недели зарплата! И ты говоришь, что ничего хорошего тебя не ждет?!

– Зарплата… – задумчиво проговорила Сати.

– А потом, ты видела, сколько текстов для обработки тебе отдел рекламы принес?! Видела? Я специально в редакцию утром заглянул: весь твой стол завален заявками! Так что ты сначала все это напиши, будь добра, а потом уже кончай с собой!

Он засунул в рот остатки пирожка и вытер руки старым макетным листом.

– Слушай, если ты покончишь с собой в ближайшие три дня, ты верстку нашему отделу задержишь, – продолжал волноваться Никита. – Ты не можешь отложить ненадолго… ну… это самое? Хотя бы до конца недели?

Сати сердито оттолкнула стаканчик с карандашами.

– Блин, я говорю о том, что собираюсь навсегда покинуть этот мир, а ты?! Мог хотя бы посочувствовать!

– Мир-шмир… сочувствую! – фальшивым голосом проговорил сисадмин.

– Тьфу! – в сердцах сказала Сати.

Она отъехала на кресле назад, положила ноги на стол и несколько минут молча созерцала носки собственных кроссовок.

– А каблук мне этот гад так и не отремонтировал, – вздохнула она. – Совсем новые туфли были! И в ремонт их не взяли… Разве трудно было великому магу сказать какое-нибудь «крибле-крабле-бумс»?! Теперь в кроссовках ходить придется.

– Так ты тексты напишешь? – деловито поинтересовался Никита.

– Напишу, напишу…

Она убрала ноги со стола и уставилась на сисадмина.

– Но ты понимаешь, дорогой камрад, ведь мы в безвыходном положении! Маг… как его, кстати? На редкость дурацкое имя у него!

– Тильвус.

– Во-во! Тильвус, дедуля мой, чтоб ему! Короче, дедуля лыжи сделал. А мечуган свой, между прочим, отказался брать. Как я и говорила.

– Ты говорила, на совесть давить будем, – припомнил Никита.

– Совести у него не оказалось, – отрезала Сати и побарабанила пальцами по столу.

– И что теперь?

– Да я откуда знаю! Я сначала думала: может надо идти в музей, возвращать меч? Вот только объяснение придется придумать поубедительней. Понимаешь, железяка эта ну никак не могла завалиться в дамскую сумочку по ошибке!

– Придумала уже? – Никита пошарил по карманам, отыскал пластинку жвачки и сунул в рот.

– Нет, – неохотно проговорила Сати. – Ничего я придумать не могу. Пришлось бы, конечно, с Костей говорить, опять врать ему что-то… Он может начальству своему сказать, что брал меч домой для… ну, не знаю, для чего. Во всяком случае, если он войдет в музей с железкой, бабка на охране не так сильно удивится. Он – искусствовед, мало ли куда с экспонатом выходил. Может, он по улицам с ним гуляет!

Никита покрутил головой.

– Гениально! А как ты ему объяснишь тот факт, что меч уже несколько дней у нас?

– А вот этого я пока не знаю, – призналась Сати. – Да ты сам понимаешь, это ж я просто так… теоретизирую! Меч в музей нельзя возвращать. Опасно это.

– А то, что он в машине у меня лежит, – не опасно? – буркнул сисадмин.

– И это опасно, – вздохнула Сати. – Вот поэтому я сижу тут с утра и думаю о том, что пора уже, блин, место на центральном кладбище заказать. Самое здравое решение!

– На центральном? – поразился Никита. – Ну ты даешь! Да туда очередь знаешь какая? Если ты сейчас заявку подашь на место на центральном кладбище, тебе только лет через пять похорониться там разрешат! Так что жди!

– Господи, везде бюрократия! – пробормотала Сати с досадой. – Даже помереть просто так нельзя!

– Да почему нельзя-то? – Сисадмин вынул изо рта жвачку и прилепил ее на подоконник. – Можно. Только ты кладбище другое выбери. Поскромнее. На периферии быстрее очередь идет. Там года через два место получишь.

– На периферии скучно…

Они помолчали.

– Слушай, Никита, – нарушила молчание Сати, сосредоточенно размышляя о чем-то. – Свози меня завтра после планерки в новый торговый центр, ну, в тот, что открылся недавно возле центральной площади.

Никита озадаченно почесал в затылке.

– Зачем это? – подозрительно спросил он. – Хочешь саван прикупить?

– Туфли. Туфли нужны срочно. Я как раз видела рекламу в нашей газете: в торговом центре салон обувной. Хорошая обувь и со скидкой!

Сисадмин подумал немного.

– Зачем тебе туфли? Ты же только что собиралась покончить с собой. Я так и знал, что ты передумаешь! Вечно у тебя семь пятниц на неделе!

Сати вытянула ноги и снова критически оглядела кроссовки.

– Понимаешь, я вот подумала, – в раздумье начала она, – ведь совершенно не в чем будет лечь в гроб. Совершенно не в чем! Абсолютно! Придется покупать новые туфли. Старые-то у меня…

– Да у меня денег на бензин… А в кроссовках в гроб лечь нельзя?

– Несолидно как-то, – поморщилась Сати. – Мне же не марафон бежать! А деньги на бензин я могу занять. У меня немного еще осталось. Ну и потом… ну не в саване же, в самом деле, мне… ну, ты понимаешь. Это же просто глупо! Несовременно! А кроме джинсов у меня ничего приличного нету, даже стыдно. Так что, когда поедем в торговый центр, куплю еще платье. И сумку в тон! И еще восковые пластины для депиляции. – Она вздохнула. – Разориться можно, сколько всего надо. С другой стороны – свои-то похороны ведь не каждый день бывают!

Никита хмыкнул.

– Я смотрю, ты хочешь лечь в гроб во всей красе, – заметил он. – С новой сумкой. В новых туфлях. А пластины для депиляции возьмешь с собой?

Некоторое время Никита молчал, борясь со смехом, наконец не выдержал и расхохотался.

– Смейся, смейся! – осуждающе сказала Сати. Она вытащила из кармана смятый листок с портретом Тильвуса и развернула. – Лучше бы подумал, в чем на похороны придешь. Это очень важно.

– Нет у меня ничего такого, что бы можно было на твои похороны надеть, снобка несчастная! Ты ж меня без черного пиджака и на кладбище небось не пригласишь?

– Даже не мечтай.

– Ну вот! Зато у меня есть джинсы новые… камуфляжные. Подойдут?

– Может, обойдемся в такой день без джинсов, а? – с упреком сказала Сати, разглядывая фоторобот. – Еще в шортах явись!

Она свернула листок и убрала обратно в карман.

– Ничего не поделаешь, придется отменять собственные похороны. Сначала пополним гардероб.

Никита покачал головой:

– Чего это тебя на мысли о похоронах потянуло?

Сати глянула на часы и поднялась.

– И тебя сейчас тоже потянет, – пообещала она. – Собирайся, соучастник! Едем к заказчику. Помнишь, я вчера говорила?

– Помню. А кто у нас заказчик?

– Ритуальное агентство «Земля и люди».

Ритуальное агентство располагалось неподалеку от Красной линии в красивом старинном особняке.

– Небедно живут, – заметил Никита, окидывая оценивающим взглядом дом красного кирпича. – Слушай, ты иди, а я машину перепаркую, а то как бы гаишники не привязались. Или подожди меня тут минут пять, я быстро.

– Я подожду, – согласилась Сати, шаря в сумке в поисках блокнота. – Ой, Никита, гляди, опять «десантники»! Ну, сейчас про истинное имя Бога спрашивать будут.

– Как знать. – Заметив «десантников», сисадмин довольно потер руки. – А может, просто захотят узнать, почему так много зла на земле? В последний раз у меня про это допытывались.

– Спорим на пиво, что про имя спросят! Про имя! Спорим?

– Да погоди ты! – отмахнулся Никита и выжидательно уставился на «десантников» – молодую пару, что направлялась к ним, улыбаясь широко и доброжелательно.

– Здравствуйте, – нетерпеливо поздоровался Никита.

– Здравствуйте, молодой человек! Если у вас есть время… словом, не хотите ли вы поговорить о Боге?

Сисадмин задумался.

– О Боге… – он вздохнул. – Конечно. Что бы вам такого о себе рассказать?

– Сам великий Пушкин писал, если вы помните, буквально такие строки: «Гроб качается хрустальный»! Понимаете?! Сам Пушкин! Вот погодите буквально минуточку, я проведу вас в наш выставочный зал, сможете взглянуть сами!

– На хрустальный гроб, что ли? – недоверчиво спросил Никита, вынимая из кофра фотоаппарат.

Заместитель директора ритуального агентства, маленький лысый человечек с ясными голубыми глазками, торопливо просеменил к двери.

– Зачем хрустальный? Ну, конечно, если бы наш клиент, вернее, если бы его родные заказали хрустальный, мы бы обеспечили им буквально хрустальный. Последнее желание клиента – закон! Если человек хочет лежать в хрустале и может за это заплатить – так в чем проблема, спросите вы?! А я вам отвечу, что никаких проблем буквально нет! Не возражаете, если начнем с небольшой экскурсии по фирме? Чтобы вы прониклись, так сказать. Директор наш очень огорчился, что не сам… но у него важная встреча с зарубежными коллегами. Ведем переговоры на поставку эксклюзивных гробов и урн для праха. Некоторые предпочитают буквально кремацию, – извиняющимся тоном проговорил он. – Но, конечно, основная масса выбирает традиционное захоронение.

Сати зашла вслед за заместителем и Никитой в просторный светлый кабинет директора агентства, обставленный дорогой добротной мебелью, и огляделась.

На стеклянном журнальном столике рядом с чашкой кофе лежала свернутая газета. «Профессиональное сообщество специалистов похоронного дела», – прочитала Сати и покачала головой.

– Вы дипломы сфотографируйте, это буквально очень важно! Вон те, что на стене висят!

– Сфотографируем, – отозвался сисадмин, с интересом рассматривая развешанные в застекленных рамочках дипломы. – Много у вашей фирмы наград, я погляжу!

– Стараемся! Вот этот диплом непременно запечатлеть нужно, вот «Первое место в конкурс оформителей траурных венков»!

Пока Никита занимался съемкой, Сати от нечего делать разглядывала директорский стол. Судя по всему, директор был человеком аккуратным: бумаги убраны в папки, карандаши заточены, ручки – в специальной подставке. Она вспомнила собственное рабочее место и вздохнула. Возле настольной лампы стояла фотография в рамке: молодой веселый парень улыбался в объектив широко и нахально.

– Нашего директора брат, – с готовностью пояснил зам. – А это сестра его. Замуж вышла буквально недавно.

– Брат небось тоже в бизнесе? – солидно поинтересовался Никита, щелкая фотоаппаратом.

– Брат? – Зам немного замялся. – Он… э… в бизнесе, да. Только немного в другом…

– А что, директор ваш классику почитывает? – Сати взяла в руки небольшой томик. – «Повести Белкина»?

– Буквально любит! – Зам просеменил к двери. – Очень начитанный человек. Прошу за мной! Взгляните на выставочный зал, на образцы продукции!

– Да нам бы буклетик вашей фирмы – и все!– торопливо проговорила Сати, не горевшая желанием близко знакомиться с образцами продукции.

Они вышли в коридор, отделанный белыми пластиковыми панелями.

– Вы понимаете, ведь на протяжении многих десятилетий… ну, вы понимаете, о чем я говорю… на протяжении десятилетий наши люди вынуждены были получать буквально убогие посмертные услуги! Нищенские!

Зам остановился и огорченно всплеснул ручками.

– Что они имели, спросите вы меня?! Так я отвечу! Обитые красным ситцем гробы они имели! Жестяные венки с восковыми цветами, памятник из мраморной крошки! И это все! Формальный подход к делу, все обезличенно! Ну, конечно, и тогда были люди, которых хоронили буквально достойно! Если вы директор гастронома или первый секретарь горкома, так будьте уверены, уж вас похоронят! Но сейчас необязательно быть директором овощебазы, чтобы захорониться как все приличные люди! Вы понимаете?

– Э… ну да, – сказала Сати, косясь на роскошный стенд, где под стеклом виднелись красочные объявления: «Изготовление портретов на памятники, бронзовые буквы и аппликации на надгробные плиты, урны для праха и лампады из бронзы, фарфора и нержавеющей стали, контейнеры для хранения ДНК усопшего. А также большой выбор статуй и надгробных композиций из бронзы и фарфора».

– А что значит «гробы серийные и эксклюзивные»? – полюбопытствовала она, тыча пальцем в объявление.

Замдиректора просиял.

– Желаете взглянуть? – с готовностью спросил он. – Есть специальные модели буквально для дам – грациозные, изящные!

– Э… лучше буклетик, – пролепетала Сати. – А что, для дам эти самые… модели… они какие-то особенные?

– Мы каждому клиенту стараемся что-то особенное предложить, – со сдержанной гордостью произнес зам. – И потому, заметьте, конкурентов у нас буквально нет! Захоронить достойно – дело тонкое, щепетильное! Тут нужно отталкиваться от индивидуальности усопшего! Если усопший желал эксклюзив, так вы спросите меня – неужели мы не выполним волю покойного?! Буквально все, что он хотел: гробы шестиугольной формы и прямоугольной, с ручками и без, с резьбой, лакировкой, европейского качества! Из самых различных пород дерева: орех, дуб, ясень, красное дерево!

Он поглядел на Сати и Никиту, наслаждаясь произведенным впечатлением.