Текст книги "Смешное имя (СИ)"

Автор книги: Ирина Домнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   Смешное имя

   ШишТе очень хотелось спать, очень-очень. Очень...

   – Бр-р-р... – вырвался из полудрёмы, тряхнув чернявой головой.

   На скамейку в тенистом сквере юный городовой переместился буквально только что, спонтанно, почти не затрачивая сил. Утомить простецкое действо не могло, как и бесцельная прогулка по центру города до этого. Городовые, а ШишТа причислял себя именно к таковым, вообще мало спят. Как он не хотел этого признавать, но умаяла она, несносная досада на отца и брата. Нет, те не осудили ни словом, ни даже намёком, зато как смотрели...

   – Да пошли они, – тихо выругался ШишТа, заслоняясь злостью, как щитом. – Индюки надутые!

   Не помогло. Навязчивая картинка начала прокручиваться в голове сама собой. Брат много старше, настоящий городовой, умением сильнее в любом деле, но ШишТа не припомнит, чтобы тот когда-нибудь кичился опытом. Напротив, РикТа с удовольствием тратил на младшего время, подолгу шляясь с ним, где ни попадя. Вот и сегодня в межмирье они нырнули вместе: вдвоём веселее, и градус опасности тренировок можно смело повысить. Хотя, договорились сразу, что просто развлекаются, в случае серьёзной угрозы возвращаются в пределы Земли немедленно.

   Зашли как обычно со средних слоёв. После короткой потасовки с обнаглевшими красными лисами братья долго и терпеливо вычисляли – какое минимальное расстояние между ними и хрюгой последний согласится признать почтительным. Особого смысла в упражнении ШишТа не видел, вряд ли драконоподобный хрюга когда-нибудь будет угрожать ему лично. В зыбком пространстве межмирья это невозможно, городовые, как, впрочем, и лесные, и прочие сородичи, слишком шустры тут, таковы особенности перехода. А в специфические пределы родной планеты, ограниченные законами земной физики, столь крупного и упрямого зверя, как хрюга, никто не потащит, слишком это накладно, потребует много энергии, да и зачищай потом последствия за такой-то тушей. Нет, решили братья, на это даже их прямые противники в городе – бесшабашные Ри никогда не пойдут.

   Потом братья-приятели долго валялись в синих лугах, издали любовались грандиозными кроваво-чернильными кочами, способными как отдавать, так и забирать энергию любых живых существ. К ним отец и РикТе не разрешал пока приближаться, не то что младшему. Живые облака братьев притягивали всегда. Беззвучные наплывы гигантов, – то сойдутся густыми грозовыми бутонами, то тихо растекутся ручьями, теряя чернильные краски и розовея по краям, – волновали и рождали что-то непостижимое в душе. Но слово данное отцу нарушить нельзя, поэтому братья и ограничивались лишь созерцанием.

   Под занавес, усталые и немного рассеянные после кочей городовые шагнули в периферийную, больше всех прочих связанную с Землёй, а потому и наиболее опасную зону межмирья. Вышло неловко, очутились слишком близко от язиви, существа не вполне осязаемого, сумеречного и вечно злого. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно, саданул обоюдным страхом столь явственным, как если бы парни лбами столкнулись. Необходимости в словах не было, опасность самая, что ни на есть, настоящая, надо тикать.

   ШишТа вывалился на Земле в самом надёжном месте, какое знал, у полусгнившей деревянной беседки, в глубине большого городского парка, подле отца. Вспомнил, как тяжело выдохнул и закашлялся, словно выгонял из лёгких не воздух, а стремящийся обрести материальную цепкость страх. Брата рядом не было.

   Вспомнил, как колошматил пульс по вискам, как начало зарождаться понимание в близких глазах отца. Земные секунды растянулись, не желая превращаться в минуты. Одна, две, три... брата не было. Десять, одиннадцать... Тёмный, твердеющий, но всё ещё чего-то ждущий от ШишТы взгляд отца.

   Брат не вышел, а вывалился кубарем им под ноги. Пружинистый, потрёпанный, но живой, только свежая царапина красуется на лбу.

   – Всё хорошо, брат, – первые его слова, ну, и ошмёток язвительной улыбки, куда без неё. И взгляд вдруг делается жёстким, даже каменным, как у отца.

   Вот взгляда-то ШишТа и не выдержал, рванул, не важно куда, прочь. Он долго ещё кипел, сдерживался, снова кипел. Потом начал оправдывать себя: ведь договорились же, в случае реальной опасности тикать немедля. Да, разорвал братскую связь, да, не оглянулся, не проследил, так ведь по одному уходить из межмирья и быстрее, и легче.

   Но как бы ни оправдывался, в центре мыслей тяжело долбил, точно кувалдой, неоспоримый факт: «Оставил брата и не вернулся. Оставил и не вернулся». ШишТа устал бороться с ним, сдался и позволил подлой мысли утвердиться: «Я трус». И мир вокруг сразу поблёк, облака в небе пожелтели, будто накипью покрылись, даже вольный летний ветерок, поддавшись унынию, безнадёжно увяз в ближних кустах.

   ШишТа огляделся. Ну, конечно, нет, облегчённо выдохнул. Для большого мира, чьи бы там они ни были – человеческие, или городового, переживания слишком мелки. И мир вертится как обычно, и город живёт. Вечерние сумерки наплывают в срок, и в противовес колючему настроению ШишТы, мягко и нежно вытесняют дневную жару. А ветер пусть и отдохнёт, ведь без него в тиши так ласково спокойно: в дремотном безразличии кудрявятся кусты за спиной, людей нет – одна только странно-неподвижная девочка-подросток на соседней скамейке. Сидит худенькая, в лёгком лимонном платьице, вся такая светленькая, как соломенная кукла, а личико хмурое – вот-вот заплачет. Чуйка городового включилась недобрым предчувствием. «Так меня ещё и неспроста именно сюда занесло, что ли?»

   ШишТа, поднялся и решительно направился к девочке.

   – У Вас неприятности?

   С симпатичного личика удивительно легко слетела хмурость. Незнакомка с простодушным изумлением огляделась по сторонам, словно только что осознала, где находится, а никого вокруг больше не обнаружив, испуганно заморгала. «Ах ты ж, моя лапа! Сколько тебе лет, четырнадцать, пятнадцать?» – несколько растерялся перед совершенно неприкрытыми эмоциями ШишТа.

   – У меня? У меня телефон украли... из сумки, наверное. То есть, вот, сумка есть, а телефона нет, – голосок пугливый, но звонкий. Маленькая ладошка цепко держит крохотную сумочку, как будто из неё ещё есть что красть.

   Любимые шорты протёрты едва не до дыр, и яркая пляжная рубашка помята, и угольная шевелюра, как всегда, взъерошена. ШишТа знает, что выглядит максимум на шестнадцать, в меру потрёпанным пацаном, но уж не настолько паршиво, чтобы девчонки боялись. Однако эта испугалась. Порывисто вскочила.

   – Мне домой пора, – заявила незнакомка и едва ли не бегом направилась к выходу из сквера.

   «Молодец!» – язвительно похвалил себя ШишТа. – «Очаровал». Пока он бессмысленно пялился в спину удаляющейся девчонки, едва не упустил момент. Предчувствия, как всегда, не обманули. Навстречу ей из полумрака растущих вдоль тротуара кустов вынырнул огромный пепельный пёс. Незнакомка сделала ещё несколько шагов вперёд, прежде чем осознала неладное. Лохмач не рычал и не скалился, но голова низко опущена, и во всём его движении ощущается злобная мощь.

   – Стой, Лиза! Стой на месте!

   ШишТа метнулся вихрем. Родимая боевая «Лаура» материализовалась на правой руке мгновенно. Использовать силу броска для толчка или удара бессмысленно, пёс едва ли уступает городовому в весе. ШишТа сделал единственно верный ход – подставил защищённую «Лаурой» руку под разверзающуюся пасть и всем весом навалился, стараясь погасить силу пёсьего натиска. Со скрипом лязгнули по волшебному металлу зубы, злобой блеснули чёрные виноградины глаз. Вся ШишТова обычная физическая сила до капли ушла на удержание псовой мощи. Городовой едва устоял на ногах. Пятки обожгло, на мгновенье показалось, что подошвы у кроссовок треснули и разошлись, и уже только голой кожей он бороздит асфальт. Но вот, поймал равновесие. Зарылся левой кистью в пёсью шерсть, нащупал пальцами на горле нужное место и сдавил в заветной точке. Лохмач захрипел и рухнул под ближний куст, едва не утянув в траву и ШишТу.

   Городовой вывернулся, выдёргивая из слабеющей пёсьей хватки руку.

  Только теперь он ощутил собственное тяжёлое дыхание и дико скачущее в груди сердце. Едва сдержал торжествующую улыбку, осознать, что, не считая «Лауры», пользовался исключительно обычной физической силой в стычке с лохмачом, оказалось приятно.

   Повернулся лицом к Лизе. Девчонка смотрит на пса тревожно-растерянным взглядом, и не ясно, не за него ли переживает, и осознаёт ли она вообще что ей грозило.

   – Телефон дорогой?

   – Н-нет... да, – неуверенно пролепетала та и кивнула в сторону поверженного пса. – Ты убил его?

   – Нет, только усыпил. Минут через двадцать псина очнётся, с ним будет всё нормально.

   – Нормально? Он же бешеный?

   – Нет, пёс просто был заряжен ненавистью... ненавистью к тебе. Кем-то очень грамотно заряжен, – сказав это, ШишТа нахмурился. Пугать Лизу он не хотел, но и скрывать правду не имело смысла. – Я пока не знаю почему, но вероятно, это мои родственнички Ри натравили его на тебя.

   Девичий взгляд вопрошающе вперился в лицо городового.

   – Какие Ри? Заряжен? А ты кто такой?! – с каждым словом голос её крепчал и в последнем вопросе уже требовательно звенел на весь сквер.

   ШишТа удивился, – чего так волноваться после того, как всё уже случилось? Надеясь, что выглядит достаточно уверенным, начал спокойно объяснять:

   – Лиза, не бойся, я объясню, – но его попытка внести в беседу размеренность захлебнулась под натиском её эмоций.

   – А-а... – девчонка вдруг глотнула воздух так, словно его было катастрофически мало. Картинно прикрыла губы ладошкой и прошелестела с выдохом. – Ты снова назвал меня Лизой! Откуда ты узнал имя?

   Карие глазищи сделались глубокими-преглубокими, поймали последние предзакатные солнечные лучи и наполнились колкими искрами – вот-вот начнут их метать.

   ШишТа ухватился за крохотную паузу и выпалил:

   – Я знал твоё имя, я знаю имена всех людей в этом городе. Потому что я – го-ро-до-вой, – последнее его слово чеканным слогом рассекло воздух, так опытный плотник вбивает решающий гвоздь.

   Лиза отняла руку от губ, её лицо неожиданно очистилось от эмоций, зато взгляд стал выразительно надменным.

   – Да, конечно, городовой, – передразнила она. – Предельно ясно – го-ро-до-вой. А не твой ли этот несчастный пёсик, городовой? – снова кивнула в сторону вполне мирно спящего лохмача.

   Впору было только удивляться, как могут сказанные столь безучастным тоном глупейшие слова звучать так убедительно. Спасибо ещё, что пальцем у виска не покрутила в довесок. Лиза отвернулась от ШишТы и направилась к выходу из сквера. Нарочито прямая, стройным чеканным шагом, только оттого она выглядела совсем худенькой нескладёхой и, почему-то, ещё беззащитнее.

   «Вот ты ж, ёж ты ж», – по-отцовски выругался про себя ШишТа. – «А где благодарность за спасение?» – он понимал, что злится и закипает беспричинно, и это ещё больше раздражало. – «Да ну её...»

   Но и отступать не собирался. ШишТа нахмурился, ведь определённо чуял, что нельзя отставать от девчонки и говорить ей надо правду. Непонятно пока зачем, но вот надо и всё. Догнал.

   – Всё-таки провожу, – сказал, не нуждаясь в ответе, а просто чтобы что-то сказать.

   – Как тебя зовут? – спросила она тем же бесчувственным тоном.

   – ШишТа, но тебе по-человечески можно просто Ши, – сказал и закусил губу. Стоило или нет говорить правду?

   – Странное имя.

   – Знаю, – огрызнулся спонтанно, – смешное.

   – Вовсе нет... – в голосе Лизы послышалась фальшь, и по лицу, ну не умела она долго прятать эмоций, скользнула усмешка.

   – Ага, – продолжил заводиться ШишТа и от того зачастил, – Баба-Яга или Дед-Мороз для лесных – не смешно? Всех нас скопом нечистью обозвать, сказок дурацких насочинять и бояться – не смешно? А вот ШишТа, для городового, – смешно! Имя, между прочим, не выбирают, подлинное имя по праву крови достаётся.

   – Да-да, для городового? – бесцеремонно перебила Лиза.

   – Да, – ШишТа прямо таки физически ощутил, как у него вместе с нервным румянцем выступает раздражение на лице, но остановиться уже не мог. – ШишингаТа, моя прабабка, – знатная ведунья, между прочим, была, а Та – древнейшая ветвь всего рода.

   Он злился, конечно, не на Лизу. Вот ещё, не пристало городовому тратить сильные чувства на обычных людей. Но, какого чёрта, ему что ли не может всё опостылеть в этой жизни. Вот с какой стати, например, эта надменная девчонка подвернулась ему под руку именно сейчас, когда и так тошно – ни своих, ни чужих видеть не хочется. А теперь ещё и разбирайся с задавакой, что с ней не так, чуйка-то городовая предательски диктует – назревает что-то неладное, тут ему сейчас, городовому, место.

   – Спасибо, что проводил, – Лиза остановилась. За тщательно сохраняемым в голосе равнодушием трудно было понять – насколько она слушала и слышала ли вообще его последние слова, но посмотрела в глаза открыто и по-доброму, кажется и не заметив глупого раздражения ШишТы. Или сделала вид, что не заметила. – Мне тут близко, сама добегу.

   Пока городовой соображал, что сказать, Лиза уверенно шагнула прочь.

   «Кретин, она же ничегошеньки не поняла, заморочил человеку голову». ШишТа сосредоточенно огляделся по сторонам, потянулся по ветру носом, словно по запаху можно было определить, чего и с какой стороны ждать. А пахло обыкновенно: всё ещё неостывшим городским асфальтом и совсем чуть-чуть вечерней свежестью, и зрелой июньской листвой.

   Городовой упрямо шагнул вслед за Лизой. За разговором они довольно далеко отошли от сквера. Впереди маячила слабо освещённая и безлюдная детская площадка, но вначале им предстояло пересечь узкую неухоженную канаву – очередной коммуникационный городской недодел. Через неё пролегала самостийная дощатая дорожка. На дне справа чёрным нутром зияла, то ли брошенная, то ли специально приготовленная для чего-то, огромная бетонная труба.

   ШишТа ускорился, почти догнав беглянку. «Пёс, это с одной стороны хорошо, ведь не станут же Ри из-за какой-то девчонки искажать пространство...» – едва подумал, и тут началось... Детская площадка впереди картинно вспыхнула красками, словно обрела внутреннюю подсветку. Но получила не яркую цветастость присущую таким сооружениям днём, а режущую глаза холодность исключительно синих и красных тонов. Простенькие формы детских конструкций неестественно заострились, гранёными теперь казались даже, что ни на есть, круглые элементы качелей, лестниц, домиков. За пределами площадки, напротив, сгустились сумерки.

   В воздухе вдруг родилось архаичное движение – словно тысячи микроскопических вихрей закружились вокруг. Щёлкающие металлом звуки всколыхнули тишину. ШишТа ощутил холодок страха в затылке, и не увидел, но почуял, как проявляются очертания чудовища за спиной.

   – Сюда, в трубу! – заорал он.

   Городовой схватил остановившуюся было Лизу за запястье и сильно дёрнул, увлекая за собой. Не глядя под ноги, протащил по грязи через мелкий мусор прямо к чёрному зёву трубы. Они влетели в неё коряво. Лиза за что-то запнулась и упала бы, но ШишТа умудрился подхватить её и мягко уложить на бетонный пол посередине трубы. Сам немедленно опустился на колени рядом и зашипел:

   – Только не двигайся! Только, пожалуйста, не двигайся. Эта тварь ничего не слышит, но реагирует на движение. Не шевелись, поняла?

   – Поняла, – дрожащим шёпотом согласилась Лиза.

   Мрак поглотил её силуэт, он только угадывался во тьме трубы, даже близкое лицо едва видно, и не ясно, поверила, поняла ли. У ШишТы у самого мурашки пошли по коже, и оставалось только надеяться, что девчонка не безнадёжно глупа и не из последних трусих.

   И тут мерзко зашуршало. В просвете трубы, прямо у них под носом проползало нечто. На затаившихся пахнуло парным теплом и запахом, трудно с чем сравнимым, въедливо керосиновым с примесью кислых щей. Слабо блеснула тёмно-лиловая шкура-чешуя. Причём, чем мельче, по ходу движения чудища, становились чешуйки, тем ярче и красочнее они блестели. Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, протащился хвост. Он завораживающе-плавно извивался, чешуйки на нём красиво переливались уже совсем светло-лиловым и издавали особенно раздражающие звуки, словно тёрлись друг об друга и лязгали ржавые металлические пластины.

   – Главное – не шевелится, – успокаивая Лизу, а на деле заглушая собственный страх, быстро зашептал ШишТа. – Это хрюга, драконоподобная тварь из межмирья. Это тебе не пёсик, – за просто так мне с ним не справиться. Но пока мы лежим неподвижно, он нам не опасен.

   – А может лучше и помолчать, – тонюсенько взмолилась Лиза.

   – Терпим и не шевелимся, а говорить как раз можно. Лучше конечно шёпотом, теоретически голос тоже создаёт воздушные вибрации, но ещё не было случая, чтобы хрюга на слух кого-нибудь поймал.

   Лиза лежала послушно-неподвижной совсем близко, но ШишТа все свои особенные городовнические чувства направлял вовне и поэтому почти не ощущал её присутствия – ни тепла, ни даже дыхания.

   – Холодно? – участливо спросил он, понимая, что сквозь тонкое летнее платье она всем телом обнимает холодный бетон трубы.

   – Потерплю. Он ушёл?

   – Не так скоро, но и долго его тут держать Ри не смогут, – соврал ШишТа. – Не волнуйся, я пойму когда тварь будет уходить.

   – Потому что ты городовой?

   Сипящий слабый голосок вызвал непроизвольное чувство жалости, и ШишТа заговорил с Лизой как можно мягче, как с маленькой девочкой.

   – Да, потому что я городовой. Не лесной леший и не выдуманная нечисть, которой надо бояться. Я не добрый и не злой, я обыкновенный городовой, совсем немножко другой, чем вы – люди.

   – А Ри, они тоже городовые? – Лиза теперь шептала вообще едва слышно и, наверное всё же замёрзла, ШишТе показалось, что она мелко дорожит.

   – Ри, да, есть и городовые, и лесные, и даже водяные, и горынычи... я тебе много могу про них рассказать, но как-нибудь потом, ладно?.. – но даже понимая, что нельзя ослаблять ментальную слежку за хрюгой, ШишТа продолжил объяснять. – Понимаешь, Лиза, однажды моим сородичам Ри вдруг пришло в голову, что обычных людей на Земле стало слишком много, и слишком они глупы, и вообще, пора уже на них как-то влиять. Ну, а истинный жизненный путь для всех знают, конечно, только Ри.

   – А при чём тут я? Зачем они натравили на нас этого хрюгу?

   – Любопытный вопрос. Дело ведь может быть не во мне, а исключительно в тебе. Подумай – что такого особенного ты могла сделать, чтобы Ри захотели навредить тебе? – ШишТа вдруг понял, что задал вопрос скорее себе чем Лизе, и даже успел задуматься.

   Но тут девочка слабо шелохнулась, и он мгновенно нашёл в темноте и крепко сжал худенькое плечо, но через секунду ослабил хватку.

   – Знаешь, кажется хрюга ушёл, – городовой напрягся, включая снова нужные чувства, просканировал пространство. – Ушёл.

   Он приподнялся и просеменил к краю трубы.

   Лиза как будто успокоилась.

   – Ты тоже думаешь, что люди глупые?

   – Я думаю, что ты должна сегодня попасть домой. Давай руку, – проворчал, уже сетуя на свою болтливость ШишТа – Надо выбираться. Где твой дом?

   – Тот, – она не заставила себя уговаривать. Приблизилась, послушно протянула руку, – второй за площадкой.

   В следующую минуту они почти бежали, благо, что покрытие на детской площадке новенькое, ровное. «Главное прорваться сквозь эту дурацкую иллюминацию», – убеждал себя ШишТа. – «Или нет? Это не война. Не со мной. Это просто очередная злая игра Ри. В чём суть игры? Лиза, Лиза... что-то в ней не так? Может что-то с телефоном?» Страх мешал думать, холодил виски и заставлял потеть ладони, но городовой упрямо продолжал продвигаться вперёд, не отпуская Лизиной руки. Ближайшее пространство по-прежнему выглядело неестественным. Предчувствие беды не уходило, страх в голове быстро рос, стремясь стать всевластным чудовищем, почище хрюги, таким как там, в межмирье. «Я трус, я слабак,» – льдинками выстраивались подлые мыслишки. – «Куда мне одному против Ри?» Страх играл с кожей, нервно стягивая её на висках, прокрался дрожью под взлохмаченной шевелюрой. – «Я не РикТа и не отец, я не сумею...»

   ШишТа внезапно метнулся, как петляющий заяц, и припал всем телом к невысокой стенке-лесенке, одиноко стоящей примерно посредине детской площадки. Лиза, по-прежнему увлекаемая им, остановилась рядом. Бледная в синюшном окружающем мареве она растерянно, но с надеждой смотрела на него. Только на этот раз её взгляд не смог пробить преграду из страха. ШишТа выпустил девичью руку из своей.

   Он всё ещё силился понять откуда и какую ждать опасность, но ужасное предчувствие сковывало и мысли, и чувства. Страх побеждал. Возникла верная «Лаура», надёжной бронёй укрывая правую руку по локоть. В пластинах над ногтями притаились всегда готовые ужалить ядовитые шипы. Из скрытых ножен на запястье в ладонь мгновенно скользнёт, стоит только подумать, тонкий острый кинжал. «Я не справлюсь, я не РикТа», – дробью бьётся в висках страх.

   Вдруг поверх левой руки городового легла маленькая и тёплая девичья ладонь.

   – Ты чувствуешь что-то неладное? Как городовой? Нам нужно переждать тут?

   И таким нежным теплом повеяло от голоса, какого ШишТа давно не чуял. Он даже затаил дыхание, не смея повернулся к Лизе лицом, боясь нечаянным движением спугнуть чудо слов. Ведь гадкий страх съёжился от волшебного голоса, от невероятной мягкости в нём. И не то, чтобы ШишТа обрёл смелость, но подобие решимости пришло. Расстроенные чувства синхронизировались сами собой, внутреннее напряжение разлилось по телу ровно.

   – Бежим! – скомандовал ШишТа. – Беги домой, как только можешь быстро, я рядом. Беги!

   И они понеслись.

   Что-то мгновенно метнулось следом. Что-то быстрое и безжалостное. ШишТа и теперь холодел от страха, но уже строил волну отчуждения. Такую, как умел старший брат, и которая никогда как следует не давалась младшему. Но он всё равно творил её и упрямо держался за спиной Лизы, стараясь прикрыть собой. Ещё секунда, ещё одна, и он ощутил, как что-то вот-вот нагонит, вонзится в спину.

   ШишТа обернулся и встретил неведомое когтистой пятернёй «Лауры». «Сепуха, зачарованная сепуха!» – успела пронестись в голове догадка, а в следующее мгновение огромная заряженная ненавистью и колдовской силой тварь из межмирья материализовалась в воздухе совсем близко и потянулась к городовому кривыми лапами. «Лаура» приняла на себя ближнюю, вонзаясь в неё ядовитыми когтями. Остаточный клубок отчуждающей волны окутал сепухе голову, и свернул бы ей шею, обладай он подлинной силой. Но, такой как есть, только погасил натиск птице-зверя, сбил на секунду с толку. Зато правая лапа чудовища успела пробиться к ШишТе, пробороздила горячей болью грудь. «Лаура» дёрнулась, безупречно выполнив работу, левая лапа сепухи безвольно повисла в воздухе. Увидевший свет кинжал ударил тварь в незащищённую грудь. Ещё и ещё раз. Но и когти правой лапы зверя вновь нашли свою цель.

   – Держись, ШишТа, открой глаза! – Лизино лицо слишком близко, взгляд пронзительный, требующий.

   Вокруг обыкновенный вечерний полумрак, но непривычно шумно. Появились какие-то люди. Гудят, смотрят – зачем их так много, для чего они тут?

   – Всё кончено.

   – Молчи, у тебя горлом идёт кровь, молчи, – лицо девушки болезненно скривилось. – Ты всех тварей прогнал. Ты – мой герой!

   «Кровь? Странно, – подумал ШишТа, – боли совсем нет. Умираю?.. Постой, постой, есть ещё что-то очень важное... да, да...»

   – Лиза, я знаю, почему они напали на тебя, – ШишТе показалось, что он не слова, а бетонные шары из себя выкатывает. Он даже не был уверен слышит ли его Лиза, постарался напрячь глотку, но и напряжения никакого уже не почувствовал. – У тебя... дар. Ты способна вселить уверенность даже в самого никчемного... береги... – ШишТа захрипел, очередной шар запечатал его горло напрочь.

   – Молчи, молчи, – уже и не лицо, а расплывающееся бледное пятно – сосредоточие мягкой нежности и волшебного добра светило ему. «Разве так могут люди?» – было последнее, что подумал юный городовой. Мир померк для него.

   ***

   Скорая домчала их быстро, но ночная больница встретила железной непроницаемостью. «Ты кто такая? Просто знакомая? Нельзя. В реанимацию никому нельзя!»

   Лиза растерялась, но и уйти просто так не могла. Из узкого тамбура перед отделением её никто не гнал, – а толку? И тут появился он. Лиза сразу поняла, что не врач, хотя худой смуглый мужчина вошёл уверенно, был в белоснежном халате, пахнущем, как тому и положено чистым отутюженным хлопком с наложением тонких специфически-больничных ароматов.

   – Идём, – просто сказал он.

   Лиза молча скользнула следом. Она и задумываться не стала – почему дверь в таком важном реанимационном отделении вдруг оказалась не запертой. В ночном коридоре тихо, все остальные двери плотно закрыты, и за прозрачным стеклом сестринской – никого. Мужчина уверенно проходит мимо, без сомнений находит нужную дверь. Палата малюсенькая – двухместная, но в ней лежит только ШишТа. Совсем не бледный, никакими страшными приборами не обставлен, раны укрыты повязками, руки спокойно и естественно лежат поверх одеяла. Кажется, парень просто спит.

   Мужчина встаёт подле него, накрывает ладонью лоб ШишТы, а сам оборачивается к Лизе, словно парень не столь и важен для него сейчас.

   – У нас есть несколько минут, пока мы мобилизуем оставшиеся у него силы, мне бы не хотелось в несознательном состоянии выдёргивать его отсюда.

   – Он будет жить? Вы спасёте его?

   Лиза видит теперь, когда лицо незнакомца обращено прямо к ней, и глубокие морщины на лбу, и какую-то печальную серость на смуглом худом лице, и зыбкую схожесть этого лица с лицом ШишТы, но спрашивает снова всё то же:

   – Вы спасёте его?

   – Я не знаю, – мужчина смотрит на неё строго, даже отчуждённо. – Тебе больше нечего бояться. Ри охотились на тебя, но практически, это наш неумеха ШишТа и навлёк беду. Думаю, именно его появление и утвердило их в мысли, что у тебя действительно есть ценный дар. И теоретически, они могли бы уничтожить тебя или лишить дара до того, как мы всё поняли и вмешались, но тут, опять же, ШишТа... Не спрашивай, – незнакомец предостерегающе приподнял свободную руку, но Лиза и не собиралась ни о чём его спрашивать. – Может когда-нибудь мы ещё встретимся и я тебе всё объясню и про дар и про Ри, сейчас нет времени. Сейчас, запомни одно – живи, как жила. Теперь, когда благодаря глупому, к добру или не к добру, вмешательству ШишТы о тебе узнали многие, Ри не посмеют тронуть тебя.

   – М-мы... – простонал ШишТа.

   Мужчина снова предостерегающе приподнял руку, погасив тем самым Лизин порыв подойти к парню ближе.

   Воздух между мужчинами и Лизой вздрогнул, на мгновение помутнел и загустел, как бесцветный кисель, даже горячим, кажется, разлился. Лиза и моргнуть не успела, как в палате кроме неё уже никого больше не было. Попятилась не от испуга, а в шальном каком-то изумлении. Уткнулась спиной в холодную гладкую дверь, нащупала рукоятку и выскользнула в коридор.

   Больницу она покинула так никем и не замеченной.

   Уже стоя в ночи, на улице, Лиза поёжилась – прохладно. Вокруг никого и тишина, но не пугающая. И темень где-то далеко, ведь между больничной оградой и ближайшей остановкой горит большой яркий фонарь. О, в тени под остановочным козырьком кто-то есть, заметила Лиза. Не раздумывая она бодренько зашагала к нему.

   Молодой человек смотрит на подошедшую Лизу из-под плотно обтянувшего крупную голову капюшона. Парень сутулится, теряя в росте, но всё равно это верзила. Несмотря на внушительный вид от него веет абсолютно ленивым безразличием ко всему и всем, он торчит тут никчёмно, как трухлявый пень посреди солнечной поляны.

   – На, – протянул он беленький мобильник Лизе, – телефон теперь особенный, как обещали. ТамРи позвони и отцу.

   Лиза молча взяла телефон, но парень ещё чего-то ждёт.

   – ТамРи будет доволен, – после паузы неохотно выдавил он. – Сработала как надо, мальчишка повёлся и Та, кажется, не поняли, что ты полукровка. Отцу позвони.

   – Никто не говорил мне, что парня могут убить. Хотели же только испугать, отвадить от этого района?

   – Отцу позвони.

   Лиза снова не ответила, она отступила всего на шаг и демонстративно бросила телефон в мусорную корзину. Парень глянул на неё более осмысленным, с зачатками любопытства, взглядом. Но, наткнувшись на ответную ершистую надменность, немедленно отвернулся и зашагал прочь. «Ну, да, для вас я только полукровка. А вдруг у меня действительно дар?» – мечтательно подумала Лиза. Она запрокинула голову и ощутила себя так легко и невесомо, словно могла сейчас слиться с ночной тьмой или взлететь и раствориться вовсе в огромном звёздном небе над головой. Мягкая прохлада приятно обняла лицо. «Совсем не смешное у тебя имя, ШишТа. И ты просто обязан теперь рассказать мне про межмирье и Ри», – Лиза потянулась мысленно сквозь пространство, туда, куда её никто бы не впустил, к тем, кто умеет найти особенный дар в других, даже если это для них просто люди. – «Пусть только выживет ШишТа, пусть выживет!» – попросила она у большого, неизвестно чего, но точно ждущего и от неё, и, вообще, от всех, спящего во мраке мира.