355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Лазаренко » Клятва золотого дракона » Текст книги (страница 5)
Клятва золотого дракона
  • Текст добавлен: 21 мая 2020, 19:30

Текст книги "Клятва золотого дракона"


Автор книги: Ирина Лазаренко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Югрунн Слышатель понял, какими будут следующие слова дракона, но всё, что он теперь мог – выругать себя за самонадежность, из-за которой завёл этот разговор, да придать лицу выражение невозмутимости.

– И победить его, – негромко и твердо проговорил Илидор, мощно тряхнул крыльями плаща, словно сбрасывая с них невидимую влагу. – Я благодарен тебе за эту возможность, Югрунн Слышатель, король Гимбла.

Коротко кивнув, он пошел к выходу из зала, напевая бодрый мотив без слов, едва не пританцовывая и навстречу чему-то раскидывая руки. Поперек всех представлений об этикете и вопреки самому духу этого места, разумеется. Но разве есть в мире сила, способная помешать дракону возложить кочергу на этикет?

Глава 3

«До сих пор не вполне ясно, как отражается пребывание в солнечном мире на драконах: даже связанные Словом, они предельно хитры, и у меня нет полной уверенности, что наши исследования драконьей магии чего-то стоят. Я могу лишь предполагать, что произойдёт с магией дракона, рожденного в солнечном мире и вернувшегося в горы Такарона, к своей исходной стихии…

Но пусть меня съедят навозные жуки, если я желаю оказаться поблизости, когда этот вопрос прояснится!»

Из записей Теландона, верховного мага донкернасского домена

двадцать второй день сезона свистящих гейзеров

Впереди клубилась серость – дым, пыль, облака или, отчего-то пришла в голову странная мысль – может быть, лёд? Размыто-серое нечто непременно должно быть холодным, достаточно холодным, чтобы никто не приблизился к нему, не пожелал подойти ближе и рассмотреть получше.

В клубящейся пыле-облачно-поточно-ледяной взвеси чего-то не хватало, серость была сплошной, плотной, но незавершенной, понял вдруг Илидор, и в тот же миг, как он это понял, появился недостающий элемент. Нечто монументальное двигалось с той стороны ледяного облака, приближалось быстро и едва-едва, словно там, где оно шло, вечность сжималась силой его воли, властью его мыслей. Одновременно и клубы облаков собирались в серый силуэт, и серый силуэт проявлялся среди клубящихся облаков, сверкал в бесцветной дымке теплым оранжево-желтым, растапливал ледяной дым своим дыханием, вылетающими из ноздрей искрами, обжигающим пыланием глаз. Он согревал серость, а серость охлаждала его сияние, и казалось, он создается из неё – гигантский, тоже какой-то приглушенный, не то дымящийся, не то ссыпающийся куда-то.

Дракон. Невероятно огромный, закрывающий собой уже половину этого пепельного мира, с головой, словно вырезанной из ствола очень старого дерева, когда-то выросшего до самого неба. Даже зубы были продолжением подбородка, такими же серыми и в бороздках. Пылали под резко очерченными надбровьями оранжевые глаза со змеиными зрачками, вырывались искры и язычки пламени из пасти и ноздрей, от дыхания колыхался воздух, создавая вокруг драконьей головы колебания, еще больше делавшие его похожим на видение. Острые головные гребни, обращенные назад, походили на уши, прижатые к голове перед прыжком. Илидор не видел тела этого исполина, потому что был не в силах оторвать взгляд от его головы. На подбородке чешуя-кора чуть разошлась, и кто-то скрепил её двумя металлическими скобами длиной с человеческую руку. Глаза следили за Илидором.

Голова гигантского дракона оказалась прямо перед ним и развернулась левой стороной, из пасти с шипением-свистом вырвался прозрачный оранжевый язык пламени, выбросил искры на изрытый бороздами квадратный подбородок. Глаз еще мгновение пытливо смотрел на Илидора, потом вдруг подмигнул.

– Ты слышишь меня. Ведь звук побуждает толчок, – прошептал дракон, и от его огненного дыхания затрещали, обгорая, брови Илидора.

– А-га, – выдохнул он и проснулся от звука собственного голоса.

Глаза Илидора горели в темноте так ярко, что от их света с шорохом умчалась обратно в стенную щель маленькая мышка, прибежавшая на запах недоеденного ужина.

* * *

Дракон висел на почти отвесной скале, прильнув к ней, обняв её крыльями, и пел. Голос его, одновременно звонкий и мощный, отдавался от скал, разносился с теплым воздухом, вибрировал в нём и в груди каждого, кто мог его слышать. И гномский город Гимбл слушал дракона, а дракон слушал гномский город, и они понимали друг друга настолько хорошо, насколько могут друг друга понять дети одной сущности.

Некоторые гномы, приложив руки к голове козырьком, откровенно любовались драконом – сверкающе-золотым пятном на серо-черном камне. Другие слушали его песню, привалившись спиной к стене или к перилам моста, глядя вдаль невидящим взглядом или прикрыв глаза. Странное дело, слова песни незнакомые – а может, их вовсе нет, этих слов, да только и без них совершенно ясно, что дракон поёт о просторе и времени, о лесах и о море, о бесконечной свободе среди лесов, моря и времени. И его песню понимал каждый гном, и у каждого гнома от неё щемило в груди, хотя никто из них никогда не видел моря, а большинство и леса-то не видели. Но каждый, кто смотрел на Илидора, приставив руку ко лбу, кто слушал его, остановившись посреди улицы или в открытых дверях харчевен, или у рыночного прилавка – каждый понимал, какое это упоение: быть свободным и полным сил, лететь туда, куда пожелает твоя душа, или куда позовет тебя шальная звезда, которая есть у всякого золотого дракона. Каждый гном в этот миг знал, как трепещет в груди восторг полёта, как наполняются ветром крылья, как солнце гладит чешуйки, как восхитительно пахнет утренний лес, свежий от росы и западного ветра.

Город гномов, замерев от переполняющих его чувств, слушал дракона.

Немногочисленные люди, временно обитавшие в Гимбле, тоже внимали его песне, с особенным вниманием и трепетом – в Храмовом квартале, а наиболее впечатлительные, включая жрицу Фодель, растроганно всхлипывали.

Некоторые гномы поначалу не сочли нужным отвлекаться от своих важных занятий, чтобы выйти на улицу и послушать, но даже за стенами своих домов или мастерских они почувствовали, как воздух наполняется непривычным воодушевлением: оно проникало сквозь щели в кладке зданий и оконные проемы, заползало под двери и отзывалось в самом камне. И некоторые гномы, влекомые душевным подъемом, отпирали свои двери и тоже выходили послушать дракона, а другие не выходили, сердились на этот неуместный задор, ворчали и делались только сварливей.

Да, были в городе гномов те, кому песня пришлась не по нраву, да и весь Илидор пришелся не по нраву – такие гномы сердито захлопнули двери своих домов или забились в залы харчевен, ворча себе под нос про «змееглазых гадов», но не смея повысить голос, ведь со змееглазым гадом заключил уговор сам король.

И еще в городе были механисты – они с удовольствием сбросили бы дракона пинком с этой отвесной скалы вместе с его песней, если б только это было угодно Югрунну Слышателю, но королю, к их большому сожалению, ничего такого угодно не было, потому механистам и их машинам приходилось терпеть невиданную наглость: дракона, висящего над городом и распевающего во всю глотку. Глава гильдии Фрюг Шестерня несколько дней безуспешно добивался аудиенции у короля, чтобы напомнить ему об ужасной драконьей сущности и вытекающих из нее жутких вещах, но, видимо, король решил, что не нуждается в каких бы то ни было напоминаниях, потому как встречаться с главой гильдии не пожелал.

А еще в городе были те, кто сбросил бы дракона со скалы дважды, а потом то, что осталось, отволок за хвост обратно в Донкернас. В эльфском посольстве царил подлинный кавардак с переполохом, сдобренный регулярными припадками ярости, никто не мог понять, как теперь надлежит действовать, и кто в Гимбле сошел с ума больше других. Ведь разве возможно поверить в здравый рассудок дракона и гномов, которые в прямом смысле слова спелись друг с другом прямо под носом у эльфов? Исключено, немыслимо, невозможно! Только отчего-то эта невозможность висит на скале в своем змейском облике и горланит восторженную песню.

Последние слова пронеслись по улицам, ероша мурашками кожу слушателей, и замерли вдали, распластались по камням, и еще какое-то время никто не мог ни пошевелиться, ни громко вдохнуть – все ловили отголоски отзвучавшего волшебства. В обнявшем город молчании дракон с тихим шорохом развернул одно золотое крыло, потом второе, блеснул чешуйками, легко оттолкнулся лапами от скалы и полетел в сторону Дворцового квартала.

Со стен и сторожевых башен его провожали тяжелые взгляды механистов и гневно горящие красным глаза машин.

3.1
двадцать третий день сезона свистящих гейзеров

– А что хробоидов бояться нечего – это тебе любой грядовый воитель скажет, нужно только держать свою жопу подальше от хробоидовой пасти, – приговаривал Кьярум, вразвалку шагая по обочине широченной бывшей дороги, мимо огромных плит, когда-то вывороченных, а потом занесенных пылью, так и торчащих теперь на пути. Убрать их не было никакой возможности, да никто и не пытался, просто немногочисленные путники теперь ходили не по дороге, а по краю.

Для чего ее использовали в прежние времена? Имела ли она какое-то значение во время войны? Содрогались ли эти своды от грохота битв, ощущали они отголоски магии, слышали топот ног гномов и машин, хлопанье драконьих крыльев, воинственные кличи, стоны раненых и умирающих от яда, заживо сгорающих, погрузившихся в кошмарный бред наяву?.. Разве что векописцы могли ответить на этот вопрос. Кьярум знал лишь то, что никаких особенно значимых дел здесь не вершилось, ни в войну, ни после нее, а еще – что по этой дороге можно добраться в Предгорья Медленной Лавы, к небольшой базе грядовых воителей, а если вдруг их там не окажется – от Предгорий должен быть путь к Гроту Нетопырей, к базе покрупнее. Сам Кьярум дальше Предгорий на север не ходил, но отлично помнил направления, которые ему когда-то описывали.

Как не помнить направления, если последние два года только тем и занимался, что ожидал, когда тебя позовут к новым свершениям, и представлял, как пройдешь по знакомым и незнакомым еще местам подземий, ведомый страстью вершить великие дела, величайшие дела! Очистить подземья от гадости и всякой гнуси, отбить кусочек, еще кусочек бывших гномских владений у пустоты, забвения и подземных тварей, чтобы а-рао даже не смотрели в эту сторону, чтобы пауки не смели плести тут свои сети, чтобы летучие мыши разлетались подальше с писком ужаса, чтобы лава не торила сюда дорогу. Чтобы каждая подземная тварюшка знала: здесь места обитания гномов, когда-нибудь они вернутся сюда, великие, гордые и могучие!

И зачем он столько времени просто сидел и ожидал, когда же кто-нибудь придет? Отчего он сам не пошел навстречу свершениям, когда это так просто, ведь только и требуется, что встать и начать переставлять ноги! Левая, правая, левая, правая, и торба с припасами болтается на бедре, и верный спутник Гилли Обжора тащит еще больше припасов и, открыв рот, слушает твои истории и грядовые байки, и ты еще помнишь, оказывается, где можно найти воду, а где разжиться яйцами из кладки прыгунов и…

– Как же не бояться хробоидов? – приговаривал Гилли. – Они, говорят, огромные до ужасания и в любой миг могут выскочить на тебя из-под земли!

За дни, проведенные в пути, в подземных глубинах, Обжора показал себя надежным товарищем, бесстрашным воином, выносливым ходоком и в целом годным для совместных предприятий гномом. Жрал, конечно, многовато – как с сожалением отмечал сам Гилли, «к буйству лавы я готов, а смириться с пустым пузом что-то никак не получается». Зато два дня назад он смело бросился в бой с целым семейством прыгунов, на которое из-за собственной беспечности вывел их Кьярум – он даже не предполагал, как сильно разрослись места обитания глубинных тварей за те два года, что он просидел к Гимбле. Спрашивается, куда смотрят грядовые воители? Неужто они покинули эти места? Или… совсем пропали?

Пеплоед старался не думать об этом и о том, что будет делать, если не найдет грядовых воителей ни в одном из известных ему мест. Пытаться сделать что-то в подземьях в одиночку – ничуть не менее дурацкая затея, чем развести руками и вернуться в Гимбл, пояснив спутнику: «Ну, не получилось».

Словом, в тот день им с Гилли пришлось принять неожиданный бой с прыгунами, и Обжора отважно бился с добрым десятком тварей, самая мелкая из которых была ростом ему почти по пояс, и его меч мелькал, как шальной, отрубая приплюснутые головы с длинными глазами-щелями, рассекая до кости длинные змееподобные шеи, оставляя раны на серо-розовых спинах и боках, и боевые вопли Гилли гремели, как большой колокол, отдавались от стен, метались в вышине, сгоняли с места спавших там летучих мышей. И Гилли совсем не ныл, когда от укусов прыгунов у него посинела и раздулась рука, лишь посетовал, что теперь не так удобно будет держать ложку и клинок, пока опухоль спадет. Яд прыгунов слишком слаб для гнома, хотя, конечно, такие большие кусачие семейства нешуточно опасны, и Гилли повезло, что его цапнули всего три раза, а не десять. Даже один прыгун, говоря по правде, мог доставить немало неприятностей, если бы ему удалось впиться в горло, шею или затылок. Знавал Кьярум грядовых воителей, прошедших через стычки с молодыми хробоидами и гигантскими ядовитыми пауками, а потом павших жертвой парочки удачливых прыгунов или стрекучей лозы – растения, что жило у лавовых рек и озер в местах былых сражений. Растения обвивали свою жертву тугими неразрывными жгутиками, как веревками, и утаскивали в нагретую лавой почву. Там беспомощное тело быстро испекалось – испекалось, но не обугливалось – а стрекучая лоза потом долго питалась продуктами его разложения.

Эх, если бы Кьярум был уверен, что ему предстоит помереть в подземьях! Ведь какой еще смерти может желать воин из рода воинов, вооруженный молотом по имени Жало, закаленным в крови сраных драконов, снесшим бесчисленное множество голов лазутчикам а-рао, расплющившим несчетное число голов молодым хробоидам, прыгунам и бродягам-безмуцам, которых в подземьях Такарона водится куда больше, чем некоторым может показаться? Если бы можно было загадать, какой смертью умирать в подземьях – конечно, как всякий уважающий себя гном-воин, Кьярум бы немедленно ответил, что мечтает погибнуть в сражении с достойным противником: с настоящим а-рао, а не жалким лазутчиком, чем бы на самом деле ни оказались эти настоящие а-рао – они, во всяком случае, точно гномы или, по крайней мере, были ими не так давно. Не существовало более желанной смерти для Кьярума Пеплоеда, воина, никогда не возвращавшегося со своей войны. Но если судьба будет недостаточно благосклонна, чтобы позволить пасть доблестной смертью, сказал бы Кьярум, то, пожалуй, он выбрал бы свалиться в озеро лавы или, на худой конец, быть убитым хробоидом, потому что…

– Хробоиды убивают быстро, – пояснил он Обжоре, – если ты не сумел увернуться, то даже обосраться не успеешь, как р-раз! – и нет у тебя головы! Куда паршивей медленно дохнуть от укуса прыгуна в затылок, а еще хуже – печься в земле у лавового озера. Тогда за тобой точно придет Брокк Душеед, а вовсе не Йебе Светлая. Кроме того…

Они вышли к развилке. Влево, на северо-запад, вел тоннель широкий, темный и зловещий, вправо, на северо-восток – светлый от мерцающих на стенах грибов, но тоже зловещий, там-сям укрытый лохмами паутины. Прямо продолжалась разбитая дорога, но Кьярум, морщась, оглядывал тоннель с паутинными зарослями. Поскольку куда деваться, двигаться нужно туда, вправо. Хотелось надеяться, что паутина старая – но это даже наметанным глазом не всегда можно понять.

– Кроме того, хробоиды не всегда ползают там, под нами, – продолжал он, шагая по покрытому паутиной тоннелю. – На самом деле, как говорят грядовые воители, хробоиды живут еще ниже, ниже, в самой пропасти, куда никогда не ступала нога гнома. И там, этой пропасти, есть целый мир с хробоидами и разными другими невиданными тварями, там живут растения, которых мы представить себе не можем, и вода там чернее тьмы, потому что никто там не пьет воду. Вот там они и живут. И жрут тоже там. А где еще-то? Говорят, взрослые хробоиды огромные, как эти тоннели, что им жрать в Такароне? А вот там, внизу, у них выкопаны целые гигантские норы, лазы, переходы, и хробоиды там так и кишат… А под Такароном они только иногда оказываются, если сворачивают не туда в своих гигантских норах, и попадают выше, чем им надо.

– Да не может такого бывать, – отмахнулся Гилли. – Сочиняешь ты, вот что!

– Вломлю! – пообещал Кьярум и отер усы.

Гилли не стал нарываться и, тихо сопя, молча следовал за своим спутником по тоннелю, стены которого были затянуты многими слоями липкой серой паутины.

* * *

Глава гильдии механистов Фрюг Шестерня сидел один в высоченном и гулком мастерском зале, пропитанном запахами кож, металлов и кисло-жженых протравок. Сидел, скрестив ноги, у низкой лавки, обложившись шилами, суровыми нитками, кусками угольков и мелков, ошметками воска и мыла, обрезками тканей и кож. Перед ним лежал нарукавник – судя по отметкам, Фрюг собирался сделать в нем новые дырки для затяжек, чтобы шнуровка получилась плотнее.

Старший наставник механистов Годомар Рукатый замер в трех шагах, сочтя, что в это трудное время лучше будет не подавать голоса первым, даже если глава гильдии сам вызвал тебя на разговор. Замер и ждал, чуть склонив большую голову, и кончик русо-рыжего хвоста щекотал Годомару щеку. Он неосознанно подобрался и чуть ссутулился, втянув голову в плечи. Вчера был день дозаправки змей-сороконог, закончившийся, по обыкновению, несколькими разбитыми лаволампами, несколькими ожогами и жменей укороченных змеиных хвостов, которые так яростно стегали механистов, что пришлось откусить от них несколько сегментов. Такой день в сочетании с новостями всех последних дней означает, что сегодня Фрюг Шестерня сильно не в духе, и от него всякого можно ожидать.

Выглядел он как обычно, то есть до крайности свирепо и непреклонно: воинственными прибойными волнами разлетались к щекам седые усы, бакенбарды топорщились под висками, переходя в недлинную, но исключительно густую седую бороду, извечно немного опаленную в нижней части, доходившей до груди. В клубистой, как грозовое облако, бороде виднелась мясистая нижняя губа, чуть оттопыренная. Над усами нависал хищный короткий нос, бешено блестели карие глаза под бровями, которые взлетали надо лбом подобно совиным «ушам». Буйные седые волосы стянуты по гномьему обыкновению в хвост, но низкий, у самой шеи. Татуировки-шестерни на висках наполовину теряются под волосами, высокий крутой лоб взрезан двумя сосредоточенными складками между бровей и парой изогнутых шрамов, которые оставили старому механисту особо неуправляемые машины. Фрюг не признавал ни очков, ни шлемов, а из всех элементов защитных костюмов носил только нарукавники и фартук из плотной коричневой кожи с двумя карманами по бокам и крупными заклепками.

Шестерня никак не показал, что увидел Годомара, и молчал еще довольно долго, пока, наконец, вдоволь наразмышлявшись, взял нарукавник и шило.

– Король Югрунн Слышатель пожелал заключить договор с золотым др-раконом, – проговорил он тогда, по своему обыкновению длинно прокатывая под языком «р-р», точно придавая ему побольше скорости.

По тону его ничего нельзя было понять так же, как по виду: сплошь вескость и сдержанность слов – только так и можно вести речь о короле.

– Об этом говорят в Гимбле, – подтвердил Годомар.

Фрюг уложил нарукавник на мягкие тряпицы и принялся вертеть первую дырку в месте, отмеченном мелком.

– Король возложил большую надежду и ответственность на дракона и гномов, которых посчитал пр-равильным дать ему в спутники, – очень медленно, точно отмеряя на весах каждую фразу, добавил он, и «р-р» в сказанных им словах стало прокатываться еще звонче. – И, если др-ракон сумеет найти утер-рянного бегуна, пр-ридет наш черед проявить ответственность и оправдать ожидания короля, восстанавливая эту машину и создавая др-ругие, подобные ей.

Годомар заверил, что к этому случаю всё будет готово в самом лучшем виде: и мастерские, и материалы, и механисты, что он привлечет ремесленные гильдии, если это потребуется, и снарядит торговцев для покупки необходимых материалов у наружников, если возникнет такая нужда. Годомару было неловко стоять перед Фрюгом, сидящим на полу и лишь изредка поднимающим на него свой свирепый взгляд – словно примеривается, к чему бы лучше пришить своего помощника. Но сесть на лавку в присутствии главы гильдии при официальной беседе с ним и без его разрешения Годомар бы не осмелился даже спьяну – он совсем не хотел, чтобы его действительно к чему-нибудь пришили. Именно это произошло восемь лет назад с его предшественником.

– И так же мы должны быть готовыми к тому, что дракон подведет короля Югрунна, окажется недостойным великого довер-рия, которое король пожелал ему выразить! – Фрюг начал было произносить слова быстрее, но тут же взял себя в руки и медленно вытащил шило из нарукавника. – Тогда будет полезно, если Югрунн Слышатель окажется настолько силён, насколько это возможно, чтобы вынудить золотого др-ракона действовать по своему усмотрению… или обуздать его в открытом противостоянии.

Годомар ожидал чего-то подобного, но всё равно пошатнулся.

– И тогда у нас не будет достаточно вр-ремени, чтобы определить его действие и найти ему пр-ротиводействие. Ты понимаешь меня?

– Понимаю.

Годомар старался, чтобы его голос звучал уверенно, но на деле-то отлично сознавал: у него есть абсолютно все шансы не справиться с этим поручением и быть пришитым к какому-нибудь драному гобелену в качестве тренировочной куклы для машин-стрелунов. Потому что каким, в кочергу, способом он может узнать о магических способностях золотого дракона? Ведь даже нельзя сказать, что эти существа прежде считались легендарными или сказочными – о них вообще ничего не было известно, как, к примеру, о восьмируких рогатых котах размером со сторожевую башню!

– А раз понимаешь, так иди тогда, чего встал? – буркнул Фрюг нормальным своим тоном и взялся за шило. – Время теряешь. Свет загораживаешь…

3.2
ближние подземья Такарона, двадцать шестой день сезона свистящих гейзеров

Пока в Гимбле шла подготовка к экспедиции, умнейшие головы всё спорили: где должен сосредоточить поиски отряд? Дракон, изрядно тогда удивив всех, в обсуждениях не участвовал – сразу отрезал, что понятия не имеет, «где ваши предки продолбали эту машину», потому для него все три возможных направления равнозначны. И каждый понимал слова, которых дракон не добавлял: «Но как только я узнаю об этом больше – тут же сменю направление, которое вы сейчас укажете, потому прекращайте тратить время на болтовню и отпустите меня обратно в эти восхитительно омерзительные подземья!»

Короткий период абсолютной свободы Илидор использовал, чтобы впитать в себя город, познакомиться с ним уже без всякой утайки собственной сущности. Утра он проводил в Храмовом квартале, слушая пение жриц, днем несколько раз приходил в архивы и вместе с Иган сидел над старыми записями, прилежно и быстро изучая гномскую письменность, историю, легендарию. Приходилось многое узнавать о машинах, об омерзительных, пугающих, оцепеняющих машинах, которых делали в других городах и применяли во время войны. Дракону была необходима эта информация, и он, сцепив зубы, врубался в толщу знаний, слушал Иган, спрашивал, уточнял, запоминал.

– Отец Такарон не дал всем механистам одинаковых талантов, – рассказывала векописица, – либо это невозможно по каким-то причинам, либо он хотел, чтобы у нас была прочная почва для сотрудничества.

Илидор тогда сдержался, не зарычал и даже не скорчил гримасу, только глаза его поблекли. Будь сотрудничество гномов менее прочным, драконы одолели бы их города один за другим, а вот прочно сотрудничающие гномы, как известно, одолели драконов. Принять мысль, что сам отец Такарон вложил в их руки задел для этого? Нет уж. Скорее, он нарочно дал именно что разные способности гномам, живущим далеко друг от друга, не имея в виду, что они должны объединять усилия. Даже в те далекие времена, когда подземья были прямы и безопасны, а бегом передвигались все гномы, не только торговцы, выходящие в надземный мир, от одного города до другого едва ли можно было добраться быстрее чем за пять-семь дней. Если налегке.

Впрочем, не так это и много, люди и эльфы прекрасно договариваются друг с другом, преодолевая куда более серьезные расстояния. Интересно, была ли в те годы у гномов летательная почта?

– Гимблские механисты всегда славились боевыми машинами, а позднее стали делать еще сторожевые, однако боевые машины у наших мастеров по-прежнему получаются лучше, – рассказывала Иган, а дракон старательно не рычал. – Мастера из А-Рао были большими выдумщиками, им удавалось изменять и улучшать машины, созданные другими, но доподлинно не известно ни про один случай, когда они бы создали что-то принципиально новое. В Масдулаге велись разработки больших транспортных бегунов. Мастера Масдулага очень хорошо делали крупные машины, и они много всего выдумывали для перемещений. У них даже были путешествующие поселения, представляешь? Экспериментальные дома-машины, которые умели оказываться то там, то сям, прихватывая с собой целые, как же это сказать, части пространства! Никто не знает, как масдулагские мастера это делали, механисты Гимбла говорили, что для этого нужно начать думать как-то совсем по особенному… И вот, в Масдулаге решили, что путешествующие машины-дома – это очень хорошо, но слишком неповоротливо, их нельзя сделать для каждого гнома, потому решили создать бегунов для перемещений между городами. Однако разработки не были завершены из-за войны, а единственную действующую модель, компактную, создал как раз механист из Гимбла, руководивший машинными войсками где-то там, в глубинных подземьях. Мы точно знаем, что бегун был, потому что до нас дошли обрывки записей механиста, однако основная часть утеряна и…

Илидор увлечённо и жадно впитывал знания, но неизменно покидал архив всякий раз, когда там намечалось очередное собрание умных голов.

Еще он много времени проводил в квартале Мастеров, где вместе с Конхардом носился по цехам. Тут он был бодр и весел, сверкал глазами, хохотал, напевал и едва не плясал среди станков – всей душой Илидор полюбил жаркую, звонкую, суровую атмосферу цехов мастерового квартала и с радостью остался бы там пожить на какое-то время. Дракон живо интересовался способами изготовления знаменитых гномских топоров, булав, молотов и того оружия, которое делалось на продажу для жителей надземья: мечей, кинжалов, и небольших топориков, а еще – щитов, которыми гномы не пользовались, потому как что за прок от щита против гномского молота. Илидора в мастерских принимали радушно, поскольку он не только обожал царящий в них жар, но и великолепно разбирался в металле – даже подсказал, как можно улучшить кое-какие сплавы. А еще при нем как-то легче спорилась работа: дракон заражал всех вокруг своей энергичностью, неумным любопытством и бодрыми мотивами, которые то и дело начинал мурчать себе под нос. По вечерам он или помогал Нелле, или висел на какой-нибудь отвесной стене над городом и пел. И с каждым разом в его пении звучало всё больше нетерпения: Илидор полюбил Гимбл, но еще больше он любил неизвестность, ожидающую его в подземье, и кости угольных драконов, которые рано или поздно там отыщутся и расскажут ему о самом важном. Потому каждый день ожидания жёг Илидору пятки, до того хотелось наконец-то вернуться из безопасного дружелюбного города в непредсказуемые голодные подземья, где он успел побывать только один раз, когда для демонстрации своих умений вывел разведывательный отряд на залежи олова.

И вот наконец свершилось: он ведёт отряд туда, в омерзительные подземья, и в груди его всё трепещет от восторга.

Уж казалось, кому, как не гномам знать, куда какая тропа ведет, а только все, прежде бывавшие в подземьях, считали, что вот этот путь по широкой дуге огибает с востока Гейзерные Ступени и выводит к заброшенной медной выработке, где теперь наплодились полчища прыгунов и летучих мышей, потому у нормального гнома не может быть никаких причин туда ходить. Однако, когда они добрались до начала дугового изгиба, Илидор вдруг развернулся к груде камней у стены и с совершенно невозмутимым выражением лица принялся на нее карабкаться.

Он как будто не услышал ворчаний и причитаний за своей спиной, а может, и правда не услышал – просто взобрался по камням, ловкий и легкий, как ящерица, и пропал из виду на уступе, который там, оказывается, был.

– Да подожди нас, змеиная твоя рожа! – заорал кто-то из Йоринговых гномов, а Иган Колотушка на это вздрогнула, словно вдруг пробудившись от глубокого сна, и, не зная, как выразить неодобрение, покачала туда-сюда свою драгоценную рукоять от молота предков.

На уступе показался Илидор. Он улыбался, сверкал глазами и никуда не уходил.

Без всяких проявлений нетерпения дракон ждал, пока гномы преодолеют подъем, и даже не смотрел на них, даже не следил, как они, неловкие в своих кожаных доспехах, обремененные котомками, тяжелыми молотами и топорами, коротконогие и короткорукие, лезут вверх по камням, которые дракон только что преодолел, как небольшую удобнейшую лесенку. Нет, он не смотрел на гномов, он вертел головой, глубоко вдыхал сырой воздух с запахом каменной крошки и безостановочно наговаривался.

Разглядывал свисающие с потолка наплывы желтовато-зеленого цвета.

– Тут раньше текла лава! Вы знаете, что там, внутри, она по-прежнему жидкая? – спрашивал он и не ожидал ответа.

Рассматривал, куда уходит дорога, с которой он только что так уверенно свернул.

– Тут раньше возили тележки и носили много инструментов, да? Камень помнит.

С веселым недоумением изучал ковры светящихся грибов на стенах:

– Получается, чем-то вы заслужили немного заботы Такарона. Наверное, горы решили, что а-рао еще хуже. Ведь у вас не было света в подземьях, когда здесь жили драконы, правда?

Наконец отдувающиеся, вспотевшие гномы вскарабкались на уступ. Последней поднималась Иган, подсаживаемая Йорингом, который и сам-то, говоря по правде, не сползал вниз только из чистой вредности. Иган, порядком уставшая уже даже от простой ходьбы, совершенно не была приспособлена для ползанья по камням в полутемных подземьях, ее ноги в башмаках с толстыми подошвами всё время срывались с выступов, на которые она пыталась опереться, пальцы скользили по каменным бокам, не находя опоры, рукоять фамильного молота тянула вниз. Гномка едва не плакала от собственной бестолковости и отчаянно жалела, что вообще высунула нос дальше Ученого квартала. С чего она взяла, что подземья – для такой как она?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю