Текст книги "Волчья песня"

Автор книги: Ирина Енц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4

Рассвет я встретила сидя на крыльце. Не скажу, что факт пребывания неизвестной личности под моими окнами меня сильно встревожил. Скорее всего, кто-то из деревенских просто проявил любопытство. Хотя, место и время, на мой взгляд, выбрали самое неподходящее. Просто, сон после моих ночных прогулок никак не хотел возвращаться ко мне. Когда первые лучи начали золотить верхушки деревьев, я решительно встала, взяла полотенце и пошла к колодцу. Достала ведро воды и сразу вылила его себе на голову. Чистая живая вода взбодрила меня, придав силы и просветляя мозги. Как следует растеревшись жестким вафельным полотенцем, я быстрой трусцой побежала к дому, взлетела на крыльцо и поклонилась восходящему светилу. Какая-то несказанная радость охватила все мое существо. Не в силах больше держать ее в себе я рассмеялась в голос и крикнула так, что эхо пошло гулять по поляне.

– Здравствуй, солнце!!! Сегодня я начинаю новую жизнь!!!!

Солнце, по понятным причинам, мне не ответило. Но, мне показалось, что лучи его приветливо заскользили по моей коже, даря свои тепло и ласку.

Быстро позавтракав, я завела своего верного коня и поехала в деревню. На подъезде я встретила стадо коров, бодро шагающих мне навстречу. Сзади них, на пятнистой лошадке ехал мальчишка лет тринадцати с рыжими вихрами и носом, усыпанном конопушками. Он с независимым видом, лениво покачивался в седле и периодически пощелкивал бичом, подгоняя нерадивых буренок, старавшихся захватить на ходу пучок травы с обочины. Я притормозила, пропуская стадо. Поравнявшись со мной, молодой пастушок с достоинством, свойственным всем деревенским пацанам, рано начавшим зарабатывать, помогая родителям, поклоном головы, поприветствовал меня. Я ответила приветливым «здравствуй», и поехала дальше, чувствуя, как он смотрит мне вслед. Что поделаешь, деревня. Здесь все про всех знают. Любое новое лицо вызывает живейший интерес.

Вскоре я остановилась перед дверями конторы. У коновязи заметила Зайчика, коня Михалыча. Значит, старый егерь уже здесь. Поднялась по ступеням крыльца, и в дверях столкнулась с Леонидом Егоровичем, директором охотхозяйства. Вид он имел озабоченный. Налетев с разбегу на меня, он чертыхнулся. В глазах стояло недовольство и читалось: «ходят тут всякие». Потом мелькнуло узнавание, и он бурчливо проговорил, незаметно переходя на «ты».

– Ну, что? Устроилась?

Я просто кивнула головой.

– Ну, вот, и ладненько. А меня в управление срочно вызывают. Буду дня через три.

Я вопросительно уставилась на него.

– А как же обход принимать? Вы же сказали, с сегодняшнего дня …

Он отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи.

– Успеется. Тем более, что охотоведа пока нет. Отпросился на пару дней. Что-то там у него дома случилось. Не то в армию племянник уходит, не то еще что-то. Так что, обустраивайся. Время есть. А Михалыч, если что, подсобит. Он тут все знает. Так что ты не стесняйся. Мы о кадрах заботимся. – Бодро закончил он.

В это время, как раз подъехал, разгоняя на пыльной дороге кур, видавший виды УаЗик. Директор резво сбежал с крыльца. Хлопнула дверца, и только пыль завихрилась вслед за удаляющейся машиной.

Потоптавшись на крыльце еще немного, я пожала плечами. Ну, устраиваться, так устраиваться. Открыла скрипучую дверь, и зашла в контору. Михалыч сидел на прежнем месте и воевал с ящиком деревянного стола. Увидев меня, радостно заулыбался.

– Здорово, Викторовна! – Гаркнул он так, что задребезжали немытые стекла в деревянных оконных рамах. – Ну, что, обустроилась? Как ночевала? Поди, женихи снились на новом то месте? – Лукаво прищурившись проговорил он, уже более тихим голосом. – А, у нас тут, гляди, все начальство в разбеге. Считай, мы с тобой на всем хозяйстве вдвоем и остались.

Я уселась на край свободного стола, и поинтересовалась:

– Почему только двое? А где же еще два егеря?

– Так они ж не здесь живут, не в Пантелееве. Один, Игнат, тот в Хворобине, это километров за пятнадцать отсюда будет. А Николаич в другой стороне, у самой реки живет в Овинникове. – С удовольствием объяснил он.

Чувствовалось, что, нечаянно доставшаяся роль главного управителя, ему очень нравилась.

– Ну, что, пойдем смотреть тебе транспортную единицу?

Я согласно кивнула, мол пойдем. Мы вышли из конторы и Михалыч повел меня на зады, где и располагалась конюшня. Еще на подходе, я услышала громкое ржание лошади.

– Во, слыхала? – Поднял он указательный палец. – Опять Матильда дуркует. Ни один конюх с ней управится не может. Под седлом не хочет ходить. – Начал он загибать оставшиеся на правой руке пальцы. – В телегу запряжешь, так намаешься. Что с ней делать, ума не приложу. Уж было собрались на живодерню сдавать. Почто такая лошадь, коли пользы от нее никакой. Зря только корм переводить. Так больно красивая, падлюка, одно слово «порода»! Решили, вот покроется, ожеребится, а там и поглядим. – Немало не печалясь о судьбе неведомой мне Матильды, продолжал с удовольствием рассказывать он.

Я прервала его излияния вопросом.

– Михалыч, а где достать извести и белой глины? Печку хочу подмазать, да побелить.

Он весело хрюкнул.

– Так это и вовсе не проблема. Я тебе мигом притащу.

Тем временем, мы подошли к конюшне, добротно построенной из крепких сосновых бревен с большими тесовыми воротами. Молодой парнишка, лет 17, сидел у самого входа на куче старой сбруи и нещадно матерился, не стесняясь в выражениях, потирая лодыжку. Завидя Михалыча, он начал возмущенно орать.

– Михалыч!!! Так ее раз так!!! Я эту падлу пристрелю когда -ни будь!!! Все жилы она с меня вытянула, курва такая!!! – Но, увидев меня, сразу осекся и открыл рот.

Михалыч, донельзя довольный произведенным эффектом, солидно произнес.

– Вот, Митяй, знакомься. Это Ольга Викторовна. Наш новый егерь. Будет жить на Игнатовой заимке. – Произнес он со значением. – Прислал директор. Велел коня ей подобрать.

У Митяя рот открылся еще шире от удивления. Но, я этого уже не замечала. Я вообще уже не замечала ничего, кроме великолепной лошади игреневой масти. Таких лошадей я еще в своей жизни не видела никогда. Статное грациозное создание рыжевато-бурого окраса с гривой и хвостом цвета загустевших сливок. В солнечных лучах, падающих из небольших окон конюшни, она искрилась и переливалась, как драгоценная парча, накинутая на плечи восточной красавицы. Из остолбенелого состояния меня вывело чье-то покашливание. Я медленно повернулась и увидела довольную, хитроватую физиономию Михалыча. Он с гордостью произнес:

– Вот это и есть наша Матильда …чтоб ее!!!! – Добавил он немного не впопад предыдущей гордой фразе.

– Михалыч … А я могу ЕЕ взять? – спросила я с придыханием. Тут уж оба и Митяй и Михалыч посмотрели на меня в полном обалдении. Михалыч отошел первым (вот что значит опыт).

– Викторовна, ты чего? С ума сбрендила?! Да, ты посмотри на нее! Она ж даже погладиться не дается. Мы ее заседлать и то не можем. Она ж тебя зашибет сразу!

Но, я его уже не слушала. Только заглянув Матильде в глаза, где я увидела собственное отражение, я уже точно знала. Мы созданы друг для друга. Я протянула руку, и как завороженная пошла к лошади. Она дернула головой и фыркнула. Митяй отпрыгнул от нее на значительное расстояние, и глядел на меня широко открытыми глазами. А я продолжала медленно подходить, пока не коснулась шелковистой шкуры на морде лошади. Стала ее тихонечко поглаживать и шептать какие-то ласковые глупости.

– Девочка моя … Красавица. Замучили тебя тут совсем. Ну ничего, скоро и у тебя начнется новая жизнь. Мы с тобой работать будем. Я тебя водой колодезной буду поить. Отборным овсом кормить. Холить и лелеять буду. Девочка, хорошая …

Лошадь стояла спокойно, доверчиво подставляя морду под ласковое поглаживание. Другой рукой я достала из кармана заранее приготовленный кусочек сахара и протянула Матильде на ладони. Она взяла его осторожно бархатными губами, и принялась хрумкать.

– Сколько живу, такого еще не видел … – Прошептал позади меня Митяй с восторгом.

А я про себя, с усмешкой подумала, что в его то годы это не мудрено.

Михалыч, сдвинув фуражку на затылок, только покачал головой и протянул:

– Да-а-а …

Не поворачивая головы, я проговорила, обращаясь к Митяю:

– Седло тащи.

Митяй метнулся в глубину конюшни, стараясь обойти Матильду стороной, и через минуту явился обратно, неся кожаное седло. Попытался подойти к лошади, но Матильда захрапела, дернув головой, и конюх, бросив седло мне под ноги, отскочил на безопасное расстояние.

Оседлав кобылу, я осторожно вывела ее под уздцы наружу. Митяй с Михалычем распластались по стенкам, когда я проводила лошадь мимо них. Вскочив в седло, я тихонько тронула ее бока пятками, и она пошла ровной рысью. Бесконечное чувство свободы охватило меня. И я поняла, как ощущают себя птицы, парящие в небе.

Глава 5

Я даже не почувствовала, как мы оказались около моего нового дома. Только соскочив с лошади, я поняла, что мотоцикл остался у конторы в деревне. Не успела я озадачиться тем, как доставить мое транспортное средство обратно, как услышала звук работающего двигателя. И вскоре увидела Михалыча, лихо заруливающего на поляну верхом на моем «Урале». Чуть поотстав, за ним выбежал Зайчик и встал рядом с Матильдой. Кобыла раздраженно заржала и начала трясти головой, выражая тем самым свое недовольство таким соседством. Михалыч, с довольной улыбкой, слез с мотоцикла и похлопал его по зеленому боку.

– Хорошая техника. – Заявил он с умным видом.

Я обрадованная тем, что моя проблема решена, проговорила.

– Ой, Михалыч, спасибо!!! А скажи мне, пожалуйста, почему «Матильда»? Кто такое имя придумал?

Михалыч, почесав нос, задумчиво проговорил:

– Дак, зоотехник у нас был. Шибко романы любил всякие иностранные читать. Вот, он и назвал.

Потом оглядев поляну, проговорил:

– Да-а-а … Работы тут непочатый край! Сама то справишься?

Я усмехнулась.

– Справлюсь, Михалыч. Ты мне только извести с глиной привези, как обещал. Да, подскажи, как дров выписать. Тут есть маленько, но надолго их не хватит.

– Да, это мы мигом! Не боись!! – Бодро заявил он, заскакивая в седло.

Через мгновение только затихающий стук копыт указывал на то, что здесь кто-то был.

Расседлав Матильду и напоив ее водой, я отпустила ее пастись на поляне. А сама взялась за литовку. Поправляя лезвие оселком, с удовольствием отметила, что кована она еще была при царе-Горохе. Добрый металл отзывался хрустальным звоном на прикосновение точильного камня. Литовка ходила по зеленой траве, как острый нож по мягкому маслу. «Вжик-вжик!» – И зеленое воинство падало, склонив головы в ровные рядки. Я уже обкосила весь дом и баньку с сараюшкой, когда услышала гудение трактора. Вскоре на поляне, громыхая телегой и пыхтя выхлопами, появился старый тракторишка с прицепом. Радостный Михалыч скакал сзади.

– Вот, смотри!!! Сколько я тебе всякого добра привез!!! – Слезая с коня с восторгом прокричал он.

Тем временем из трактора вылез мужичок в засаленной спецовке. Подойдя, он солидно протянул мне руку, здороваясь.

– Петрович!! – Заголосил старый егерь. – Выгружай! Тебе еще на конюшню овес доставить надо со склада.

Петрович недовольно крякнул и проворчал, что-то себе под нос, типа: «Нашелся еще один начальник на мою голову». Но, разгружать трактор отправился. Сначала, залез в кузов и, крикнув Михалычу: «Держи!», стал подавать ему мешки. Тот, отдуваясь, составлял мешки в сторону, перечисляя мне добро, находившееся в них.

– Это вот, овес для Матильды. В этом вся ейная сбруя. А это тебе на разживу мешок муки. Директор распорядился перед отъездом. Тут вот, как обещал глина и известь. Ну и дров маленько для начала. Потом к зиме еще привезем. Нам, егерям, положено.

Он немного еще поруководил Петровичем, который стал опрокидывать тележку с оставшимися там чурками.

– Левее, левее бери!! Оглох что ли совсем??!! Теперь аккуратнее, не то сараюшку сметешь совсем, ирод руколапый! Да, аккуратнее, говорю тебе, едрен корень!!!

Наконец, разгрузка закончилась. Я поблагодарила тракториста.

– Спасибо. С меня угощение, как устроюсь.

Тот молча кивнул, сел в трактор и утарахтел, гремя на ухабах. Михалыч, усевшись на мешки с ячменем, снял фуражку и протер лицо большим носовым платком, больше похожим на замызганное кухонное полотенце.

– Уф … жарко сегодня. Не иначе, к дождю. А, ты, как я погляжу, времени зря не теряла. Вон укосила сколько. Почитай, половину поляны. – Одобрительно проговорил он.

– Михалыч, мне тебя угостить нечем. Так, может чаю выпьешь с брусничным вареньем? У меня еще с прошлого года баночка осталась.

Егерь степенно поднялся.

– Отчего ж не выпить чайку. Сейчас в самый раз будет. А варенье то поди, сама делала? – Прищурился он.

– Сама, а кто же еще? – Ухмыльнулась я.

Затащив вместе овес в сараюшку, а муку в сени, мы зашли в дом. Михалыч огляделся и удовлетворенно хмыкнул.

– Викторовна, а я как погляжу, девка ты хозяйственная. Так сказать, на все руки … А по виду сроду не скажешь.

Я сидела у печки, растапливая плиту, чтобы поставить чайник. Усмехнувшись, спросила:

– А по виду, что скажешь?

– Ну … – протянул он нерешительно, – По виду больше на городскую фифу похожа. А че ж, не замужем? Али никого не присмотрела? – Проявил он любопытство.

– Так не берет никто. – Сдерживая улыбку, ответила я. – Боятся, наверное.

Михалыч покивал с умным видом.

– Ну, да, ну, да … Мужик ноне хлипкий пошел. Но, ты не боись! Мы тебя тут мигом оженим. Тьфу ты! Замуж выдадим, я хотел сказать. У нас тут знаешь, какие орлы есть? Ого-го!!

Я улыбнулась.

– Да, я, вроде, пока не тороплюсь. Ты мне лучше вот что расскажи. Мне тут давеча Софья Ивановна, что из хозяйственного магазина, сказала, что место это нехорошее. А объяснить не пожелала. Так, может ты мне расскажешь, чем это место так нехорошо?

Егерь махнул рукой, как муху отогнал.

– Слушай больше баб! Они тебе наговорят. Но, история тут все же одна приключилась. – Усевшись обстоятельно на лавку за столом, начал с удовольствием рассказывать он.

Чайник закипал, и я стала собирать на стол не хитрую снедь, продолжая слушать.

– Ну, в общем так. Купец последний, чья это заимка была, Георгий Пантелеймонович, шибко крутой мужик был, люди говорили. Ну, оно то и понятно. Приисками руководить, да людишками разбойными. Тут без крутого нрава никак. Так вот, решил он жениться к зрелым годам по второму разу. Первая то жена у него померла родами, пацаненка оставила ему, наследничка, значит. Бобылем он долго ходил. Видать, первую то свою любил шибко. Однако ему уже за сороковник далеко было, когда решил привести в дом молодую жену. Выбрал девку, с соседнего села, Аграфеной звали, дочь кузнеца. Красавица, говорили, какой на свете еще не было. А, у девки той, Аграфены, значит, жених уж на присмотре был в ее родном селе. И, вроде как, уж и сосватана она была. Но, тут такое дело, сам Игнатов свататься пошел. Кто ж ему тогда отказать то мог? Жениха того в солдаты, а девицу под венец. Так, девка то отчаянная была. С самой свадьбы и сбежала. Кинулись в погоню. Догнали, значит, и здесь на этой самой заимке и заперли. На утро пришли, а она, сердешная, и повесилась, грех значит на душу взяла. Так вот, говорят, с той поры она здесь и ходит, душа неприкаянная. Но, ты ж понимаешь, все это бабьи сказки, так, ребятишек пугать, чтоб не лазили, где ни попадя.

Чай уже вскипел к тому времени, как закончился рассказ. Михалыч принялся грызть баранки и шумно припивать их чаем.

– А, скажи-ка мне, отчего прежний егерь здесь помер. Стар что ли был? – Не отставала я от него.

Михалыч аж чаем подавился и закашлялся. Посмотрел на меня внимательно и серьезно, и, отдышавшись ответил:

– Да, нет. Не шибко и старый был. Годков шестьдесят почитай и было. А отчего помер, никто не ведает. На работу зимой не вышел. В аккурат, мы в тот день должны были на волчью облаву ехать. А его нет, как нет. Мы пацаненка за ним отправили, а он дверь не открывает. Ну, тогда уж всей гурьбой нагрянули. А он уж холодный, и лицо такое страшное было, не приведи, Господи. – При этом воспоминание его аж передернуло всего. – Потом уж, врачи сказали, что, мол, приступ сердечный у него был. Люди то, сомневаться стали. Не жаловался он никогда на сердце то. Да и крепок был, что твой дуб. Но, нас никто и слушать не стал. – И он как-то сразу засобирался. – Ладно, Викторовна, заболтался я с тобой. А у меня дел непочатый край. Егорыч то только через три дня обещался. А, хозяйство без присмотра брошено. – Стал сокрушаться он, уж больно поспешно покидая мой дом.

Я только хмыкнула. Что-то темнит дед. Да, ладно. Со временем сама во всем разберусь. У меня и у самой работы было выше крыши. Михалыч вскочив в седло, махнул мне на прощанье, и скрылся за деревьями, как сбежал. Было над чем поразмышлять.

Окинув взглядом не докошенную поляну, я принялась за работу.

Глава 6

До самого заката я махала литовкой. Потом пошла в сараюшку, убрала инструмент, тщательно протерев лезвие пучком травы, а потом сухой ветошью. Нашла старое корыто и засыпала в него немного овса. Умница Матильда уже стояла рядом с дверями и тянула шею, шумно втягивая воздух, принюхиваясь. Подтащив корыто к выходу, я похлопала лошадь по шее.

– На, красавица, поешь. Завтра в село поедем за фуражом для меня. Тебе то вон сколько привезли, а я должна сама о себе позаботиться.

Матильда принялась жевать овес, похрумкивая и кося на меня своими умными глазами, внутри которых играли золотые искры. В бане еще со вчерашнего вечера вода не остыла. Обмывшись наскоро теплой водой, пошла в дом. Заварила свежего чая и уселась на крыльце, любуясь закатом. Электрик сегодня не пришел. Надо будет завтра в деревне его поискать. Романтика при керосиновой лампе, конечно, дело хорошее, но и техническим прогрессом пренебрегать не стоило.

Дождавшись, когда на небе зажгутся первые звезды я вошла в дом. Лошадь стреноживать не стала. Была, почему-то, уверена, что она от меня никуда не убежит. Вскоре я уже лежала в кровати, прислушиваясь к тишине. Сверчок опять подал голос. Под его успокаивающее потренькиванье я и уснула.

Я оказалась посредине темного леса. Языки тумана выползали из-под корневищ старых деревьев, затягивая все низинные места и впадины. Вдруг, я увидела, как по лесу, в белом платье бежит девушка. Растрепанная коса билась по ее плечам, цепляясь за сучья. Ее отчаянье и страх окутывал ее плотным покрывалом, передались мне. Как-будто, моя душа соединилась с ней в ее теле. Вдруг она остановилась, прислушиваясь к чему-то. Повернулась и посмотрела, казалось, мне прямо в глаза. Лунный свет заливал всю ее стройную фигуру так, что можно было рассмотреть мельчайшие детали ее богатого свадебного наряда. Вдруг, ее губы раскрылись, и до моего слуха донеслось:

– Помоги мне … – То ли шепот, то ли крик.

Волосы на голове у меня встали дыбом, ужас стал захлестывать, как приливные волны. И тут, прорезая тишину леса, словно острым ножом ткань ночи, раздался протяжный волчий вой.

Я вскочила с кровати, обливаясь холодным потом. Сердце билось так, словно, вот-вот выскочит из груди. Вокруг темнота. Только на улице раздавался встревоженный храп лошади. Потом она громко испуганно заржала. Я схватила карабин и выскочила на крыльцо. Матильда носилась по поляне. Грива в свете луны переливалась, как жемчужный шлейф. Я оглядело пространство перед домом, залитое ярким светом луны. Но, ничего тревожного не заметила. Может, волки поблизости? Я совсем забыла, что я в самом сердце тайги, а вокруг нет никакого жилья. Проклиная свою беспечность, я пошла ловить лошадь. Мелькнула мысль, что надо завести собаку, спокойнее будет.

Матильду пришлось долго уговаривать, чтобы она немного постояла на месте. Наконец, мне удалось поймать ее за повод. Привязав ее к крыльцу, я подумала, что стоит увеличить размеры двери в сараюшке, чтобы организовать там небольшую конюшню для лошади. Негоже ее оставлять без малейшей защиты. Завтра прямо с утра этим и следует заняться. Только съезжу в деревню за электриком, и продукты нужно кое-какие купить.

Я притащила одеяло, закуталась в него, и уселась на крыльце рядом с лошадью. Карабин положила поперек коленей и, не заметно для себя, задремала. Разбудила меня Матильда, ее теплые губы касались моего уха. Попытавшись отмахнуться от нее, запуталась в одеяле и чуть не загремела с крыльца. Небо только-только начало розоветь на востоке, предвещая хороший жаркий день. Сладко потянувшись, вылезла из одеяла и трусцой рванула к колодцу для утреннего обливания. Ледяная вода быстро привела меня в чувство, сметая остатки сна, как Матильда кусочек сахара с моей ладони. О своем первом сне, в котором я видела сбежавшую невесту, я благополучно забыла. Скорее всего, это россказни Михалыча навеяли его. И при свете нового дня, таинственность этого места куда-то делась, отступила вместе с сумраком и утренним туманом глубоко под полог леса, дожидаясь своего часа будущей ночью.

Следующие два дня навалилось столько работы, что у меня не было просто свободного времени все как следует обдумать.

Митяй, конюх из охотхозяйства, вызвался мне помочь, перестроить сараюшку под небольшую конюшню для Матильды. Михалыч тоже не забывал меня. Приволок мешок картошки из собственного погреба, две банки соленых огурцов и небольшой бочонок квашенной капусты, оставшийся у него с прошлого года. На вопрос «зачем так много», махнув рукой заметил, что скоро будет новый урожай, а щи он варить все равно не умеет. Я успела привести печь в порядок, отскребла песком доски на столе, лавках и полу. И теперь они радовали глаз смолистой желтизной. Наконец, отчистила найденный мною самовар, и гордо водрузила его на стол. Постирала и повесила шторки на окнах. Нашла старую банку, отмыла ее у колодца и поставила букетик лесных цветов. Удовлетворенно оглядела плоды трудов своих, и уселась на крыльце пить чай. Подъехал опять Михалыч, привез банку свежего парного молока вечернего надоя, и небольшую баночку свежего, пахнущего воском и щедрым летом, медом. Оглядел критическим взглядом все плоды моих трудов и довольно крякнул.

– Да, давненько здесь живым духом не пахло. Завтра Егорыч приезжает. У нас вроде бы, все в полном ажуре. И Ефимыч явится должен. Может, даже сегодня к вечеру.

– А, Ефимыч у нас кто? – Задала я вопрос.

– Ефимыч – наше начальство, охотовед он. Степан Ефимович Переделкин. Начальство надо знать. – Наставительно произнес он. – А я завтра на свой обход, наверное, поеду. Веники уже пора готовить. Троица то уж вон, когда прошла. А, ты, поди, завтра обход поедешь принимать. – Многозначительно закончил он.

Я удивленно вскинула брови.

– Михалыч, побойся Бога. Какая Троица? Уж и Ильин день прошел. Веники то сейчас уже поздно готовить.

Егерь как-то неопределенно хмыкнул.

– Дак, веники не себе же. Зверью всякому. Косулям то им все равно, прошел Ильин день али нет. Когда зима снежная, они что хошь сточат. – Наставительно проговорил он.

Еще посидев немного со мной и, повздыхав, неизвестно о чем, он отбыл на своем Зайчике восвояси. Я завела Матильду в новое, пахнущее свежей стружкой, стойло, насыпала ей немного овса и пожелала спокойной ночи, потрепав по гриве. Она благодарно заржала, выражая мне свою признательность. По крайней мере, мне хотелось так думать.

Ночь прошла без особых происшествий. Спала я довольно крепко. Проснулась, как всегда с восходом солнца, оседлала Матильду, и мы отправились в деревню.

Сегодня все начальство было в сборе. Процедура знакомства с охотоведом Степаном Ефимовичем прошла, так сказать, на уровне. Это был уже не молодой мужчина, годов этак за сорок пять-пятьдесят. Кряжистый, с небольшой окладистой бородкой и вечно прищуренными хитрыми глазками. Ему уже успели обо мне доложить, и сейчас он рассматривал меня, как некоего диковинного зверя. Я терпеливо ждала, когда он закончит осмотр и вполне дружелюбно спросила:

– Я могу увидеть документы?

Он несколько раз хлопнул на меня глазами.

– Какие такие документы?

– Ну, например, карты, планы, описания обхода, который за мной будет закреплен. Прежде чем ехать на натуру, хотелось бы на документы взглянуть. – Спокойно объяснила я, посоветовав себе набраться терпения.

Он запыхтел, как сердитый кабан и хлопнул мне на стол тяжелые фолианты с требуемыми мной документами. Я только незаметно усмехнулась. Поизводив еще немного охотоведа вопросами, собралась все увидеть своими глазами. Степан Ефимович со мной не поехал, сославшись на занятость. Отправил все того же Михалыча. Когда мы выходили из конторы, вид у последнего был, как у кота, объевшегося сметаны. Отъехав подальше, я у него спросила:

– Ты чего это такой довольный?

Михалыч хитро прищурился, качаясь в седле.

– Да, хоть кто-то укорот этому борову дал. А то, он думает, что самый умный в округе. Егерей за людей не считает. Но, ты это, поаккуратней с ним. Злопамятный мужик. Дождется момента и из-за спины то и ударит. Так что, с ним ухо востро держи.

Поблагодарив Михалыча за информацию, мысленно стала клясть себя за несдержанность. Нет, чтобы дурочкой деревенской преставиться … Ох, уж этот характер!

Тем временем, мы въехали под полог леса. Я достала планшет, и внимательно изучила еще раз карту. Уверенно тронула поводья лошади и повернула вправо.

Лес принял меня ласково и торжественно. Могучие сосны едва шевелили хвоей. Солнце просачивалось сквозь их иглы, играя бликами на цветущих травах. Аромат смолы не давал надышаться воздухом, кружа голову. На моем лице играла улыбка, как у девушки на первом свидании с любимым. Мне хотелось петь и смеяться одновременно. И только присутствие Михалыча, смотревшего на меня с удивлением, мешало осуществить это желание.

– Как я погляжу, ты лес то любишь. – В голосе егеря слышалось удивление.

– Да, как же его не любить?! Смотри какие богатыри стоят в три обхвата. Они землю берегут.

Михалыч со знанием дела глянул на сосны, и с умным видом проговорил.

– Ну, да. Богатыри. Куба по два с полтиною будут.

Я чуть не расхохоталась в голос от такой оценки лесного чуда.

Вскоре вдалеке послышался шум воды, и через несколько минут мы выехали на небольшой плес шумливой, и достаточно бурной речки.

– А вот это наша Хвороба. – Проговорил егерь с гордостью, как будто, это было его детище.

– А почему Хвороба? – Заинтересованно спросила я.

– А шут его знает! Хвороба, да Хвороба. – незамысловато ответил он.

Я было открыла рот, задать очередной вопрос. Но, тут наши лошади захрапели. Матильда стала боком вытанцовывать.

– Тихо, тихо … – пыталась я успокоить разволновавшуюся лошадь.

Но, она не желала успокаиваться, продолжая храпеть и плясать подо мной. Зайчик под Михалычем тоже выписывал кренделя и дико косился на реку. Мы спустились с лошадей и постарались их увести в сторону от реки под полог леса.

– Может бурного течения испугались? – Выдвинул предположение старый егерь.

Я покачала головой.

– А, ну ка, возьми поводья. – Протягивая повод от Матильды попросила я.

– Он попятился назад.

– Ну уж нет! Я с ней в спокойном состоянии справиться не могу, а сейчас и подавно!

Я в сердцах плюнула с досады. Привязала повод к ближайшему деревцу ивы, и осторожно стала продвигаться на берег. У самой кромки воды лежала какая-то груда, как мне показалось, старого тряпья. Михалыч, осторожно выглянул из-за моего плеча. Потом, смело подошел к этой куче, и тихонько ткнул ее носком сапога.

– Так это ж волчонок! Гляди-ка, мертвый. Как же это он, бедолага. Ну, теперь, ничего не поделаешь. Это лошади его запах почуяли, волчий, значит. Вот и стали шарахаться. Поехали дальше, Викторовна.

Я, не обращая внимания на его призывы, опустилась на колени перед волчонком и стала осторожно снимать с него прилипшие листья и сухие ветки. И, вдруг, он зашевелился. Я, обрадованно крикнула:

– Михалыч!! Он живой!!

Сдернув с себя ветровку, я бережно завернула в нее мокрое, облепленное песком, тело волчонка. Матильда, конечно же, воспротивилась поначалу. Хрипела, косила глазами, пританцовывая на месте, и, даже, поначалу пробовала вставать на дыбы. Но, я проявила характер, и лошадь вынуждена была смириться. Положив свой сверток с найденышем поперек седла перед собой, поехали быстро к дому. Михалыч ехал сзади и всю дорогу качал головой.

– Ну, надо же! Везучая ты! Смотри ка, живой волчонок!