Текст книги "Басурмане"

Автор книги: Ирина Новикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

После спектакля поклонники оставались ждать любимых исполнителей у служебного входа. И бабушка моя среди них в первых рядах! В оперном театре она и с дедом познакомилась, мужем своим, то есть. Он тоже театрал был, большой любитель оперы. Я деда не знала, он умер до того, как я родилась. Про него бабушка очень много рассказывала.

А еще бабушка мне говорила: «Вот вырастешь, Даша, будешь модной портнихой, уедешь в Москву работать». Тогда еще не знали слово «дизайнер». У нас, в Астрахани, точно не знали. Бабушка сама в Москве не была никогда. А мне с детства про нее говорила, когда только я начала себе первые платья шить. Еще она любила фантазировать: «Будешь там в Большой театр ходить, самые лучшие голоса слушать». А я – представляешь – ни разу до сих пор не сходила! Всё думала: обязательно пойду, надо же бабушкино желание выполнить. Но так и не собралась. Надо будет срочно это исправить. Вот бабушка обрадуется!

– Сходим, Даш, обязательно сходим, – ответил Антон, – У нас с тобой уже целый список намечается, куда нужно сходить, что посмотреть и что сделать. Скучать не придется.

Даша налила еще чашку, теперь уже для себя. Они оба любили хороший, крепкий кофе. Ни в коем случае не растворимый, только свежемолотый и свежесваренный. В поездку они захватили большую банку любимого сорта и термос, так чтобы можно было даже в дороге залить кипятком, подержать немного – и готово: один только запах чего стоит, сразу и прилив бодрости, и настроение поднимается.

– И вот я еще что вспомнила, про деда. Бабушка рассказывала, а ей рассказывал он про своего отца. Мне он прадед, получается так. Вот такая семейная легенда. Когда он был маленьким, попал с отцом на концерт Шаляпина, это знаменитый оперный певец, ты слышал про него, конечно, – продолжала Даша.

– Угу, – согласился Антон.

– Так вот. Это даже не концерт был. Шаляпин стоял на берегу Волги и пел. А вокруг сидели рыбаки и слушали. А они – прадед мой со своим отцом – тоже на рыбалку отправились, и случайно оказались в нужное время в нужном месте. Представляешь? Просто на берегу. Прадед был маленьким еще, и не всё понимал, из того, что происходило. Но вот когда Шаляпин запел песню про Стеньку Разина, он заплакал: ему стало жалко княжну. Я эту историю слышала давным-давно от бабушки, а сейчас вдруг вспомнила, после всех этих легенд про Степана. И ведь, получается, мы были у того самого места, где это произошло. Ну, с княжной.

– Возможно, произошло, – поправил Антон.

– Да, но из песни же слов не выкинешь, – Даша смотрела куда-то вдаль, туда, где была Волга, волны и корабли, но не осталось уже ни храбрых купцов, ни лихих разбойников.

– А ведь слушали они его тоже не очень далеко отсюда. В Саратове. Бабушка же оттуда родом, как и дед. В Астрахань они позже переехали. Кстати, в Саратове я тоже не была ни разу. Собиралась, но как-то не сложилось.

– Так давай на обратном пути заедем. Погуляем, посмотрим город, а оттуда уже домой. Отличное путешествие получится! – у Антона уже заранее была заготовлена идея про Саратов по пути в Москву, но он не успел ее рассказать. А сейчас всё так логично сложилось, да и времени в запасе было достаточно.

– Говорят, Саратов ничем особо не примечателен. Обычный провинциальный купеческий город. Есть несколько красивых храмов. И Волга, конечно, Волга. Но лично у меня уже заранее к этому городу симпатия. А у тебя, думаю, даже больше.

– Ага. Бабушка много про него рассказывала. А я только фотографии видела, – Даше понравился Антохин план. Но особенно понравилась эта его забота: она только подумала, а он уже предложил. Даша еще не успела привыкнуть к такому, ей вообще было непривычно, что кто-то о ней думает и беспокоится.

– Знаю, там очень красивый мост через Волгу. Долгое время он был самым длинным в Европе. Почти 2 километра. Вот уж точно редкая птица долетит.

– Тошка, когда ты успел подготовиться?

– Боялся, что тебе будет скучно с таким занудой, как я. Вот и думал, искал, чем тебя развлекать. Кстати, рейтинг ресторанов я тоже изучил. Есть куда заглянуть, так что устроим пир заодно.

Вкусно и красиво поесть Антон любил, да и Даша была не против. В этом их увлечения сходились. Время от времени они выбирались в какие-то приятные местечки, и это было одной из любимых форм совместного времяпрепровождения: нагулять аппетит, а потом поужинать в симпатичном ресторанчике. Гастрономические радости по выходным, честно заслуженные в течение недели, стали их традицией.

– Хорошо, что нарядов у меня с собой достаточно. Есть в чем себя показать. – Даша довольно заулыбалась. Не очень много у нее бывало поводов для того, чтобы свои платья выгуливать: всё время уходило на то, чтобы создавать их, и в основном для других, а не для себя.

– Лично мне ты и без нарядов нравишься, – в этот момент Антоха ущипнул Дашу за попу, а она довольно взвизгнула.

– Кстати, давно хотел тебя спросить про твою марку. А почему Dasha Kru? Не Даша Круглова? – завел вдруг разговор Антон.

– Да я с детства не люблю свою фамилию. Вот и изменила ее. Вроде я, но все-таки называюсь по-другому, – ответила Даша, будто отмахнулась.

– А почему не любишь? Нормальная фамилия, – не унимался он.

– Ну как тебе сказать. Меня из-за нее всегда дразнили, а я расстраивалась, и даже плакала иногда, – нахмурилась она, а Антон не понимал, неужели такая ерунда может стоить слёз.

– Как дразнили?

– Ну как, как… Сначала был Кругляш, и это еще куда ни шло. Потом он преобразовался в Пончика, и вот это уже обидно. Потому что пончик – это круглое и жирное.

– Пончик!!! – Антоха чуть не подавился от смеха. – Ну какой из тебя пончик! Ты же худенькая!

– Это ты так думаешь. А в школе решили, что пончик, и всё тут.

Даже сейчас было видно, что Даша расстроилась. Когда она хмурилась, между бровями появлялась маленькая складочка, а губы симпатично надувались. У Антона совершенно не было цели Дашу расстраивать, но ее надутые губы сразу же хотелось целовать.

– Наверное у меня в роду были одни толстяки. Поэтому и фамилия такая, – вздохнула она.

– Может и правда, крепышами были твои предки. Фамилии же не зря давали. Но ведь не имя красит человека, Даш, а наоборот.

– И вот они же не понимали тогда, что значит быть пончиком для девушки в начале 21 века. Это же психологическая травма! Это даже для обычной девушки неприятно до слёз. А в моде! Там же культ тела! Точнее, стройности, даже худобы. И куда с такой фамилией? А я уже в середине школы решила, что хочу дизайнером быть, – Даша не унималась. А он не понимал, она это серьезно говорит, или всё-таки уже шутит.

– И знаешь что? Скажу тебе по большому секрету: все девочки мечтают о принцах. И я мечтала, что выйду замуж за принца, и обязательно с нормальной фамилией. Иванов, например, или Петров. И не будут меня тогда дразнить.

– Даш, ну ведь хорошо, что ты этого Иванова не встретила, – Антон погладил ее волосы, отвел прядь от лица.

– Ну ладно, уговорил, хорошо, – наконец-то улыбнулась она и потерлась носом о его плечо. Значит, теперь точно всё было хорошо.

1679 год, Астрахань

Ванька рос смышленым и очень подвижным ребенком. Грамоту схватывал на лету: читать и писать его обучили в монастыре. Счету обучился сам, может и помог кто, но получалось у него ловко и быстро. Силен был не по годам. Любая работа была ему в радость. А вот прилежанием он не отличался, за что бывал порот, бывал и сильно наказан. В монастыре Ваньку не жаловали, да и он тяготился здешней жизнью: церковный устав был явно не по нему. Его манил простор: город и – особенно – река!

Монастырь стоял на высоком берегу, но не той, большой реки. Их речка была совсем маленькая, а Ваньке доводилось бывать в городе – и на рынке, и на пристани – тогда он и видел ее, большую воду. Вот где была жизнь! Астрахань в те годы была огромным городом, с белокаменным кремлем, богатыми монастырями и храмами. Земляной город к тому времени тоже разросся, да и за его деревянными стенами уже шло строительство и кипела жизнь: Астрахань росла в первую очередь за счет переселенцев, которые искали лучшей жизни. Главным местом в городе была волжская пристань: сюда приходили корабли и с юга, и с севера, сюда стекались богатства из разных краев, а местные ценности погружались на корабли и отправлялись в далекие земли. К пристани примыкал рынок, где всё, что приезжало или собиралось уехать, можно было купить, продать, поменять, выкрасть, или хотя бы просто бесцельно поглазеть. Из южных земель сюда приводили караваны верблюдов, они были ленивы и высокомерны, посматривали свысока и пугающе протягивали к любопытным свои усатые морды с огромными страшными зубами. Было здесь множество лошадей: и быстрые поджарые скакуны, и мощные работяги, и беззаботный молодняк, и взрослые кони с характером. В другой части рынка были коровы, козы, овцы и мелкая домашняя живность. Здесь было всегда шумно от бесконечного мычания, кудахтания и разного рода визгов. Животный дух стоял такой крепкий, что, казалось, его можно резануть ножом. Но стоит повернуть в другую часть рынка, как попадешь совсем в другой мир. Здесь пестрые ковры и платки, грубые холсты, тончайшие шелка самых разных оттенков. Суровому мужскому взгляду тяжело выдержать такое испытание красотой и разноцветием. Дальше – кухонная утварь глиняная, медная, всякая, даже и серебряная бывает. А пройдешь еще дальше – и сгинешь в омуте ароматов: фрукты и овощи, хлеб, пироги, да чего здесь только нет, вкусности любые, и местные, и заморские. Голодному пацаненку, привыкшему к монастырскому скромному столу, трудно удержаться от соблазна выпросить то тут, то там кусочек чего-нибудь. Люди добрые небось не обидят сироту, угостят. Никогда Ванька не уходил с рынка голодным: ломоть свежего хлеба да кружка молока, а то и посытнее чего перепадало хлопцу.

Так что же Ванька? Он замыслил побег, напрятал в тайнике сухарей, и выжидал удобного случая: удрать из монастыря куда подальше. Случай подвернулся: запрыгнул Ванек в телегу, спрятался в солому, лежал тихо-тихо, дышать боялся. Выехал так за ворота, добрался до рынка, а там уже только пятки грязные его засверкали между рядами. В монастыре пропажу вскоре обнаружили, да не затужили из-за нее: пусть себе бежит басурманский сынок, с голоду-то не помрет.

От матери Ваньке достались глаза бойкие черные, больше ничего не выдавало тайны происхождения, и, если бы не россказни монастырские, никто бы не заподозрил в нем басурманских кровей. Мать его умерла от тяжелых родов. Ванька прибегал посидеть у ее могилы, да не могила даже это была, холмик за оградой кладбища. Некрещеной не могла она лежать там, где покоятся православные. Вчера с вечера забежал к маманьке, как чуял, что прощаться пришел надолго. Посидел на могилке, испросил благословления. Про отца своего Ванька знал даже меньше, чем про мать: то ли это был богатый купец, то ли казачий атаман, одним словом, знатный человек. Жаль, что помер где-то на чужбине и сына не увидел.

Про мать шептались между собой, Ванька слышал, но не понимал. Была она не из местных, из дальних. Красоты необыкновенной. А вот счастья Бог не дал. И здоровья не дал, зато Ваньке отсыпал его щедро, за троих. Хворь его обходила. Крепок был и силен пацаненок. В отца пошел. А может просто так одарил Господь, чтобы не погибнуть сироте.

На рынке Ванька не задержался, только стащил немного еды, самую малость, силенок набраться перед дальней дорогой. На рынке можно было провести целый день, а можно и побольше. Это был целый мир, полный чудес, страхов и приключений. Полный манящих запахов, волнующих картин, и обещающий море невероятных ощущений на языке и в желудке. Но Ваньке было сейчас не до гастрономического разнообразия и, тем более, не до созерцания экзотических красот. Впереди была самая важная, самая ответственная часть побега.

На пристани всегда были корабли, и большие, и малые, и богатые, и попроще. Нужно было выбрать самый знатный, и попасть туда любой ценой. Ловкости Ваньке было не занимать, поэтому очень скоро он был уже на палубе, но и народ на корабле не лыком шит: его заметили.

– А ты откуда, хлопец? Как попал сюда? Что надо тебе?

Ванькино ухо в сильных, привыкших к тяжелой работе руках горело огнем.

– Пусти, дяденька, больно мне!

Сурового вида мужик, по виду не простой работяга, кто-то из главных, запросто мог вышвырнуть Ваньку на берег. Но у Ивана был план, и в него не входило долгое просиживание на берегу и растирание слез по чумазым щекам. Нужно быстро действовать быстро и наверняка.

– Я сирота, дяденька, мамка померла, батька помер. Я всё умею, дяденька, грамоте обучен, считаю быстро, работать мастер. Не гони, Христа Ради! Возьми с собой! – Ванька выдал сразу всё то немногое, что мог сказать о себе, и слезой пацанячей приправил, для надежности.

– Грамоте, говоришь? Кто ж тебя выучил?

– Ухо отпусти, всё расскажу! – от батьки достался Ване не только боевой характер и физическая сила, но и дар понимания ситуации и предчувствия направления ее развития. Он уже видел, что выиграл эту битву, и корабль сдался ему за считанные секунды.

– Меня в монастыре воспитали. Я и читать, и писать умею. И цифры знаю. Я буду вам полезен, вот увидите. Я любую работу могу делать, – заявил он твердо, уже без слез и мольбы в голосе.

– Что ж в монастыре тебе не живется?

– Не живется, дяденька. Я на волю хочу. В мир.

Так Ванька попал на торговое судно. Не прошло и часа, как корабль отошел от берега и направился вверх по течению Волги. Здесь, на корабле, приобрел Иван не только богатый жизненный опыт, но и фамилией обзавелся. В монастыре-то он просто Ванькой был. Родных его не знали, а новую фамилию давать было пока без надобности.

– А ты чьих же будешь, хлопец? – спросили его в один из первых дней.

– А ничьих. Мамка померла, батька помер.

– Круглый, значит, сирота. Ну, будешь тогда Кругловым.

Глядя на отдаляющийся берег, Ванька не мог знать, что теперь очень нескоро увидит Астрахань. Два года пройдет, прежде чем он снова попадет на маманькину могилку. Пройдет еще несколько лет, и он уже не сможет ее отыскать: церковное кладбище разрастется, холмик сравняется с землей и затеряется меж христианских крестов. Не знал Ваня и того, что увидит много других городов и поселений, больших и малых. Побывает он и в Саратове, и в Самаре, и даже в Синбирске: вот как далеко занесет его служба.

А купцы, и правда, не пожалели, что оставили Ваню, торговое дело было точно для него. Сначала помогал, чем мог: считал быстро, писал аккуратно, всё помнил, соображал отлично. Прирожденный купец! Но не только этим он пригодился. Ваня быстро подрос и повзрослел.

Прошла всего пара лет на корабле, и он уже стал полноценным союзником и компаньоном. Был Ваня умен и рассудителен, при этом силен и отважен, лишний раз в драку не лез, а коли надо – так пощады не давал никому. Авторитетом пользовался большим. Прозвали его атаманским сыном, а он и не возражал: поговаривали же такое в монастыре про его батю, значит, не зря, значит и правда в него пошел.

_______

А Даша между тем была в мыслях о своем. Уже сегодня вечером они приедут в Астрахань. Она не была в родном городе несколько лет. Давно не видела маму. И сейчас она поняла, что очень соскучилась, и ей даже совестно стало, что так долго не приезжала.

Ее астраханский период жизни давно закончился. Ее никогда не тянуло обратно, она думала, что вернуться в этот город – значит окунуться в прошлое, а Даша в него не хотела. Но вот сейчас вдруг поняла, что всё не так: увидеть то, что она любила когда-то, вот что ее ждет. Она росла и развивалась. Взрослела. Менялась. То же самое происходило и с городом. Она увидит его другим, потому что они оба изменились. Но осталось у них и что-то общее, не могло не остаться. Даша уже гуляла мысленно по любимым когда-то набережным и кормила лебедей на озере. Как они там без нее? А Волга, конечно, всё также широка, небо синее-синее (такого больше нет нигде), а ветер свежий – если с моря. Этот город был ее старым другом, она теперь это поняла, и с радостью мчалась ему навстречу.

Даша приехала в Москву из родной Астрахани сразу после школы, ей тогда еще не исполнилось 17. Училась и работала, работала очень много. Жизнь ее не баловала, но и сильно не била, так, шлепала временами. Сначала было тяжело: одной, в незнакомом городе, все вокруг новое и не всегда дружелюбное. Не нравилось то, что много людей и все спешат. Не нравилось то, что небо серое и унылое: после жаркой Астрахани с ее палящим солнцем Москва казалась холодным северным городом. Потом было тоже тяжело, но как-то по-другому: вокруг столько соблазнов, как удержаться? А ты опять идешь на учебу, а потом опять работаешь. Но у тебя есть мечта, а с ней всё становится легче, и – уж точно – светлее и радостнее. С этой мечтой Даша готова была проводить не только вечера, но и выходные дни: шить очередное платье вместо того, чтобы гулять и развлекаться. Конечно, она не хоронила себя за швейной машинкой, и время для отдыха тоже находила: «Наряды надо выгуливать», – говорила Дарья, и выходила на людей посмотреть, а, главное, себя показать. Свое первое платье она продала совершенно случайно, в кино: незнакомая девушка подошла и спросила про марку, Даша сказала, что сшила сама, и тут же получила заказ на такое же. За полгода после этого у нее набрался небольшой список клиенток, заказы то летели один за одним, то вдруг пропадали, потом налетали опять. Клиенток становилось больше. Стали появляться и постоянные: верные и преданные.

На 4 курсе Даше отправилась на стажировку к известному дизайнеру. Она очень хотела попробовать кухни высокой моды, с ее дефиле, супермоделями и знаменитостями в первых рядах. Хотя себя она здесь не видела: Даша хотела делать моду для всех, платья, которые можно носить в реальной жизни, «а не в сказочном сне», как она сама говорила про творения известных кутюрье. Год работы в высокой моде показал ей, как создается эта сказка, раскрыл много хитростей и, самое главное, научил тонкостям во взаимоотношениях с клиентами: понимать, чувствовать, избегать сложностей и красиво исправлять ошибки. Мода ведь делается для людей. Угадать, убедить, почувствовать – вот что нужно уметь помимо того, что быстро щелкать ножницами и шустро орудовать иголкой. А еще за этот год Даша окончательно поняла, что видит себя именно в «доступной», повседневной моде. Мы ведь каждый день хотим быть прекрасны, правда?

С личной жизнью у Даши было не очень. Времени на нее оставалось всего ничего, да и возможностей встретить свою судьбу тоже было немного: у них в текстильном институте учились в основном девочки, заняты в этой индустрии тоже по большей части женщины. Мужчин было мало, большая часть из них была увлечена друг другом, остальных Даша подсознательно недолюбливала: все эти нарядные, избалованные и самовлюбленные красавцы слишком много думали о себе и слишком мало о ком-либо другом, а тем более о чем-то серьезнее развлечений. Она же придерживалась немного патриархальной идеи о мужчине – сильном плече. Даша хоть и привыкла рассчитывать только на себя, но признавалась, что готова была бы разделить эту заботу с достойным человеком – когда таковой найдется, и если вообще такое случится. Сама она даже пальцем не шевелила, чтобы ускорить поиски. Будь что будет, думала Даша.

Ее первая любовь случилась в школе, мальчик Дашиной мечты учился на класс старше. Но он ухаживал за другой девочкой, а на Дашу не обращал внимания. Потом вдруг заметил, позвал погулять. Она смотрела на него влюбленными глазами, краснела, бледнела, и была жутко счастлива. Они погуляли еще несколько раз, потом он позвал ее домой. «У тебя что, еще никого не было?» – презрительно сказал он, видя Дашино стеснение. «Неа», – промычала она и снова покраснела. «Все девчонки делают это, а ты из монастыря, что ли?» – и толкнул ее на кровать. Потом Даша плакала, ей было противно и стыдно. Если вот это вот – любовь, то она ее больше не хочет, решила она. А он, мальчик ее мечты, уже гулял с девочкой из соседней школы, а Дашу снова не замечал.

Сразу после школы, уже в Москве, Даша пошла на курсы моделей. Нет, она не мечтала ходить по подиуму и позировать фотографам, но ее данные вполне подходили, и ее уговорили попробовать. Девчонки шли на эти курсы с удовольствием, и все как одна говорили о том, что это же шанс встретить своего принца. В роли принцев обычно бывали массивные мужчины средних лет, на огромных черных машинах, в которые они усаживали своих принцесс и увозили в замки: в основном, правда, во временные, и только до утра. Возвращались девчонки с подарками и с мечтами о том, что рано или поздно это (принц и замок) будет навсегда. Даша в эти игры не играла. После нескольких показов и съемок работа моделью ей опротивела. Но своего принца она всё же успела встретить. Он был не такой, как все: обаятельный и галантный, красиво ухаживал, и вовсе не спешил тащить ее в постель. Он подавал ей руку, когда она выходила из машины, открывал перед ней дверь, держал ее за руку на виду у всех, и Даша уже всерьез считала себя его подругой. А потом она осталась с ним до утра, за что он положил ей рядом с сумочкой несколько крупных купюр, и тихо ушел, пока она спала. Даша снова плакала, и опять ей было противно и стыдно. Деньги она отнесла в благотворительный фонд, а с модельным бизнесом покончила навсегда.

Другие Дашины романы тоже были неудачными: либо глубокими, но быстрыми и несчастливыми, либо поверхностными и без особых эмоций, но тоже быстрыми. Ее кавалеров привлекала эффектная внешность, но отпугивала излишняя самостоятельность и независимость. Другие были не против самостоятельности, наоборот, радовались ей и – бывало – злоупотребляли. Таким Даша, недолго думая, указывала на дверь: тратить время на красавчиков, которые готовы повиснуть у нее на шее, она не желала. Работа оставалась ее главной и единственной привязанностью, да что там, самой настоящей любовью. Это было светлое и прекрасное чувство, которое наполняло жизнь смыслом, а каждую ее минуту – радостью. Стоит заметить, что это чувство было еще и взаимным: в работе всё получалось так, как хотелось. Поэтому пока ее немногочисленные подруги предпринимали попытки устройства личной жизни, у нее был совсем другой роман.

Антон появился в ее жизни неожиданно. А разве не всё самое важное случается в нашей жизни без предупреждения? В тот момент еще никто не догадывался, что это будет всерьез и надолго. Он приехал с одной из Дашиных клиенток: та пригласила Антона, своего тогда еще кавалера, оценить ее новые наряды, а заодно и оплатить заказ. Клиентку эту Даша недолюбливала: очень капризная, никогда не знает, чего хочет, никогда не бывает довольна тем, что получается в результате, но потом появляется снова. Это был, наверное, классический случай «худшего клиента». После каждого ее платья Даша думала: «ну всё, следующий раз скажу Виолетте, что у меня завал, и заказ не возьму». Так было бы и в этот раз, если бы не вмешался Антон. Начиналось всё абсолютно невинно: он между делом спросил, можно ли сшить что-то и для него, Даша сначала растерялась: «Мужское я как-то не очень», но быстро передумала: «Но вообще могу». Антон старательно изображал заинтересованность в своем желаемом наряде: это должен был быть «пиджак, но чтоб не строгий, а так, типа модный», и это было единственное, что он смог объяснить о своем заказе. Но если за работу взялся мастер, он точно сумеет угадать желание клиента и подобрать то, что ему понравится. В назначенный день Антоха явился на примерку. Дашино колдовство с иголками и сантиметровой лентой так его очаровало, что полностью лишило покоя и заставило забыть о работе, о Виолетте и уж тем более о хлебе насущном. Когда через несколько дней вещь была готова, и Антон собрался за ней приехать, он прихватил с собой цветы и конфеты. Он так волновался, что не мог толком объяснить, что и то, и другое полагается ей – Даше – и он ничего не перепутал. В этот день он даже не сообразил пригласить ее на свидание, так и ушел, и без того счастливый и в новом пиджаке. А приглашение последовало позже. Сначала Даша искренне не понимала, что происходит, но согласилась прийти. Свидание получилось таким робким и невинным, словно им было лет по 12, и они еще не знали, что между мужчиной и женщиной может быть что-то кроме кино и мороженого. Потом они встретились еще, и это были будто и не свидания пока. Но что это тогда было? И почему им обоим было от этого так радостно?

А потом он однажды зашел к ней, когда привез ее домой из кино, они долго пили чай, и долго разговаривали – ни о чем и обо всем на свете, он собрался уходить, а она провожала его до лифта. На прощание он вдруг поцеловал ее, а она в ответ так робко прижалась к нему, и он не отпускал ее, и лифт давно уехал без Антона, а они всё стояли и ждали его, и не могли перестать целоваться. И кто-то первый сделал шаг назад, к двери – она или он, следующий шаг они сделали уже вместе, а дальше было уже не остановиться.

Антон совсем забыл про Виолетту, но она каким-то образом пронюхала, прискакала к нему, устроила сцену: «Променял меня на какую-то портниху!» – визжала она, а он наконец-то и сам осознал, что случилось: «Ты знаешь, да». Так Даша потеряла нелюбимую клиентку. Но теперь у нее появился любимый мужчина.

Это была химия замедленного действия. Она случилась будто не сразу, не в виде разряда или взрыва. Это было какое-то смешение, слияние, взаимопроникновение, такая реакция, которая происходит, на первый взгляд, незаметно, но обратного хода не имеет. Они оба оказались неподготовлены к такому развитию событий. Даша поглощена работой и мечтах о своем ателье. Антон тоже весь в делах, а мимолетные романы (теперь уже бывшие) не в счет. Романы у него случались, это правда. Хорошо воспитанный, добродушный, прилично зарабатывающий и нежадный: хищные барышни, прочувствовав это, пытались быстро прибрать его к рукам. Он не успевал глазом моргнуть, как оказывался в их лапах (по крайней мере, так казалось самим девушкам). Тогда он быстро давал задний ход, просил время для того, чтобы узнать друг друга получше, обдумать всё как следует, и так далее. После этого часто не возвращался: расставаться со своим холостяцким положением он не торопился. До тех пор, пока не встретил Дашу.

А что же дальше? Они оба боялись торопить события, боялись заглядывать в завтра, чтобы не спугнуть то, что было сегодня. Они словно сами еще не верили тому, что с ними происходит. Они просто наслаждались каждым звонком друг другу, каждой встречей – а их было меньше, чем хотелось бы. Смаковали каждую минуту вместе, а потом умирали в ожидании следующих таких минут. Каждый вечер, который они проводили не вместе, они засыпали с телефонами, потому что долго и нежно желали друг другу спокойной ночи. Утром будили друг друга сообщениями, и только после этого погружались каждый в свою жизнь.

Иногда Даша не уходила от Антона, или он не уходил от нее. Каждый раз это было немного спонтанно, незапланированно, но каждый раз так ожидаемо и желанно: побыть вместе немного дольше, обнимать друг друга всю ночь, а потом целовать утром и так не хотеть вылезать из кровати.

Прошло несколько месяцев, они поняли, что дальше так продолжаться не может. У каждого была своя личная свобода, но оба уже были готовы расстаться с нею. Решили: Даша больше никуда не уедет. Ее переполняло счастье, но также испуг, сомнение и множество других чувств. В качестве островка свободы у Даши оставалась мастерская: по-другому говоря, она оставляла свою съемную квартиру (временно, а дальше видно будет) в качестве места работы и встречи с клиентками. Это было так странно: она стала ездить в свой бывший дом на работу, и каждый день возвращалась в свой новый дом, который теперь стал просто домом. Позже мастерская тоже переедет, поближе, но этот шаг пока еще впереди.

Они переходили к новому формату отношений не торопясь, осторожно, как будто наощупь.

Расставаться с привычным образом жизни очень нелегко, особенно если ты уже взрослый человек со сложившимися привычками. Самое тяжелое в отношениях – самые простые бытовые вещи. Даша привыкала к привычкам Антона, к его аппетиту и любви к тому, что сама она не очень жаловала. Он посмеивался над ее стремлением к тотальному порядку, шутя, спорил, но чаще соглашался. Помимо различий, у них обнаруживалось и множество похожих привычек, одинаковых пристрастий и симпатий: сварить кофе утром, подольше поспать в выходной, вкусно и красиво поесть, когда выпадает возможность. У них очень быстро стали образовываться общие маленькие привычки, а потом и целые ритуалы: удовольствие ведь вырастает в разы, когда делишь его с человеком рядом с тобой. Так родились у них эти долгие завтраки по выходным: сначала они спорили, кто пойдет варить кофе («я сварю, а ты еще поспи, нет, дай я, нет, я сам»), потом шли вместе, мастерили завтрак в четыре руки и с наслаждением скармливали его друг другу. Еще раньше появилась традиция пятничных или субботних «гурманских выходов»: они следили за ресторанными новостями, не пропускали ни одного приличного заведения, выбирали, какую кухню будут пробовать на этот раз, дожидались выходного и пускались во все гастрономические тяжкие.

А наряды? Даша перевезла с собой огромный гардероб, который еле поместился у Антона. Часть пришлось оставить в мастерской, до тех пор, пока им не построили «шкаф-вагон», как говорил Антон, потому что для шкафа-купе, на его взгляд, он имел слишком гигантские размеры. Он не упрекал Дашу в любви к тряпкам (это всё равно, что ругать повара за любовь к еде), а она не пыталась перевоспитать его самого и его «слишком традиционный» вкус, не старалась сделать из него модника («одного в семье вполне достаточно»). Только очень незаметно добавляла чуть больше цветов к его рубашкам. Иногда она и сама надевала какую-то из рубашек Антона: ей это жутко нравилось, а ему… Ему сразу же хотелось ее с Даши снять.

– Знаешь, Даш, чем больше я думаю об этой истории с княжной, тем меньше верю в то, что это возможно, – Антон прервал Дашины воспоминания.

– Ты поняла, о чем я. О том, что он бросил ее за борт. Ну не сходится это с его психологическим портретом, – в Антохе проснулся следователь. Все-таки, юридическая база давала о себе знать.

– Знаешь, там вообще многое не сходится. Это я про песню. Вот есть такой момент, где соратники Степана недовольны тем, что атаман много времени проводит с княжной. Я не помню точно слов, – сказал он, а Даша уже нашла текст в интернете и негромко напела:

На переднем слышен ропот: