Текст книги "Небо на двоих"
Автор книги: Ирина Мельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Нет-нет, одернула я себя, не может такого быть! Надо узнать, что с вещами, нашлась ли сумка с документами, и все само собой образуется. Самое главное я не потеряла: желание быть счастливой!
В жизни, и это естественно, всем хочется любви. Понимания, жалости, сострадания. Сильной руки в нужную минуту и крепкого плеча. Чтобы спина была прикрыта. Чтобы можно было верить и не терять надежду. Чтоб в глазах не темнело от горя и безнадеги. Одна закавыка: слово «любовь» мы разучились понимать. Слово «любовь» уже не имеет смысла. Любовь теперь синоним страстного секса и желания скорее затащить вожделенный объект в постель…
Я бросила взгляд на ближнюю сопку, потому что краем глаза заметила движение среди деревьев. Мелькнула морда лошади, затем на мгновение показался всадник в черной папахе. И тут же скрылся в зарослях. Но зато я разглядела довольно широкую тропу. Она змеилась вверх по склону среди камней и деревьев и терялась где-то возле вершины, на которой виднелись развалины то ли сванской башни, то ли старинной крепости. Я прикинула на глаз расстояние: километра три. Всего-то! А не прогуляться ли мне? Если мои вещи еще не доставили, одолжу, так и быть, у Вадима пару ботинок. У меня даже ладони зачесались от нетерпения, так мне захотелось подняться к древним руинам!
Я вернулась в спальню. Открыла дверь в коридор и – о, счастье! – увидела: мой багаж целый и невредимый стоял возле порога. А сверху стопочкой лежали выстиранные и даже аккуратно заштопанные куртка и джинсы. Я их пожалуй наверно, не стала бы даже стирать, а просто затолкала бы в пакет и выбросила в мусорный контейнер. Но теперь они выглядели вполне прилично. По крайней мере, для путешествия по горам сквозь колючие заросли годились. «Наверное, Мадина постаралась», – решила я. И вдруг задумалась: а стала бы я стирать и штопать вещи незнакомой женщины? Да ни за какие коврижки! Хотя смотря при каких обстоятельствах… А Мадина даже сапоги вымыла, положила их в пакет. Красивые, конечно, сапоги. Писк, можно сказать, моды.
Впрочем, они не подвели на сванском мосту и, дай бог им здоровья, точно не подведут на грязных лесных тропах. Я непременно исследую-обследую все окрестности, взберусь на все горки, благо, что рядом нет Юры с его кривой ухмылкой. Нет, мой муж был не против гор. Он очень любил горные лыжи и меня научил неплохо спускаться с горы. Каждый год мы ездили на недельку в феврале или в марте в Чегет или Домбай и от души катались на тамошних склонах. Юра был только против альпинизма, против бесцельного, как он говорил, риска для жизни.
Я втянула сумку в комнату, за ней – саквояж. Единственное, чего среди вещей не было, так это сумки поменьше – с документами, которую я посеяла ночью. Судя по всему, Николай ее не нашел.
Зато деньги шулера оказались на месте. Я быстро растолкала по полкам и развесила вещи в платяном шкафу. Моими стараниями комната приобрела жилой вид. На туалетном столике в спальне и на полочке в ванной выставила свою косметику, а пакет с долларами, недолго думая, спрятала под кровать, благо, что между нею и полом имелась узкая щель. Затем спохватилась, достала из пакета тысячу долларов. Зачем Вадиму знать о моих проблемах? Пусть чужими деньгами, но я расплачусь с ним до копейки. А когда доберусь до Москвы, потраченную сумму возмещу сполна.
Поладив с совестью, я успокоилась. Даже пропажа документов при свете дня уже не пугала, как ночью. Я знала: из любого положения можно найти выход, особенно имея такую подругу, как Любава. А потому с легкой душой отправилась в душ.
Горячие, затем ледяные, потом снова горячие струи лупили по спине и плечам. Я подставила лицо под холодную воду. Все, все проблемы вытравить, выбить, выжечь каленым железом из головы… Будет день, будет пища! А пока – отдыхать от городской суеты на полную катушку. Форсаж! Есть форсаж! От винта! Я выключила душ. Полетели, Ольга Михайловна, навстречу новым ощущениям!
Я быстро натянула на себя чистое белье, джинсы, майку, ветровку, спортивную кепку, на ноги – кроссовки с толстой подошвой. Теперь меня ничто не должно смутить – выспавшуюся, одетую в собственную одежду… Вот только подкрепиться нужно! Я посмотрела в зеркало и ободряюще улыбнулась своему отражению. Все будет хорошо, Оля, даже если будет иначе!
Захватив фотоаппарат, я сбежала по лестнице на первый этаж. Почему-то мне представилось, что застану Вадима храпящим на одном из диванов в его шикарной гостиной. Юра-то улучал любую свободную минуту, чтобы поваляться на диване… Но в этот раз я ошиблась. Доброва в гостиной не было.
Я прошла на кухню. Открыла дверцу холодильника. И присвистнула от восторга: он был забит до отказа. Но я всего лишь сделала себе два бутерброда с колбасой и сыром и, подумав секунду, взяла баночку пива. Правда, я пиво почти не пью. Но тут решила попробовать. Хотя это не слишком красиво звучит: начать новую жизнь с банки пива…
Во дворе никто меня не остановил, никто не встретил с распростертыми объятиями. Что ж, мне даже понравилось! Я почти бегом проскочила двор, но направилась не к воротам. Сбоку за деревьями я заметила калитку, через которую и прошла незамеченной. По крайней мере, мне того хотелось.
Глава 14
Сразу за калиткой обнаружилась грязная, в лужах, тропа, которая вела вдоль забора. Я разглядела на ней свежие отпечатки лошадиных копыт. Видно, недавно здесь проехал тот самый всадник, которого я заметила с балкона. Впрочем, их нашел бы и не такой дрянной следопыт, как я. На влажной после дождя почве мои кроссовки оставляли еще более заметные следы, так что не требовалось посыпать дорогу хлебными крошками, чтобы вернуться домой.
Тропа только сверху казалась широкой и нахоженной. Она все время вела в гору, иногда круто вверх, так что я несколько раз останавливалась, чтобы перевести дух. Правда, я заметила следы колес, но не автомобильных, и не слишком четкие – здесь изредка ездили на телегах и верхом на лошади. Порой среди деревьев мелькали то часть изгороди, то стена дома, то угол загона. Но людей на тропе я не встретила. Грешным делом в голову закралась мысль: а кто сказал, что в Члоу живут люди? Может, я попала в параллельный мир или вовсе в общество эльфов, орков и как их… гоблинов? Вот выскочит из-за поворота местный Шрек или его подружка Фиона, и я от ужаса умру на месте.
Я бросала быстрые взгляды по сторонам, страшась услышать громкий треск сучьев или возню в зарослях, чтобы понять, не копится ли, не ждет ли меня именно там что-то кошмарное. Но вокруг все дышало покоем. Пели птицы, шумели деревья, а где-то внизу журчал ручей, словно невидимый музыкант играл на флейте.
Мне хотелось отыскать где-нибудь полянку повыше, чтобы позавтракать и полюбоваться прекрасными видами. Фотоаппарат оттягивал шею, но я не сделала пока ни одного снимка. Не было повода.
И тут как раз тропа вывела к небольшому роднику, а затем на обширную поляну, на которой я заметила двух черных буйволов. Огромные животные лежали в грязи, мерно жевали жвачку и лениво вздыхали, тогда над ними взмывала туча мух. На меня буйволы не обратили ровно никакого внимания. Я спокойно сделала несколько снимков с разных ракурсов, но мимо прокралась на цыпочках, чтобы не потревожить сон почти королевских особ.
На одной из полянок я умилилась и сфотографировала маму-ослицу с крошечным осликом. Правда, мамаша не подпустила меня близко – задрала верхнюю губу, показав крупные зубы, и заорала так, что у меня заложило уши. Местная живность не очень охотно позировала перед фотокамерой, но, скорее всего, просто недолюбливала чужаков.
А тропа тем временем резко пошла вниз. И вскоре сузилась до метра, а местами совершенно скрывалась в зарослях самшита. Здесь на телегах уже не ездили, да и лошадиных следов я не заметила. Справа от меня разлеглось ущелье, с шумевшей по дну рекой, слева – крутой известняковый склон. Среди деревьев я разглядела деревянный щит, закрепленный на старом пне высотой под два метра. Подошла ближе.
Надпись на щите гласила: «Очамчирский природный заказник. Территория охраняется государством».
А ниже значилось:
Закон таков: «Не бить ни птиц, ни зверя,
Лес не рубить и не косить травы».
Лесничество. Заказник. Это – двери
В мир снежных гор и хвойной синевы.
«Надо же! Стихи! – удивилась я. – Вот почему я не встретила людей – им здесь попросту нечего делать». Минуту я раздумывала, стоит ли идти дальше. Вдруг и с фотоаппаратом здесь нельзя появляться? Но решила, что могла и не заметить щит с предупреждением, а потому с легкой душой отправилась дальше.
Тропа временами спускалась прямо к реке, но, в конце концов, круто пошла по оголенному склону вверх. Тут я уже не шла, а карабкалась, хватаясь за серые шершавые глыбы. Пот ручьями бежал по лицу, я скинула ветровку. Последний рывок! Казалось – в самое небо! Задыхаясь от забытых нагрузок, я сделала несколько последних шагов, и взору открылась такая широкая, такая необычайно красивая и сложная панорама, что я тотчас забыла и нелегкий переход, и страхи, и сомнения.
На вершине дул ветерок и приятно разбавлял жару. Я спустилась на другую сторону сопки к зарослям тиса. Сделала с десяток шагов и отпрянула назад от неожиданности. Далеко внизу, в глубоком и узком ущелье мчала мутные воды река. Над ней клубился туман. В небе парили орлы, гнезда которых находились в скалах подо мною. Я разглядела одно: гора сухих сучьев, среди них – голова орлицы, сидевшей на яйцах.
Тут уж я оттянулась по полной: сделала, наверное, полсотни снимков. А затем расстелила ветровку на камнях, присела под деревом и съела бутерброды. Они пошли за милую душу. А вот к пиву не притронулась. Напилась чистейшей и холодной, аж зубы заломило, воды из крохотного родника, бившего из подножья скалки, вблизи которой я устроилась.
Было абсолютно тихо. Лишь ветер шуршал в кронах деревьев, да иногда с его порывами, долетал странный звук, похожий на мелодию, выводимую каким-то музыкальным инструментом. Я посмотрела на ту сторону каньона, где поднималась пологая зеленая гора. Ближе к вершине – пастушеский шалаш. Возле него какие-то постройки. На склоне горы паслись коровы, кони и виднелась фигурка пастуха, который сидел в стороне от своего стада. Похоже, он играл на дудке, и заунывные звуки еле слышно доносились до моих ушей. И я на миг позавидовала его безмятежности.
Но пришла пора двигаться дальше. Вожделенная крепость была совсем близко – на вершине утеса, который выступал над лесом, как гигантская челюсть древнего ящера.
Судя по высоте солнца, время приближалось к полудню. Но, отдохнув и подкрепившись, я шла быстро и радовалась, что прежние навыки потихоньку, но возвращались. К подножью утеса вела заросшая, местами пропадавшая среди кустов и камней тропа. По ней давно не ходили. К моему удивлению, тут и там среди обломков известняка виднелись красноватые пятна. Я нагнулась и подняла… кусок керамики. Неужто обломки древних кувшинов просто так валяются под ногами? Это ж, наверное, раздолье для археологов! Или их не пускают в заказник?
Я шла по тропе, не поднимая головы и тщательно смотря под ноги. Карман куртки оттягивали уже несколько обломков. Взгляд выхватил голубое пятнышко – крупную бусину, а рядом – толстый зеленоватый осколок стеклянного сосуда. Вероятно, для серьезного ученого мои находки ничего бы не значили. Просто мусор, хоть и древний. Но я радовалась им, как малый ребенок радуется новой игрушке.
К вершине вели не меньше полусотни крутых ступеней, но я все равно полезла вверх. Из-под ладоней порскали юркие ящерицы и крупные жуки. Пот заливал глаза, в горле пересохло. Преодолев треть пути, я подумала, что погорячилась, решив лезть сюда, на половине – что сглупила по полной, а на подходе к развалинам – что, наверно, умру на одной из последних ступеней, и никто никогда не обнаружит мое бездыханное тело здесь, потому что вряд ли найдется еще один дурень, который вздумает переться в эту чертову гору.
Верхние ступени сильно заросли кустарником, я на последнем дыхании продралась сквозь цепкие ветки. И почти упала на горячие плиты, которые когда-то были крепостной кладкой. Но отдышалась довольно быстро: все-таки не предавалась порокам – не пила и не курила, поэтому вскоре пульс забился ровно. Я села, прислонившись к стене башни, и огляделась.
Наружная кладка бывшей крепости состояла из крупных, чисто обработанных глыб известняка с соблюдением рядов в духе самых высоких античных традиций. По крайней мере, похожую кладку я видела то ли в Греции, то ли на Кипре. За башней находился обширный двор, огражденный стенами, которые охватывали вершину кольцом. На камнях – все те же разомлевшие под полуденным солнцем ящерицы. Вокруг – буйные заросли леса, затянутого колючками и лианами. Зеленый мягкий мох толстым слоем накрыл древние камни, а под шуршащим навалом листвы лежали столь же древние обломки. В этой дикой чащобе я отыскала фундамент еще одной башни, но ближе не полезла. Опасалась, что застряну в колючках.
Но самое главное, я выполнила то, что хотела: добралась до руин, до одури пофотографировала. И присела на камне передохнуть в предвкушении обратного спуска и возвращения домой. Домой? А почему бы и нет? За то время, что я здесь продержусь, дом Вадима станет и моим домом. За приличную сумму в баксах, естественно!
Солнце уже перевалило зенит и клонилось к западу. Что ж, посижу с полчасика, подумала я, полюбуюсь пейзажами и с легким сердцем – вниз. К этим руинам я уже никогда не поднимусь. Даже под угрозой высылки за сто первый километр. Хотелось пить, но я знала, что ручей неподалеку, только спуститься по склону…
Я сидела, прислонившись спиной к старой стене. Солнце жарко припекало. Кузнечики оглушительно трещали в траве. В воздухе стоял сильный запах разогретых папоротников. Я чувствовала, как в теле струится кровь и как расправляются каждая клеточка, каждый нерв и каждая жилка. Голова кружилась, и все, что я видела, плавно, словно покрывало тумана, поднималось вверх и плыло куда-то. Плыла земля, на которой я сидела, плыли горные хребты с заснеженными вершинами, плыли далекие зеленые холмы со светлыми крышами домов и едва слышными звуками: детских голосов, петушиной переклички, ленивого бреха собак. Плыл каньон в сиреневой дымке, прорезанный серебряной лентой реки, и плыло бездонное небо, в котором медленно кружила огромная птица, едва заметно взмахивая крыльями…
И вдруг – свист над головой, словно пронеслось звено реактивных истребителей. Я вздрогнула. Тревожное, быстрое-быстрое «Ой-ой-ей-ей!» разнеслось над сопками. И я заметила крупных птиц. Бросившись с ближней скалы, они летели вниз стремительно и красиво. И почти не работали крыльями. Планировали, как дельтапланы, и кричали в лете тревожно. Видно, что-то напугало их. Улары! Надо же!
Я шесть лет ходила в горы и никогда не задумывалась: а как они звучат? Какой звук самый характерный для высокогорья, по которому ты безошибочно определишь, где именно находишься? Что это – перезвон ручьев, сбегающих в солнечный день по леднику? Или, может быть, порывистый ветер, треплющий палатку и бросающий в нее горсти сухого снега? Удар камня о камень, звук камнепада? Гром и грохот снежной лавины? Нет! Ветер – везде ветер, звон ручья можно услышать в лесу, по камням ходить и у реки. Лавина? Да, с ней встречаешься не так уж и часто. И все-таки есть звук, единственный и неповторимый, который услышишь только в горах. Услышишь – и не забудешь никогда.
Утром высоко в горах холодно. Ущелья еще полны ночной мглой, а тихие громады вершин стоят уже в ожидании солнца. Небо постепенно становится ярче, дали яснее, тени резче. Первые лучи еще не легли на серые снега вершин, не зажгли их розовым цветом, а уже далеко по ущелью разносится крик улара. Эхо подхватывает его и несет по ледникам.
– Фью-уть-юу, уууль-люуу-ююю-ууу! Проснитесь, горы, утро на подходе!
Скоро закапает с черных блестящих скал вода, посыплются с грохотом оттаявшие камни, заговорят на леднике стеклянным звоном ручьи в своих ледяных руслах, глухо заворочаются подо льдом жернова ледниковой мельницы…
– Уууль-ууль-фью-уть-ююу! Утро! Утро!
В Европе улара нет. И от этого горы Франции, Италии, Швейцарии казались мне всегда какими-то… ненастоящими. Чего-то в них не хватало. Обилие дорог, гостиниц и ресторанов, подъемников и хижин, установленных на ледниках и даже над ледниками, разнообразных примет цивилизации предостаточно, а вот улара не слышно.
Индийские врачи много лет назад лечили больных пением птиц. Эффект лечения происходил, видимо, не столько от самих звуков, сколько от рождавшегося внезапно ощущения свежего воздуха, солнца, дуновения ветерка, весенних запахов, от всех красок лугов и лесов. Ощущения эти слиты, но достаточно одного только звука, чтобы воссоздать, воспроизвести в воображении все остальное, крика улара. Тогда возрождались в памяти горы, раннее утро и убегающие вверх по крутым каменистым склонам большие птицы с белыми перьями в распущенном хвосте.
Я вздохнула. Растяпа! Забыла, что под рукой фотокамера. Уларов редко удается увидеть вот так запросто, как сейчас. Они мастерски прячутся среди камней и зарослей. И будет ли еще возможность увидеть их близко?
Поднявшись на ноги, я надела ветровку и отправилась к спуску с горы, продолжая ругать себя за бестолковость. Но впереди меня ждала новая встреча, на сей раз не столь приятная.
Глава 15
Я ступила на лестницу и присела на корточки, примериваясь, как спуститься по высоким ступеням без потерь. И услышала тихое рычание. Я подняла голову. Чуть правее, на расстоянии двух-трех метров я увидела небольшую дворнягу, худую, с подведенным от голода брюхом. Она заметила мой взгляд и снова зарычала, задрав губу и показав небольшие, но острые клыки.
– А ну, пошла отсюда! – грозно прикрикнула я и поискала глазами, чем бы тяжелым в нее запустить.
Но собака не сдвинулась с места. Вид у нее был неопрятный. Отвратительный, прямо скажем, вид. Бурая зимняя шерсть свисала клочьями по бокам и ляжкам, а новая была рыжеватого цвета, с переходом в черный на спине и боках. Мохнатый хвост, как у волка, болтался между ног. Я насторожилась. Нет, мне повстречалась не обычная дворняга. Та давно залилась бы лаем. Лиса? Нет, морда коротковата. Шакал? Ну, конечно же, это шакал! Я облегченно вздохнула. Лишь бы не бешеный. А так он труслив, и прогнать его вряд ли составит большого труда.
Я подобрала камень, бросила в шакала, но не попала. Зверь отскочил в сторону, но не ушел, а вновь оскалился и заворчал. Словно предупредил: «Не двигаться!»
– Ах ты, тварь! – рассердилась я. И снова замахнулась.
Только тогда правее заметила еще одного шакала. А выше, слева на камнях – третьего. Мне стало не по себе. Звери брали меня в кольцо. И стоило мне сделать шаг назад, как они тоже шагнули, но вперед.
До сих пор мне ни разу не приходилось встречаться с шакалами. Даже в горах. А слышать я их слышала. Много-много раз. Стоило стемнеть, и тут же начинался многоголосый вой, с причудливыми руладами и перепадами звуков. Особенно им нравилась музыка из репродуктора на территории альплагеря. Старший инструктор ругался: «Хоть не включай радио! Такие серенады устраивают, повесишься!» Иногда он выносил двустволку или ракетницу и палил в небо. Шакалы на некоторое время замолкали, а затем принимались голосить с новой силой.
Но я никогда не слышала, чтобы шакалы нападали на человека. Что стряслось? Почему звери решили, что мной можно безнаказанно пообедать? Сейчас ведь лето, всякой живности в достатке… Или мне встретились особые шакалы, мутанты какие-нибудь, которые питаются исключительно человечиной? Может, и людей я тут не видела по той же причине? Местные знают о повадках здешних шакалов и не осмеливаются забредать далеко в горы.
Медленно, не сводя взгляда с гадких тварей, я отступила к крепостной стене. За тылы я была теперь спокойна, а рядом хватало камней, чтобы отбить атаку. Я присела на корточки, стараясь сохранять выдержку. Пить хотелось нестерпимо, солнце припекало еще очень сильно, но приближался вечер, и где гарантия, что к этой своре не присоединятся другие звери?
Положение, как ни крути, получалось безвыходное. Если ночью меня не порвут в клочья – а я без боя не сдамся! Мерзкие твари вполне способны взять меня измором. И, главное, кого звать на помощь? Тут на десяток километров ни одной живой души! Разве что пастух за каньоном. Но как ему сообщить о беде? Ведь у меня нет ни спичек, ни зажигалки, чтобы запалить костер. А как было бы здорово! Огонь на вершине виден на много километров. На него непременно обратили бы внимание, если он зажжен в непривычном месте. К тому же костер однозначно отпугнет шакалов. Возможно, его приметит Вадим. И догадается, что кто-то попал в передрягу.
Только теперь я осознала, что меня наверняка потеряли. Сдуру я не оставила даже записки. Думала ведь быстро обернуться, пробежаться по горам часа за два-три. Но нелегкая понесла дальше. К новым приключениям на дурную голову.
Я старалась не совершать резких движений, чтобы не провоцировать хищников. Сидела тихо и напряженно размышляла, но выхода не видела. Шакалы тоже присмирели, легли и даже опустили головы на лапы, однако не спускали с меня настороженных взглядов.
«Надо же, какая плотная осада, – усмехнулась я про себя. – Или конвой. Что вряд ли лучше!»
Спина затекла, и я медленно встала. Но шакалы тотчас вскочили на лапы и заворчали. Я поняла: они тоже побаивались, по крайней мере, при свете дня. Но это меня не слишком обрадовало. Долгая агония уже не жизнь, а лишь продление мучений.
– А плевать! – сказала я громко и прошлась вдоль стены.
Ничего не случилось. Шакалы не сводили с меня глаз, но приближаться явно опасались. Видно, помнили, что я могу бросаться камнями.
Я раз десять подпрыгнула, разминая мышцы. Сбежать вниз по лестнице не получится, а вот залезть на крепостную стену… Я задумчиво оглядела развалины. Пожалуй, можно попытаться вскарабкаться по камням и даже продержаться ночь. А там – одна надежда на Вадима. В том случае, если он поймет, чьи следы отпечатались на дорожке возле его калитки. А вдруг не поймет?
Ничего путного на ум не приходило. Я прошлась вдоль стены: пять шагов – туда, пять – обратно. Шакалы оставались на местах. Что их, клеем приклеили? Я даже не могла сглотнуть слюну, так пересохло горло. Эх, была не была, буду прорываться с боем! Подняла камень, тяжелый, размером с детский мячик, и в тот момент что-то выпало из кармана. Я посмотрела под ноги – обломки, которые обнаружила на тропе. И среди них осколок стекла.
Я отложила камень и присела на корточки. Толстое стекло. Грязное. Может, попробовать его вместо линзы? Сначала, естественно, надо отмыть. Ведь случается такое, я читала: отразится от кусочка стекла солнечный луч, подпалит траву, и заполыхает тайга страшным огнем.
Откупорив банку с пивом, я сделала пару глотков, чтобы промочить горло. Хотя и понимала: после этого пить захочется сильнее. Но ничего не смогла с собой поделать. И чтобы отвлечься от мыслей о воде, промыла стекло пивом. Потом положила на камень, чтобы просохло. Но осколок так и остался мутным, то ли от старости, то ли по причине криворукости мастера.
Я повертела его в руках. Бесполезная стекляшка. И почему я не ношу очков? Вот с их помощью уж как-нибудь разожгла бы костер. Как герой Жюля Верна, который из двух часовых стекол умудрился изготовить линзу…
За этими мыслями я совсем забыла о шакалах. Но они обо мне не забыли и пост свой не оставили. Я снова взялась за камень. Но, несмотря на опасность, мне не хотелось, чтобы эти твари валялись на камнях с разбитыми черепами. И тогда я решила их напугать. Подняла камень и завизжала, как никогда в жизни, даже в детстве не визжала…
Шакалы вскочили. Тот, что был ближе, метнулся по камням влево, вправо, затем с размаха приземлился на хвост, закинул голову вверх и завыл. К нему тотчас присоединились несколько голосов. И стало понятно, что шакалов не трое, а гораздо больше. С десяток их вылезли на камни, и, задрав морды, включились в обряд оплакивания. Они вопили, причитали, рыдали, надрываясь изо всех сил, будто хоронили любимого дедушку.
– У-у-у-у-у-у… У-у-у-у-у-у…
– Ая-я-я-яй… Ая-я-я-яй…
– Ууа-ууа-ууааааа…
Чтоб вас громом прибило! Я торопливо хлебнула из баночки. Пиво напоминало по вкусу жидкое мыло. Я сплюнула и приготовилась вновь завопить, чтобы подлые твари захлебнулись в слезах.
– Я твою маму видал! – раздалось где-то в кустах ниже по склону.
И следом – хлоп, выстрел! Словно костыль одним ударом забили. И по горам эхо: хлоп, хлоп, хлоп! Шакалов как ветром сдуло. А в кустах послышался треск. Мой спаситель уходил по тропе вниз. Я опешила: неужто не заметил? И заорала не своим голосом:
– Эй, кто там? Я здесь! Наверху!
Я ничуть не сомневалась: ищут меня. Вадим, наверное, всех поднял по тревоге. Он ведь не знал, что столичная штучка неплохо ориентируется в горах, да и по скалам ходит уверенно, ничуть не хуже, чем по асфальту. Так оно и было, без всякого хвастовства, но кто мог представить, что меня возьмут в плен шакалы…
Удивительно, но на мои вопли никто не ответил. И внизу – ни шороха, ни движения среди деревьев. Что за чертовщина? Я в недоумении вглядывалась в зеленую мешанину веток и листьев. Поди, разберись, кто там прячется? И прячется ли? Но если выстрел мне почудился, если у меня начались слуховые галлюцинации от жажды, то шакалов ведь не обманешь. Ишь, как сиганули, клочья шерсти разлетелись по камням.
Вокруг стояла абсолютная тишина – ни шелеста, ни скрипа, ни вздоха… Даже ветер притих, не мешая мне прислушиваться.
Я постояла еще несколько мгновений. Видно, все-таки показалось. Повернулась в последний раз посмотреть на древние руины вблизи – и чуть не свалилась в обморок от неожиданности.
За моей спиной стоял абрек. Да-да, самый настоящий абрек, именно это слово пришло мне в голову первым. Высокий, худой, но не тощий, а поджарый, как все горцы. Темные глаза мрачно блестели из-под черного башлыка, концы которого были завязаны на затылке. Щеки и подбородок заросли густой щетиной, а то, что не заросло, загорело до черноты. Я сразу определила: горный загар. Знающий человек не спутает его с приобретенным на море. Голова под башлыком обрита наголо, отметила я. Одет же он был в старую черкеску с газырями, перетянутую в талии тонким с серебряными бляшками ремешком. Одежда выгодно подчеркивала узкую талию и широкие плечи незнакомца. На ремешке висел настоящий кинжал в серебряных с насечкой ножнах. Наши сванские проводники называли такую черкеску «чоха», что нас ужасно забавляло.
Впрочем, еще больше забавляло, когда они приходили на танцы в огромных, как аэродром, кепках и остроносых ботинках. И неловко переминались у входа на танцплощадку, потому что абсолютно не умели танцевать европейские танцы. Но как они зажигали, когда звучали национальные мелодии! И парни все были, как на подбор: красавцы под два метра, широкоплечие, тонкие в талии, не лазавшие, а бегавшие по скальным стенкам. Что греха таить, влюблялись в них девчонки!
Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Уж очень незнакомец смахивал на наших инструкторов в альплагере. Возможно, поэтому испуг быстро прошел.
Обут абрек был в мягкие черные сапоги, вроде ичигов. Вот почему он подкрался незаметно! А на груди – винтовка. Я чуть не присвистнула от удивления. Трехлинейка Мосина! Где он откопал такое старье?
Незнакомец стоял передо мною, положив руки на дуло и приклад и смотрел бесстрастно, как на статую девушки с веслом.
– Кто ты такая, женщина? – наконец произнес он с жутким сванским акцентом.
Тут уж я не могла ошибиться. Наши проводники в горах были или сванами, или кабардинцами. Но Давид сказал, что почти все сваны ушли в Грузию. Кто же тогда этот тип в черном? Может, диверсант? Разведчик? Но диверсанты с допотопным оружием по горам не бегают. А вдруг не все сваны ушли, некоторые остались партизанить в лесах?
Мысли метались в голове, как потревоженные осы. Язык присох к небу то ли от жажды, то ли от страха. Я молчала, как пень. И на лице незнакомца проявилась недовольная гримаса.
– Что делаешь на горе?
– Кто? Я? Отдыхаю. А вы кто? – выдавила я из себя и закашлялась.
Незнакомец опустился на камень, взял банку с пивом, и, не спрашивая разрешения, опрокинул ее в рот.
– В горах пиво и вино не пьют, в горах пьют водку. Ты попробуй выпить, у тебя сердце откроется, и ты поймешь, какая тут красота. – Незнакомец многозначительно поднял палец. – Здесь самые красивые горы в мире!
– У меня нет водки, – тихо сказала я.
– Плохо! – сплюнул на камни незнакомец. – И пиво плохое. Теплое.
Я нервно сглотнула. Кто бы он ни был, но встреча с ним сулила, надо думать, еще больше неприятностей, чем ночевка в окружении шакалов.
– Ты здесь одна? – спросил абрек и обвел меня внимательным взглядом.
У меня нешутейно задрожали коленки. Золотые серьги, цепочка, браслет, фотоаппарат… Чем я могу откупиться, если он захочет украсть меня? Ведь этого мало! Просто катастрофически мало! Но, самое главное, за меня некому заплатить выкуп. Да и не с кого его абреку потребовать. Только сейчас я отчетливо поняла: на свете нет ни одного человека, которому я была бы дороже денег. Значит, похититель не будет слишком церемониться.
Я представила весь ужас плена. Уж лучше бы убил. Или просто ограбил. Ведь что ему с моего убийства?
– Я к Вадиму приехала… К Вадиму Доброву, – прошептала я, стараясь не стучать зубами и не расплакаться. – Я его невеста…
Вранье далось легко, и даже слово «невеста» не смутило.
– Невеста Вадика? – На лице незнакомца промелькнуло что-то похожее на удивление. – Как он тебя одну отпустил?
– Я сама ушла. Хотела крепость посмотреть.
– И не сказала ему? – Глаза незнакомца мрачно блеснули из-под башлыка.
– Сказала, – опять соврала я, удивляясь, как ловко у меня это получается. – Он скоро придет за мной. Я и сама спустилась бы навстречу. Только шакалы, – махнула я рукой на камни, – обложили со всех сторон.
– Шакалы? – усмехнулся незнакомец. – Они тебя не тронут. Они боятся за своих щенков. Тут у них логово.
– Откуда мне знать про их логово? – буркнула я. – Но все-таки неприятно видеть, как они скалятся. Если б не вы…
Незнакомец молча поднялся и снова окинул меня взглядом. Словно примеривался, как поступить. Затем усмехнулся, но взгляд оставался мрачным, отчего у меня словно заледенело между лопатками от страха.
– Ладно, скажи спасибо богу, что Шалико встретила. Я тебя провожу немного, а то скоро стемнеет, тропу не увидишь. И больше не ходи по горам одна. Я тебя прошу, женщина!
– Хорошо, – кивнула я. И, не удержавшись, спросила: – А почему вы с винтовкой? Егерем работаете в заказнике?
