355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Любина » Спокойной ночи, Братислава » Текст книги (страница 1)
Спокойной ночи, Братислава
  • Текст добавлен: 9 ноября 2020, 17:30

Текст книги "Спокойной ночи, Братислава"


Автор книги: Ирина Любина


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Каждому я рассказываю только его историю.

Клайв Стейплз Льюис – «Хроники Нарнии»

Моей семье


Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Нижняя соль, верхняя соль

– Что происходит?

Ванесса медленно поворачивается на мамин голос и осторожно оттягивает к середине груди половинки ночного халата. Делает шаг в сторону от стеклянного стола. В висках стучит так громко, что она не слышит собственного ответа. В голове все еще перекатывается громкое эхо удара.

– Нечего под утро за водой бегать, – мама хмурится, заглядывает за спину Ванессы. – На весь дом гремишь, имей совесть. Иди наверх.

Ванесса быстро кивает и идет к лестнице – кажется, вот-вот приподнимутся краешки халата, и она взлетит по ступенькам в спальню, где утонет в запахе чистых одеял – мгновенно, легко и с единственной четкой мыслью: мама ничего не заметила.

1

Две недели назад

Из окон спальни было видно только зеленое и серо-голубое: дом семьи Кац находился на небольшом возвышении, и каждое утро Ванесса просыпалась у огромных чистых стекол с видом на круглые деревья, словно стриженные по трафарету, серый силуэт соседского здания с узкими окнами и аккуратные пешеходные дорожки, как будто нарочно вытоптанные под углами в девяносто градусов. Ей нравилось, что кровать стояла у самого окна. Но каждое утро она просыпалась на спине и не хотела открывать глаза, потому что обязательно приходилось смотреть на потолок. Она его ненавидела и терпела, а на боку или животе засыпать не получалось. Поэтому каждый день наверху из сонных мутных силуэтов расплывались непонятные и одинаковые то ли цветы, то ли абстрактные узоры, а между ними – вечно на одних и тех же позициях – летали тройняшки и еще тройняшки ласточек. И посреди всего этого розового кошмара гордо и строго замирала крупная люстра.

Ванесса просыпалась и видела потолок. Запускала зрение и слух, включала внутреннюю программу: развернуться налево, заглушить будильник, чтобы не раздражать никого мелодией повтора через восемь минут, заставить себя подняться и опустить ноги в теплые свежие тапки. Услышать лай собаки – мама возвращается с ранней прогулки. Пройти в ванную комнату, слева крючки. Снять, повесить, оставить тапки на корзине. Душ. По порядку. Расчесать волосы. Легкий макияж, не переборщить, не намазать чересчур этого, не перестараться с тем. Она выбирала тени четыре года, чтобы избавиться от маминого взгляда поверх глаз. Идеальный оттенок, надо же, с этим получилось.

Ванесса открывает шкаф так медленно, что успевает прокрутить в голове пять кругов тугую и постоянную мысль: почему нельзя ходить совсем без одежды. В шкафу вешалки, коробки и ячейки. Одежда развешана по цветам, вся – только на весенне-летний сезон, остальное сложено в общий дальний гардероб до осени.

Синее прямое платье в клетку с белым воротником. Хорошо? Воротник давит на шею. Кажется, его стоит снова отбелить. Черная водолазка, серый пиджак – тоже в клетку, прямые классические брюки. Хорошо? Нет, какая же глупая, вчера специально перепроверила прогноз погоды, будет жарко. Бежевая легкая блузка – Ванесса меняет бюстгальтер под цвет ткани, надевает темно-серые брюки. И лучше снова расчесаться. Тугой высокий хвост – рыжие длинные волосы мягко и послушно опускаются на спину. Ванесса складывает вещи в черную прямоугольную сумку, перепроверяет, снова перепроверяет, сверяется с вечерним списком на сегодня и выдыхает – можно спускаться.

У лестницы встречает маму.

– Вечно копаешься.

Этот взгляд. Вы бы ни за что его не заметили. Он длится всего какую-то тысячную долю секунды, зато Ванесса научилась его ловить. Этот взгляд не означает ничего особенного, но в то же время он портит весь день и не думать о нем невозможно – такой оценивающий, быстро-презрительный взгляд, после которого не приходится даже сомневаться: ты снова не угодила. Лучше бы вообще не спускалась.

Семья Кац садится за широкий стол. Во главе с двух сторон – родители, Ванесса – рядом с младшей сестрой Лорой, а напротив – старший Герард.

Ванессе хочется есть, но от беспокойства и какого-то странного разочарования не получается. Она осторожно опускает и поднимает ложку, но не понимает, попадает ли что-нибудь в рот. Может, блузка помятая?

Мама наливает свежий чай, спрашивает у Герарда, заказал ли он грузовики с рабочими на воскресенье. Ванесса снова опускает ложку. Может, слишком высоко натянула брюки? Мама пожимает плечами: в выходные они берут дороже, почему Герард ничего не может решить заранее?

Время завтрака заканчивается, Ванесса замечает, что так и не притронулась к еде.

– Предупреждай сразу, если за тобой придется выкидывать еду, – мама раздраженно кивает Ванессе, чтобы та собрала за всеми тарелки.

Ванесса осторожно выливает тонкой струйкой молоко в раковину. Может быть, она выбрала не такие уж идеальные тени?


Утром папа подбрасывает на машине: Ванессу – в университет, Лору – в частную школу в той же стороне.

Через улицу Франка перелетает целый ураган птиц, и Ванесса отвлекается, наблюдает, как они выстраивают в воздухе гибкие линии, и не успевает отвернуться от розового здания по диагонали. Школы искусств. Ванесса отводит взгляд и еле заметно мотает головой, чтобы сбросить начинающие мерно стучать в воспоминаниях звуки – раз, два. Раз, два. Раз, два…

2

– Раз, два! Ты не слышишь метроном? Он для чего стоит здесь, Ванесса?

Ванессе одиннадцать, и она слышит метроном. Он отстукивает ритм, как мамины воскресные каблуки – щелк-щелк. Если слушать его слишком долго и не играть, можно сойти с ума. А если слушать и играть, то не попадешь в его ритм, и тогда с ума сойдет мама. Она так и сказала Ванессе. И ей не хочется, чтобы мама легла в то жуткое здание через пять улиц к центру.

Раз, два, раз, два. Она играет «Болезнь куклы». Надо использовать педаль, но доставать до нее тяжело, и Ванесса вытягивается в такую же струнку, как те, по которым бьют молоточки в теле инструмента. Учительница открывала фортепиано и показывала ей: молоточки бьют по нужным струнам, и те послушно откликаются на клавиши. Раз, два.

Это очень тоскливая мелодия, очень медленная, а в конце все сложнее и сложнее, все уходит вниз, нельзя потерять мысль. Ванесса представляет, что перед ней стоят ноты, и ей становится спокойнее. Ведь она сможет подсмотреть, когда ошибется. Обязательно сможет. Раз, два.

– Что с тобой такое? – мама хватает руки Ванессы и сбрасывает их ей на колени. Сжимает кисти, строго смотрит в глаза и спокойно повторяет. – Что с тобой такое? Ты ошибаешься на одном и том же такте. Соберись. До конкурса неделя. Ты же не хочешь всех подвести?

Ванесса мотает головой. Она не хочет.

Мама вздыхает, выключает метроном и кивает:

– Обедать, потом снова – с того же места.

Слишком давишь на начало такта. Не сиди, как манекен, двигайся. Метроном, слушай метроном. Грязная педаль. Давай сначала.

Кукла заболевала снова и снова с верхней соль, с нижней соль. Верхние ноты плакали, потому что устали от гостиной и хотели звучать где-то еще, но мама наклонялась и ставила ближе метроном, стучала под его ритм краем стопы и кивала, когда Ванессе удавалось попадать в его темп почти идеально.

Ванессе хотелось плакать вместе с верхними нотами, потому что она устала. Потому что нельзя играть одну и ту же пьесу под метроном с восьми часов утра в воскресный день. Ей не хотелось ехать на конкурс. Она ненавидела этого Чайковского. Зачем он написал такую грустную мелодию для детей?

В три часа был перерыв. Ванесса сидела на твердом диване напротив фортепиано и обнимала большую подушку. В голове стучал метроном, хотелось его выключить, но она не понимала как. Она тихо встала и развернулась в сторону кухни за сладким чаем. В коридоре остановилась, потому что встретила Султана. Колли моргал, Ванесса опустила ладонь к его носу, и Султан любопытно и радостно обнюхал ее руки. Она почти засмеялась, но не стала, потому что услышала, что на кухне за углом стали говорить громче. Замолчала, опустилась возле колли.

– … Что у нее 100 из 100 по всему рейтингу. У них такие оценки. Она это повторила миллион раз за нашу встречу, как будто все немного не догоняли. Это содружество у меня уже дальше печенок.

– Так перестань с ними встречаться.

– Господи, Марк, ты же понимаешь, что речь о статусе. Если я перестану ходить на эти встречи, никто не позовет меня организовывать этот… Благотворительный банкет в следующем мае. А никто его не может организовать лучше меня. Это моя работа.

Ванесса хотела уйти, но боялась, что ее услышат. Она растерянно замерла в коридоре и лихорадочно соображала, куда сделать шаг. Войти на кухню? Мама разозлится, что она подслушивала. Пойти обратно? А если залает Султан?

– Надеюсь, Ванесса хотя бы войдет в первую тройку на конкурсе. Иначе эти мамаши меня живьем сожрут. У Линды гений. У Даны сын какие-то программы пишет. Все по кругу, каждую встречу: а мой, а моя. Только вот мне нечего сказать. Одна вон даже пьесу нормально сыграть не может, Герард с Лорой тоже дурака валяют. Черт… – мама ойкнула, что-то громыхнуло.

– Все в порядке?

Ванесса сделала один за другим шаги назад в гостиную, поэтому папин голос в ответ звучал чуть тише

Через минут семь мама вернулась и включила метроном.

– Я не буду.

– Что?

Одна мамина бровь знакомо взлетела вверх. Ванесса смотрела в пол и сглатывала редкий воздух, потому что неожиданно стало тяжело дышать.

– Я не хочу участвовать в конкурсе. И я устала.

Мама выключила метроном, сложила руки и подошла вплотную к Ванессе.

– Садись за фортепиано.

Ванесса задрожала, стало жарко, в уши ударило неприятным теплом. Она замотала головой и шепотом повторила:

– Я не буду. Ни за что. Меня это достало.

Мама еще выше сложила руки, поджала губы и развернулась к двери.

Ванесса не сразу подняла голову. Уставилась на мамину спину. Мамина спина прямо и твердо принимала этот взгляд. Мамина спина остановилась у двери. Мамина спина четко и громко сказала:

– Не выйдешь, пока не будешь играть как положено. У меня нет времени на твои истерики.

Спина исчезла, дверь захлопнулась, замок повернулся и замолчал.

Ванесса решилась стучать в дверь только через четверть часа.

– Ну мамочка! – она хваталась за ручку и тянула ее изо всех сил на себя. – Пожалуйста.

Еще через час она перестала плакать. Через два часа заснула у дивана на полу. Когда проснулась, в комнате стало темнеть, и она зажгла лампы. Стала снова дергать дверь и стучать по полу ладонями.

– Мама! Пап! Я завтра все сыграю. Мама!

Брат принес ей воды.

Всего прошло пять часов – от головокружения Ванессу стало качать.

Она медленно, с тупым и строгим взглядом отодвинула банкетку. Дотянулась до педали. Нижняя соль, верхняя соль. Ванесса играла, снова, снова и снова. Мама пришла и включила метроном.

– Видишь, тебе всего лишь нужно было успокоиться.

3

Ванесса вздрагивает, когда папа сигналит передней машине. Лора спит, смешно опустив голову на грудь.

– Не опоздаем?

– Будем через три минуты.

Это формальность, конечно. В семье Кац никогда не опаздывают.

Ванесса кивает, затягивает на макушке хвост. После своей победы в конкурсе городских школ искусств она никогда не спорила с мамой. Она была почти идеальной дочерью. Она пыталась ей быть.


После университета Ванесса возвращается домой, прислушивается на пороге. Хорошая тишина. Мама на работе.

Она достает в спальне из ящика маленькую мятную колонку – подарок двоюродного брата Ромы. Выдыхает, выбирает в телефоне «Jailhouse rock1» и медленно двигается в такт песне. Смотрит в зеркало.

Вчера мама зашла перед сном. Ох, Ванесса снова видела его, этот мамин взгляд на зеркало. И снова вымыла. «Let's rock, everybody, let's rock2» – просит песня, Ванесса делает пару шагов от зеркала. Что же с ним не так, откуда этот взгляд. Она шевелит руками, щелкает пальцами ровно в такт и наклоняется, потом снова плавно поднимается и слегка качает бедрами. Может быть, следы от пальцев? Как она могла не заметить? «If you can't find a partner use a wooden chair3»– упрямо продолжает песня. На кульминации Ванесса представляет, как размахивается ногой и ударяет стопой в самую середину зеркала, и оно рассыпается.

Стекло разбивается всегда так громко, как будто за окном поднимается взрыв. Ванесса слышит этот звук, но плохо помнит, что это была за история?

Это было давно.

«Не можешь найти партнера для танца – бери деревянный стул…» – подпевает она и двигает плечами, опускается вниз, потом снова выгибается, шевелит губами.

Она уже не помнит, как разбила стакан.

Ей было пять, а в наборе было двенадцать стаканов. А на следующий день вечером было двенадцать гостей. О, с математикой у Ванессы всегда было хорошо. Стакан предательски и непослушно выскочил из ее маленьких рук и разлетелся прозрачными мотыльками-стеклышками по кухонной плитке.

Стакан ей снился, он вырастал до размеров исполинского купола и закрывал за собой кислород, так что Ванесса задыхалась и просыпалась. Она пыталась рассказать о стакане маме ровно тринадцать раз, но так и не решилась, только держала в себе эту мысль, несла ее, прокручивала в своей маленькой голове грохот, разворачивала перемоткой изображение и собирала стакан снова. Ждала гостей, как настоящей казни из сказок. Только там героев кто-нибудь непременно выручал в самый последний момент, а она не знала ни одного человека на свете, способного поворачивать время вспять.

Вечером мама стала доставать один за другим стаканы, чтобы всполоснуть накануне ужина. Доведенная почти до истерики Ванесса следила, как в полной тишине мама вынимала из кухонного шкафа… ровно двенадцать стаканов.

В тот день она решила, что у нее есть звезда-хранитель, как из мультфильма о принцессе. Мама ничего не заметила. А Ванесса с тех пор яро и трепетно ухаживала за стеклом.

4

Ну, кроме одного случая со стеклянным столом, разумеется.

Мама купила в кухню стеклянный стол на замену деревянному.

– Это модно. К тому же, прекрасно видно грязь. Лора, не надо опираться на него ладонями.

Лора спрятала руки в карманы.

Стол был круглым, на переплетенных между собой овальных и золотистых узорах-ножках.

– Тысяча евро за стекло, – папа пожал плечами и постучал по ножкам. – Эти ничего, крепкие.

Мама хмыкнула и выгнала всех из кухни. Ванесса догнала папу:

– Завтра выезжаем в пять?

Ежегодная и, разумеется, неизменная традиция в честь успешного окончания года – награда. Герарду дарили деньги на музыкальные инструменты, Лоре книжный абонемент. А с Ванессой папа ходил на театральную постановку.

За сутки до назначенного дня Ванесса встретила Рому в «Красном кардинале».

– Вечно ты здесь.

– А тут хороший свет… – Рома улыбается и уступает ей свободное пространство на бархатном диване. – Что нового?

Их всегда принимают за родных – оба высокие, оба рыжие. Ванесса не помнит жизнь без Ромы и тоже скучает по своей тете Ане, которая много лет назад при помощи самого настоящего волшебства сделала Рому частью их семьи – забрала из детского дома. И он получил ее девичью фамилию – Вишневская.

– Мама купила новый стол. Никого к нему не подпускает. С папой завтра идем на «Эсмеральду». Вот…

Она садится рядом, откидывается и по традиции просит:

– Можно мне рисунок?

– Конечно, Мадемуазель Кац.

Ромины карандаши стремительнее самого времени. Ванесса наблюдает за их линиями, переводит взгляд на барную стойку. Их друг Марек Флам вопросительно наклоняет голову. Она пожимает плечами и разводит руками, мол, как обычно, зачем спрашивать.

Он приносит ей кофе.

– Кокосовый ковбойский.

Садится напротив, вопросительно кивает на рисунок.

– А это Ванесса опрокидывает символ своей безраздельной покорности матери, – Рома протягивает ей комикс. Ваннеса сердито ему щурится, переворачивает листок. На рисунке она, подперев руки в бока, толкает ногой стеклянный стол.

– У него ножки другие. Но в целом мысль ясна.

– Опять не отпустит тебя к Само?

– Ну, кстати… – Ванесса повторяет знакомое мамино движение «бровь вверх». – Мама Само ей позвонила. Армине удается быть единственной женщиной на этой планете, которая не вызывает у мамы бешенство. Так что я буду. Если Марек сыграет на гитаре.

– Не бывать этому, – Марек разводит руками и направляется назад к стойке. – Мои концерты слишком дорого стоят.

– Я тебя умоляю! – буркает Ванесса вслед и опускает глаза на комикс. – И правда, грохнуть бы этот стол.

5

В театр Ванесса собиралась два с половиной часа и предложила маме выбрать с ней платье.

– Надо почаще ходить с тобой в магазин… – мама, поджав до белизны губы, перебирала зеленые цвета в шкафу. – Вот, неплохо.

Она опустила платье на кровать, выпрямилась и кивнула Ванессе на зеркало.

– Давно мыла?

В театре было классически шумно, но не особенно людно. Ванесса смотрела, как папа листает программку и удовлетворенно кивает сам себе.

– Ванесса?

Она обернулась. Бренда Мнишек, мама однокурсницы Марты.

– О, – Ванесса улыбнулась и кивнула. – Добрый вечер. Вы на «Эсмеральду»?

– Да…

Ванесса заметила, как Бренда кивнула папе. Обернулась, но ничего не сказала и снова засияла фирменной улыбкой Кац.

– Тогда приятного вечера. Пап, пойдем, а то в жизни не найдем вовремя свои места, – она засмеялась, потянула папу к лестнице в сторону балконов и через несколько метров прошептала: – Откуда ты знаешь Бренду?

– Я? – папа снова достал из кармана программку и нахмурился. – Да не помню.

Ванесса незаметно поморщилась. В семье Кац не бывает фразы «я не помню».

Бренда сидела по диагонали вверх, совсем рядом. Ванесса вздрагивала, когда та смотрела в их сторону. Случайным взглядом, который прятался и исчезал через какую-то долю секунды. Ванесса почувствовала, что ей становится душно. Она пыталась отвлечься на танец цыганок, но только сильнее вдавливала ногти в ладони. Через полтора часа после начала она вышла в туалет.

– Ванесса, что за фокусы? – папа недовольно дернулся и прошипел: – До антракта не потерпит?

– Я быстро, извини.

В коридоре Ванесса достала папин телефон.

– Так плохо следить за мобильником. Он точно Кац?

Она пролистала список контактов. Ей очень хотелось не наткнуться на любое имя, связанное с Брендой.

– Пожалуйста…

В середине списка она увидела четкую, совсем не замаскированную фамилию Мнишек.

Они ушли раньше. Если у Ванессы и не было «ярко выраженных талантов», как вечно ворчала на кухне мама, то уж притворяться она умела потрясающе реалистично, ухмыляясь потерявшим ее гений театральным вузам. Ей стало так плохо в театре. Боже мой, она правда не знает, в чем дело. Может быть, переутомление? Но ведь лучше не рисковать?

В машине было жарко. Ванесса стянула куртку, сбавила громкость на панели.

– Ты помнишь ваше первое свидание?

– В смысле? – папа включил поворотник и провел рукой по губам.

– Первое свидание с мамой.

– О… – папа на пару секунд замолчал и усмехнулся: – Да когда ж это было. Наверное, гуляли в Старом Городе.

Ванесса смотрела, как проглатывают темноту разгорающиеся фонари. Кажется, ее идеальный папа слишком хорошо знает Бренду Мнишек.


«Это только догадки. Но, может быть… Кто мне скажет, как в такой ситуации поступают правильно? Что я должна?…»

Ванесса положила обувь в ящик у двери. Вдохнула ноздрями теплый комнатный воздух, решительно, но с мелкой щекочущей дрожью, повернула к кухне.

– Привет, мам.

Мама перемывала плиту.

– Вы рано.

– Да… мне понравилось. Хорошая постановка.

«Боже мой, какой глупый диалог. Давай о главном…»

Мама обернулась к ней и снова подарила ей знакомый взгляд.

– Не облокачивайся на стол.

Ванесса не сразу сообразила. Посмотрела на маму, молча открыла рот, надеясь, что слова благополучно выкатятся из него сами, но ничего не смогла произнести.

– Да что с тобой такое! – мама грохнула стулом и, подхватив Ванессу за руку, сдвинула ее в сторону. – Ванесса, этот стол стоил тысячу евро. Ты даже зеркало в спальне помыть не в состоянии, не прибавляй мне работы на кухне, сделай одолжение. Ну, вот. Следы от ладоней. Потрясающе.

Ванесса пробормотала «извини» и пошла наверх.

6

Ночью ей снилось, как она играет на фортепиано, а Бренда все время ускоряет темп ритма метронома. И на фортепиано сидит мама, а в руках у нее точная уменьшенная копия стола.

– Стол идельный. Он из совершенного стекла. Вот бы превратить тебя в стеклянную вазу!

Ванесса проснулась от хохота мамы из сна. Ее передернуло, она быстро натянула халат и спустилась на кухню. Выпьет стакан воды и успокоится. Почему нельзя вымыть свою жизнь средством для стекол?

Она чувствовала, как в голове еще шумит бред из сна. Ночной свет отражался в глубине стеклянного стола, совершенный, словно божественный. Ванесса вдруг четко услышала, как в голове задорно и твердо заиграло: нижняя соль, верхняя соль… Она затрясла головой, попятилась назад.

– Только не фортепиано.

Нижняя соль, верхняя соль.

– Мамочка, я схожу с ума… – она отошла назад и оперлась рукой на стеклянный стол. Ойкнула. Резко отпрянула.

«Мама запрет тебя в гостиной, пока ты не отмоешь этот стол целую сотню раз, – смеялся в голове голос. Ванессе показалось, что это перекликаются ножки стеклянного столика и что это он мерзко и истчерично ей повторяет: – Помнишь, как кружилась тогда комната? Как карусееель! Как карусель!»

– Я не хочу! – Ванесса развернулась, выхватила из ящика тяжелый молоток для отбивания мяса. Размахнулась и грохнула по самой середине стола. По стеклу стремительно расплылись ломаные струйки трещин.

– Я не… – Ванесса замерла, прижала к щеке крепкий наконечник молотка. – Я не… Боже, они все сейчас придут.

Она зажмурилась, опустилась на пол и схватилась руками за голову.

– Боже мой, зачем, зачем. Какая же ты дура. Пожалуйста…

Наверху послышалось движение. Кто-то спускался на грохот. Ванесса резко открыла глаза, хотела было подняться, убежать, убежать! Но остановилась и просто уставилась перед собой.

Стол стоял на том же месте. Целый.

– Что происходит?

Мама крикнула еще с верхушки лестницы. Ванесса двинулась на ее голос, пытаясь не упасть.

– Нечего под утро за водой бегать. На весь дом гремишь, имей совесть. Иди наверх.

7

– Я думаю, мне нужно сходить к психологу. Я знаю одного, он напротив «Красного кардинала» принимает. Рома ходил к нему после похорон мамы. Я никому этого не говорила. Так что, ты понимаешь. Это секрет! – Ванесса подняла на Еву чуть влажные и строгие глаза. – Я с ума сошла, скажи?

Ева улыбнулась и выдохнула.

– Ты просто дурочка! – она встала, растормошила рукой челку и добавила: – Приснилось. Со всеми бывает. Тебе просто надо меньше нервничать и… Больше тусить!

Ева весело задвигала в такт песне из колонки.

– Чудо, что твоя мама разрешила нам! Университетская вечеринкааа! – она засмеялась, развернулась, вытащила из сумки помаду. – Последний штрих, и идем. Тебе нужно хорошенько…

Она наклонилась к зеркалу и сделала несколько движений бедрами.

– Хорошенько по-ту-сить! Ой, блин.

Ванесса смотрела на след от Евиной ладони на зеркале.

– Блин, прости! Я случано. Давай я…

Она не успела договорить. Ванесса молча выдвинула ящичек комода, достала малиновую помаду и нарисовала на зеркале яркий, жирный зигзаг.

8

– Я на кухню за водой, можно?

– Гостям можно все! – Ванесса зевнула и перевернулась на другой бок. – Только тихо.

Ева вошла в кухню. Набрала из тонкого крана-фильтра стакан воды. Султан лежал под стеклянным столом и тихо, глухо сопел. Ева подошла ближе, наклонилась к собаке.

– Красавчик, дрыхнешь?

В ответ Султан еще тише засопел и только повел носом. Ева улыбнулась и попыталась быстро подняться, но остановилась.

На расстоянии чуть меньше метра вдруг заиграли чуть размытые картинки. Ева открыла рот, сделала шаг назад и изо всех сил махнула руками влево.

– Что это, блин, такое?

Мама Ванессы, папа Ванессы. Кто-то еще. Колли. Ева снова изо всех сил замахала левой рукой, словно отмахивалась от воображаемых мошек и никак не могла попасть. Картинка остановилась. Стала четче и ярче. Ева увидела, как на полу сидит зажмурившаяся Ванесса и что-то держит в руках. И… Ева не сразу поняла, сделала неуверенный шаг вперед, чтобы разглядеть. Огромная непонятная трещина посередине стола медленно таяла сантиметр за сантиметром, словно кто-то бережно стирал ее по кругу огромным ластиком.

Ева заморгала и замотала головой. Картинка исчезла.

– Что это было?

Вторая жизнь Немца

1

Мама моет вишню в раковине.

Уже чистая вишня мнется в тарелках с восточным узором у самых маминых локтей, остальная – ждет рамочкой на дне большой раковины. Воды сегодня теплой нет, и ее рукам почти больно.

Но мама не замечает. Она вся мягкая и спокойная, такая же, как ее сказочное имя Армине: перекладывает вишню в тарелки, напевает старую детскую колыбельную. Вишня в ее саду не растет, но она нашла на рынке самую сладкую. Само в этом уверен.

Он почти сидит на столе, как в детстве. Свет в окнах желто-белый, поздневесенний. Он раскрашивает шерсть рыжей Тыковки в золотистый, и кошка довольно моргает этому майскому солнцу. Справа от раковины – рай Армине: деревянные полки со всей цветной посудой. Слева – плита, крючки под старый чугун, кудрявые растения, фотография молодой хозяйки. Армине на выпускном вечере: три темноволосые подруги улыбаются фотографу. Цвета платьев не разглядеть, но видно, что на всех них похожие туго затянутые ремешки с пластиковой застежкой и все три – с пышными плотными юбками. А еще Армине-ест мороженое.

Под этой фотографией – крупный снимок троих детей: зажмурившийся Само, Аревик и Егине. Имена подписаны маминым круглым почерком в углу – и сразу понятно: сыну имя дал папа, младшим девочкам – Армине. Впрочем, с папиной фамилией Немец все имена звучали забавно.

Эта кухня солнечная всегда, даже в грозу. Жизнь здесь какая-то отдельная, почти волшебная, от сезона к сезону со своими запахами и мелодиями: солоновато-свежим летом с клубничным пирогом, мягким звуком взлетающего теста и его глухим «пух» о деревянный стол. Жужжащим и яблочным соком без косточек осенью, еще одним – но чуть более тихим – «пух» от рассыпающейся сахарной пудры над треугольником яблочного рулета с кардамоном. Зимой скрипит крышка банки, с кухни месяцами не исчезает запах брусничного джема и исчезает уже только весной: с пылинками специй, гороховым супом-пюре, первыми брызгами сладкой вишни.

Тыковка довольно храпит, устроившись у ног Само. Он тихо смеется ей, протирает о футболку тонкие стекла очков, поднимает голову и смотрит на маму. Армине удивительная и всегда казалась Само похожей на героиню из восточных сказок: темноволосую, высокую, с широкими плечами и такими глазами, что хотя бы за них точно в нее суждено было влюбляться самым богатым и знатным вельможам. Но мама была не совсем из сказки, поэтому она вышла замуж за папу Само, австрийца со звучным именем Карл Немец, бухгалтера в венской киностудии.

Мама чувствует взгляд сына, опускает в тарелку последние ягоды вишни и оборачивается.

– Опоздаешь ведь на автобус.

– Я на месте билет куплю! Хочу еще немножко посидеть с тобой, – он чешет Тыковке живот краем ноги и добавляет: – Я ведь скучать буду.

– Мы тоже. Но это «папины выходные». К тому же, – Армине повернулась обратно к вишне и стала перекладывать часть ягод в металлический контейнер, – потом уже не придется думать о занятиях – будешь целыми днями здесь сидеть. Отдохнешь. Что-нибудь напишешь.

Само вздохнул и спрыгнул со стола.

– Задание «отдохнуть и что-нибудь написать» принято. Исполняющий отбывает за рюкзаком. Разрешаете?

– Разрешаю, – строго кивнула мама и шепотом добавила: – Исполняющий, вишни на обратном пути захватите?

2

До Вены из Братиславы почти полтора часа на автобусе.

Папа Само в Австрии устроился отлично: его просторная студия расположилась практически внутри красивого квадратика: парк Тюркеншанц, Венская обсерватория, Гюмназиумштрассе и еще несколько чистых и широких улиц. Здесь всегда пахло зеленью, и район оказался под стать характеру папы – тихий, уравновешенно-спокойный.

Само обожал папину квартиру. Еще тогда, когда папа только въехал в нее, – почти пятнадцать лет назад, через полгода после развода– бродил по ней, словно привезенный в незнакомый дом котенок, как будто каждый раз надеялся найти в ее почти скромных размерах что-то новое. Ему нравилась мебель, потому что они выбирали ее вместе: большую желтую тумбочку-стол, потолочные металлические лампы на длинной ножке (Само всегда смеялся – лампы висят ножками вверх), деревянные полки. Каждый сочельник Само привозил папе кактусы, пока они не заполнили два подоконника.

Само почти не видел его новую жену – она уезжала к родителям, и каждые вторые выходные стали полностью «папиными» – даже тогда, когда это папа приезжал к Само, а не наоборот: забирал его в пятницу вечером из детского сада, и они ехали на машине в Вену.

Само помнил годы детского сада, и, как бы сильно он ни любил маму, этот период почему-то запомнился ему папой.

Например, из-за истории с медузами.

3

В детский сад привезли новые разноцветные шкафчики, и молодая воспитательница купила большие наклейки с животными, чтобы малыши всегда смогли различить где и чей. И пятилетнему Само, конечно, единственному достался цветок. Под его именем красовалась дурацкая роза. Девчачья роза с крупными лепестками.

Само терпеливо посопел, но вещей своих в шкафчик не положил – так и протаскался с рюкзаком целый день. И только когда за ним приехал папа, Само позволил себе расплакаться.

В Вене на кухне папа предложил Само хитрый и требующий настоящей научной подготовки план.

– Ты когда-нибудь был в огромном аквариуме?

В субботу папа повез его в какое-то волшебное место. Вроде венского зоопарка, только с водой за стеклами – от пола до потолка. За прозрачными перегородками плавали черепахи с гладкими животами, акулы с глупыми пустыми глазами, смешные скаты, похожие на сказочный ковер из «Аладдина», только черные.

В одном окне в каменной рамке толкались, двигались, как утонувшие в воде пакеты, бело-розовые медузы.

– Папа! – Само восторженно замер перед стеклом, и медузы плыли над его темным силуэтом, тихо, плавно, словно просто дышали в подвижном сне. – Но у них же ничего нет: ни глаз, ни ушей, ни рта. Почему? Как они вообще живут?

– Они живут на земле уже очень-очень давно. Они даже старше динозавров. И очень опасные.

– Почему?

Несколько медуз перевернулись своей «шапочкой» вниз, и Само разглядел их рюши и щупальца. Они то двигались, то замирали в воде, а за стеклом справа от Само выплыла темно-оранжевая, огромная медуза, за которой тянулись тонкие щупальца и растущий из купола хвост, похожий на салат-латук.

– Многие из них очень ядовитые. Люди даже могут умереть, если медуза их ужалит.

– Как осы? – Само вдохнул, вздрогнул и подошел почти вплотную к стеклу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю