Текст книги "Песчаный человек (СИ)"

Автор книги: Ирина Линник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

На деле все немного более прозаично.

Типичный джархед – это обычный парень, возможно, ваш сосед, который от нечего делать (или у него была судимость, или он не смог поступить в колледж, или у него семья – сплошь поколение военных) вступил в ряды пехоты. Он поверил в сказку, которую ему рассказал вербовщик, он раз двадцать пересмотрел Цельнометаллическую Оболочку, гудел себе под нос "Полет Валькирии" и мечтал указать черномазым их место. Он приехал в тренировочный лагерь, ему выдали снаряжение и форму, в лицо ему теперь будет регулярно плевать инструктор (и дай бог, если только плевать), и он вскоре научиться мастерски материться, ненавидеть пехоту и выпивать столько алкоголя, сколько не пил за всю свою жизнь.

Перед вами стоит представитель джархеда обыкновенного. У него ленивый тяжелый взгляд, который моментально станет цепким, как только ваша голова попадет в перекрестье прицела. У него на шее болтается один, или два, или пять жетонов, причем на одном может быть выбито атеист,а на другом-христианин. Он стоит небрежно и расслабленно, потому что ему надоели тренировки или вы слишком скучный собеседник. Он отвратительно сквернословит и отпускает мерзкие пошлые шутки (в которых главным героем выступит ваша матушка). Он-гордость страны и лучший боец нации.

Такой парень похож на щепотку пороха в помещении, где трещит костер. Представьте, что будет, если собрать с пару десятков таких парней вместе, запереть их на краю света, лишить секса и выпивки, а единственным способом спустить пар для них будут изнурительные тренировки. Бам,драка.

Но я не собирался рассказывать вам о наших обычных дружеских стычках в духе "я сейчас так двину тебе в рожу, урод, что ты выплюнешь зубы через жопу". Это была необычная драка и отличалась она тем, что Генри правда спятил и хотел навредить нам.

Генри был угрюмым здоровенным техасцем. Но, в отличие от Дона, который только строил из себя сурового великана, Генри был по-настоящему отмороженным. Говорили, он пошел в пехотинцы, чтобы иметь возможность безнаказанно убивать. Говорили, его с возраста 5 лет брал с собой на охоту отец, и там Генри в первый раз попробовал свежей горячей крови. Но, какими бы лживыми (или правдивыми?) не были эти слухи, Генри был совсем не обычным солдатом. Он был убийцей в форме и ждал возможности выпустить пар по-своему.

В тот день мы только закончили наш комплекс упражнений BUD/S, когда Генри задел Джеба плечом.

– Эй, полегче, ковбой,– проворчал Джеб, но не обратил на толчок никакого внимания, но тут лицо Генри нависло над ним, как неоновая табличка "Осторожно, опасно!"

– А то что? – жадно спросил Генри. – Что ты мне сделаешь, урод?

Джеб пожал плечами. Даже самый тупой понял бы, что это была провокация, причем из разряда самых дешевых. Морпехам не интересны такие штучки. Мы заняты тем, чтобы не сдохнуть, и не собираемся вестись на простой развод от наших же товарищей по оружию. Но Генри не унимался.

– Ты думаешь, ты крутой? Да мы тут все крутые, мы все варимся в одной и той же дряни! Хочешь хлебнуть моей? Твоя мать вчера просила добавки!

Джеб мягко развернулся и молча ударил Генри в челюсть. Удар вышел смазанным, Джеб не хотел по-настоящему причинять Генри боль, но этого было достаточно, чтобы дать понять: пора было кое-кому закрыть рот.

Мы с парнями одобрительно загудели, но собирались уже идти мимо, когда Генри, который стоял сгорбившись, вдруг выпрямился, одной рукой схватил Джеба за горло, а второй начал бить его под ребра. Я, Винни и Дон кинулись к Генри, а Денни побежал за Митчеллом, командиром нашего взвода. К тому моменту, как мы отцепили руки Генри от шеи Джеба, тот уже посинел и еле слышно сипел, а когда Генри отпустил его, Джеб рухнул на землю. Мы заломили Генри руки, а Дон, не удержавшись, вмазал ему по лицу. Винни помог Джебу подняться, и к нам наконец подбежали Митчелл и Денни.

– Отпустите его,– запыхавшись, проговорил Митчелл. Он был мужчиной средних лет, с редкими усами над тонкими губами, с острыми чертами лица и колючим взглядом. Многие считали Митчелла козлом, но я вам скажу – он был честный парень и всегда решал по справедливости. И то, что он попытался и на этот раз разобраться в ситуации, обернулось против него.

– Какого хрена, Генри? – спросил он, быстрым шагом подходя к тяжело дышавшему морпеху.-Какого хрена ты устраиваешь тут чертово выступление рестлеров? Ты понимаешь, что тебе...

Он не успел договорить. Генри, здоровенный техасский ковбой, кажущийся слепленным из глины големом, с быстротой кошки нырнул рукой в голенище ботинка и кинулся на Митчелла. Командир, широко раскрыв рот от изумления, отшатнулся. Из его бедра торчала рукоятка ножа.

Мы стояли, остолбенев. Да, иногда джархеды переходили рамки. Паре человек из нашего взвода снизили премии, еще одного деревенского дурачка отправили на гаупвахту. Но никто и никогда не нападал на собственного командира. Это было...неправильно. Да, мы пускаем в живых людей пули, да, мы породили явление "розовой мглы". Но, какими бы злыми псами мы не были, мы не кусаем своих. Мы морпехи, а не убийцы. И Генри не был одним из нас.

Дальше все случилось буквально за минуту. Мы с удвоенной силой накинулись на Генри и скрутили его. Денни провел Митчелла в лазарет, вместе с Джебом, который уже пришел в себя. В тот же вечер Генри увезли из лагеря, и мы больше не слышали о нем. Кто-то скажет: как можно было проглядеть потенциального убийцу при наборе на службу? А я отвечу: это все Пустыня. Она делает что-то такое с каждым из нас и, помоги нам Господь, если хоть в ком-то будет сидеть Чарли Менсон.

***

Разумеется, мы были подавлены. Нам было противно от одной мысли, что среди нас была гниль. Весь взвод был не в духе, но прибывшая почта смогла немного поднять нам настроение.

Я почти не удивился, когда снова получил аккуратный конверт из Мэна.

– Чтоб тебя, Денни, – беззлобно ругнулся я, отрывая край. – Черт знает, что ты там ему написал.

Я быстро пробежал взглядом по неровным строчкам. Красивая мама, умерший отец, иракцы, оружие (куда без него), любит читать. Будто я получил письмо от самого себя в возрасте 15 лет. Я хмыкнул и спрятал письмо в нагрудной карман.

– От кого послание?– пропел Жаворонок, плюхаясь рядом со мной на ведро, служившее импровизированным стулом.

– От твоей мамаши, – по привычке ответил я. – Слушай, у тебя никто вроде и не спрашивал, так что я буду первым: какого черта ты здесь забыл? В смысле, ты же того...ты же по-хорошему чокнутый. Горланишь песни, занимаешься по утрам какой-то йогой. Серьезно, парень? Морской пехотинец-йог? Может, ты заделаешь всех тюрбанщиков вегетарианцами, и мы выиграем войну без потерь и применения силы?

Жаворонок сидел неподвижно, словно диковинный истукан, вырезанный из песка и камня. Он прикрыл глаза, и сквозь его веки виднелось розоватое свечение. 'Вот где рождается 'розовая мгла', с внезапным страхом подумал я, 'В глазах солдата. А потом он взглянет на тебя, и эта мгла окажется в тебе'. Неожиданно сидящий рядом морпех широко распахнул глаза, и в них отразилось голубое небо:

– Мою девушку изнасиловали, и она до сих пор проходит реабилитацию в клинике. Они называют это медицинским центром, а я скажу – это просто гребаный дурдом. Она часами пялится в стену, рвет на себе волосы и плачет. Я не мог ничего для нее сделать – может, смогу сделать что-то хотя бы для страны? А твоему отправителю я бы ответил. Мы можем хоть завтра сдохнуть, споткнувшись о камень и упав на него головой. Пусть о тебе останется хоть какая-то память. Мертвые писем не пишут.

Он легко, будто вспорхнув, поднялся на ноги, похлопал меня по плечу и удалился.

Через некоторое время я последовал за ним, где выпросил у ухмыляющегося Денни ручку с бумагой и сел писать ответ пятнадцатилетнему мальчику из штата Мэн.

***

Начиная с 8 лет, Адриана мучили кошмары.

Они отличались разнообразием, но заканчивались одинаково: мальчика проглатывала бездна. Он падал, убегал, прятался, но в конце огромный злобный сгусток темноты настигал его и заглатывал, а потом Адриан просыпался весь в поту. Он почему-то не кричал, так что его матери порой удавалось выспаться, хотя она почти всегда безошибочно чувствовала, когда нужно зайти в спальню сына и проверить, как он там. Она заставала его сидящим у окна, будто он высматривал кого-то, кто вот-вот вернется домой. Она сама хотела бы сидеть у окна, смотреть в него и ждать, когда из-за поворота покажется знакомая фигура, но наступало утро, у нее были дела, и эти мысли исчезали до очередной ночи.

Адриан проснулся довольно рано, на часах еще не было девяти. Была суббота, в доме стояла тишина. Сабина уехала по работе, и Адриан был совсем один.

Он спустился на кухню, приготовил себе завтрак и включил телевизор. Сегодня он подрабатывал в кафе 'Айс Файв', его смена начиналась только в 10 утра, а само кафе было в пяти минутах ходьбы от дома. Свободного времени было много.

После завтрака Адриан привел в порядок свою комнату, зашел в магазин комиксов за пополнением своей коллекций, а ближе к десяти одел форму и вышел на работу.

Кафе было довольно старым, и работники в нем сменялись редко. Адриан работал там уже год, подрабатывая по выходным. В его обязанности входило делать кофе, наполнять вафельные рожки мороженым и помогать с мойкой посуды и подносов. Не работа мечты, но к концу года он сам купил себе велосипед.

Колокольчик на двери звякнул, когда он зашел в кафе. Адриан кивнул всегда хмурому уборщику, поздоровался с управляющим и стал за прилавок. По субботам обычно был наплыв посетителей.

Ближе к двум часам дня, когда голова у Адриана шла кругом от сотни заказов, плачущих детей, к которых упало мороженое, ругани родителей, которые уронили мороженое ребенка, и смеха многочисленных школьников, которые наводнили 'Айс Файв', из всеобщего гула он выловил знакомый мелодичный голос:

– Латте и 'Банана сплит', пожалуйста.

Он поднял глаза и встретился глазами с застенчивой улыбкой Бетани. Эта девочка училась в его школе в параллельном классе, отлично успевала по всем предметам и выступала на соревнованиях по гимнастике от лица школы. Адриан был уверен, что в число ее фаворитов явно не входили продавцы мороженого в нелепых кепках.

Весь его опыт общения с девчонками сводился к одному не совсем удачному свиданию в седьмом классе и к поцелую в щеку от соседской девочки, которая наградила его вниманием после того, как он поймал ее убежавшего кролика. Правда, после поцелуя она, хихикая, сразу же набрала своему дружку-старшекласснику и начала свой рассказ о том, как 'стремный парень по соседству' словил ее драгоценного питомца. Адриан и так знал, что девочки, свидания и поцелуи – это не для него. У него не было копны черных волос, как у главного нападающего их школьной команды, он не мог похвастаться огромными мускулами и не играл на ударных или бас-гитаре. Просто обычный парень, который любит читать. Скука.

– Эй, Бет, – вежливо улыбнулся он, – сейчас все сделаю.

– А, привет, – она на мгновение оторвалась от своей книги. – Спасибо.

Когда он поставил перед ней заказ, она снова улыбнулась ему:

– Круто, что ты подрабатываешь, – сказала она, протягивая ему деньги. – Это здорово.

– Правда? – искренне удивился он.

– Ну да, – она пожала плечами.– По крайней мере, ты не клянчишь у родителей деньги на новую Sega.

И, хихикая, она отошла к столику, где ее ждала стайка подруг.

'Да, Бет, это здорово. Но, пригласи я тебя на свидание, ты бы все равно выбрала меня, а не парня с машиной, пусть и родительской? Я не думаю. Хотя, может, мне и стоит попробовать.'

После конца смены Адриан всегда проезжал по району на велосипеде. Осень выдалась теплой, и ему нравилось слушать шелест листьев под колесами. Раньше, когда ему было лет 6 или 7, его отец катался с ним. Отец нарочно не ехал слишком быстро, а если Адриану удавалось обогнать его, отец хватался за сердце и кричал: 'Притормози, гонщик, я не успеваю за тобой!'

Его отец все обращал в шутку. Даже если Сабина злилась на него, он изображал обморок, картинно закатывая глаза и медленно оседая на пол. Адриан хихикал, Сабина еще больше кипятилась, а его отец, уже лежа на полу, открывал один глаз, громко шептал 'Я почти умер' и опять закрывал его. Потом он начинал щекотать ноги жены, и она уже не могла сердиться на него, а Адриан наваливался сверху и тоже начинал хохотать.

В последний раз он лежал вместе с отцом в больнице, под гул и писк многочисленных машин, отвечающих за поддержание его угасающей жизни.

– Опухоль мозга, а? Ну и черт с ней. Ты же молодец и будешь приглядывать за мамой?

Адриан прячет лицо на груди отца, а тот неловко гладит его дрожащей рукой по волосам.

– Эй, дружище, – тихо зовет его отец в последний раз, – главное в этой жизни – никогда не киснуть, понял? Делай все, что тебе нравится, и плюй на остальных. Хотя, если ты вдруг решишь пойти в балет, на небесах мне придется сказать, что я умер от огорчения, а не от рака, понял?

Адриан тихо смеется сквозь слезы. Его папа даже уходил с улыбкой.

– И вот еще,– вдруг добавляет отец, – не задавай вопроса 'почему'. Ведь им там, наверху, тоже нужен свой клоун, верно?

Таким Адриан и запомнил отца, вечно улыбающимся и полным жизни. Странно звучит, что на смертном одре он был полон жизни, но это было именно так: он не был похож на живой изможденный труп, который устал ждать, он был обычным и слегка утомленным мужчиной, который просто прилег отдохнуть.

Листья под колесами приятно шелестели, и Адриан почти не заметил, как на улицы опустились сумерки. Пора было ехать домой, мама уже, наверное, заждалась.

***

Я сидел над письмом минут двадцать прежде, чем написал первую строчку. Я понятия не имел, о чем писать этому мальчишке. Наверное, будет правильным начать с его вопросов.

'Эй, дружище,

Спасибо за твое письмо. У нас тут один песок и песок, на сколько глаз хватит, так что твои письма не дают мне скучать.

Я не видел иракцев, но, будь уверен, они стремные. Я стреляю из М16A2, но у меня еще есть пистолет. Крутые штучки, будь уверен.

Да, я буду рад увидеть твою маму (и тебя), так что шли фото. Ты молодец, что читаешь, я тоже много читал, когда мне было 15. У меня даже сейчас с собой есть пара книг. Мне нравится 'Дон Кихот'. А еще, я думаю, что журналист – это клево. Не бросай эту идею.

И, парень, слушай. Лучше оставайся с мамой. В корпусе много тех, кому нечего терять. А у тебя, судя по твоим словам, замечательная мама. Цени это.

Твой друг,

Марк'.

***

Итак, вот он я. Стою на желтых следах и считаюсь морским пехотинцем США. Нам только что сказали, что мы должны испытывать гордость, но пока все, что я чувствую, так это желание вздремнуть.

Я устал и перенервничал. Инструктор Эмберли ходит перед нами и держит приветственную речь. Правда, это больше похоже на матерную тираду с вкраплениями патриотизма, но ему виднее. Затем он обучает нас стойке смирно. Это кажется нетрудным, но кое-кто не справляется и выглядит неуклюже. Я оглядываю моих новых товарищей и понимаю, что вляпался.

Ни один из них не похож на бойца. Здоровяки-охотники за острыми ощущениями, несколько человек просто озираются с потерянным видом, некоторые похожи на случайно зашедших сюда по ошибке студентов. Как я не старался, я не мог разглядеть ни в одном из нас потенциального героя, получателя 'Серебряной Звезды'. Я не видел волевого взгляда, гордой осанки, уверенных движений. Рядом со мной стояла кучка 'верблюжьего дерьма', как сказал бы инструктор. Мы были ничем и никем.

После того, как из наших голов сделали горшки, нам выдали оружие и снаряжение. Раньше я стрелял только на ярмарках в тире и то мазал через раз. М16А2 в моих руках смотрелась внушительно и нереально. Я чувствовал, будто мне ее дали подержать на время, пока реальный владелец оружия отошел. Судя по взгляду парней, стоящих рядом, они испытывали те же чувства.

Один из них, безымянных и новоиспеченных джархедов, наклонился ко мне и сказал:

– Черт, надеюсь, я просто буду стоять в карауле у какого-нибудь посольства.

Конечно же, я слышал, что, помимо военных действий и выполнения своего прямого назначения, многие могут вытянуть счастливый билет, и их определят на охрану государственных объектов. Для парней, которым было, что терять, которые не хотели рисковать своей шкурой, но которые хотели зваться военнослужащими, это было идеальным решением их проблем. А мне было наплевать. Что я мог потерять? Разве что свою жизнь. Хотел ли я умереть? Нет. Был бы я против, если бы мне пришлось умереть в бою? Вряд ли. Так что еще тогда, держа в руках свою винтовку, я подумал: если мне скажут идти в бой и стрелять из этой штуки, я именно так и поступлю, только обучите меня, как стрелять так, чтобы не умереть первому.

Тем не менее, тренировочный лагерь давался мне очень нелегко. Я знал, что будет трудно, но не ожидал, что настолько. Если я скажу, что тренировочный лагерь не показался мне чертовым адским пеклом, я совру. В конце концов, я никак не мог быть готов к нему: я вырос в нормальной семье, у нас был дом со всеми удобствами, я привык принимать душ дольше, чем пару минут, и привык, что иногда можно оставлять кровать неубранной.

В лагере все было по-другому, но все это случилось слишком неожиданно и обрушилось на наши свежебритые головы, как лавина. За малейшую провинность инструктор Эмберли был готов снять с нас кожу живьем, и мы часто получали от него многочисленные тычки, удары и море ругани. Если хоть у кого-то из отряда подушка лежала на койке недостаточно ровно, часто приходилось отдуваться нам всем. Если кто-то собирал винтовку недостаточно быстро, мы все спустя пару секунд оказывались на полу и отжимались, сквозь зубы проклиная того, у кого 'руки из задницы'.

Это было дико – я был домашним мальчиком. Не неженкой, но уж точно не привыкшим к такого рода штукам. Отец никогда не повышал на меня голос, а наш инструктор каждый раз брызгал слюной в мое ухо. Короче, никто из нас не оказался готов к такому.

***