Текст книги "Нарушенная заповедь (СИ)"

Автор книги: Ирина Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 12

А утром была операция.

Наверное, вечером вместе с обезболивающим медсестра уколола что-то успокоительное, поэтому, проспав всю ночь как убитая, Кристина нисколько не волновалась. И когда медсестра и санитарка помогли ей раздеться и взгромоздиться на каталку, чтобы ехать в операционную, она даже привстала и помахала съежившейся от страха Асе, словно боярыня Морозова на известной картине.

Очнулась Кристина уже в любимой палате от телефонного звонка. Странная мелодия, настойчивая, самоуверенная, целеустремленная. Именно такая, какой Кристине всегда хотелось быть. Или казаться. Словно по дороге катится огромное колесо. Дорога неровная, ухабистая, но колесу на это наплевать – оно слишком большое, чтобы обращать внимание на мелкие неурядицы. У Кристины была своя система оценки людей по рингтонам их мобильных. Деловому человеку некогда тратить время на подобную безделицу, поэтому и сигнал мобильного у него стандартный. На худой конец – официальные строгие гудки, безликие и индифферентные. Эта же музыка была слишком личной, затрагивала слишком глубокие пласты души, чтобы использовать ее так банально.

Телефон успокоился, но ненадолго. Не прошло и пары минут, как он снова зазвонил. И Ася, как назло, куда-то запропастилась. Наверное, это ее зовет телефон, какой-то особый номер со своим сигналом.

В этот момент в палату вошла женщина. Судя по костюму – медсестра или санитарка. Кстати, санитарка! Сегодня же должна дежурить Полина Иосифовна.

– Как вы себя чувствуете, Светлова? – спросила женщина.

– А где Полина Иосифовна? – не утруждая себя ответом, поинтересовалась Кристина.

– Полина Иосифовна? – женщина на мгновенье замялась. – А она заболела. Я вместо нее, меня зовут Екатерина. Вам что-нибудь нужно?

– Мне нужна Полина Иосифовна, – упрямо повторила Кристина. – Как же она заболела, когда я третий день не могу ей дозвониться? Больные обычно дома сидят.

– Она в больнице лежит, – сказала Екатерина.

– Тогда выключите этот телефон.

– Ваш телефон? – уточнила санитарка.

– Ну почему же мой? Тот, который звонит!

– Так это же ваш и есть, – Екатерина нагнулась и вытащила из прикроватной тумбочки мобильник, который позавчера принес Рыбак.

– Надо же, – удивилась Кристина, – действительно, мой.

Она посмотрела на экран: звонил, похоже, кто-то из «Апогея».

– Я отвечу? – спросила Кристина, нажимая на кнопку, и Екатерина, понимающе кивнув, пошла к двери.

– Кристин, ты извини, что я к тебе не пришла, – зачастил в трубке голос Марчук. – Я тут заболела… Прихожу на работу – на столе записка от Рыбака с твоим новым номером.

Следующие десять минут наверняка уйдут на обсуждение состояния здоровья сотрудницы и мер по его улучшению. Причем обсуждение будет практически односторонним, Кристине нужно только периодически задумчиво ронять:

– Ну да… ну надо же… ужас…

В этот момент дверь открылась, впуская в палату доктора Андрея Андреевича. Продолжать разговаривать по телефону было некорректно, и Кристина сунула его под одеяло.

– Как самочувствие, Светлова? – жизнерадостно поинтересовался доктор.

– Нормально самочувствие, – кивнула Кристина и попыталась сесть.

– Нет, нет, – жестом остановил ее Андрей Андреевич, – вставать пока не надо. – Он откинул одеяло, и Кристина увидела свою запеленатую ногу с торчащими наружу пальцами.

– Пошевелим пальцами, – скомандовал доктор.

Пальцы шевелились, нога не болела. Чудеса, да и только.

– Спасибо вам, доктор, – сказала Кристина.

Андрей Андреевич сдержанно улыбнулся.

– Сегодня пока лежим, а завтра с утра можно пытаться ходить, смотрю, костыли у вас есть, – он кивнул куда-то за Кристинину спину и вышел из палаты, а Кристина поднесла к уху телефон.

– …про тебя спрашивал. Только я тебе ничего не говорила, хорошо? – уловила она конец фразы.

– Конечно, конечно, – заверила Кристина собеседницу. – А кто спрашивал?

– Ну ты даешь! Я тут уже полчаса рассказываю… – в голосе Марчук зазвучала неприкрытая обида.

– Извини, Люд, я только что после операции. Наверное, наркоз действует. Так кто про меня спрашивал?

– Да мент же, мент! – горячо зашептала Марчук. – Только ж ты никому, хорошо?

– Мент – это Рыбак?

– Да тише ты! – голос в трубке зазвенел от негодования. – Я тебе про Рыбака по секрету сказала! Ты же обещала! А сама…

– Люд, да я никому! Ей-богу! – поспешила успокоить ее Кристина. – Так кто про меня спрашивал?

– Милиционер! То есть полицейский, вот кто.

– А что ему было надо?

– Ну, он спрашивал у Симбирского, есть ли у него враги.

– Вот как? Меня уже во враги записали? Однако…

– Да нет, не во враги. Он еще спросил, кого уволили в последнее время. Кирилл Петрович послал его ко мне, – голос Марчук загустел от чувства собственной значимости. – Я, сама понимаешь, список распечатала. Ты не подумай, я ничего такого… Он сам спросил…

– Что спросил?

– Спросил, может, кто из уволенных угрожал… Ну, ты же… – похоже, Марчук совсем растерялась.

«Да, умеют у нас добывать информацию, – подумала Кристина. – Того гляди, я со своей сломанной ногой, – она пошевелила пальцами под одеялом, – окажусь в каталажке».

– Так что у вас случилось, ты можешь объяснить по-человечески?

– Да я же тебе уже битый час рассказываю: у Симбирского сын пропал! Позавчера!

– Женька? – в памяти всплыл нескладный подросток, копия отец, те ж прозрачные уши, пепельная челка и огромные, не отцовские глаза. – Да как же так?

– В том-то и дело, что никто не знает. Утром водитель привез его в школу, после обеда вернулся, а его нет. Подождал-подождал, позвонил Кириллу Петровичу. Тот приехал, устроил в школе шорох, но все без толку. Мальчик словно испарился. Там же школа, сама понимаешь, не халам-балам. Везде камеры понатыканы, охранники в форме с пистолетами.

– Прямо-таки с пистолетами?

– А как же без пистолета? Что это за охранники без пистолета? – резонно заметила Марчук. – Сейчас полиция смотрит записи с этих самых камер, ищет, каким образом его из школы вывели.

– А почему ты считаешь, что вывели? – Кристина поерзала, пытаясь усесться поудобнее.

– А ты как думаешь? Он мальчик домашний, сам бы никуда не пошел. Ясное дело, кто-то его позвал. А может, пистолетом пригрозили или шантажом выманили. Ужас.

– Ужас, – согласилась Кристина.

– И главное, оказывается, Кирилл Петрович взял Рыбака как телохранителя для сына. Но почему-то не успел… Все остальные вопросы вы можете задать на собеседовании, – вдруг заявила Марчук официально-стерильным тоном, и Кристина поняла, что в кабинет менеджера по персоналу «Апогея» кто-то зашел. Может, даже тот самый мент, который включил ее в список подозреваемых в похищении Жени Симбирского.

Положив телефон на тумбочку, Кристина стала обдумывать информацию, полученную от Марчук. Ей бы радоваться – судьба отомстила коварному работодателю. Чем не малиновый берет? Но радости не было. Была жалость, чувство в сложившейся ситуации абсолютно иррациональное, а еще желание хоть как-то помочь. Кристина зажмурилась и представила, как она заходит в кабинет Мальчика, ведя за руку Женю. Симбирский смотрит на них в изумлении… встает… медленно подходит, все еще не веря своим глазам… Порывисто прижимает сына к груди, отстраняется, будто желая убедиться, что это действительно его сын, снова прижимает к груди… Потом вспоминает о Кристине… «Здравствуйте, Кристина Сергеевна… Присаживайтесь… Может, кофе? Вы меня простите, пожалуйста, я был не прав… Может, вы вернетесь обратно?» А она говорит: «Меня зовут Кристина. Без Сергеевны. А возвращаться я не собираюсь, и кофе свой пейте сами!» Разворачивается на каблуках и гордо удаляется. Вот это триумф! Вот это самый что ни на есть малиновый берет!

Кристина открыла глаза и уперлась взглядом в больничную стену. Мечты, мечты… Если полиция за три дня не смогла найти мальчика, что может сделать она, лишенная возможности свободно передвигаться? «Ну и что, – шепнул внутренний голос, – сломанная нога не мешает думать. Надо набросать несколько версий, кому могло понадобиться украсть сына Симбирского. Если это сделано ради выкупа, то найти негодяев практически невозможно – слишком много вариантов. А если нет? Марчук сказала, что Симбирский собирался приставить Рыбака к сыну в качестве телохранителя. Значит, ему кто-то угрожал? Эх, поговорить бы с Рыбаком, но его теперь вряд ли дождешься. Наверное, тоже ищет Женю. Теперь он не скоро тут появится. А вдруг?» Кристина уставилась на дверь, гипнотизируя ее взглядом, и та, словно подчинившись ее взгляду, распахнулась. Но это был вовсе не Рыбак.

Глава 13

На столе Симбирского замигал огонек селектора. Сердце ухнуло куда-то вниз, лоб покрылся испариной. Кирилл, уже с полчаса тщетно пытавшийся вникнуть в суть лежащего перед ним отчета о продажах сантехники, нажал на кнопку.

– Из банка, – чуть ли не шепотом доложила секретарша. – Будете говорить?

– Нет! – раздраженно рявкнул Симбирский. – Я занят. Пусть перезвонят завтра. А лучше переведи их на Зайцева.

«Какого черта я сюда пришел? – подумал Кирилл, вытирая пот платком. – Чтобы вздрагивать от каждого звонка? Слышать, как они шепчутся между собой, будто у постели тяжелобольного? Надо было остаться дома».

Он снова попытался вникнуть в отчет. Что тут у нас? Сантехника… Когда Женьке было три, он обстрелял из игрушечного китайского пистолета финский унитаз. Хваленая эмаль не устояла под напором пластиковых шариков. Ну и скандал закатил Кирилл поставщикам – они гарантировали прямо-таки сумасшедшую износоустойчивость, а тут мальчик с игрушечным пистолетиком… Женька… Итак, что у нас тут? Рост объема продаж – два процента. Симбирский взял ручку – солидный стальной «Монблан» – и подчеркнул последнюю фразу. Два процента… Машинально нарисовал прямо поверх отчета два круга. Круги получились неровные, немного вытянутые. Скорее эллипсы, а не круги. Затем в каждом круге появилось по маленькому кружочку. Кирилл тщательно заштриховал их, превратив в черные кляксы. Устало потер ладонью лоб, закрыл глаза, а когда открыл – вздрогнул: с испорченного отчета куда-то мимо него смотрели глаза сына, застывшие и безжизненные. Те самые, что преследовали его в галлюцинациях. Кирилл смял листок, швырнул его в корзину, но глаза не исчезли, они, словно мираж, парили над поверхностью стола. Мертвые глаза. Его сын умер… Симбирский отшвырнул «Монблан». Покатившись по столу, ручка упала, ударилась обо что-то и обиженно звякнула. Звук подействовал на директора «Апогея» отрезвляюще. Может, как раз в то самое время, когда он в очередной раз хоронит Женьку, полиция получила какие-то сведения о его местонахождении. От внезапно появившейся надежды вспотели ладони.

Достав из нагрудного кармана листок с телефоном майора, занимающегося розыском сына, Кирилл набрал номер.

– Здравствуйте, Симбирский, – представился он, – мне нужно переговорить с Южным.

– Здравствуйте, Кирилл Петрович.

При первых звуках голоса майора полиции с такой несоответствующей снегопаду за окном фамилией Кирилл понял, что надежда оказалась напрасной. Но все-таки спросил, заранее предвидя, каким будет ответ:

– Есть какие-нибудь новости?

– К сожалению, ничем не могу вас порадовать. У меня к вам вот какая просьба: если вдруг к вам поступят какие-нибудь сведения о сыне, обязательно свяжитесь со мной.

– Не понял? – Кирилл никогда не боялся переспросить, чтобы получить точную информацию.

– Одна из версий исчезновения вашего сына – похищение. В этом случае похитители обязательно должны связаться с вами…

– Я считаю, что похитители связались бы со мной в первый же день, – оборвал собеседника Симбирский. – Какой им смысл держать ребенка у себя? Их задача – как можно быстрее получить деньги.

– Кирилл Петрович, – возразил Южный, – мы с вами не знаем, какие задачи ставят перед собой похитители. Поэтому я считаю необходимым предупредить вас. Обычно выдвигают требование не ставить в известность полицию. Но, идя у них на поводу и поступая таким образом, вы, во-первых, подвергаете опасности свою жизнь при передаче выкупа, во-вторых, уменьшаете шансы поимки преступников.

«Понятно, – подумал Симбирский, – каждый ставит перед собой свои задачи. Твоя задача – поймать как можно больше преступников, пусть даже ценой жизни моего сына». Но озвучивать эти мысли майору Симбирский не собирался.

– Хорошо, если я получу хоть какую-нибудь информацию, я тут же поставлю вас в известность, – сказал он. – И еще, хочу, чтобы вы знали: я не пожалею никаких денег на розыски сына. – «Или на то, чтобы разыскать тех, кто его убил», – мысленно добавил Кирилл, вешая трубку. И чего звонил? Если бы хоть что-то выяснилось, Малик, шеф службы безопасности «Апогея», уже давно доложил бы. Раз молчит – значит, все по-прежнему.

Снова замигал огонек селектора.

– Кирилл Петрович, Зайцев. Соединять?

– Нет, позже.

Кирилл поднялся, подошел к окну. Шел снег. Короткий зимний день догорал над крышами домов зловещим лилово-багровым заревом. Еще один день. Третий.

В дверь, предварительно испуганно поскребшись, заглянула секретарша.

– Кирилл Петрович! Зайцев говорит…

– Закрой дверь! – рявкнул Кирилл, и она мышью юркнула назад, осторожно прикрыв за собой дверь. – Шагу не можете ступить без Кирилла Петровича! – крикнул ей вслед Симбирский.

Этого ему показалось мало, захотелось схватить что-нибудь тяжелое, распахнуть дверь, вырваться из тесного кабинета и… Он оглянулся по сторонам, схватил за никелированную спинку стул, размахнулся, рванул к двери… И в этот момент как будто кто-то сорвал стоп-кран: сработала система экстренного торможения. Рука повисла, словно парус при полном штиле. Симбирский попробовал пошевелить пальцами – вроде получается. Но порыв пропал. В голове словно отмоталась назад пленка, и, мысленно прокрутив ее снова, Кирилл ужаснулся тому, какой зверь только что выглянул из-под внешне благополучной личины уважаемого всеми директора «Апогея». Просто мистер Джекил и доктор Хайд какой-то. «Ведь я мог убить ее или Зайцева, – подумал Кирилл, садясь за стол. – Надо идти домой, пока не наломал дров».

Приняв такое решение, Симбирский подхватил портфель, набросил на плечи пальто и вышел из кабинета.

– Меня сегодня не будет, – на ходу доложился он старательно прячущей глаза секретарше.

Она мелко потрясла головой, что, очевидно, означало понимание.

За порогом Кирилла встретила непроглядная белая пелена. Словно сотни невидимых строителей шкурили свежеоштукатуренную стену. Заснеженный «БМВ» напоминал ленивого моржа на льдине. Симбирский нажал на брелок сигнализации, «морж» встрепенулся, неподобающе для своей комплекции пискнул и мигнул круглыми глазами-фарами. Кирилл сел за руль, включил двигатель. Откровенно говоря, ехать было некуда. И он просто поехал. «БМВ» вырулил на дорогу, влился в поток таких же, как он, «моржей», спешащих каждый по своим делам. То ли из-за снегопада, то ли из-за внутреннего состояния Кирилл будто утратил способность видеть мир в цвете. Все вокруг было черно-белым, преимущественно грязно-белым. Словно густо посыпанным пеплом.

И вдруг впереди этой беспросветной серости мелькнул осколок ядовито-зеленого цвета. «Цвет бешеной жабы», – так когда-то называл его Кирилл. Лика? Именно такого оттенка был «Альфа-Ромео» его жены. Этого не может быть! Когда семь лет тому назад Лика исчезла, прихватив с собой все свои мало-мальски ценные безделушки, ее искали именно по приметному автомобилю. И не нашли. Кирилл решил тогда, что машина спрятана в каком-нибудь гаражном кооперативе. Даже представлял иногда, как Лика тайком пробирается на свидание к своему «Ромео», забирается на заднее сиденье и, бесстыдно задрав платье, под которым ничего нет, отдается ему. Симбирский заскрипел зубами от яростной ревности. Он не любил Лику. Она была слишком глупой, слишком пустой… Но слишком притягательной. Был в ней магнетизм самки, не позволяющей ни одному самцу пройти мимо. Она выбрала в своем окружении самого перспективного и женила на себе. Да, он никогда ее не любил, но всегда бешено желал. И ревновал. Ревновал ко всему, даже к бездушной железяке – «Альфа-Ромео». Она догадывалась об этом, чувствовала своим порочным нутром и порой, зная, что Кирилл смотрит на нее, прижималась к автомобилю, гладила его и что-то нашептывала. При этом ее пухлые губы твердили слова любви, полуприкрытые глаза переполняло вожделение…

Кирилл почувствовал, как пальцы, лежащие на руле, непроизвольно сжимаются в кулаки. До боли, до дрожи в крепко сжатых руках ему хотелось увидеть жену. «Зачем? – громко, очень громко, так громко, что захотелось бросить руль и зажать уши руками, сказал кто-то в его голове. – В твоем мире так много хорошего! Не надо усложнять жизнь. Живи сегодняшним днем, черпай радость в простых ее проявлениях». Кирилл понимал, что это работает стопор, установленный в его голове за сто тысяч долларов американским психологом. Но сейчас стопор не срабатывал – после исчезновения сына мир опустел, все хорошее как-то разом закончилось. А тут еще этот зеленый цвет впереди… И, воспользовавшись тем, что встречная полоса пустует, Кирилл резко крутанул руль влево, пытаясь догнать маячащий впереди автомобиль. А тот словно дразнил, то подпуская к себе ближе, то скрываясь за снежной пеленой.

Они уже давно миновали городскую черту и теперь ехали мимо пригородных поселков. Ивановка, Андреевка… Дорога была знакома. Когда-то они с Ликой любили ездить сюда летом. Оставить машину на слоистом, похожем на праздничный торт берегу и по едва приметной тропке, рискуя сломать шею, спуститься к морю, на маленький пятачок пляжа. Лика сбрасывала одежду и нагишом прыгала в воду. А он курил, наблюдал за вечной схваткой моря и суши. С тех пор прошло много лет. Суша медленно сдает позиции, берег рушится, идет ко дну. Уже давно нет той тропинки, а на пляж если кто и забредает, так только крабы. Веретенообразные силуэты рыб лениво шевелят плавниками, да тихо колышется морская трава. Тихо, как на кладбище. К чему вдруг такие ассоциации? – Кирилл потряс головой, пытаясь освободиться от предчувствия беды, и сосредоточился на дороге. Зеленый автомобиль сделал рывок и теперь маячил на горизонте едва приметной мошкой. Внезапно он свернул и понесся по бездорожью к обрыву.

– Куда? – заорал Кирилл, но это было равносильно приказу мотыльку не лететь на яркий свет.

Автомобиль сравнялся с обрывом, еще мгновенье – и он исчез. Кирилл резко ударил по тормозам. Выброс адреналина заставил сердце бешено колотиться, руки ходили ходуном, словно у тряпичного паяца в руках неумелого кукловода. Точно такое чувство он испытал, когда однажды стоящая на тротуаре старуха с палкой вдруг упала под колеса его автомобиля. Кирилл тогда резко вывернул руль, но все-таки зацепил бабку бампером. Хотел выскочить из машины, помочь – и не смог. Бабка поднялась, отряхнула ладони, погрозила клюкой и поковыляла прочь, а он еще минут сорок сидел, и только потом нашел в себе силы включить зажигание и медленно поехать дальше.

Кирилл толкнул дверь, и в салон ворвался холодный ветер вперемешку с ледяной крошкой. Хлестнул по лицу, приводя в чувство. Симбирский вылез из машины, подошел к берегу. Пусто. Лишь черные волны терзают берег. Он долго стоял на обрыве, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение в сгущающихся сумерках. И только когда стало совсем темно, вернулся в машину. Ехал, скорее, чисто интуитивно, потому что все мысли остались там, на берегу. На обрыве, с которого спрыгнул автомобиль цвета бешеной жабы. Кирилл попытался переключиться на что-нибудь другое, но куда там! Мысли были похожи на корабль, прикованный якорной цепью ко дну. Очнулся он уже во дворе собственного дома. Вылезая из автомобиля, по давно укоренившейся привычке нашел глазами окна своей квартиры и остолбенел: сквозь жалюзи одного из окон пробивался слабый свет. Кто-то находился в комнате сына. Но не он – Женька обычно врубал свет на всю катушку и не стал бы сидеть в полутьме. Что делать? Подняться в квартиру или вызвать полицию? А на что ему служба безопасности? Симбирский вернулся в машину, набрал номер Малика и с досадой вспомнил, что тот вчера уехал в Калининград, где проживала тетка Лики. Кирилл был уверен, что Лика к похищению собственного сына непричастна, но влезать в ход следствия не хотел. У него не было причин сомневаться в компетентности Малика. Считает нужным поговорить с теткой – значит, так тому и быть. Можно позвонить Рыбаку – несостоявшемуся телохранителю. Это именно с подачи Малика Симбирский заключил договор с его ЧОПом.

Связавшись с офисом, Кирилл узнал, что Рыбак отбыл в неизвестном направлении. «Надо будет пересмотреть договор и, если там не слишком большие санкции за преждевременное расторжение, отказаться от его услуг, – раздраженно подумал Симбирский, набирая номер, названный секретаршей. – Что за охранник такой, который позволяет себе в рабочее время отправиться непонятно куда, никого при этом не поставив в известность?»

Симбирский вызвал Рыбака и ждал его, не сводя глаз со светящегося окна, а мысли неуклонно возвращались к зеленому автомобилю. Может, надо сообщить в полицию? А что, если это лишь продолжение моих галлюцинаций? Новый вариант? Вдруг там, на дне, ничего не окажется? Я просто выставлю себя на посмешище.

Он вышел из «БМВ», достал сигареты, затянулся и внезапно зашелся в приступе кашля – вместо привычного табачного дыма грудь наполнил смрад гниющей морской травы. Выбросил окурок в сугроб, следом полетела вся пачка. Неплохой метод избавления от дурных привычек. Прокашлявшись, Кирилл вернулся в машину, оттер рот платком, нашарил под сиденьем бутылку минералки. Из-под пробки с шипением вырвался воздух.

«Shit!» – выругался Симбирский. Он всегда покупал воду исключительно без газа. Посмотрел на бутылку. Несмотря на полумрак, на этикетке отчетливо различалась надпись: негазированная. Кирилл сделал маленький глоток. Горькая, вонючая жижа хлынула в рот. Распахнув дверцу, он буквально вывалился из машины. Его рвало так долго и мучительно, как никогда в жизни. Так, что между спазмами вдруг промелькнула мысль: это конец. А потом все прекратилось так же резко, как началось. Кирилл подставил лицо под падающий снег. Белый и пока еще чистый, он таял на щеках, успокаивал, отрезвлял. «Сейчас приедет Рыбак. Нельзя, чтобы он меня таким видел» – это была первая рациональная мысль, выловленная Симбирским в водовороте, в который превратился его мозг. Зацепившись за нее, он, словно Мюнхгаузен, стал тянуть себя из трясины безумия. Снял шапку снега с аккуратно подстриженных кустов у подъезда, вымыл лицо и руки, сел в машину и постарался сосредоточиться на работе. Ничего путного из этого не вышло. И тогда он стал просто считать: один, два, три… Рыбак все не ехал. В груди медленно нарастало раздражение. «Уволю, я обязательно его уволю», – решил Кирилл.