Текст книги "Предатель"

Автор книги: Ирина Булгакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

«В древнем Египте тех, кто пошел против воли фараона, варили в кипятке. Причем в огромный котел, под которым разжигали огонь, сливали нечистоты, чтобы продлить мучения человека. Считалось, что такая казнь, под лучами восходящего солнца, угодна богу Ра. В педантичной средневековой Германии осужденного варили в кипящем масле – но не сразу, а постепенно, вначале погружая в котел ступни, голени, и так далее».

Девушка сидела в шезлонге на верхней палубе семидесятиметровой белоснежной яхты с ласковым именем «Кристина». Двадцатилетняя фотомодель с безупречной фигурой, прелести которой едва прикрывал купальник кораллового цвета. Она призывно улыбалась, то слегка разводя в стороны, то сближая длинные ноги. На щиколотке правой отливала вплавленными алмазами тонкая золотая цепочка.

Грифон сидел под навесом напротив, держа в руке стакан с виски. В благородном напитке плавились кубики льда. Другая рука плотно сбитого мужчины сжимала подлокотник кресла. На высоком лбу, у корней коротко стриженой шевелюры, основательно тронутой сединой, блестел мелкий бисер пота. Однако не жаркий солнечный день заставил мужчину покрыться испариной. И уж конечно не обнаженные прелести Адели, роман с которой продолжался около трех лет.

Грифон едва сдерживал ярость, рвущуюся наружу. Еще ночью он был уверен, что держит ситуацию под контролем.  Но минуты текли, складываясь в часы. Уходящее время плюс отсутствие информации поначалу внушали легкое беспокойство, постепенно обрастающее плохо контролируемой злостью. И воспоминания – слишком свежие – только подливали масла в огонь.

Ублюдок Хаммер перешел все границы. И как не был слажен тандем, просуществовавший так долго, от него пришлось отказаться. Грифон ясно отдавал себе отчет, что на ближайшее время информационная изоляция сделает его абсолютно беззащитным. Руководитель крупнейшего пиратского картеля понимал и еще кое-что. Найти нового осведомителя – вопрос сложный, но решаемый.

Трудно отрицать очевидное: вполне возможно, покойник Хаммер обладал доступом к информации, представляющей особую ценность. Включая неоднократные покушения на пиратского барона, которые организовывало не оставляющее надежды его убрать спецуправление по борьбе с теми силами, что расплодились после катаклизмов. Не давали спокойно спать силовым ведомствам те средства, что текли мимо цепких рук.

Да. Замену стукачу Хаммеру найти будет непросто. Однако чем сложнее задача, тем интереснее ее решать. Кроме того, Грифон имел все основания надеяться на то, что после последнего, неудачного покушения, спецуре необходимо какое-то время, чтобы прийти в себя и оправиться от сокрушительного поражения. Ситуация усугублялась еще и тем, что киллера, посланного убрать пиратского барона, опережала слава абсолютного профессионала, не имеющего за спиной ни одного проваленного дела.

Собственно говоря, из-за него, киллера, теперь кормящего рыб, и разгорелся весь сыр-бор.

– На этот раз все серьезно, – искаженный голос Хаммера в трубке неделю назад звучал как всегда бесстрастно. – Я назову тебе дату, но детали покушения мне неизвестны. Могу лишь добавить, что это именно тот киллер, о котором я тебе говорил. Вряд ли в ближайшее время управление отыщет профессионала такого уровня. Сработать необходимо чисто. Мобилизуй все, что можно…

– Оставь советы, – поморщился Грифон. – Я все понял.

– Это хорошо.

– Условия прежние?

– Нет. Обычная ставка повышается в два раза. Слишком многое поставлено на карту.

Уже тогда у Грифона мелькнула мысль: а не намерено ли осведомитель приукрашивает способности киллера, чтобы завершить договор фразой «ставка повышается». Но основательно взвесив все за и против, барон согласился.

– И еще одно условие, – добавил Хаммер перед тем, как Грифон собрался дать отбой.

– Говори.

– Я должен видеть труп киллера. Это обязательное условие.

Если Грифона и удивили те слова, виду он не подал. Предъявить труп в качестве доказательства представлялось задачей несложной.

Как оказалось, интуиция на сей раз его подвела.

Для реализации заказного убийства, супер киллер выбрал весьма удачное время. День рождения Адели. Если бы Грифон не был предупрежден, возможно, это покушение стало бы последним в череде подобных, и поставило бы жирную точку на его карьере. Но у киллера не осталось шансов – его ждали.

С учетом сложившихся обстоятельств, вечеринка на «Кристине» не отличалась многолюдностью, организованная скорее для проформы, чтобы не вспугнуть убийцу. Как только гости разошлись, каждый квадрат семидесятиметровой красавицы был взят под наблюдение. И все равно, просматривая позже записи видеокамер, Грифон так и не смог точно уловить сам момент появления киллера: черной тенью тот возник на палубе. И опять, неизвестно, чем закончилось бы дело, даже, несмотря на беспрецедентные меры, если бы барон не перестраховался.

Грифон уже забыл, когда в последний раз обращался к услугам двойника, но в ту ночь шестое чувство словно толкнуло его под руку. И вместо барона на носу верхней палубы, ловя взглядом огни далекого острова, стоял Макарыч. Даже при свете дня, у Грифона неприятно сосало под ложечкой, стоило ему столкнуться с поджарым седовласым мужчиной лицом к лицу – а уж в полутьме южной ночи их бы спутала и мать родная. Пойди теперь, найди другого двойника!

Потому что Макарычем пришлось пожертвовать.

Охрана опоздала на долю секунды. А быть может, и нет. Выстрелы раздались одновременно. Беспристрастные камеры зафиксировали не только смерть Макарыча. Прошитый пулями, за борт падал супер киллер. Он был уже трупом, когда коснулся воды – сомнений у барона не было. Но… Аквалангисты, обшарившие дно, покойника не нашли. Тоже вполне объяснимо. В темноте ночи провести доскональный поиск не представлялось возможным. Течение в этих местах не то, чтобы сильное, но настойчивое. Скорее всего, под утро покойника вынесло в открытое море.

Так Грифон и сказал Хаммеру, накануне ночью посетившего яхту, чтобы без свидетелей получить причитающийся ему гонорар.

– Я могу показать тебе запись с камер. Он мертв, – твердо сказал Грифон, двигая по столу кейс, набитый купюрами –  осведомитель предпочитал наличку.

Хаммер сидел напротив, надвинув на лоб капюшон толстовки. Он всегда являлся ночью, оставаясь в тени до такой степени, что Грифон не смог бы описать его внешность. Однако крутому спецу было невдомек, что в распоряжении барона имелся один, вполне приличный снимок, сделанный случайно на заре их взаимоотношений. В противном случае, Грифону пришлось бы довольствоваться малым: бледная кожа, чуть выдвинутый вперед подбородок, да полоска вечно сжатых губ.

– Значит, когда ты сказал мне, что сделка состоялась, ты меня обманул. Труп так и не нашли. – Голос Хаммера звучал спокойно. Его рука коснулась ручки кейса. Чемоданчик подвинулся к новому владельцу и застыл на краю.

– Труп не нашли, – еще раз повторил Грифон, досадуя, что приходится признавать ошибку. – Но…

– Про записи я уже слышал, – перебил его осведомитель.

– Этого достаточно, чтобы убедиться – он мертв, – жестко сказал барон, пытаясь взять инициативу в свои руки.

– Я ведь предупреждал тебя, Грифон, что это необычный киллер. Я не зря сделал акцент на привлечении всех сил, имеющихся в твоем распоряжении.

– Ты собираешься меня учить, – против воли Грифон угрожающе понизил голос. Те, кто отправился на корм акулам с выпущенными наружу кишками, запомнили этот тон.

– Не собираюсь.

Хаммер сделал паузу, и пиратский барон собрался подвести итог, выпроводив осведомителя на палубу, где его ждал пришвартованный аквабайк. Положив руки на колени, Грифон привстал, и тут же услышал.

– Дело сделано. И дело сделано плохо.

Такие слова были дерзкими даже для их непростых взаимоотношений: за меньшую повинность люди отправлялись на тот свет. Контроль той сферы, что избрал Грифон, предполагал жесткую иерархию и абсолютное подчинение. А основой всего – тем, на чем зиждилась власть  – являлся страх. Он пронизывал сложную систему организации, расходился кругами по воде. А в центре круга стоял он. Барон. Дать слабину значило допустить промах, исправить который невозможно.

Кровь бросилась Грифону в голову. Его остановила мысль, что разбрасываться осведомителями такого уровня не стоит. Вот почему  барон наступил себе на горло, рассчитывая спустить дело на тормозах.

– Следи за словами, – едва сдерживаясь, сказал барон. – Я выполнил условия сделки. Киллер мертв. Ставка выросла в два раза. Как договорились.

Хаммер медленно качнул головой из стороны в сторону, выражая несогласие. Он подцепил кейс и поднялся. Одновременно с ним встал и Грифон.  Его опять одолело предчувствие, что встреча закончится миром.

И снова он просчитался.

– Я хочу сказать тебе кое-что, – негромко начал осведомитель. – Ты не выполнил условие сделки.  Как раньше говорили: нет тела, нет и дела. И еще – уговор дороже денег.

– Следи за базаром, Хаммер, – в голос барона прорвалась плохо сдерживаемая ярость.

– Это ты следи за базаром. Ты подставил меня. Я думал, что договариваюсь с деловым человеком, отвечающим за свои слова, а ты простой…

Что именно он добавил, Грифон не слышал – бешенство одолело его.  Он не помнил, чтобы кто-нибудь так разговаривал с ним.

– Это говоришь мне ты? – прошипел пиратский барон. – Как ты смеешь, продажный ублюдок? Ты  – который жрет с моей руки и получает бабки, продавая своих товарищей? Тварь…

– Не брызгай слюной, Грифон, – спокойно перебил его Хаммер. – Оставь слова для этой своей дешевки, Адели, для этой своей… – он добавил непечатное слово, повернулся спиной и, невзирая на красного от ярости барона, пошел к выходу. Но вдруг остановился и бросил через плечо. – Рассчитываешь, что новый дятел успеет тебе настучать? Так я тебя разочарую. Мочканут тебя нахрен. Я вообще, если хочешь знать, разговариваю с покойником.

Вот это была уже явная угроза и Грифон не выдержал. Он выхватил из-за пояса пистолет, мгновенно сняв с предохранителя, передернул затвор, досылая патрон в патронник. Одновременно с выстрелом Хаммер повернулся, взмахнув перед собой кейсом. Первая пуля угодила в замок. Дно у кожаного чемоданчика отвалилось, и зеленокрылыми бабочками выпорхнули из распахнутого чрева сотни купюр. Бумажным веером, мелькающим в свете многочисленных бра, скрыло Хаммера с глаз. Прямо в завораживающий круговорот Грифон выстрелил несколько раз. Раздался сдавленный крик и с одобрением барон заметил, что попал – кровавые брызги хлестнули влево, пачкая купюры.

Грифон бросился к выходу, отмечая, как мгновенно среагировала охрана: снаружи донеслись звуки выстрелов.

Когда он появился на палубе первое, что бросилось в глаза – пятна крови на досках и испачканный в красном борт.

– Догнать ублюдка! Убить!  – заорал Грифон, наблюдая за тем, как быстро уносится в темноту аквабайк с раненым бывшим осведомителем.

Не прошло и минуты, как десяток гидроциклов полетел в море, рассекая волны.

– Привезите мне его труп! Труп! Если взять живым не получится! – кричал им вслед Грифон, переваливаясь через борт.  – Слышите? Хочу видеть труп ублюдка! Иначе живыми не возвращайтесь!..

Так он кричал сегодняшней ночью, и собственный крик продолжал звенеть у него в ушах. Скоро сутки, как посланные вдогонку так и не объявились. Хотя утром Грифон отправил вслед еще с десяток проверенных людей на аквабайках и вертолет с профессиональными убийцами.

Солнце опускалось к морю, цепляя лучами гребни пенных волн. Пилот вертолета выходил на связь несколько раз – в океане все, связанное с радиоволнами, надежностью не отличалось. Сведения не утешали – ни следов Хаммера, ни группы, из тех, кто начинал погоню, обнаружить не удалось.

«Похоже, они перестарались, – подумал Грифон и криво улыбнулся, разглядывая длинные ноги Адели, которая тотчас приняла усмешку на свой счет. – Бестолковые олухи решили дословно выполнить приказ. Не возвращаться живыми»…

Глава 6

«Кастрация – казнь, применяемая в Древнем Китае к осужденным за насилие. Проводилась она прилюдно и была недолгой – приговоренный быстро умирал от потери крови».

Перед рассветом Кира сложила весла. Вернее, они выпали из обессиленных рук.

На посветлевшем небе гасли звезды, таял бледный диск луны. Отупевшая от запредельного напряжения, мало что понимающая от усталости, с кровавой мутью, дрожащей перед глазами, девушка прижала руки к груди, баюкая их как младенцев.

Поначалу она гребла от страха. В полной темноте, держа курс на россыпь звезд, которые Чегевара называл Ведром. Там, на горизонте, в абсолютном мраке прятался затопленный город. За два года многое изменилось. Однако Кира надеялась на то, что уцелели укромные места, в которых предусмотрительный Че прятал заначки на черный день. Она доберется до тайных убежищ, чего бы это ни стоило. Потому что она сильная.

Последняя мысль, основа самовнушения – спасательный круг, за который девушка цеплялась, когда силы оставляли ее. Снова и снова она черпала веслами темную воду, топила покрытые гнилью лопасти в вязкой темноте, чтобы заставить лодку сделать еще один отчаянный рывок.

Она сильная. Она сможет. Девушку удивляло то, что руки продолжают слушаться ее – онемевшие, бесчувственные до самых плеч.  Суставы пронзала жестокая боль при каждом движении, и только мысль, что каждый рывок отделяет ее от смерти, заставляла ее грести.

Существовал еще один довод, заставлявший Киру переступать через невозможное. Этот довод лежал без сознания на корме лодки, кое-как обвязанный оторванными от футболки тряпками, чтобы остановить кровь. Девушка не была до конца уверенной в том, что не делит лодку с мертвецом.

Когда  Кира тащила по берегу страшно тяжелое тело, оставлявшее в песке две глубокие борозды, человек еще дышал. С отчаянным криком она перевалила его через борт, молясь только об одном – чтобы хватило сил. Девушка плохо помнила, как снимала веревку с крюка и толкала хлипкое суденышко по мелководью. Ее подстегивало осознание того, что самая страшная тварь, с которой и вооруженным до зубов охотникам справиться нелегко  – вдова-Прасковья – может вернуться.

Потом, когда ненавистный остров слился с горизонтом, страх отступил. Настолько, чтобы освободить место для мысли, поразившей ее  в самое сердце. Никто не спасал ее, кроме Че. Откуда взялся человек, поставивший свою грудь между ней и смертью, девушка не знала. Но бросить его, израненного – такое в голову не приходило.

«Беги!»

Громкий мужской  крик, прозвучавший как гром среди ясного неба,  возымел прямо противоположное действие. Вместо того чтобы припустить, она застыла как вкопанная. А потом, дрожащая от ужаса, девушка пятилась к воде, наблюдая за схваткой. Вдова-Прасковья, огромная, матерая, с нитями шрамов, делившими на части огромный череп, не оставила невесть откуда возникшему защитнику ни единого шанса.

Кира ясно понимала: как только тварь покончит с мужчиной, то займется ее трепещущим телом. Но что поделать, если неведомый защитник, возникший из ниоткуда, поднял в ее душе настоящую бурю чувств! Кто как ни Че, наблюдавший за ней с небес, внял, наконец, ее просьбам и послал равноценную замену? Черной неблагодарностью с ее стороны будет бросить спасителя, истекающего кровью, и уплыть в гордом одиночестве!

Человек долбил камнем по черепу, превращая голову монстра в кровавое месиво.  Но страшная тварь вошла в раж. Перед смертью  та теряла всякое преставление об инстинкте самосохранения. Как граната с сорванной чекой она не могла подохнуть, не прихватив с собой на тот свет охотника.

Кира долго не раздумывала. Она метнулась к лодке. Взвыв от напряжения, девушка буквально вырвала весло из уключины. С ним наперевес она подоспела к месту схватки. Как раз в тот момент, когда спасителя оставили силы. На его лице, залитом своей и чужой кровью, яростным ожесточением горели глаза. Нижняя часть головы вдовы-Прасковьи отвалилась, выпуская из темноты зазубренные жвала. В ту же секунду на изогнутый, в шишках и впадинах хребет обрушилось весло. Тварь зашипела, отстранилась, на секунду оставив мужчину в покое. И вот тогда уже Кира дала волю злости, которую жестко взнуздал пережитый страх – изо всех сил она била и била веслом по ненавистному телу твари.

Потом наступила долгая ночь, разделенная на тысячи гребков, толкающих лодку в темноту.

Кира не хотела думать. Она гнала мысли прочь. Но против воли воспоминания лезли из всех щелей и приливной волной снова бросали в душный погреб – к сырости, связанным за спиной рукам и ожиданию невыносимой боли, длящейся до конца дней…

***

Скрипнула, отброшенная кому-то под ноги, дверца погреба. Из ослепительного круга света, что заставил Киру закрыть глаза, выдвинулась лестница. На верхней ступеньке прочно утвердились рифленые подошвы армейских ботинок. Дерево натужно скрипело под ногами крепкого парня в камуфляже.

Полными слез глазами смотрела девушка на обритого наголо человека, по-хозяйски застывшего посреди погреба.

– Ну что, сестра, – беззлобно спросил Тимур, – отдохнула? Не уяснила еще за два года, что здесь бегать можно только тогда, когда разрешу я. А я такого разрешения тебе не давал. А теперь вообще, – он коротко хохотнул, – сможешь сбежать без приказа только в одну сторону. На тот свет.

Бритый человек наклонился и безжалостно вздернул девушку за шиворот, как напроказившего котенка. Она с трудом утвердилась на ногах. От долгого сидения они затекли и плохо слушались. Кира пошатнулась, привалившись плечом к земляной стене.

– Тихо, тихо, невеста, – усмехнулся Тимур. – Успеешь еще показать себя. Ночью.

Она порывисто вздохнула, не отрывая от него взгляда, полного ожидания всех мыслимых и немыслимых несчастий.

– Чего вылупилась? Скоро Мирон вставит тебе по самое не балуй. Он знает, как научить тупых девок смотреть поласковей. Невеста… Смотрю, ты основательно подготовилась. К побегу,  я имею в виду. Перетряхнул я твой рюкзачок. Чего там только нет. Ножичек… Славный такой. И достала где, главное? Но ничего. Я узнаю, – он замолчал, разглядывая ее в упор. – Вот ты мне все и расскажешь. Только чуть позже. Когда Мирон научит тебя быть сговорчивей. А я лично никуда не тороплюсь.

Крепкий парень потянулся к кляпу, будто ненароком коснувшись ее груди. Он рывком вытащил тряпку изо рта, и Киру едва не стошнило ему на ботинки.

– Э-э, поаккуратнее, – нахмурился Тимур, запоздало отодвигаясь. – Не пила еще вроде. Кстати, и не надейся. Брачную ночь проведешь в трезвом уме и твердой памяти. Мирон не любит пьяных девок. Двигай за мной. Бабы приведут тебя в порядок перед свадьбой.

И девушка пошла за ним, еле передвигая непослушные ноги.

Дальше все плыло как в тумане. Ее готовили к свадьбе так, как было принято в общине. В бане Киру долго мыли молчаливые женщины, прикасаясь цепкими пальцами к болезненно реагировавшему телу. Расчесывали волосы, нисколько не заботясь о той боли, что причиняют неосторожные движения.

Откуда взялась та белая мерзость, которую надели на ее еще влажное тело? Тонкая, гладкая на ощупь ткань, так плотно обтянула ее, что Киру бросило в жар. Она смотрела на себя в зеркале и не узнавала омерзительно яркую женщину с затравленным выражением в синих, светлых как осеннее небо глазах. На плечах черной волной лежали чисто вымытые волосы, а ниже начиналась  обтягивающая гадость, заканчивающаяся чуть ниже коленей. И еще. Пытку довешали в тон платью туфли на каблуках, размера на два больше.  Смотреть на эту… фрю было противно до тошноты.

Двигаясь как сомнамбула по щербатой брусчатке, Кира ощущала себя абсолютно голой, пробиваясь сквозь толпу, расступающуюся при ее появлении. В людском месиве, забитом цветными пятнами, как в реке со сброшенными нечистотами и разного рода хламом, девушка плыла крохотной лодчонкой, подновленной по случаю праздника. То и дело ее задевали. Но и без того она спотыкалась, увязая каблуком в очередной выбоине. Глухой рокот то накатывал приливной волной, то отступал, распадаясь на отдельные слова. Из водоворота сомнительных пожеланий «долгих и счастливых лет семейной жизни», чуткое ухо выделяло и жалостливое.

«Пропала девка».

Солнечный день, означавший конец ее свободы, пропах людским потом и запахом перегара. И там, за поворотом, у слабого подобия молельного дома, где стоял улыбающийся Мирон, выбритый по случаю свадьбы, Кире виделся темный склеп с жуткой надписью «Смерть».

Ветер студил разгоряченную кожу, путался в зеленых ветвях, которыми украсили свежеструганную арку. В ореоле из солнца и зелени застыл дедок, в длинной домотканой рясе. На выпуклом животе отливал золотом крест.

Ни жива ни мертва стояла Кира под аркой, до сведенных в тугой ком внутренностей ощущая крепкое пожатие Мирона, волчьим укусом сжавшее предплечье. Девушке казалось, что все происходящее – дурной сон. И теперь ей предстоит жить в кошмаре, без всякой надежды на пробуждение.

– Скажи да, невеста. Не видишь? Отец ждет, – вкрадчивый голос жужжащей осой вклинился в ухо.

Девушка выдохнула тяжело, И вздох, прошелестевший под сенью арочного свода, вполне сошел за согласное слово.

Дальше – хуже. За огромным, заставленным снедью, столом, в доме Мирона собрались все, кому оказали честь. Люди пили, как экзотической приправой к блюдам наслаждаясь выражением безграничного отчаяния, застывшим на лице невесты. Гурманы спешили добавить остроты для вкуса – громко вопили «горько», с садистским восторгом упиваясь ужасом, явно проступавшим в глазах новоиспеченной «жены», когда она поднималась из-за стола навстречу крепким объятьям и похотливым поцелуям «мужа».

Мужчины и женщины провозглашали тосты за здоровье молодоженов, наливая в стаканы прозрачного, как слеза самогона.  Кира нисколько не сомневалась: в скором времени им предстоит опять собраться за тем же столом и пить.

Не чокаясь. Зеркала заберут простынями, а в соседней комнате, утопая в тумане курящегося ладана, будет стоять гроб. И те же мужчины и женщины, удовлетворяя любопытство, пройдут мимо, разглядывая тщательно замазанные ссадины на обнаженных частях ее тела.

В тарелку Кире подбросили здоровый кусок молочного поросенка. Вид мяса, истекающего соком, вызвал у девушки приступ тошноты.  Она насилу справилась с собой. Но не правила приличия остановили ее. Кира решила, что ее состояние будет на руку Мирону. Он с чистой совестью свернет застолье и проводит «уставшую невесту» в спальню наверху: вожделение дрожало в подернутом маслом взгляде, скользящим по ее обнаженным плечам и коленям.

Свадьба закончилась, несмотря ни на что.

Кира поднималась по лестнице, ведущей на эшафот, держась за стену, жадно хватая воздух ртом как рыба, выброшенная на берег. Девушка ждала кровати с железным оголовьем, металлических наручников, царапающих запястья – брачного ложа, на котором Мирону придется распять ее бессознательное, истекающее кровью тело, уже не оказывающее сопротивления. Она готовила себя для отчаянной борьбы. Он не получит ее – по крайней мере, в трезвом уме и твердой памяти. Конечно, он справится с хрупкой девушкой – здоровый, крепкий мужчина. Однако в ее силах сделать так, чтобы отравить ему радость предстоящей ночи.

Хотя бы ценой собственной жизни.

Все оказалось намного хуже. Так, как не представлялось и в кошмарных фантазиях.

Звонкий шлепок пониже спины втолкнул невесту в комнату, забитую колеблющимся светом десятков горящих свечей. Споткнувшись, девушка перескочила через порог и замерла, не в силах сразу осознать то, что увидела.

– Заходи, женушка, не стесняйся, – негромкий голос ввинтился в сознание. – Тут теперь все твое.

Кира не могла сделать ни шага. Кровати не было и в помине. У противоположной стены комнаты без окон темнело нечто, напоминающее дыбу. Огромное косое перекрестье из впечатляющих бревен до потолка, на котором дрожало в мерцающем свете отполированное до зеркального блеска железо – вбитые в дерево цепи, скобы, обручи. Слева на низком столике отливали металлом устрашающего вида предметы. Справа, чуть в стороне, на треножнике стояла жаровня. Оттуда торчали длинные железные ручки с деревянными наконечниками.

И над орудиями пыток, в сумрачной духоте плыл вкрадчивый, спокойный голос садиста.

– Чувствуй себя как дома, хозяюшка. Чтобы ты быстрее привыкла – все твои вещи в соседней комнате. Потом тебе покажу. Завтра хозяйством займешься, а сегодня у нас праздник. Тем более что я так давно ждал, – голос его упал. – От Марицы пришлось избавиться раньше, чем думал. Но меня понять можно. Красивая ты…

Не в силах оторвать взгляда от железных штук, Кира дрожала. Рука Мирона, скользнувшая вдоль спины, обжигала.

– Не так уж многие здесь побывали, как в деревне болтают, – продолжал мучитель тихим голосом. – А те, кто был, уже не расскажут. Так что мой тебе совет – слушайся меня, поживешь подольше. Ты такая красивая… как только тебя увидел…

Голос его прервался. Крепкие руки прилипли к обнаженной спине, потом поползли ниже, забираясь под платье.

Мирон мягко подталкивал ее к дыбе.

– Есть только одно в нашем продажном мире. – Хриплый голос садиста царапал слух. – Только одно – абсолютно незамутненное ложью и всякого рода притворством. Искреннее чувство… Вы, девочки, любите поиграть. Даже в постели. Целой жизни не хватит, чтобы разобраться: где правда, а где ложь. Да и не собираюсь я. Только одно чувство неподдельно. Это – боль. Ты не представляешь себе, как искренне человеческое тело реагирует на боль. Ожог, порез, удушье… Как расширяются зрачки, как покрывается испариной тело, как… Как сжимается все внутри. Конвульсии – жесткие, страстные. Разве можно сравнить с оргазмом? Ты… Узнаешь… Зайка моя, я покажу тебе настоящую любовь…

«Еще несколько шагов и будет поздно, солнце».

Слова, сотканные из искренней заботы, сказанные другим мужским голосом  – теплым и родным, Кира услышала в собственной голове. Они словно лишили ее страха. Пелена спала с глаз. Хриплый голос мучителя, горячее дыхание и липнущие к коже руки, толкающие вперед, разбудили не просто злость. Бешенство накрыло девушку с головой. Казалось, сердце подскочило вверх  и застряло где-то в горле, перед глазами заметались огненные сполохи.

«Солнце мое, знаешь, раньше, когда девочки носили каблуки»…

Как кодовая фраза, открывающая доступ к новым возможностям, слова взорвали Киру изнутри. Что-то говорил Мирон. Обманутый ее покорностью, он хлопал девушку по ягодицам. Но несильно, не испытывая желания торопить события. Еще бы – впереди его, сгубившего не одну невинную душу, снова ждала целая ночь, заполненная девичьими стонами, криками, мольбами о пощаде. Он шептал пошлости, упираясь восставшим мужским достоинством пониже спины. Как ей хотелось ударить именно туда! Вот только повернуться ей вряд ли позволят. Резкое движение должно начаться с удара, и долгая прелюдия способна сгубить на корню любое благое начинание.

Не поворачиваясь, со всей силы, на которую была способна, Кира саданула мучителя локтем под дых. Мирон сдавленно охнул, еще не осознавая опасности. И девушка не предоставила ему такой возможности. Одновременно она впечатала острый каблук в его легкий по случаю летнего дня ботинок. Еле слышный хруст перекрыл досадливый вскрик. Руки мучителя упали куда-то вниз, оставив ее в покое.

Девушка повернулась. Согнутый в три погибели Мирон, прижимающий к правому боку руки, навел ее на спасительную мысль. В тот же миг Кира ударила коленом в склоненное лицо  – и ясно ощутила, как прогнулась носовая перегородка. Колено обожгла боль, но девушке было плевать. Взвыв от боли, Мирон пошатнулся. Сквозь пальцы, прижатые к лицу, потекла кровь.

Кира обернулась в поисках чего-нибудь более весомого, чем ее кулаки, и в тот же момент была наказана. Сильный удар  – скорее, пощечина наотмашь – отбросил ее к стене. Ее спасло то, что она успела отступить на пару шагов, в противном случае, Мирон накрыл бы ее собственным телом и последнее, что почувствовала бы она –  неподъемную тяжесть, пригвоздившую ее к полу.

Девушка отлетела к стене, попутно сбив ту самую жаровню, из которой торчали длинные металлические ручки.

– Сука, ты, сука! Непослушная, испорченная тварь! М-м-м… – взревел Мирон.

Раненым зверем он бросился на девушку, лежащую на полу.

Превозмогая боль, пронзившую позвоночник, Кира вывернулась, задев локтем железо. Из распоротой кожи хлынула кровь. Липкие пальцы сжались на рукоятке. Девушка успела развернуться, чтобы встретиться с бешеным зверем лицом к лицу. Отбиваясь, она взмахнула рукой, не сразу осознав, что держит перед собой массивные клещи. В тот же момент Мирон занес ногу для того, чтобы ударить девушку в живот. Возможно, он заметил мелькнувшие в воздухе клещи, но отреагировать не успел – страшный удар обрушился на его ногу, угодив по колену.

Вой, от которого у Киры заложило уши, поколебал свет десятков свечей. Тяжело, до последнего пытаясь сохранить равновесие, Мирон рухнул на четвереньки, упираясь руками в пол.

– С-с-су-ка, – зашипел он, поднимая на нее залитое кровью лицо.

Садист сделал попытку встать, но Кира лишила его этой возможности. Отмахнувшись, она задела его щипцами еще раз, попав по голове. Удар получился смазанным – Мирон дернулся. Из содранной кожи и почти оторванного уха хлынул поток крови. Мучитель уже не выл – он стонал, пытаясь приподняться. Кира опередила его. Встав в полный рост, она перехватила удобнее орудие пыток, наверняка оставившее следы на телах тех девушек, кто нашел последнее спасение от садиста в могилах.

Размахнувшись, жестко, испытывая чувство непередаваемой радости, она заехала щипцами по склоненной голове. Раздался хруст. Кости черепа прогнулись, выпуская наружу густое вещество, щедро залитое кровью.

– С этой минуты мы в разводе, зайка, – непослушными губами шептала она.

Мирон валился набок, а она, разгоряченная, не в силах остановиться, помогала ему, нанося удар за ударом по месиву из осколков костей.

Туда, куда придется.