Текст книги "Ничто не сравнится с тобой (СИ)"
Автор книги: Ирина Лем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
В том состоит главное отличие бельгийцев и голландцев. Язык один, а менталитеты разные. Бельгийцы – незакомплексованные, охотно и от души смеются. Голландцы наоборот, сдержанны, себе на уме. Посмеиваются над южными соседями, мол простоватые дурачки, бельгийцы – одним словом.
Откуда менталитет берется – от рождения или воспитания, Джим как-то не задумывался. Однажды наткнулся на детскую передачу по первому брюссельскому каналу: артисты показывали фокусы, шутили с аудиторией, пели песенки. Дети реагировали мгновенно – смеялись, подпевали, хлопали в такт. Нидерландские дети обычно сидят насупившись. Чтобы их расшевелить, от ведущих требуется время и немало усилий.
Незакомплексованность Тани пришлась Джиму по вкусу. Она не выглядела и не была простушкой. Она не вписывалась в рамки. Вела себя раскрепощенно. Смеялась искренне – обнажив безупречно ровные зубы, сощурив в щелочку глаза, без боязни выглядеть глупо или обнародовать морщинки.
Эта открытость и эти морщинки делали лицо настолько милым, что Джим тоже с удовольствием отбросил бы условности, занялся чем-нибудь по-детски непосредственным – вместе с пациенткой. Подурачился бы от души. Схватил бы ее в охапку, крутанул как на карусели – до пьяного головокружения. Накормил до отвала фруктовым мороженым, измазав нос. Посмотрел вместе «Кунг Фу панда», после чего изобразил бы из себя супер-панду, начал шутливо бороться и дал бы ей положить себя на лопатки.
А потом усадил бы с ногами на диван и рассказал бы кучу анекдотов из врачебной практики. Как зашла к нему однажды старушка, сгорбившись и еле передвигая ноги, но вдруг воскликнула «Ой, забыла в холле сумку с кошельком!» и – буквально вылетела из кабинета. Или как один парень праздновал Хэллоуин и заснул в позе лотоса, получил сдавление голеней, пришлось срочно делать массаж. Миллион историй Джим придумал бы, лишь бы она не переставала улыбаться...
Однажды Таня лежала на кушетке голая до пояса лицом вниз. Джим резкими нажатиями рук вправлял позвонки. Они трещали. Поначалу он по привычке каждый раз объяснял – это нормально, ничего страшного, именно так ремонтируется спина. Потом надоело, спросил для начала разговора:
– У тебя нетипичное имя – Таня. Иностранное.
– Верно. Догадайся, откуда.
– Восточноевропейское?
– Да, словацкое. Меня в пятилетнем возрасте удочерили нидерландские родители. Случайно – так же зовут мою тетю, сестру приемного отца. Тетя Таня живет в Америке, в Алабаме. Она одинокая. Однажды пригласила моего сына у нее пожить. Нашла ему местную невесту. Он там осел. Уже семь лет живет.
«А муж?» – чуть не вырвалось у Джима.
Смолчал, надеялся, она сама продолжит тему. Было бы логично. Сначала про сына рассказала, потом про мужа. Во время процедур надо чем-то время занимать, пациенты часто про себя рассказывают. Доверяют докторам. Так же, как таксистам или парикмахерам.
Только не Таня. Спросила у него:
– А ты откуда происходишь?
– Из Нидерландов, – ответил чуть удивленно.
– По моему предположению – в тебе чужая кровь присутствует. Вероятно, кто-то из предков из-за границы приехал. Скорее всего... Индонезия?
– Точно! Бабушка. Но это давно было. Лет шестьдесят назад – когда они получили независимость от Нидерландов.
Углубляться в историю не стал. Общеизвестный факт. В пятидесятых годах многие индонезийцы покинули родину вместе с бывшими колонизаторами – опасались репрессий новых властей. Они работали на административных должностях, хорошо владели языком, потому Нидерланды сделали в сторону своих бывших сотрудников широкий жест, сказали: кто желает, может приехать. Вот они и приехали.
– Бабушка здесь потом вышла за дедушку Ари. Их дети, четверо человек в том числе мой отец, заключили браки с коренными.
– Я так и подумала.
– Как догадалась?
– У тебя в чертах есть что-то азиатское. Разрез глаз, что ли... Правда, рост – чисто голландский. Сто девяносто, ты говорил? Индонезийцы такими не вырастают.
– Да, я взял от предков с обеих сторон все самое лучшее, – с улыбкой сказал Джим. При случае похвалить себя никогде не помешает.
– Ты ездил на родину бабушки?
– Несколько раз. Там с моим ростом всегда смешно получается. Когда сижу – индонезийцы за своего принимают. Встаю – они в изумлении. Они мне по локоть. Смотрят – не верят, что такие высокие люди бывают. Я среди них как Гулливер среди лилипутов. – Почему-то захотелось добавить: когда с тобой туда поедем, будем два Гулливера... Еле сдержался. Глупая мысль. Вернее – преждевременная.
Надел перчатки, отправился к другому столу.
– Приготовься, сейчас начну колоть иголками.
– Больно?
– Что сказать... Перефразирую известную поговорку: хочешь быть здоровым – иногда нужно терпеть боль. Ты немножко запустила спину.
– Насколько запустила?
– У физиотерапевтов в ходу такое правило: время лечения в три раза длиннее, чем время боли. То есть, если болит неделю, требуется три недели, чтобы вылечить. Но не расстраивайся. Верну тебя в норму, но придется потерпеть. Иголок бояться не стоит. Я заметил, у тебя высокая болевая граница. Значит, выдержишь без труда. Ощущение – примерно как слабый удар током. У тебя жалобы сильнее с левой стороны, если я правильно помню?
– Да.
Перебирая пальцами по мышцам спины, он нашел узел, вкрутил иглу.
– Ну как?
– Ничего не почувствовала.
– А сейчас? – подвигал иголкой.
– Сейчас – да. Тупая боль. Непротивная. Вполне переносимая.
– У тебя мышцы твердые. Слишком зажаты. Их надо распустить.
Лежа вниз лицом, Таня смотрела в отверстие кушетки – на конструкцию ее ножек. Услышав про иголки, напряглась, ожидая уколов. Напрасно. Доктор действовал осторожно, будто в руках его – редчайшая бабочка Урания, международно признанная самой красивой. Он хотел добавить ее в свою коллекцию, но пронзить столь искусно, чтобы она осталась жива.
Пациентка расслабилась.
– У тебя хорошо получается. Интересно, на ком тренировался во время учебы? Знаю, что хирурги практикуются со скальпелями на дынях, а физиотерапевты?
– Друг на друге. – Опять общий смех. – Нет, правда. Когда учился приемам акупунктуры, ходил с исколотой спиной. Сначала коллеги на мне тренировались, потом я на них отыгрывался. Вот так опыт приобретали. А иначе нельзя. Чувствительные точки надо уметь быстро находить.
Помолчал. Понадеялся – пациентка в ответ расскажет что-нибудь о себе. О веселом времени учебы, о друзьях, о семейном положении заикнется – что его давно и навязчиво интересовало. Но нет. Опять не проговорилась. Ладно, отложим выяснение до удобного случая.
В тот день Джим едва дождался конца рабочей смены. Более чем когда-либо в пятницу хотелось ему отвлечься от недомоганий пациентов, которые каждые полчаса заходили в кабинет и принимались за жалобы. Слушал их рассеянно, процедуры проводил на автопилоте. В семь часов торопливо попрощался с коллегами: сухощавой от ежедневных тренировок Ингрид и налысо побритым Рутгером. Пожелав «приятно провести уик-энд», первым покинул практику.
После кондиционерной прохлады «Физиуса» показалось – на улице духота. Но лишь на пару мгновений. Акклиматизация к комфортной уличной атмосфере прошла ускоренно и успешно. Чему поспособствовал слабый ветерок, прикоснувшийся к коже нежно, ненавязчиво, шепотом пообещав не делать резких движений.
На улице, которая на этом участке сужалась и превращалась в одностороннюю – ни души. Ни человеческой, ни автомобильной, ни велосипедной. У обочины плотный ряд машин, терпеливо поджидающих хозяев. Джим остановился посреди плиточного тротуара. Показалось – он находится внутри картины художника-реалиста, который любит писать свет в разных оттенках.
День подходил к концу, но сумерки еще не начались. Клонящееся к западу солнце прикрутило яркость, покрыв уличный пейзаж слегка размытыми, мягкими тонами. Дома накрыла прозрачная дымка, от чего стерлись резкие границы: окон, крыш, дверей, углов. Здания в сотне метров удаленности выглядели расплывчато – как на небрежном акварельном наброске.
В воздухе витала смесь едва уловимых ингредентов, которые сопровождают тихий, теплый, майский вечер – счастливой безмятежностью, обещанием чего-то романтического, возможностью исполнения желаний. Пахло поздней весной, тем коротким отрезком времени, который жалко упустить, не отметив.
Вечер пятницы – лучшее время: конец рабочей недели, начало уик-энда. Джим устал, но торопиться домой не собирался. Настроение какое-то легкое. Тянуло побыть на людях. Пообщаться. Не с родственниками или друзьями: там надо напрягаться, участвовать в беседе, сообщать что-то значительное, вникать в произнесенное другими. Это сегодня неважно. Хочется отключиться от ежедневной рутины, разгрузить мозги. Расслабиться эмоционально. Если разговаривать, то на легкомысленные темы. Лучше с незнакомыми. Чтобы поболтал и забыл.
Подумалось: отличное время для романтического вечера вдвоем – тихое, теплое, беззаботное. Спешить некуда, ведь завтра суббота. Дела подождут до понедельника, сейчас можно заниматься чем хочешь. Например, мечтать. Начнем прямо сейчас. Хорошо бы посидеть с девушкой где-нибудь на открытой террассе под рюмку легкого вина или просто пройтись по городу. Держать ее за руку, иногда, наклоняясь, целовать в щечку... Жаль, подходящей девушки под рукой нет.
Послышались голоса. Из гостиницы рядом с практикой вышла толпа нарядно одетых мужчин и женщин, которые, смеясь и громко разговаривая, отправились в сторону трамвайной остановки. Наверняка собрались в ресторан. Машин не взяли – чтобы весело провести вечер без оглядки на запрет напиваться за рулем. Джим слегка позавидовал. Только слегка. Ресторан – не проблема. Он мог сделать один звонок – появилась бы и девушка. Только не та, которую хотелось целовать, держа за руку...
Его «Ниссан» цвета бордо стоял напротив. Щелкнув пультом, Джим открыл дверь. Устроился на водительском сиденье, вырулил на проезжую часть, в конце улицы сделал поворот налево и направился к площади Королевы Эммы.
Площадь имела правильную круглую форму и была обсажена короткими, тонкоствольными деревцами, названия которых Джим не знал. Ради экономии места их подрезали и сформировали особым способом. Кроны сделали как бы приплюснутыми – со стороны дороги и тротуара. Чтобы ветки не вздумали торчать в разные стороны, мешать движению машин и пешеходов. Их предназначение – служить зеленым антуражем. Деревья касались друг друга ветвями и походили на людей, вставших в круг и взявшихся за руки.
Под одним из них стояла картонная фигура шеф-кока в поварском колпаке, в человеческую величину, с утяжеленным низом – чтобы не падал от ветра, а только гнулся. Шеф добросердечно улыбался и приглашал рукой в кафе под названием «Эмма». Куда направлялся Джим – поужинать, почитать газету, с кем-нибудь поболтать.
Он приходил сюда уже лет семь. Раньше кафе принадлежало даме по имени Розанна. В первое свое посещение Джим заказал апельсиновый сок и получил маленький сюрприз: не стандартный напиток – охлажденный, из супермарктовской коробки, а свежевыжатый, приятной комнатной температуры. Сок понравился, а с ним и хозяйка – услужливость ее подкупила. С тех пор он посещал «Эмму» регулярно, чаще всего по пятницам.
Пару лет назад в регулярности чуть не случился сбой. Однажды он заметил за стойкой не Розанну, а загорелого молодого человека, явно из иностранцев. Не придал значения, может – новый официант. Завидев нового клиента, тот подошел, поздоровался, протянул руку знакомиться:
– Карим – новый владелец кафе.
Новый владелец? Сообщение не из приятных. Парень был не из местных, скорее всего турок. Не то, чтобы Джим их недолюбливал, просто далеко не всякая перемена – к лучшему, по принципу: новая метла по-новому метет, и не знаешь – в какую сторону. Манера обслуживания Розанны, ассортимент напитков, меню, а также клиентский контингент кафе его устраивали. Менять устоявшиеся привычки – всегда насилие над собой.
Подняло голову предубеждение. Вдруг подобно многим пришлым Карим начнет вводить свои порядки – чтобы вытеснить коренных голландцев, заменив на клиентуру собственной национальности. Рецепт проверен и прост: изъять алкоголь из продажи, начать подавать исключительно турецкие блюда, заводить заунывную музыку. Коренные сами сбегут.
Встать и тотчас уйти он не решился. Слишком демонстративно. Остался посмотреть, подтвердятся ли предположения. Неторопливо оглядел зал – в тайном намерении найти типичные усатые лица. Если встретит хоть одно, поднимется и уйдет навсегда.
Напрасно он настроился на воинственный лад! За столиками сидели только представители нидерландской белолицей расы, некоторых постоянных посетителей узнал в лицо. Что успокоило. Значит, с приходом Карима нежелательных изменений не случилось.
Остался вопрос: почему Розанна продала «Эмму»? При нем она ни разу о том не заикалась, хотя поговорить любила... Позже Джим узнал. По слухам. Якобы, находившееся на бойком месте кафе понадобилось местной курдской мафии для отмывания денег. Они принудили Розанну его продать, поставив своего человека – Карима.
Который, кстати, оказался общительным, улыбчивым парнем. Разговаривал без акцента и очень усердно старался угодить. Пока записывал заказ, коротко рассказал о себе: приехал из Турции в семилетнем возрасте, с родителями и братьями. Сейчас тридцать два, имеет жену и троих детей.
Очень мило и вполне по-человечески.
Кроме Карима, других новшеств Джим не заметил, ни в интерьере, ни в музыке, ни в пище. На полках за стойкой бара стояли все те же бутылки с виски, вином и енейвером. Из динамиков доносился женский голос, певший на английском. Кажется, громогласная Адель, которую Джим не любил за резкость тона. У нее единственная, по-настоящему успешная песня – «Скай-фолл» из последнего «Джеймс Бонд»-фильма. Сейчас звучала другая, хорошо – в приглушенном варианте.
Он с аппетитом съел заказанный антрекот с овощами, который прибыл очень вовремя – через двенадцать минут, именно столько приходилось ждать и при Розанне. Запил пивом, попросил еще стакан. Карим принес и остался поболтать, очень профессионально – не присаживаясь и постоянно поглядывая на других клиентов, чтобы не пропустить заказ.
При всем желании пожаловаться было не на что, и Джим продолжил посещаеть «Эмму» как прежде.
Войдя, он от двери поздоровался с Каримом, который занимался обычным «мульти-таскингом»: наливал пиво, обменивался репликами с посетителями у стойки, здоровался с входящими клиентами. Еще успевал давать распоряжения официантке Елс, молодой блондинке в темно-синем фартуке. Который она носила в виде длинной юбки ниже колен: обматывала вокруг бедер, края сзади чуть-чуть не сходились, приоткрывали в щелочку попу в джинсах.
Кафе было заполнено меньше чем наполовину. Джим прошел через зал к стене, где висели черно-белые, бытовые фото старой королевы Эммы и ее мужа, известного «охотника за юбками». Устроился за столиком на одного, лицом к другой стене – стеклянной, открывавшей вид на тротуар. Сейчас она была поднята – как обычно в теплое время года. Карим организовывал там террассу из нескольких столиков, которые заполнялись быстре, чем места внутри.
Джим попросил «Телеграф» и бокал белого вина. Спросил у Елс – что у них в меню дня.
– Паэлья по-средиземноморски, салат «Цезарь», мороженое «Монблан».
– Хорошо.
Отхлебнув вина, приятной прохладой пролившегося в горло, он взглянул на первую страницу газеты. Массивными, черными буквами там стояло что-то про террористический акт, ниже – фото с трупами, разбросанно лежавшими на дороге. Джим отодвинул газету подальше, повернув другой стороной – чтобы не мешала аппетиту. Отхлебнул еще. Оглядел потихоньку внутренность заведения. Кроме себя, одиноких посетителей не увидел. Посмотрел на улицу.
Шел восьмой час. Кафе стояло на северной стороне, где сейчас быстро темнело. Еще потому, что на небо нагрянули облака. Не грозовые. Вечерние. Воздух посинел и потерял прозрачность. Внутри зажглись настенные и настольные лампы, неярко, чтобы не нарушить деликатную вечернюю атмосферу. Снаружи по окружности площади Королевы Эммы тоже зажглись огни: на столбах и на тех самых плоских деревцах. Оказалось – они связаны друг с другом тремя рядами маленьких лампочек. Простенько и нарядно.
Мимо окна неторопливо прохаживались люди, случайно – все парами, будто дразнили Джима. Он не завидовал. Он не чувствовал себя обделенным компанией, от того опечаленным. Наоборот, настроение души – радостно-ожидающее. Как всегда перед уик-эндом. Только ли? Если бы Джим честно покопался в себе, признался бы: он находился в самом романтическом состоянии – предвосхищении влюбленности. Состояние зыбкое, волнующее именно неопределенностью, невозможностью предсказать. Задача со многим количеством вариантов ответа. Есть объект влюбленности, есть контакт. А что получится в результате – жирный знак вопроса...
Лишь раз прошла по тротуару одинокая фигура. Несчастного человека видно сразу. Мужчина шел, обреченно наклонив голову, и она кивала монотонно, будто одобряла каждый его шаг. В согнутых пальцах, как на крючках, висел голубой пакет самого популярного супермаркета «Алберт Гайн». Пальцы казались застывшими, нечувствительными – если бы пакет с них соскочил, мужчина бы не заметил. Он вообще не замечал ничего вокруг, всем видом давая понять: забот невпроворот, отстаньте со своей романтикой, мне все равно – май сейчас или ноябрь..
Джим проводил его взглядом и подумал: не дай Бог опуститься до такой степени равнодушия.
Вернулся взглядом в зал. Публики прибавилось. Стало оживленнее, шумнее. Разговоры перекрывали музыку. Посетители – ничего особенного, вполне себе среднего класса жители Гааги. Сидели или по двое, или группками, или с детьми.
Вон две дамы почтенного возраста, изо всех сил молодящиеся: чрезмерно накрашенные, увешанные кольцами и бусами, с идеально уложенными прическами – лениво переговариваются, потягивая вино, поглядывая по сторонам.
Вон трое мужчин разложили на столе бумаги и негромко спорят, не забывая отпивать из рюмок на высоких ножках.
Вон двое парней напротив друг друга: каждый уставился в экран своего лэп-топа, совершенно не реагируя на окружающее. Полчаса назад они сидели в тех же позах. Знак современности – находиться среди людей и в то же время отгородиться от всего мира.
Вон молодой папа едва справляется с двумя гипер-активными детьми, которые не желают сидеть чинно за столом, так и норовят побегать у взрослых под ногами.
Вон две девушки – о чем-то шепчутся, исподтишка поглядывают на Джима. Улыбнулся им, отвернулся.
Он знал – достаточно малейшего знака, и он будет не один. Но. Легкие победы его давно не интересовали. Вот если бы сюда вошла... Таня – подумал и невольно посмотрел на вход. Будто действительно ожидал ее. Кстати, не такая уж сумасшедшая надежда. Он не просто так пришел сегодня в «Эмму». Из медкарточки Джим знал, что пациентка его проживает поблизости – в Цветочном районе на Радужной улице, которая лежит в квартале отсюда. Собственно, рукой подать: из кафе направо – до угла, повернуть еще раз направо и – до первого перекрестка. Там начинается ее улица. Пешком минут пять. Вдруг ей придет в голову зайти сюда по дороге домой?
Если бы она вошла, посетители бы дружно оглянулись. Потому что она не «средняя». Таня из тех людей, которые обладают харизмой. Не властной, подавляющей, как у политических лидеров, а светлой, солнечной, притягивающей взгляд. Джим вспомнил ее по-детски искреннюю улыбку – глаза, превратившиеся в щелочки. Такие забавные, что глядя на них невозможно не улыбнуться в ответ.
И пусть она старше, не имеет значения. Таня – из тех женщин, над которыми возраст не властен. Потому что они из-за него не комплексуют. Не обращают внимания – несущественная мелочь. Они увлечены другими делами, более важными. Творческими. Они просты и сложны одновременно. Они доброжелательны, легки в общении, но чужих в свой мир пускают неохотно. Они любят только себя, но неэгоистично, не в ущерб близким. И они никогда не приносят себя в жертву.
Они умеют управлять собой. Их радость открыта и эмоциональна. Об их печали не узнает никто. Кажется, что их жизнь легка, беспроблемна, солнечно озарена, потому хочется следовать за ними, чтобы и в свою жизнь заполучить лучик счастья. Но завоевать их любовь удается не каждому: следует приложить усилия – прежде всего по усовершенствованию себя. Чтобы соответствовать.
Потому что абы с кем они не общаются. Они не теряют время на дураков. На депрессию или скуку. Они самодостаточны и знают, чего хотят. Остальное неважно. Это не значит, что они не занимаются собой. Наоборот – очень даже занимаются. Спорт, здоровое питание, подвижная, наполненная смыслом жизнь. Таня много путешествовала, много читает. С ней интересно общаться. Как с человеком. И несомненно – как с женщиной, только этого Джиму пока не удалось испытать.
И удастся ли вообще? Во любом случае – он не будет предпринимать активных попыток до окончания курса лечения. А пока есть время выведать информацию. Что бы он в первую очередь хотел про нее узнать? Семейное положение – имеет ли мужа или друга. Дать ей ненавязчиво понять, что неженат. Выяснить ее отношение к возможности заиметь молодого партнера...
– Твоя паэлья, – сказала Елс, ставя перед Джимом тарелку с горкой дымящегося риса и красной, сложившейся пополам креветкой наверху.
К середине лечебного курса отношения между доктором фан Волленговеном и пациенткой Герштанович установились на отметке «доверительные, поверхностно-дружелюбные, в служебных рамках». Направленные на достижение главной цели – поправить танино здоровье. Джим старался изо всех сил. Но кроме стандартных «спасибо, до свидания» во вторник и «приятно провести уикэнд» по пятницам других знаков внимания не получал. Ни разу не удалось ему задержать ее взгляд на себе дольше полсекунды, ни разу не разговорилась она о личной жизни, даже намеками. В отличие от других клиентов, которые только о собственных заботах и повествовали.
Лед стронуть помог случай. В одну из пятниц, едва Таня закончила упражнения на тренажере, в стекло забарабанило крупными каплями дождя. Она ходила по кабинету, потряхивая руками, расслабляя мышцы после нагрузки. Остановилась перед окном.
– Дождь. Я зонт не взяла. Еще десять минут назад ничего не предвещало... Наглядный пример непостоянства нидерландской погоды.
– Можешь здесь переждать, если хочешь. Не думаю, что это надолго.
– А твой следующий клиент?
– У меня сейчас кофе-пауза на пятнадцать минут. Так что располагайся. Хочешь кофе?
– Хочу.
– Какое предпочитаешь: черное, капучино, лате макиято?
– Делай то же, что сам пьешь. Я – за компанию.
– Тогда лате.
Таня присела сбоку стола, Джим отправился в холл к кофейному аппарату. Вскоре вернулся с двумя наполненными бумажными стаканчиками. Таня отпила.
– Завтра начинается фестиваль «Пинк-поп», – сказала, глядя в окно. – Жаль для устроителей и зрителей, если погода испортится. В этом году концерт будет особенный. Впервые организаторам удалось «Роллинг Стоунз» заполучить. Говорят, им миллион на человека заплатили. Ты, конечно, пойдешь?
– Нет. Я не поклонник Джаггера. Впрочем, уважаю «Стоунзов». В их возрасте – и такая энергия... Но целую ночь стоять, слушать рок и накачиваться пивом желания нет. Там одни двадцатилетние собираются, а я из молодежного возраста вышел.
– Из молодежного возраста вышел? Я думала, ты примерно ровесник моего сына.
– Сколько ему?
– Двадцать восемь.
– А мне тридцать восемь.
Таня удивленно, слегка недоверчиво, посмотрела на доктора. Его осенило. «Так вот почему она глядела вскольз и чуть ли не бегом выбегала из кабинета после процедур, словно птичка из клетки, – догадался Джим. – Она думала, что я молокосос, ровесник сына, по возрасту ей не подхожу. Боялась, что рядом со мной будет выглядеть мамочкой с ребенком. Становиться объектом неодобрительных взглядов ей, конечно, не по душе»...
– Неужели я так молодо выгляжу?
– Ну... не знаю... Я вообще-то не умею возраст определять. Даже приблизительно. Все, кто моложе меня, кажутся не старше тридцати.
– Совершенно напрасно. Ты сама на тридцать пять выглядишь.
– Ну, не знаю... – повторила Таня и опять отвела взгляд к окну. Ей был приятен комплимент, но она не поверила. Или поверила, но не придала значения.
– Нет, правда. Если мы рядом по улице пройдем, разницы в возрасте никто не заметит.
Таня еще раз – долго, изучающе посмотрела на доктора, открыла было рот что-то сказать. Потом неуверенно пожала плечами, промолчала. Было заметно, что она не задумывалась над темой – он и она рядом. Развивать ее дальше Джим не стал. Сделикатничал. Спросил про другое:
– Что собираешься делать на выходных?
– Если погода позволит, пойдем в город...
– С мужем? – почти непроизвольно вырвалось у Джима. Чтобы скрыть болезненную заинтересованность, опустил глаза к клавиатуре.
– С подругой. Муж живет отдельно. Вернее – бывший муж. – Тут Джим едва сдержал счастливую улыбку. Чтобы не выдать себя, поднес стаканчик ко рту, сделал затяжной глоток. – Подруга Рената преподает эстетику в Кембридже, приехала на две недели к родителям погостить. Завтра собрались с ней в город. Пройдемся по магазинам, сейчас как раз летние скидки начались. Посидим на террассе, выпьем розового Просеко. Потом сходим в кошачий приют...
– В кошачий приют? Неожиданное развлечение для субботы.
– Давно хотела себе кошечку завести, что-то одиноко себя чувствую последнее время. А кошечка придет ко мне на диван вечером, будем с ней по телевизору программы про животных смотреть. В компании веселей.
– Обожаю кошек. У моей мамы их две – зовут Мус и Пус. Такие игривые! Только приду в гости, они вокруг ходят, о ноги трутся, пристают – играй с ними. Носятся как сумасшедшие. С ними правда весело. Если бы я хотел домашнее животное завести, взял бы кошку. Они хитрые – себе на уме. Веселые, ласковые.
– И умные. До ненормальности. Знаешь, недавно наблюдала такую картину. Еду на велосипеде, смотрю впереди кошечка дорогу переходит. Причем – точно по «зебре» и неспеша. Будто знала, что там безопасно. Перешла на другую сторону и дальше побежала по своим делам. Вот бы заснять на камеру! Отличное видео получилось бы в рубрику «Кошки в городе».
– Ты уже присмотрела, какую хочешь взять?
– Нет пока. Дело в том, что у меня раньше была аллергия на кошек и собак. Вернее – на шерсть. Врач говорил, что с возрастом должно пройти. Рената посоветовала сначала сходить в приют, подышать тем воздухом, посмотреть, как буду себя чувствовать. Жалко получится, если возьму кошечку, а потом не смогу с ней жить. Придется назад отдавать.
– Да, конечно. Тебе надо гладкошерстную брать, чтобы шерсти поменьше в воздухе летало.
– Я тоже так думала. Типа абиссинки. Посмотрим, что у них в приюте найдется подходящего.
-А цвет?
– Обожаю рыжих с белым воротничком и лапками. Но это второстепенно. Зависит, кого они имеют в данный момент предложить.
Пауза. Джим сознательно выжидал: спросит ли она про его планы. Он бы с удовольствием поведал: так как семьи нет, проводит выходные или с друзьями – занимаясь спортом, или с родственниками – отдыхая лениво.
Не дождался. Интереса – ноль. Обидно.
Сидя спиной к окну, Джим слушал шелестение дождя. Таня сказала:
– Мне пора идти. Работа стоит.
– Хочешь, дам что-нибудь голову прикрыть, газету или журнал?
– Не надо. Я сумкой прикроюсь.
Курс лечения подходил к концу. Джим судорожно напрягал мозги придумать что-то поумнее, какой-нибудь подходящий предлог – хотя бы раз позвонить ей домой. Или как-то вынудить ее позвонить по его личному номеру, который он в самом начале написал на визитке.
Рассчитывать на ее звонок не приходилось. Нужно самому проявить инициативу.
В последний день, когда Таня одевалась после массажа, он сказал:
– Ты говорила – много печатаешь, от того болят запястья. Вот аппарат для укрепления рук в области пульса. – Подал утяжеленный, гладкий шар, ловко умещающийся в неплотно сжатом кулаке. – Делай ежедневно круговые упражнения – по две минуты каждой рукой, очень помогает. У меня дома такой же.
– Сколько стоит?
– Нисколько. Нам запрещено продавать. Даю тебе на время. Попользоваться. Потом вернешь, при случае.
Таня взяла. Подала руку.
– Спасибо, Джим. Ты мне очень помог.
– Старался изо всех сил. Рад, что ты теперь в порядке.
– До свидания.
– До свидания.
И исчезла. Только оставила невидимое облачко вкусного парфюма – вроде воздушного коктейля из экзотических фруктов: ананаса, манго и фейхоа с добавлением цитрусовых. Запах, который последние полтора месяца ассоциировался у него прежде всего – с ожиданием. Чего-то не совсем определенного, но многообещающего, что по ночам будоражило мозг. Сегодня он ощущал его в последний раз – осознание, которое камнем легло на душу.
2.
Через неделю.
– Таня, зайди ко мне. – Голос Брена Дингеманса в трубке внутреннего телефона звучал озабоченно.
Поставив компьютер в положение «спать», Таня сгребла бумаги, которые просматривала, сунула в ящик стола. Поднялась на второй этаж, прошла было мимо кофейного аппарата, который использовал натуральные зерна, от чего в радиусе трех метров распространялся завлекающий запах. Противостоять ему не хватило сил. И желания. Вернулась. Подставила стаканчик, стала неспеша выбирать режим.
Таня догадывалась, о чем собирался беседовать с ней Брен. Несмотря, что на дворе лето, на работе – полнейший аврал, наверняка подкинет дополнительное задание. А у нее лишней минутки нет. Сегодня пятница, вечером надо успеть написать статью в женский журнал – про достоинства нового крема от морщин. Которого она не видела и не нюхала, но неважно. Получила необходимые данные от заказчика, остальное – дело писательского опыта, которого ей не занимать. Выходные же собиралась провести с подругой в Лондоне, билеты куплены, гостиница оплачена.
Вызов к директору с утра не предвещал бури положительных эмоций. Скорее – торнадо проблем, которые потребуется срочно разрешить. Если не получится увильнуть от неприятного разговора, то хотя бы оттянуть. Ничего, подождет начальник...
Со стаканчиком в руках она миновала недлинный, зигзагообразный коридор и постучала в дверь с табличкой «Директор объединения „Zcala“ Брен Дингеманс».
Дверь он открыл самолично, что свидетельствовало: решил проявить знак внимания перед тем, как чем-то огорошить. Известная директорская тактика, которую за двенадцать лет совместной работы Таня изучила досконально. Она вошла и незаметно вдохнула поглубже, чтобы заранее не падать духом. Села на предложенный стул, хлебнула кофе.
– Как здоровье? – преувеличенно заботливо спросил Брен.
Лучше бы он обратил этот вопрос к себе. Брену едва исполнилось шестьдесят, что по голландским меркам означало – возраст далеко не старый. При соответствующем внимании к здоровью он вполне мог бы дотянуть до восьмидесяти. Но Таня сомневалась. Еще десять лет назад он выглядел подтянутым, розовощеким, энергичным мужчиной, с которым она однажды имела неслужебные отношения. Коротко. Не более месяца.
