Текст книги "Проклятие ДНК"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Как вы узнали о случившемся, Эдуард Георгиевич?

– Мне позвонила Луиза.

– Когда?

– Практически сразу после того, как вызвала полицию.

– И что вы сделали?

– Разумеется, сразу рванул туда!

– Чем вы занимались до звонка мачехи?

– Меня уже об этом спрашивали: я отдыхал дома со своей девушкой. Вернулся в половине восьмого вечера, а до этого находится на работе. Это могут подтвердить охранник и моя секретарша.

– Очень хорошо! Значит, вы присутствовали при обыске кабинета деда?

Эдуард кивнул.

– Эксперты изъяли шпагу, которой его… Не представляю, кто мог такое сотворить!

– А вот Луиза уверена, что убийца – Роман. Вы не согласны?

– Дело в том, что я плохо знаком с приемным сыном деда.

– Почему?

– Я все время на работе, а он… Честно говоря, я даже не в курсе, чем он занимается! Но, знаете, у меня создалось впечатление, что дед держал Романа, как бы это правильнее выразиться… для себя, что ли?

– Как домашнего питомца?

– Да нет, конечно! Просто он… вроде как не очень подпускал его к другим членам семьи, понимаете?

– Не совсем.

– Луиза считает, что это из-за того, что Роман представляет опасность для окружающих.

– Вы о его диагнозе?

– Да я понятия не имею, какой у него диагноз, но Луиза вбила себе в голову, что раз дед консультировал Романа у психиатра, то он непременно является скрытым душегубом!

– А вы, выходит, так не думаете?

– Я же говорю, что плохо знаю Романа! Что же до Луизы… Она никого не любит, вот и говорит гадости обо всех. Интересно, что она обо мне наболтала?

– С ней беседовал не я, но, насколько мне известно, ничего такого Луиза не сказала, – честно ответил Севада. – По-моему, вы – единственный, о ком она отзывалась более или менее положительно.

– Кто бы мог подумать! – В тоне Эдуарда прозвучал откровенный сарказм. – Наверное, это потому, что я редко попадаюсь ей на глаза – в отличие, к примеру, от близнецов.

– И все же Луиза первому позвонила именно вам, – заметил опер.

– А кому еще ей было звонить – ну не близнецам же! Она и адвокату деда позвонила.

– Он тоже присутствовал на месте убийства?

– Приехал сразу после меня. Он знает процедуру, поэтому следователю и его людям пришлось снизить градус и вести себя более прилично!

– Кстати, что вам известно о сейфе деда?

– О сейфе? – удивился Эдуард.

– Луиза говорит, он пропал.

– Серьезно? Что, в… тот вечер?

– Вот в этом-то она и не уверена, поэтому попросила поинтересоваться у вас.

– Но я понятия об этом не имею! Все, что мне известно о сейфе, – его нельзя вскрывать без ключа, иначе содержимое самоуничтожится.

– Как по-вашему, в сейфе могло находиться что-то важное? – спросил Падоян. – Нечто такое, что хотели бы украсть?

– Вряд ли! Скорее всего, дед держал там личные бумаги, ну, может, еще немного наличности… Хотя вряд ли.

– Ваш дедушка когда-нибудь говорил с вами о завещании? – задал вопрос Севада, стараясь по лицу собеседника определить, что он на самом деле думает. Эдуард казался удивленным.

– Есть завещание?

– Ваша мачеха полагает, что нет.

– Конечно, ведь ей это выгодно: если завещания нет, она получает все!

– Вы забываете о Романе.

– А то, что он был усыновлен…

– Не имеет значения: процедура была официальной, а значит, он приобрел все права, какие были бы у родного сына господина Вагнера. Но дело в том, что у него ведь есть еще и внуки, а они не являются бесспорными наследниками в отсутствие завещания!

– Ну, полагаю, это можно оспорить в суде, – пожал плечами Эдуард. – И, скорее всего, иск будет удовлетворен!

– Вы намерены судиться с Луизой?

– Если завещания нет, то – да, разумеется. Меня мало интересует имущество деда, но фирму я ей не отдам: она ее продаст, потому что ни черта не смыслит в бизнесе, а я слишком много работал, чтобы просто так отдать то, чем живу!

Решимость, написанная на лице Эдуарда, не оставляла сомнений, что он сделает так, как говорит.

– Кстати, – добавил он после короткой паузы, – вы не думаете, что если завещание и было, то Луиза могла его уничтожить?

– Зачем?

– Ну, без него ведь она получает большую часть наследства, а с ним – еще неизвестно!

– У вас есть подозрения, что ваш дедушка мог оставить жену без гроша?

Эдуард неопределенно пожал плечами.

– Что Роман-то говорит? – спросил он. – Отрицает свою вину?

– Он ничего не помнит.

– В смысле?

– Роман утверждает, что потерял память после аварии.

– Неужели вы ему верите?

– Лечащий врач считает, что это возможно, но проверить слова Романа мы не можем. Пока.

Покинув кабинет Вагнера, Севада снова подошел к столу, за которым сидела кокетливая Юля.

– Ну что, вы получили ответы на свои вопросы? – поинтересовалась она.

– На некоторые – да, – улыбнулся он девушке. – Юленька, вы наверняка знаете обо всем, что происходит в компании, я прав?

Зардевшись от удовольствия, она опустила глаза и пробормотала:

– Ну что вы, вряд ли обо всем! – И тут же добавила, словно боясь, что симпатичный оперативник потеряет к ней интерес: – Но кое-что все же становится мне известно, ведь у нас не такой большой штат!

– Скажите, все ли гладко было между Карлом и Эдуардом?

– Что вы имеете в виду?

– Может, у них были какие-то разногласия, споры рабочего плана?

– Ой, я ничего об этом не знаю, честно говоря!

Юля выглядела искренне огорченной: ей очень хотелось быть полезной этому приятному парню с мягкими манерами, который вовсе не походил на полицейских, какими их изображают в детективных сериалах. Он хорошо одевался, и от него пахло дорогим парфюмом, а секретарша Вагнера питала слабость к ухоженным мужчинам.

– Слушайте, – сказал она вдруг, и ее милое личико просветлело, – вам нужно поговорить с Демченко!

– Кто такой этот Демченко?

– Директор по маркетингу. Бывший.

– Почему же бывший?

– Он уволился.

– Когда?

– А вот как Карла Генриховича… Буквально на следующий день. Странно, да?

– Действительно! А как бы мне заполучить его координаты?

– Зайдите в отдел кадров, у них должна быть вся информация.

– Я так и сделаю… Юленька, а что вы обычно делаете после работы?

* * *

Лера впервые оказалась на территории психиатрической лечебницы – раньше как-то не доводилось. Она ожидала ужаса ужасного, но, к собственному удивлению, увидела ухоженную территорию, усаженную цветущими кустарниками и деревцами, подстриженными в виде различных геометрических фигур. Идя по усыпанным гравием аккуратным дорожкам, она вспомнила, что заведение является частным – поэтому, возможно, оно такое милое на вид. Главный корпус больницы оказался тоже весьма впечатляющим, выкрашенным в ослепительно-белый цвет и выгодно выделяющимся на фоне буйной зелени. Лера заметила дворника, усердно метущего крылечко.

Внутри все было так же благостно, как и снаружи: чистые белые стены, светлая мебель и приятная пожилая медсестра у дежурной стойки. Лера представилась и спросила, как ей пройти к главврачу. Источая любезность, медсестра объяснила дорогу и сказала, что на лифте будет удобнее.

– Скажите, а почему у вас нет охраны? – поинтересовалась Лера, прежде чем отправиться в указанном направлении.

– В главном корпусе она не требуется, – ответила та. – Буйные больные содержатся в особом здании в глубине комплекса, туда просто так не пройдешь. Но таких у нас немного, человек пять-шесть всего! Наш основной контингент – люди, проходящие лечение от депрессии и других расстройств, не связанных с проявлениями насилия.

– А где все пациенты? Я никого не встретила по дороге!

– Сейчас у нас тихий час, и все либо отдыхают в палатах, либо играют в настольные игры в общем зале и читают в библиотеке.

«Прям курорт, а не психушка, ни дать ни взять!» – подумала Лера, идя к лифту.

Кабинет главврача располагался на втором этаже. Постучав, Лера получила приглашение войти. Навстречу ей поднялся из-за стола невысокий, плотный мужчина в очках. Его редеющие волосы были гладко зачесаны назад, прикрывая намечающуюся лысину. Узнав о цели визита, доктор Сапковский сокрушенно покачал головой.

– Да-а, ужасная история! – пробормотал он. – Карл Генрихович был хорошим человеком… Вы знаете, что он являлся одним из основных спонсоров нашей лечебницы?

Лера покачала головой.

– Это из-за того, что здесь лечился его сын? – спросила она.

– Ну, конечно, из-за этого, – кивнул главврач. – Вы много знаете тех, кто пожелал бы давать деньги на содержание людей с психическими проблемами, если их самих эта беда миновала?

На самом деле Лера об этом не задумывалась, но, пожалуй, в словах Сапковского был резон.

– Вы знаете, при каких обстоятельствах ваш пациент Роман Вагнер оказался задержан?

– Слышал в новостях, – вздохнул доктор.

– Могу я поговорить с его лечащим врачом?

– Вы с ним сейчас разговариваете.

– То есть вы сами…

– Что именно вас интересует?

– Диагноз.

– Ну, вы же понимаете, что такую информацию я вам дать не могу! – развел руками Сапковский.

– А если я приду с ордером?

– Вот тогда – добро пожаловать, а без официального распоряжения…

– Хорошо, тогда давайте сместим акценты. Вы не вправе сказать мне диагноза Вагнера, но вы же можете оценить его состояние, так?

Сапковский осторожно кивнул.

– Роман принимает препараты для снижения уровня агрессии?

– Да бог с вами, какой агрессии – Рома безобиден, как коала!

– То есть, по-вашему, он не мог убить деда?

– Исключено!

– Откуда такая уверенность? – удивилась Лера. – Если имеешь дело с психикой, никогда нельзя сказать наверняка…

– Рома – как раз тот случай, когда можно! – перебил ее доктор. – Он не способен причинить вред человеку, не говоря уже о родственнике!

– Вы в курсе, что Роман – приемный сын?

– Я уже и так сказал больше, чем надо, – поджал губы Сапковский. – У вас есть вопросы, не касающиеся запретных тем?

«Да у тебя все темы – запретные!» – подумала она, а вслух ответила:

– Как часто Роман ложится в вашу клинику?

– «Ложится» – не совсем правильный термин. Скорее, он приезжает, чтобы получить очередной курс терапии, и случается это три-четыре раза в год.

– То есть три-четыре раза в год у него случаются обострения?

– Это слово неприменимо к его диагнозу! Речь об обострениях не идет, просто время от времени ему требуется помощь, и я ее оказываю, вот и все. Кстати, сильнодействующие препараты я ему не прописывал.

– А когда Роман в последний раз оказался у вас?

– Совсем недавно, накануне гибели Карла. Строго говоря, в тот самый день он был здесь.

– В смысле? – встрепенулась Лера. – Но Луиза сказала, что в вечер убийства…

– В том-то и дело, что не вечером! Утром и днем Роман присутствовал и в столовой, и в общем зале. У нас с ним состоялся полуторачасовой сеанс терапии, после чего он пошел на обед и исчез.

– Что значит – исчез?

– Мы не следим за пациентами, так как они безопасны. Здесь ведь не тюрьма, и любой может отлучиться, если захочет! Никто не удивился, когда Роман не явился на ужин, и только на следующий день, когда в «Новостях» сказали об убийстве, я кинулся его разыскивать – и не нашел. Позже я узнал, что его обвиняют в преступлении.

– Не будем преувеличивать, – поспешила заметить Лера. – Пока – только подозревают!

– Я не сомневаюсь, что Рома этого не делал! Если бы вы знали то, что известно мне, тоже поняли бы.

– Возможно, но ведь вы не хотите со мной поделиться!

– Не «не хочу», а не могу, – возразил главврач.

– Без разницы. Я вам объясню, как все выглядит со стороны. У Романа Вагнера случилось очередное обострение, и отец уложил его в вашу клинику. В день гибели Карла он неожиданно пропал, оставил свои отпечатки на орудии убийства, а через два дня попал под машину, в результате чего оказался в больнице. Алиби у него отсутствует, а улики на месте преступления – присутствуют: помимо отпечатков пальцев, мы принимаем во внимание тот факт, что у Романа есть ключи от дома отца, и он, скорее всего, знал о существующих в доме правилах.

– Каких правилах?

– Карл обычно отпускал прислугу в пятницу после обеда. То есть Роман мог рассчитывать, что ни с кем не встретится, ведь близнецы, проживающие в доме деда, отправились развлекаться, а жена Карла ушла в театр. Таким образом, можно предположить, что Роман с Карлом поругались, и он, в порыве ярости, заколол его шпагой, которую взял там же, в кабинете отца.

– Глупости! – фыркнул Сапковский. – Если бы Рома дал мне разрешение рассказать вам о его, гм… проблеме, я бы мог это сделать. Почему бы вам с ним не поговорить?

– Я бы с удовольствием, Леонид Андреевич, только вот есть одна загвоздка.

– Какая?

– У него, похоже, амнезия.

– Что?!

– После аварии. Не знаю уж, врет Роман или правду говорит, но он определенно не желает рассказывать, что с ним произошло.

– Или не может?

– Или так.

– Скажите, Валерия…

– Юрьевна.

– Валерия Юрьевна, каковы условия содержания Романа?

– Условия?

– Он в одиночной камере?

– Зачем же в одиночной – он в шестиместной, как обычно…

– Это просто кошмар! – неожиданно воскликнул главврач. – Его нужно немедленно перевести! Неужели у вас нет камер без соседей?!

– Чего вы так всполошились, не пойму? – недоуменно спросила Лера. – Вы же сказали, что Роман безопасен!

– Он – да, а вот другие задержанные…

– Откуда вы знаете? – подозрительно нахмурилась она.

– Знаю что?

– Ну, о драке и о лазарете…

– О каком еще лазарете?!

– В камере случилась драка между двумя задержанными, в результате которой Роман попал в…

– Я так и знал!

– Погодите, он не пострадал – просто, видимо, дала о себе знать травма, полученная во время аварии…

– Да при чем тут травма?! Ему ни в коем случае нельзя находиться вместе с… Кто там с ним, воры, убийцы?

– В основном мошенники. Я не понимаю, из-за чего сыр-бор?

– Просто прислушайтесь к тому, что я говорю! В лазарете – еще куда ни шло, но Роману ни в коем случае нельзя возвращаться в общую камеру. Если уж вы не можете его отпустить под подписку, или как там это у вас называется, пусть сидит отдельно!

– Я подумаю, что можно сделать, – пообещала Лера. – А вы, пожалуйста, опросите сотрудников на предмет того, кто из них и в какое время видел Романа Вагнера в день убийства его отца, хорошо? Мне нужны те, кто общался с ним последним.

– Это ему поможет?

– Надеюсь. Вдруг окажется, что алиби у него все-таки имеется?

– Я все сделаю и сообщу вам в ближайшее время! – заверил ее главврач.

Покинув здание клиники, Лера задумчиво брела по усыпанной гравием дорожке. Она начала приходить к выводу, что с самого начала отнеслась к Роману Вагнеру предвзято. А почему, собственно? Если отбросить очевидную причину – то есть то, что он может оказаться убийцей, – что еще мешает ей быть объективной? Лера с прискорбием вынуждена была себе признаться, что для этого существуют всего две причины: он красив и богат! Ну, и где же ее хваленая беспристрастность?! Какие, в сущности, у Романа причины убивать приемного отца? Тот усыновил его, поселил на отдельной жилплощади, дал образование и даже сам возил в клинику, чем бы он там ни страдал, – разве парень не должен испытывать одну только благодарность к человеку, который изменил его жизнь в лучшую сторону? Тогда за что он так жестоко расправился с Карлом?! На этот вопрос Лера пока что ответить не могла. А что, если спросить иначе: кто, помимо Романа, выигрывает от гибели старшего Вагнера? Если существует завещание, его необходимо разыскать, ведь оно может дать ответ на этот важнейший вопрос! В отсутствие завещания вдова Карла и его приемный сын становятся наследниками по закону, но что, если Карл не оставил вопрос с наследством на волю случая, заранее позаботившись о том, кому что достанется?

* * *

Алла свято чтила заведенный у них с Мариной Бондаренко ритуал: раз в месяц они, как бы заняты ни были, встречались в кондитерской, где впервые отметили начало своей дружбы. Случилось это много лет назад после процесса, в котором Алла, молодой тогда работник прокуратуры, проиграла гораздо более опытной старшей коллеге-адвокату. Алла давно перешла работать в СК, а Марина продолжала свою деятельность – изменился разве что уровень достатка ее клиентов. Усевшись за столик, который они обычно занимали, Алла попросила официанта, знавшего подруг в лицо, а потому сверхлюбезного и сверхпредупредительного, принести американо. В ожидании заказа она принялась глазеть в окно. Погода стояла не лучшая: моросил мелкий дождик, хотя было тепло, но здесь, в уютном кафе с милым деревенским интерьером, горел яркий свет и создавалось впечатление, что светит солнце.

Марина вплыла в небольшое помещение в облаке голубого шелка, окутанная ароматом своих любимых французских духов «Елисейские поля». Несмотря на непогоду, ее светлые волосы выглядели безупречно, словно она только что покинула салон красоты. В отличие от Аллы, которая переживала из-за лишнего веса и прилагала много усилий, чтобы похудеть, Марина не стеснялась собственных внушительных габаритов – наоборот, она искренне считала, что вес ее совершенно не портит, и от души жалела худышек, вынужденных тоскливо щипать зеленый салатик, чтобы, не дай боже, не увидеть на весах лишние двести граммов. Весы Марина считала исключительно кухонным атрибутом: на них можно взвешивать продукты во время готовки, а человек не скотина, чтобы выяснять, сколько в нем жира, мяса и костей!

Легонько клюнув подругу в щеку, Марина опустилась на стул, еще раз обдав Аллу ароматом дорогого парфюма.

– Опять худеешь? – неодобрительно поинтересовалась она.

– Сегодня сделаю себе послабление, – заверила ее Алла.

– Вот и правильно! – просияла адвокатесса. – А то я чувствую себя инквизитором, уплетая пирожные, в то время как ты с кислой миной хлебаешь пустой кофеек!

Официант подошел практически сразу: подруги знали меню наизусть, а поэтому им не требовалось его изучать, чтобы сделать заказ.

– Мне, пожалуйста, еще американо, – попросила Алла. – И шоколадное пирожное.

– А мне, значит, два эклера с белой глазурью, – начала со вкусом перечислять Марина, – корзиночку с фруктами, корзиночку со взбитыми сливками, шоколадный круассан и фисташковое мороженое с кленовым сиропом… И большой капучино!

Как всегда восхищенный аппетитом постоянной клиентки, официант записал все позиции и удалился.

– Ну, как твой Гадес поживает? – поинтересовалась Алла.

Речь шла, разумеется, об Иване Гурнове, заведующем патологоанатомическим отделением больницы, где работал его лучший друг Князев, он же Мономах. Последний и прозвал его Гадесом – из-за занимаемой должности и по аналогии с Аидом, царством мертвых, коим одноименный персонаж повелевал в древнегреческой и древнеримской мифологиии. С недавних пор Марина и Иван встречались, и Алле интересно было узнать, как развиваются их отношения.

– Мы съехались, – сообщила адвокатесса, и Алла едва не поперхнулась почти остывшим кофе.

– Ты… ты пустила мужчину на свою территорию?! – не поверила она. У ее подруги был железный принцип: ночевать – да, жить – никогда!

– Нет, что ты! – поспешила успокоить ее Марина. – Я к нему переехала.

Это казалось еще более странным: адвокатесса любила свою жилплощадь неистовой любовью, испытывая нездоровую привязанность к каждому предмету, самолично выбранному в магазине, – и как, спрашивается, с таким отношением к собственной «крепости» она решилась на кардинальную перемену в жизни?!

– Придется попотеть, чтобы привести Ванину берлогу в божеский вид, – продолжала между тем Марина. – Несмотря на то что у мужика денег – куры не клюют, он совершенно не умеет создавать уют! Ведь нанимал же дизайнера, представляешь?

Гурнов уже довольно давно получил внушительное наследство от одного из бывших тестей. Несмотря на развод с его дочерью, Иван, едва узнав о болезни старика, принял в его лечении живейшее участие: сначала устроил ему операцию у лучшего специалиста в московской онкологической клинике, ну а потом, когда пришло время, доставал сильнодействующие обезболивающие препараты, чтобы тесть чувствовал себя человеком. Все состояние покойного в результате досталось любимому зятю, в то время как дочь получила лишь небольшое ежемесячное содержание. Она попыталась отобрать у бывшего то, что, как ей представлялось, ей причитается, но тщетно. Однако Иван поступил с экс-супругой благородно: он отдал ей квартиру отца и подкинул немного деньжат, так что, несмотря на чувство неудовлетворенности от потери жирного куша, жаловаться той было грех!

– Он согласен с твоими идеями? – скептически выгнула бровь Алла: зная Гурнова, она с трудом себе представляла, что он позволит кому-то оспаривать его вкусы.

– Так кто ж его спрашивает, подруженька! – рассмеялась Марина своим гортанным смехом, который всегда имел власть над представителями противоположного пола. – Это – мое условие, и Ваня его принял.

– Что ж, поздравляю! – искренне сказала Алла.

– Знаешь, кажется, я выхожу замуж, – перейдя практически на шепот, добавила адвокатесса.

Алле показалось, что она ослышалась.

– Что, прости? – переспросила она, все еще улыбаясь: слова подруги прозвучали как шутка, ведь Марина была противницей брака и к своим сорока семи годам так ни разу и не сподобилась сходить под венец. Алла была на десять лет моложе и мечтала о создании семьи – и вот какая ирония: если Марина не шутит, она получит то, о чем, в отличие от Аллы, никогда не задумывалась всерьез!

– За-муж, – по слогам повторила адвокатесса, словно смакуя это слово, пробуя его на вкус и сама себе удивляясь. – Можешь себе представить, я – мужняя жена?!

Нет, такого Алла представить не могла. И, как ни старалась радоваться за подругу – а она и вправду была за нее рада, – все же не могла не испытывать толики горечи из-за того, что Марина нашла свое счастье. Или это – обычная зависть?

– Не ожидала, честное слово! – пробормотала Алла просто потому, что необходимо было хоть как-то отреагировать на потрясшую ее новость.

– Думаешь, я ожидала? – усмехнулась адвокатесса. – Да я думала, что так и помру незамужней – что я там не видела-то, замужем!

– Но… ты согласилась?

Вместо ответа Марина протянула ей холеную правую руку, на безымянном пальце которой бесстыже сверкнул неприлично крупный желтый бриллиант. Надо же, а Алла и не заметила на ней помолвочного кольца, ведь Марина любила драгоценности и всегда носила их в изобилии!

– Я размышляю, – добавила она, пока Алла с восхищением разглядывала изысканно простую оправу из белого золота, выгодно подчеркивающую превосходное качество огранки, впитывающей в себя искусственный свет помещения и тут же выплескивающий радужное сияние наружу. – Кольцо мне нравится, поэтому я, пожалуй, приму предложение!

Звучало цинично, но Марина отлично зарабатывает и может позволить себе купить практически любое понравившееся украшение (ну, если, конечно, не считать алмаза «Кохинор»[2]2
  «Кохинор», или «Гора света», принадлежал падишаху Бабуру и позже переходил ко всем правителям империи Великих Моголов.


[Закрыть] или, скажем, бриллианта «Орлов»[3]3
  «Орлов» считается крупнейшим бриллиантом Алмазного фонда Московского Кремля.


[Закрыть]! Так что если бы она не любила Ивана Гурнова, то вряд ли продалась бы за колечко, пусть и чертовки дорогое!

– Я тебя поздравляю! – сказала Алла, к собственному удивлению почувствовав, что, несмотря на зависть, говорит искренне. – Это просто невероятная новость!

– У меня есть еще одна, которая, возможно, понравится тебе даже больше!

– Только не говори, что ты беременна! – выдохнула Алла.

– Ну, ты хватила – да не дай бог! – замахала руками Марина, едва не задев большой поднос, который, неслышно приблизившись к увлеченным разговором подругам, принес официант: лишь многолетняя выучка и хорошая реакция спасли его от неприятного инцидента. Да еще Алла успела поддержать парня за локоть, и поднос благополучно приземлился на стол. После ухода официанта разговор возобновился.

– Дети, конечно, цветы жизни, только пусть они растут на чужих клумбах! – сказала Марина, взяв с тарелки эклер двумя пальцами и сразу отхватив половину.

Об этом пунктике подруги Алле также было известно: не то чтобы она не любила детей, но матерью уж точно становиться не собиралась.

– А теперь давай о наших баранах, – сказала она, прожевав и сделав большой глоток капучино. – В смысле, о парне, которого ты мне подсунула!

– О Романе Вагнере? – уточнила Алла. – Ты уже встречалась с ним?

– Фи, как мелко, подруга! – поморщилась Марина. – Я уже забрала его домой под залог!

– Да ты что?! Как тебе удалось?

– Эта твоя девочка, Лера, умница, должна признать: если бы не она, вряд ли что-то вышло бы!

– Что она сделала такого, о чем не знаю я?

– Нашла кое-какие нестыковки в отчете судмедэксперта.

– А именно?

– Во-первых, на шпаге, которой убили Вагнера, обнаружили отпечатки пальцев Романа.

– Я об этом знаю.

– Правой руки.

– И что?

– А то, что Роман Вагнер – левша! С какой стати он взял бы орудие убийства в правую руку, скажи на милость? Валерия специально проверила этот факт, попросив Романа расписаться в документах, и он, не задумываясь, сделал это левой рукой!

– Что ж, отличный ход! – заочно похвалила молодого следователя Алла. – Если, конечно, он не амбидекстер[4]4
  Амбидекстер – человек, одинаково хорошо владеющий обеими руками.


[Закрыть] и умело это скрывает… С другой стороны, Роман утверждает, что ничего не помнит, значит, использование правой или левой руки должно быть рефлекторным. Если опять же он не притворяется. Как тебе показалось?

– Мы с ним это не обсуждали, – ответила Марина. – Но ты же понимаешь: даже если бы и так, я все равно не сказала бы тебе!

– Адвокатская тайна, ладно-ладно! – отмахнулась Алла. – Это все?

– А вот и нет! Твоя Валерия показала отчет судмедэксперта нашим спецам, и они в один голос утверждают, что для таких ударов, которые были нанесены покойному, убийце пришлось бы взять шпагу двумя руками – если, конечно, он не профессиональный фехтовальщик!