Текст книги "Любовь вне игры: история одного политического самоубийства"
Автор книги: Ирина Хакамада
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Часть II
ГЛАМУР И БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА
Глава 1
Двумя годами раньше
Мария сидела за столиком кафе и задумчиво смотрела в окно. Украшенный гирляндами Арбат готовился к встрече Нового года. В свете уличных фонарей кружились, падая, снежные хлопья. Холодный вечер рассаживал припозднившихся прохожих в многочисленные кафе. Изредка хлопала входная дверь, заставляя вздрагивать – не он ли?
«Важные гости всегда приходят позже», – когда-то внушал ей Андрей. С тех пор она пришла вовремя один раз – сегодня. Во все другие дни, месяцы, годы, как послушная ученица, Мария следовала его советам: как ходить, во что одеваться, как улыбаться и говорить.
Он контролировал ее первые шаги на политических тусовках: учил не стоять одной, стискивая бокал в потной ладошке, не зажимать в угол чиновника, вызывая у того приступы ненависти предложениями по сокращению количества сотрудников Белого дома, свободно общаться с госсекретарем Америки, плохо владея английским языком.
А после – занимался «разбором полетов». Язвительно высмеивал бижутерию и прическу «училки», ловил оброненные глупости и неграмотные фразы, критиковал суждения, разбивал иллюзии…
Иногда Марии казалось, что насмешки Андрея – плод личной неприязни. Попытка растоптать ростки уверенности в себе. Ненависть, прикрытая маской содействия. И лишь понимание, что без его сарказма она обречена на провал, не позволяло запустить в него чем-нибудь тяжелым. Со временем пришло понимание, что Андрей тайно восхищался ее смелостью. Роняя колкости, помогал молодой, неопытной, но амбициозной девушке стать профессионалом в мужском мире политики.
А потом Андрей исчез. Ссылаясь на срочные дела, важных гостей, семейные обстоятельства, позволил самой решать, как ходить, во что одеваться и как разговаривать. Именно тогда она выкинула всю бижутерию и подстригла волосы. Научилась устраивать себе «разбор полетов» и больше не нуждаться в его помощи.
Вот только с иллюзиями вышла промашка. Иллюзий всегда становилось жалко. Избавляться от них не хватало духа, с ними было как-то уютнее жить, хотя чуть ли не ежедневно они разбивались, превращаясь не в осколки даже, а в мелкую пыль.
– Вы бы прошли в конец зала, – у нее за спиной возник узнавший известного политика администратор, – там все же спокойнее. Скажите, кого вы ждете, мы проведем…
– Спасибо, я останусь здесь…
Услужливый администратор незаметно исчез, прихватив с собой опустевшую чашку.
Мысль по прошествии стольких лет позвонить Андрею пришла неожиданно. В десятый раз прокручивая в телефонной трубке список имен, в поисках того, чьему обладателю она смогла бы пересказать хронологию семейных событий, Мария обнаружила, что позвонить совершенно некому. Такое количество знакомых и ни одного, перед кем она в состоянии предстать не политиком, не железной бабой, а женщиной.
Возможно, ее выбор был ошибкой. Возможно, и вовсе не стоило звонить. И его «Хорошо, я приеду» – просто дань неожиданности, удивление, что она до сих пор помнит номер… Вторая сигарета – Андрея нет. Глупо. Как глупо! Ведь уму непостижимо, сколько лет прошло! На что она надеялась?.. Конечно. Сейчас позвонит, сообщит, что занят…
– Привет! Ты вовремя? Повторяешь ошибки молодости?! – Андрей опустился в кресло напротив. Подозвал официанта, сделал заказ. – Ну, рассказывай, что у тебя стряслось?
Мария с любопытством разглядывала Андрея сквозь дым сигареты. Десятилетие как будто не затронуло его. Возможно, прибавило несколько морщин, сделало чуть резче черты, добавив лицу выразительности, а в остальном – все так же подтянут, чертовски строен в своем безупречно сидящем костюме и хорош собой.
– Почему обязательно «стряслось»?
Ей требовалось потянуть время. Найти, как в детских журналах, десять отличий. А главное – вновь привыкнуть, приладить себя, изменившуюся, к человеку из своего прошлого…
– Ну хорошо, не «стряслось»… – Он бросил на Марию оценивающий взгляд. – Судя по виду, у тебя действительно все классно. Из угловатой забавной девчонки все-таки вышла железная леди. Молодец.
– А ты не верил?
– Ни капли. – Андрей отпил немного кофе. – Такая наивная дура, идеалистка и вдруг – политик? Глупо было надеяться…
В его темных глазах мелькнули и снова спрятались маленькие золотые чертики… Мария поймала себя на мысли, что привыкать ей в принципе не к чему. Всего две минуты в его обществе, а она, как прежде, уже готова швыряться пепельницами.
– Ах так?! – Она наконец расслабилась. – Зачем же ты тогда…
Что? Возился с тобой?.. – Андрей удивленно вскинул бровь, вытащил пачку сигарет, задумчиво взял одну. – Ну… видишь ли… Думал, пройдет ну этак лет десять, и, чем черт не шутит, увижу перед собой стильную, умную стерву… Мечты сбываются!.. Я, кстати, развелся. Свободный мужчина в расцвете лет… Так что у тебя стряслось ? Ты ведь никогда не звонила, значит, стряслось?
И столько сквозило в его последней фразе долгожданного сочувствия, что стерлись прошедшие годы и нелепые сомнения. Дала трещину непробиваемая стена, тщательно воздвигаемая в целях самозащиты.
– Ты знаешь… у него родился ребенок…
Андрей крутанул колесико золотой зажигалки. Хлопнул крышкой, забыв прикурить.
– Не понял. У кого родился ребенок?
– У мужа, у Сергея, не у меня же! – Мария взорвалась. Уже неделю она прокручивала в голове одно и то же. И сейчас, не стараясь быть понятой, выплескивала наружу забродившую смесь обиды, несправедливости и глупых женских надежд… – Все вроде хорошо. Он по-прежнему заботится, гордится моими успехами. Ольга вот у нас. На папу похожа. Ты знаешь, у меня ведь дочка родилась еще… Ну конечно, знаешь! В общем, отлично все. Идеальная жена, идеальный муж, прекрасные дети! Но в этой совершенной машинке семейного гнезда что-то сломалось. Сначала появилась женщина. Я знала, но было… нет, не безразлично… скорее некогда… Казалось, само наладится или вообще – нормально все. А теперь вот – ребенок…
Мария отвернулась к окну. Какая нелепость! Зачем? Зачем она рассказывает этому успешному, красивому мужчине то, в чем не признаются даже лучшим подругам? Ведь банальная же история! Как у всех. Ну, у кого иначе? Но нет, она же, как всегда, была уверена, что у нее все будет по-другому! Нуда… Есть что-то идиотское в постоянном стремлении к перфекционизму.
– Да, дела… – Андрея смутила ее откровенность. Поразила прежняя открытость, от которой он так старался Марию избавить. Что ж, видимо, все было зря. Ни черта у него не вышло. Не удалось доказать, что отсутствие толстой брони – ее уязвимость. – Я, знаешь ли, не любитель мелодрам. Бизнес, политика, элиты – это мое, да. А любовь… это для девочек. Поэтому, что тебе делать со своей жизнью, не скажу. Но, с твоего позволения, дам профессиональный совет… Вы идеальная пара. Ты слышишь? Про вашу счастливую семью фильмы снимать можно! Не вздумай с ним расставаться, поняла? Хочешь продолжать карьеру – оставайся…
Мария протестующе взмахнула рукой:
– Остановись! Все советы знаю: терпи, все пройдет, он тебя любит… Да, я могу терпеть. Я даже останусь. И кстати, я тоже тепло к нему отношусь. Но пойми, Андрюш, ведь и у меня внутри что-то треснуло… Все силы куда-то ушли, ничего не получается. Да я, в общем-то, не об этом. Ты мне лучше скажи… ну, не удивляйся, ладно? Ответь как мужик… посмотрев на меня со стороны. Ну да. Представь, что мы не знакомы. У меня есть шанс? Я хочу сказать: мужчина, любовь – это возможно? В большой политике…
Они смотрели друг на друга: он – оценивая профессиональным взглядом бывшего дипломата, а ныне – эксперта, она – выжидая, настороженно.
– Нет…
Это категоричное «нет» откинуло Марию, вжало в кресло. Не доверять Андрею нет причин,
– Нет?.. Почему – «нет»? – позволила себя добить, с надеждой зацепиться хоть за что-нибудь, найти скрытый смысл.
– Еще лет пять назад я сказал бы «да». А сейчас… – с циничностью хирурга Андрей обстоятельно расписывал причины отказа: – Ты красивая, умная – последнее, кстати, минус, – но по каким-то невероятным, совершенно непонятным мне причинам ты очень высоко взлетела. И стала звездой. Или, сказать иначе – иконой. Тобой можно восхищаться, поклоняться тебе, но чтобы приблизиться, полюбить… нет, невозможно… Слишком много всего. Известности, характера, самостоятельности, стиля. Все – слишком… И потом: на твоей позиции не до романтики. Это действительно серьезная политическая карьера. Поэтому: пахать, как мужику, а дома – привычный муж, который это все терпит. Нормально! Так что не советую что-то менять. Кстати, если проблемы…
можно вечерок скоротать… Это я так, на правах старого друга…
Мария уже не слушала… Удар наотмашь. «Невозможно, невозможно», – с упрямством эмоционального мазохиста повторяла она… Превратиться в деловую стерву, отдающуюся работе по причине комплекса брошенной жены, – ну нет. Перебьются все!
***
С того вечера прошел месяц, а может, два. Лежащий на улицах снег давно перестал дарить ощущение праздника. Он постарел и раздражал своим тускло-серым однообразием. Как, впрочем, и вся ее жизнь…
Мария упорно старалась выкинуть из головы разговор с Андреем. Но он засел в голове намертво, рождая двойственное чувство: отчаяние и злость.
Стильная женщина. Ей немного за сорок. Впрочем, если не знать, можно промахнуться лет на пять-десять-двенадцать. Одета со вкусом и сдержанно. Отсутствие макияжа делает лицо молодым и свежим. Когда-то голубые глаза потемнели, приобрели глубину и жесткий, стальной оттенок.
Она недоумевала: в чем проблема-то? Почему так? Оказаться на вершине и бесноваться от ощущения никомуненужности? Иметь за плечами два красных диплома, иностранные стажировки, головокружительные победы, почти невозможные свершения и маяться от сумасшедшей тоски?
«Тобой можно восхищаться, поклоняться тебе, но чтобы приблизиться, полюбить… нет, невозможно…»
То есть! Сверхженщина – уже не женщина. Потерявшая в глазах окружающих принадлежность к полу, а вместе с ней – свою сексуальность, она представляет интерес для интеллектуалов, психиатров и карьеристов. Сверхженщина – селекционный вид, разновидность homo sapiens, взращенный двадцать первым веком, родственный существовавшим ранее андрогиням. Попросту говоря – недоженщина.
Со своей недоделанной женственностью Мария банально «упустила» мужа. Ну что ж, логично. Видимо, где-то там, в стороне от феерично-успешной жены, с упоением взбирающейся по лестнице власти, с уверенностью диктующей правила и законы, он находит свое простое, мужское счастье. И его можно понять: про него-то забыли…
Иногда ей хотелось попросить: «Расскажи. Расскажи, что в ней такого? Ну, какая она? Там, в постели…»
Но вызов на откровенность нарушил бы с трудом удерживаемое равновесие. Негласные правила игры. Поэтому Мария иронизировала, сколько могла: над собой, над всем женским родом, шутливо прикрываясь последним фиговым листком, что размножение почкованием для деловых женщин – не проблема, и на время забывала об этом.
…Надоело кутаться в теплое пальто. Надоели сапоги и перчатки. Надоел бесконечный полумрак. Хотелось пусть не тепла, но хотя бы света. Может, именно поэтому и согласилась высвободить в графике вечер для похода в Дом музыки на престижный концерт.
В антракте, в шумной толпе среди не по-зимнему экипированных «на выход» дам и молчаливых мужчин, делающих умный вид, чтобы не так бросалась в глаза их сопровождающая функция, сразу стало душно. Мария привычно улыбалась знакомым лицам, когда над ней прогремел известный на всю страну голос:
– Мария! Милочка! – Седовласый актер, счастливый присутствием рядом с ним очаровательно-молодой жены, источал благодушие. – Как я рад вас видеть! В ваше отсутствие складывается впечатление, что платья и костюмы нужны политикам, чтобы протирать их на заседаниях… Как хорошо, что вы не такая! В Дом музыки ходите, единственная наша…
Мария зарделась от его внимания:
– Так хочется чаще приходить, но времени катастрофически не хватает…
– Да зачем же вы политикой занимаетесь? – Он скрестил руки на груди и окинул ее наигранно-оценивающим взглядом: – Вот смотрю я на вас и думаю: такая потрясающая женщина! Ваше место совсем в других кругах…
Мария рассмеялась. Уж она-то точно знает, где ее место и в каких кругах! По залу дефилировал знакомый чиновник из Министерства юстиции. Вот он – ее круг! Воспользовавшись ситуацией, Мария подхватила мужа под локоть и сделала несколько быстрых шагов к чиновнику:
– Здравствуйте, Юрий Владимирович.
– Вечер добрый, Мария. Прекрасный концерт, вы не находите?..
– Прекрасный, – согласилась она. И без перехода добавила, сорвав чиновнику попытку ограничиться культурной темой: – Кстати, как там Минюст? Завизирует нам закон о Пенсионном фонде?
Ошарашенный вопросом в лоб, он растерялся:
– Ну… Смотрим. Проверяем…
– Там столько споров было! – Мария перешла на шепот. – С таким трудом нашли компромисс… Но отчего-то мне кажется, там полно, назовем их, «юридических ошибок»… Не так ли?
– Да-да. – Чиновник отер лоб платочком, автоматически огляделся: отступать некуда. Понизил голос. – Действительно есть несколько позиций… Достаточно спорных.
– Ну а в принципе? – не отставала она. – По большому счету? Чего можно ожидать?
– Э-э-э… я не знаю…
Да ладно вам! – Ей было легко кокетничать. Прекрасное настроение, желание узнать все заранее и явная растерянность оппонента – все-таки не Джеймса Бонда – позволяли воспользоваться своим обаянием в деловых целях. – Скажите по секрету-то: будет подписан? Или нет?
– Ну… – Чиновник шумно вздохнул: – Будет. Будет. Но это – шепотом, это – между нами!
– Конечно! – Мария чуть не чмокнула его в лысую макушку, благоразумно удержалась и с чувством выполненного долга направилась в зал – слушать второе отделение.
Но взгляд выхватил в толпе понятных ей людей – обласканных временем известных музыкантов, депутатов, чиновников – молодого человека. Он был высок, изысканно и нервно худощав. В костюме дорогом, но неброском, сидящем на нем как-то небрежно-элегантно. Он резко выделялся в толпе каким-то особенным европейским шиком.
– Хотел бы представиться. Василий Вихров, художник-дизайнер, – неожиданно обратился к ней красавец брюнет.
«Какие пронзительные голубые глаза… красивый чувственный рот… – подумала Мария. И тут же обратила внимание на стоящую рядом женщину. – Наверное, жена…»
– Моя жена – Елена… – Предположение оказалось верным. – Не могу не воспользоваться случаем, поэтому приглашаю вас на дизайнерскую выставку.
Голос молодого человека был глубок и дополнял его нездешний образ.
– Мой муж – Сергей, – представила Мария, наконец отважившись снова взглянуть в глаза нового знакомого. Там читалось многое. Любопытство, азарт, некоторое смущение и, если Мария не ошиблась, откровенный и в чем-то даже бесстыдный интерес… Смешавшись, она ответила, отчего-то подразумевая одновременно и искусство дизайна, и что-то еще, пока необъяснимое: – Спасибо, но я как-то в этом ничего не понимаю…
Ни «да», ни «нет».
– Я вам все расскажу. – Мягкая, уговаривающая интонация делала фразу почему-то двусмысленной. Заметив на ее лице легкий румянец, новый знакомый сменил тон и весело добавил: – А что? Убьем двух зайцев. Художникам – пиар: политическая звезда посетила их выставку. Вам – выход за рамки официоза. Вы первая начнете сближать мир политики и современной богемы. Прямо как Никита Сергеевич Хрущев!
Он рассмеялся, но глаза остались серьезными. Взгляд выжидающий, настороженный, не отпускающий. Она тоже улыбнулась: сравнение с Хрущевым показалось странным и поэтому смешным. Протянула свою визитку. Его – стильную, необычную своей прозрачностью, почти невозможностью существования, – быстро положила в сумочку.
– Ну что, устала? – Муж бережно взял ее под локоть. Заговорщицки шепнул: – Уйдем?
Все еще продолжая улыбаться знакомым лицам, Мария ответила одними губами:
– Конечно. Уйдем скорее…
В машине она положила сумочку на пустующее сиденье. Там, в отдельном кармашке, лежал трофей. Еще не ясно, зачем он ей. Звонить? «Сближать мир политики и современной богемы» ? Что это значит? Неужели она действительно пойдет на выставку современного дизайна?
– Ты согласишься на его приглашение? – Сергей уверенно вел автомобиль по наконец-то опустевшему центру. – Опять лицом одаришь очередное дурацкое мероприятие?
– Чье приглашение?
– Ну, этого… как его… Василия ибн Уорхола… Надо же! Какое прекрасное русское имя! – Сергей подрезал неповоротливую малолитражку. Добавил: – А главное – редкое…
Она оставила остроту без внимания:
– Не знаю. Подумаю…
– Сейчас отвезу тебя домой, потом уеду… по делам. – Сергей посмотрел на жену в зеркало заднего вида, их взгляды на мгновение встретились. – У тебя все в порядке?
– У меня все в порядке.
А впрочем, почему бы и нет? Почему бы ей не пойти на выставку? Не важно чего. Современного дизайна. Африканского авангарда. Английского андеграунда. Древнего хай-тека… Какая разница?
– Ты сходи. – Муж припарковал автомобиль рядом с подъездом. – Знаешь, я давно хочу тебе сказать. Если в твоей жизни появится кто-то – это ничего не изменит. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Мы же уже взрослые…
«Ничто не мешает мужчине, уходящему к другой женщине, произнести: „Я люблю тебя», – подумала она. – И там, у другой, повторить, как заклятие, слово в слово. Что это? Легкомысленность? Коварство? Нет! Скорее, безответственность…»
Она давно поняла, что мужчины совсем просто относятся к слову «любовь». Любовь для них включает многое и порой совершенно разное. То читается, как «родное существо, так долго жили вместе, без тебя не могу», то: «хорошо к тебе отношусь, привык к тебе». А вот женщина по-прежнему ищет в слове «любовь» тот самый изначальный смысл. И сразу же попадается на своей серьезности.
– Да-да-да. – Она прижала к бедру театральную сумочку. – Я все знаю. Удачи тебе сегодня.
Мария вышла из машины. Если бы это было возможным, она никогда не становилась бы взрослой. Быть взрослой – означает быть мудрой. Все понимать и идти на компромиссы. Видеть людей и перспективы взаимоотношений насквозь. Никаких истерик. Никаких иллюзий. Никакого самообмана. Сплошное терпение…
В квартире, надежно отгороженной от людей консьержкой, телекамерами и железными дверьми, ее не отпускало беспокойство. Визитка перекочевала на столик у кровати, настойчиво напоминая о своем хозяине. Каллиграфическая четкость и красота выписанных букв рождали образ чего-то из другого мира.
Мария пыталась отыскать в ее хозяине недостатки.
Для начала, этот художник-дизайнер неприлично молод. Сколько ему лет? Тридцать пять? Тридцать?! Ужасно! Еще – он прямо-таки вызывающе, не по-российски, холен…
– Ма-ма… Ты дома? – донесся голос Ольги.
– Да, дома. – Мария зашла в детскую. – Ты чего не спишь? Десять часов! Ну Олечка, ну завтра же в школу…
– Соску-у-училась…
– Хочешь, книжку почитаем? Сказки?
…Двумя часами позже Мария все еще продолжала сидеть на полу, обняв колени и прокручивая в уме основное событие вечера. Еще вчера таким основным событием для нее стала бы новость чиновника из Минюста. Сегодня – нет. Что-то отвлекало ее, в голову лезли глупости, типа: «Если дать себе труд подумать: между мной и Василием Вихровым – пропасть. Бездна возраста, опыта, образа жизни… Гламурные эльфы и политики – что между ними общего? Наверное, они друг от друга даже не размножаются…»
Ольга повернулась во сне, скинула одеяло. От шороха Мария очнулась. Раскрытая книга лежала на полу. Дочь крепко спала. Настенные часы показывали третий час.
«Тоже мне, развелась на сентиментальную чушь! – отчитывала она себя в ванной комнате, с особенной яростью расчесывая волосы. – Господи, как всегда: три часа ночи, а завтра тяжелый день…»
Глава 2
День и в самом деле выдался тяжелым. – Я знаю одно: государство – это святое. Его нельзя вот так… Исключать, понимаете? Из экономической жизни…
Самоуверенный баритон собеседника давил, в его словах чувствовалась вся мощь коммунистического молота. Он прикурил чуть ли не двадцатую за утро сигарету.
Мария тоже закурила. В табачном дыму легко повис бы и целый арсенал топоров. Но она осталась к этому равнодушной. Непонятно зачем она решила переубедить сидящего в кабинете человека. Пока задача казалась непосильной.
Когда неделю назад он позвонил, Мария подумала – очередной сумасшедший. Но мужчина был абсолютно вменяем. Он спокойно раскрывал свои политические взгляды. Из этих речей она поняла, что человек на распутье: ему бы к коммунистам, а он – к ней. Видимо, чувствовал, что в стройном здании СССР что-то не так.
Как ни пыталась она избежать случайных встреч, люди сторожили ее у подъезда, ловили на улицах. Некоторые грубо бросали в лицо оскорбления, выдавая на полную катушку разочарование и обиду. Другие – объяснялись в любви и выражали готовность голосовать. Все жаждали даже не дела, а так, поговорить. Отказать им – нанести обиду на всю жизнь. В общем, Мария взяла за правило: всех принимать. Но – не более одного человека в день.
И вот, в ее кабинете сидит солидный мужчина, бывший научный работник, а ныне – пенсионер, Борис Васильевич Миронов. В нем нет ни толики сумасшествия. Он четко сформулировал свою позицию. Да, он прожил жизнь, как честный коммунист, и никогда от своих взглядов не откажется. Но он, симпатизируя искренности Марии, решился ее переубедить, освободив от заблуждений.
Борис Васильевич вежлив и даже обаятелен своей прямолинейностью и искренностью. И не ясно, чего больше в его желании: попытки поймать ускользающее прошлое, возвратить времена своей молодости или получить обычное человеческое понимание.
– Я ведь как вот думаю, – поспешил развеять ее сомнения Борис Васильевич, – назад дороги нет. Прошлого не вернешь… Так и не надо! Будущее, согласен, за демократией. Но ведь должны же быть какие-то рамки! Посмотрите вокруг. К чему приводит эта ваша рыночная экономика?! Частники заполонили все и прибирают к рукам народные деньги! Это ж уму непостижимо, как они накручивают цены! Откуда вообще их берут? Как мне, простите, пенсионеру, жить с этим? Да что я! Посмотрите на молодых, работающих бюджетников. Нет, нам, обычным людям, рыночная экономика не нужна! Мы хотим получить сильное государство! Чтобы каждый мог, как раньше, все себе позволить.
«И все-таки второе», – решила для себя Мария. Но отступать не собиралась. Ведь если этот научный сотрудник, пусть и бывший, но светлая голова и умница, не понимает, казалось бы, элементарных вещей – пиши пропало. Значит, шансы убедить остальных и вовсе равны нулю.
– Ваше желание мне понятно, Борис Васильевич. И ясна принципиальная позиция. Но в ней кроется несколько заблуждений. – Она старалась говорить ровно, подбирая каждое слово. – Мы, демократы, тоже за сильное государство. Но мы считаем, что его основные функции вовсе не экономические, как вы думаете, а социальные. Это безопасность, армия, пенсионеры, бедные, инвалиды, начальное и среднее образование, здоровье нации. Вот что главное! А у нас все перевернуто! И раньше, в прежние времена, было перевернуто. Было плохо, а стало еще хуже. Власть торгует с утра до вечера: нефть, газ, недвижимость, то, другое…
– Да откуда ж ему денег взять на пенсионеров, бедных и инвалидов и, как вы говорите, медицину, если вы пытаетесь отобрать от государства право на эти нефть, газ, то и другое? Отобрать его собственность?
– Собственность? – Мария не то чтобы рассердилась, но завелась. – К сожалению, у государства есть собственность! Например, ЖЭК. Вот вы приходите туда, и что? Начальнику ЖЭКа на вас плевать, и ваши проблемы остаются только вашими. Тот человек, который приходит к вам трубы чинить, – ему тоже на вас плевать, и эти трубы все время текут! Те, кто делает капитальный ремонт, – им тоже наплевать, поэтому они делают его раз в двадцать лет и плохо! Вот вам классический пример государственной собственности.
А теперь возьмем пример частного капитала, который сдает офисы в аренду и получает с этого прибыль. У них и трубы новые, и компьютерная связь, и современный ремонт. Они знают: если сделают плохо, их офисы никто не будет снимать. Это, Борис Васильевич, называется кон-ку-рен-ция. Государство же ни с кем не конкурирует. И плевать ему на нас поэтому!
Вы говорите: потребитель ничего не имеет в нашей экономике! Так потому и не имеет, что все, что выгодно, забирает государство. А все, что не выгодно, – отдает частному капиталу. И вы умираете от этих цен! Вы не можете толком ни учиться, ни лечиться, нет дорог, коммуникаций… Потому что все это – государство, как вы сами этого хотели, но сильное в своей бесконтрольности и безответственности!
– Простите, – в дверь просунулась голова помощника, – там упорно звонит какой-то дизайнер… Просит соединить. Говорит, договорился…
– Костя! – взвилась Мария. Сейчас, сию минуту, заставить сидящего напротив мужчину прийти к простой и правильной мысли было, возможно, главной задачей ее жизни! Но слово «дизайнер» остудило ее. Василий? Он что, позвонил? Впрочем, никто не должен заметить волнения. – Я занята! Просила же: не соединять. Дайте мой мобильный – пусть позвонит вечером.
– Мобильный? Вы уверены? – От удивления Константин застрял в дверях и не исчез.
Связи и контакты всегда находились в его руках. Номер Марии не то чтобы был засекречен, но крут доступа к нему оставался довольно узким.
– Да, мобильный! Мы начинаем новый проект. Это – друг моих знакомых, – пояснила она, на ходу придумывая «легенду». Не найдя, что еще сказать – какой, к черту, проект? какие знакомые? – демонстративно отвернулась к собеседнику: – Давайте продолжим…
– Вы знаете, Мария, – разволновался Борис Васильевич, – я как-то думал вот и об этом тоже, о чем вы сейчас говорите. Но не такими словами, конечно… И где-то даже, могу сказать, я с вами согласен. Но все же признайте: не частного человека это дело – нефть или там газ. Такие глобальные, можно сказать – стратегические отрасли, широкомасштабные по своему объему экономические ресурсы способно осилить только государство.
– Это иллюзия… – выдохнула Мария. – Вы, как и многие, наделяете власть сверхчеловеческой силой. В силу особенности российской истории мы никак не можем отрешиться от благоговения перед властью. Относимся к ней, как к Богу – всесильному и всезнающему. А власть – не Бог. Органы госуправления состоят из самых обычных людей. Подверженных обычным человеческим слабостям. Как и вам, этим людям свойственно заблуждаться и совершать ошибки. Поэтому их надо поправлять и контролировать.
Послушайте… Мне все это надо обдумать. – Борис Васильевич приосанился и подхватил свой кожаный чемоданчик. Затем подошел к столу и по-деловому пожал Марии руку. – Признаться, я удивлен. Вообще не ожидал, что наша встреча так сложится. Знаете, когда вы, демократы, по телевидению спорите, мы, ну, народ то есть, ничего понять не можем. А все, что вы тут сейчас сказали… В общем, подумаю я еще…
***
«Ауди» летела по заснеженной дороге в направлении дачи. Это в выходные, с вечера пятницы колеса служебных машин расчищали путь до черного дна. Но сейчас, в середине недели, блестящий снег лежал тонким и ровным слоем. В сумерках, освещенный фонарями, он казался Марии нежно-голубым.
Ее рука потянулась включить «Эхо Москвы». Но было настроение другое, и она включила «Радио-классик». Салон наполнился джазом. You don't know what love is… Синкопы старенького фортепиано. С белыми расшатанными клавишами и черными руками пианиста. Сбивчивый монолог саксофона. О вечном, вечернем, рожденном луной и чикагским закатом.
Машина остановилась у беседки. В свете фар неожиданно вспыхнули и тут же погасли тысячи мелких снежинок. Мария поднялась в кабинет. Бросила на диван мобильный телефон. Включила программу новостей и, не найдя ничего интересного в ворохе скопившихся за время своего отсутствия газет, уютно устроилась в кресле. Внизу, в столовой, часы в стиле сталинского ампира пробили одиннадцать раз.
На мелодию мобильника для неизвестных вызовов – короткую и тревожную – Мария откликнулась сразу. Осторожно взвесила на ладони вибрирующий от нетерпения пластик. Равнодушным голосом, противоречащим застывшей в глазах улыбке, произнесла:
– Алло! Я вас слушаю.
– Добрый вечер.
– Добрый. С кем имею честь?
– Беспокоит вчерашний собеседник… С надоевшим вам, наверное, предложением посетить выставку. Наглость простительна, так как звоню по мобильному с разрешения вашего помощника.
– Да-да. – Она сделала вид, что смутно припоминает. Убедительно ли? – Вы, кажется, звонили. Днем. Но я была очень занята. Итак: выставка. «Новое начинание», как вы говорите. Гламур и большая политика. А я… в роли переговорщика… Когда, где, в какое время?
«Черт, слишком неформально получилось… Явно себя выдаю…» Впрочем… Она и так целый вечер пыталась обмануть трубку, что не ждет и даже не думает ни о каком звонке.
– Все запомнили! Надо же, просто умница! – донесся легкий смешок, сдобренный ощущением первой победы, за которой, без сомнения, последуют и остальные. – Завтра на территории кондитерской в прошлом фабрики, в девять часов вечера.
– Фабрики? – не поняла Мария.
Да! Вообразите: кирпичное здание фабрики девятнадцатого века, бывший цех, а в нем – дизайнерские фантазии века двадцать первого! – Мария с трудом представляла, в чем прелесть подобного гранжа. Не получив от нее ожидаемого возгласа восторга, Василий обиженно пояснил: – Мне кажется – это тонко и концептуально. Типа «старое – новое» – что победит.
– Действительно интересно – что…
Она ждала продолжения. Ловила себя на мысли, что наслаждается звуком его голоса. Удивляется ранимости. Василий продолжал, не то убеждая, не то оправдываясь:
– Там будет много забавного народа, прессы – все как всегда. Тусовка, знаете… Но занимательная, не совсем пустая… И кстати, моих работ там нет, но все равно интересно… Во всяком случае, я надеюсь, и для вас тоже…
– Звучит заманчиво… Значит, завтра в девять? Сейчас, секунду, я посмотрю на график. – Мария закрыла глаза и вспомнила расписание на следующий день. После семи часов вечера – ничего. Разочарованно вздохнула: – Как жаль! У меня прием в посольстве. Ужин с рассадкой. Я заранее дала согласие. Теперь уже невозможно отказаться…
– Ну вот, – протянул молодой человек. – А жалко. Ну ладно. Значит, не судьба. Приглашу вас в следующий раз…
Мелькнула задорная мысль: как здорово отказать мужчине, который к отказам женщин не привык. Но рисковать не стала:
– А у меня есть удивительное встречное предложение: выпить чаю в центре, в кафе «Метрополь». У меня там деловая встреча, я закончу к семи. Поболтаем, а потом разбежимся: кто – в посольство, кто – на выставку…
