Текст книги "Мессалина. Трагедия императрицы"
Автор книги: Ирена Гарда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Засуетившиеся рабыни быстро наполнили ванну водой, вылив в нее для гладкости кожи молодой госпожи три кувшина ослиного молока. Мессалина вытянулась в воде и долго лежала, ощущая, как вода обволакивает ее тело, смывая следы любовных ласк префекта и насыщая его влагой.
Затем Порция вымыла госпоже волосы и, получив приказ, чтобы на рассвете к ней явился парикмахер сделать прическу, побежала предупредить жившего неподалеку цирюльника.
Выйдя из ванны, Мессалина ощутила, как пробуждается от прохладного воздуха ее тело. Довольно усмехнувшись, она потянулась, точно сытая кошка, после чего разлеглась на столе, где ее, умастив тело маслами, долго массировал угрюмый евнух-египтянин. За этим делом ее застала мать, обеспокоенная поднявшимся в доме переполохом:
– Что случилось, Мессалина?
– Ничего особенного. Просто решила принять ванну. Разве это преступление?
Но Лепиду было не так легко провести. В конце концов, она знала свою дочь не первый день и прекрасно чувствовала, когда та лжет ей в лицо. Сделав массажисту знак, чтобы тот оставил их на время, Лепида опустилась в стоящее недалеко от стола кресло, в котором любил сиживать ее почивший супруг.
– Что ты еще задумала, глупая девчонка? Ты понимаешь, что твоя репутация трещит по швам? Еще немного – и на тебе не женится ни один уважающий себя римлянин. Придется благородной римлянке искать себе мужа среди вольноотпущенников, а поскольку я не дам согласия на такой брак, то тебе придется выбирать: либо навсегда остаться в девках, либо уйти из дома без гроша за душой. Макрона тебе еще простили, но следующая связь будет стоить Мессалине положения в обществе.
– А что такое общество? – приподняла голову девушка. – Несколько старых сплетниц, которые решают, что можно, а что нельзя. А не менее старые сенаторы пишут законы, от которых у всех сводит скулы со скуки. Будь их воля, римлянки до сих пор сидели бы за прялками, как в глубокую старину. Нет, мама, эта страшилка не про меня.
– Август отправил собственную дочь в ссылку только потому, что она позволила себе устроить оргию на форуме.
– Тиберий не божественный Август, и хватит об этом. Скажи лучше, где можно поутру встретить Калигулу?
– Так вот зачем все эти приготовления! – ахнула матрона, прижав к груди стиснутые руки. – Ты решила теперь спутаться с этим вертопрахом!
– Ну, спутаться – это слишком громкое слово. Не надо пугать им ни меня, ни себя. Я только хочу, чтобы он не забыл меня, сидя на Капри, и при первой возможности вспомнил о том, что в Риме его преданно ждет прекрасная Мессалина… Мама, Тиберию семьдесят три года, а Калигула не женат. Это мой шанс, и я хочу им воспользоваться… А теперь позови массажиста. У меня еще полно дел.
Вздохнув, Лепида тяжело поднялась и побрела к двери. Вот и все. Ее дочь сделала свой выбор, и никакие родительские увещевания уже не помогают. Кивнув египтянину, она молча удалилась в свои покои и, улегшись на постель, долго лежала, вспоминая свою юность. В кого только пошла ее дочь? Добропорядочные родители, прекрасное окружение – а она готова переспать даже с вольноотпущенником, если только тот обладает реальной властью. О, если бы здесь был Квинт! Он бы сумел своими ласками отвлечь хозяйку от тяжелых мыслей. Но красавец херуск уже давно размахивал деревянным мечом в школе гладиаторов, куда она его продала сразу после возвращения от Сеяна. Чего не сделаешь ради хорошей репутации дочери!
А в это время виновница материнских переживаний уже видела третий сон. Мессалина была молода, честолюбива, умна и красива. Кто же, обладая такой уймой достоинств, согласится провести свою жизнь в безвестности? Только не она!
* * *
На следующее утро, не успело солнце подняться над горизонтом, как Мессалина отправилась в сад Мецената. Стояла зима, но он все равно был красив, и девушка в сопровождении верной Порции брела по пустым дорожкам, вдыхая утреннюю свежесть. По словам служанки, Калигула любил здесь прогуливаться по утрам, и хитрая красавица надеялась, что сможет повидаться с будущим принцепсом, пока тот не уехал на Капри с Макроном.
Макроном? Ах, да, Макроном… Сосредоточившись на мыслях о Калигуле, она до такой степени забыла о своем любовнике, что если бы кто-нибудь спросил, как его зовут, ветреная красавица вряд ли бы сразу вспомнила его имя.
Теперь она охотилась на более крупную дичь. Нервы Мессалины были напряжены до предела. А вдруг занятый сборами Калигула не придет в тишину садов Мецената? Солнце поднималось все выше и выше, стремясь к зениту, а девушка все ждала и ждала сына Агриппины. Наконец, когда ее терпение окончательно иссякло, она увидела в конце дорожки того, кого искала. Это был он, претендент на роль следующего императора, причем – о боги! – он был один – шанс, о котором Мессалина не смела и мечтать.
Шикнув на Порцию, чтобы та исчезла с глаз, она приступила к выполнению своего плана. Продравшись через кусты можжевельника, девушка, якобы нечаянно, вышла на дорожку, по которой прогуливался будущий император, и пошла ему навстречу. При виде красавицы Мессалины у Калигулы стали масляными глаза, и он ускорил шаги:
– Прекрасная незнакомка, что ты делаешь здесь в такую рань?
Кокетничая, она не торопилась с ответом, глядя на него бездонными синими глазами, в которых светилась любовь.
– Ждала будущего властителя Рима, чтобы пожелать ему счастливого пути. Мне сказали, что ты сегодня отправляешься на Капри.
– Кто тебе сказал? Ах да, Макрон. По-моему, этот старый осел слишком разговорчив для доверенного лица моего дяди. Значит, верно болтают, что он твой любовник. Ну и как он в постели? Может, мы пойдем вон на ту полянку, и я предоставлю тебе возможность сравнить наши силы?
Его рука легла на высокую девичью грудь, сжав ее с такой силой, что Мессалина застонала от боли. Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы на дорожку позади Калигулы не выпорхнула из-за кустов рыжеволосая девичья фигурка, в которой Мессалина без труда узнала ненавистную Агриппину. При виде брата и знакомой брюнетки она чуть замешкалась и, уже не торопясь, подошла к брату, который даже не подумал убрать свою руку с груди девушки.
– Привет, Мессалина, что-то ты рановато сегодня.
– Я часто гуляю здесь на рассвете. По утрам в саду мало народа и воздух свеж, – не растерялась девушка.
– Угу… – сквозь зубы процедила Агриппина, внимательно оглядывая свою собеседницу с головы до ног. – И была так добра, что позволила моему брату отогреть замерзшие руки…Ну, прощай, нам пора. Пойдем, Гай Цезарь, у нас еще много дел, и если уж тебе пришла блажь тискать чью-то грудь, то тискай лучше мою. Она гораздо красивее.
С этими словами она игриво шлепнула ладонью по ягодицам брата и понеслась по дорожке, не оглядываясь назад. Калигула припустил за ней, но перед тем, как броситься бежать, он скользнул руками по телу Мессалины, словно прикидывая его удобство для ласк, после чего небрежно бросил, не глядя девушке в глаза:
– Не смей ни с кем спать в мое отсутствие. Приеду – будешь моей. – И сорвался с места, догоняя сестру, оставив Мессалину раздумывать над вопросом: добилась ли она чего хотела или нет?
Часть 2 Калигула
В пиршественном зале императорского дворца стоял гул пьяных голосов, прерываемый изредка женским визгом. Кого-то рвало от обжорства или с перепою, и перед гулякой стояла миловидная рабыня, держа серебряный таз, куда потоком лилось то, что только что было деликатесами, приготовленными поварами для празднества по случаю дня рождения Юлии Друзиллы, любимой сестры императора.
Сам Калигула, лежа на возвышении, налитыми кровью глазами обводил пирующих, высматривая очередную жертву. Рядом с ним, грустно улыбаясь, сидела виновница торжества, в честь которой собрались те, чье присутствие Калигула посчитал достойным праздничного ужина. С другой стороны от нее пристроилась вторая сестра, Агриппина, с презрительной миной разглядывавшая лица и одеяния допущенных на пир женщин. Ниже Калигулы топил в неразбавленном вине свою гордость муж Друзиллы, Марк Эмилий Лепид. Давно уже ни для кого не было тайной, что его супруга чаще делила ложе с венценосным братом, чем с собственным мужем, а сей недостойный представитель одного из лучших родов Рима, в свою очередь, развлекался с Агриппиной, хотя не обходил своим вниманием и третью сестру императора Ливиллу. Во дворце шептались, что и сам Калигула, спасаясь от бессонницы, заглядывал к нему жаркими летними ночами. Говорить громче уже давно опасались – даже за самое невинное замечание можно было угодить вместо гладиатора на арену, набитую под завязку львами или крокодилами, а то и просто быть зарезанным на глазах собственной семьи. Отвратительное убийство Эзия Прокула, виновного только в том, что молодой мужчина был высок ростом и хорош собой, отрезвило многих, заставив прикусить язык.
Поблизости от Гая Цезаря сидели и валялись на ложах остальные члены клана Юлиев-Клавдиев, лениво измываясь над дядюшкой принцепса глуповатым Клавдием. Сегодня темой шуток была недавно законченная им многотомная история этрусков, и все наперебой старались сказать о ней какую-нибудь гадость. Клавдий привычно морщил нос и плаксиво отбрехивался от нападок родственников, втягивая голову в плечи и глупо хихикая.
Из всей императорской родни не было только захворавшей Ливиллы и юного Гемела, назначенного Тиберием в соправители Гаю Цезарю. Впрочем, никто серьезно не относился к его правам на власть в Риме, разве только он сам.
Огромное помещение было залито светом сотен масляных светильников, с потолка сыпались цветы, столы ломились от яств, головы гостей украшали венки из роз и фиалок. Десятки слуг суетились вокруг сливок римского общества, пытаясь угодить высокопоставленным особам. Но все это великолепие не вызывало желания примкнуть к судорожному веселью. Может быть, тому виной были опасливые взгляды, которые благородные патриции бросали на своего принцепса. Для каждого, независимо от родовитости и заслуг перед Римом и самим Калигулой, это застолье могло стать последним.
Слишком много странностей успел совершить Гай Цезарь, о котором проницательный Тиберий заметил когда-то, что в своем племяннике он вскармливает ехидну для римского народа. В городе начали шептаться, что Калигула сошел с ума, и его поведение стало слишком распутным и жестоким даже по меркам Рима, не успевшего прийти в себя после потоков крови и диких оргий, устраиваемых Тиберием. Особенно заметно изменился принцепс после перенесенной тяжелой болезни, в результате которой относительно невинные чудачества Гая Цезаря стали принимать все более зловещие формы. Уже никто не вспоминал, с каким восторгом город встречал нового императора, сына обожаемого всеми Германика, подарившего исстрадавшимся от страшных вестей римлянам надежду на спокойную жизнь.
Когда поползли первые слухи, будто Калигула причастен к безвременной кончине своего дяди и, не дождавшись смерти принцепса, сорвал с пальца агонизирующего старца императорский перстень, никто сначала этому не поверил, но поступки нового правителя Рима говорили сами за себя.
Особенно потрясла горожан выходка Калигулы на свадьбе Гая Кальпурния Пизона и юной Ливии Орестиллы. Сидевшая неподалеку от императорского ложа Мессалина вспомнила о событиях того дня и криво улыбнулась. Нет, она не любила красавицу Орестиллу (да и какая женщина любит красивых женщин!), но то, что сотворил Калигула, далеко выходило за рамки приличий. Она сама присутствовала на злосчастной свадьбе и видела, как явившийся на свадебный пир принцепс сначала долго пожирал глазами очаровательную невесту, а затем под каким-то предлогом удалился с молодыми из зала.
Пир продолжался своим чередом. Гости поднимали кубки за молодых и пели похабные песенки, как принято в Риме со времен Ромула.
Помнится, Луций Сенека как раз начал длинную речь во славу отсутствующих молодоженов, как вдруг появился торжествующий Калигула, ведя за руку заплаканную Орестиллу, за которой брел потерянный жених. Сбившийся с мысли оратор чуть помедлил, вспоминая, на чем остановился, и продолжил тост, но принцепс повелительно махнул рукой, приказывая ему замолчать. В зале повисла тишина.
– Ты, верно, пьян, – усмехнулся Калигула, прижимая к себе безвольно стоявшую рядом девушку, лицо которой до неузнаваемости изменила безобразно размазанная косметика. – При чем здесь Пизон? Это моя невеста. Это я женюсь на Орестилле, или тебе что-то непонятно, Сенека?
Такой поворот событий оказался слишком крутым даже для прославленного оратора, и он, пробормотав что-то о долгих летах жизни для молодоженов, плюхнулся на свое место, изумленно вертя головой. Остальные приглашенные обладали еще меньшей гибкостью, поэтому, нестройно подняв кубки, принялись набивать рты свадебными лакомствами, а отставленный жених мялся за спиной усевшегося на его место Калигулы, не зная, куда приткнуться, чтобы не рассердить принцепса.
Но даже не эта странная свадьба удивила своим цинизмом римлян. Гораздо большее потрясение ждало их на следующий день, когда поутру они увидели потеряно бродившую вокруг дворца Орестиллу. После долгих расспросов выяснилось, что Калигула, переспав с юной девушкой, выкинул дочь претора седьмого года из палатинского дворца, дав ей развод. Когда же Пизон захотел, невзирая ни на что, жениться на обесчещенной подруге, император категорически запретил ему близко подходить к бывшей невесте, а той – встречаться с какими-либо мужчинами…
От размышлений Мессалину отвлек шум, раздавшийся со стороны императорского возвышения: это Калигула объявил, что с этого дня переименовывает месяц сентябрь в германик, и все дружно подняли кубки в память его отца, наперебой вознося хвалу его добродетелям. В хриплых выкриках девушке послышалась не только любовь граждан к одному из достойнейших граждан Рима, но и упрек принцепсу в том, что тот не унаследовал отцовских черт. Что ж, бывает, что яблочко от яблоньки откатывается очень далеко.
Мессалина тоже поднесла к губам кубок, оперевшись левой рукой о ложе, на котором рядом с ней возлежал верный Макрон. Невзирая на официальное расставание, они продолжали оставаться наполовину друзьями, наполовину любовниками. Префект претория любил свою очаровательную подругу за неукротимость характера, а она признавала, что без его мудрых советов и знания дворцовых сплетен не смогла бы ступить и шагу. Он стал для нее почти отцом, которого девушке так не хватало в юные годы.
Внезапно Мессалина почувствовала, как пальцы Макрона чуть ущипнули ее за ягодицу, предупреждая об опасности. Изобразив сладчайшую из улыбок и пригубив мульса, девушка оглядела из-под ресниц собрание, ища источник беспокойства, – и столкнулась глазами с Калигулой. На холодном лице Гая Цезаря не дрогнула ни одна жилка, словно это был не человек, а змея, гипнотизировавшая свою жертву. Еще несколько мгновений принцепс смотрел на нее мрачными, ничего не выражавшими глазами, а затем перевел взгляд на ее соседа сенатора Публия Корнелия Лентула Сципиона, и тот, поперхнувшись устрицей, закашлялся на весь зал. Жена Сципиона, первая красавица Рима Поппея Сабина, всполошно замахала руками, не зная, чем помочь мужу.
При виде сенаторских страданий Калигула злорадно ухмыльнулся:
– Эй, кто там рядом? Макрон, помоги нашему дорогому Сципиону избавиться от устрицы, чтобы потом не говорили, что он помер у меня в гостях. Не хотелось бы превращать пир в похороны, хотя, с другой стороны, если наш дорогой Сципион помрет, будет лишний повод выпить!
Прекрасно чувствовавший настроение императора, Макрон приподнялся и с маху так хлопнул по спине несчастного соседа, что тот, хрюкнув, ткнулся лицом в стоящий рядом кратер с разведенным вином, прекратив, однако, давиться застрявшим в горле куском.
Шум в зале мгновенно затих. Все подобострастно смотрели на Гая Цезаря, не зная, как реагировать на выходку префекта претория. Даже кинувшиеся к сенатору слуги остановились, ожидая от принцепса знака: помогать или нет несчастному гостю.
Сципион поднял залитое красным вином лицо и, обтерев его полой белоснежной тоги, жалко посмотрел на своего мучителя, ожидая самого худшего. Выдержав томительную паузу, Калигула лениво обвел глазами пирующих:
– За что я люблю Макрона, так это за его разносторонние дарования. Он у меня не только смелый воин, но и искусный лекарь. Ну кто еще так ловко сможет спасти жизнь человека? – Он рассмеялся лающим смехом, и зал залился громким хохотом вслед за хозяином палатинского дворца. Каждый из присутствующих старался показать ему свой восторг, радуясь в душе, что сам не стал объектом примитивных шуток любимца римской черни и солдатни.
Мессалина тоже расхохоталась от всей души, глядя на отчаянное выражение на лице покрасневшей от стыда Поппеи Сабины, на которую давно уже имела зуб. Проклятая баба мало того, что имела мужа, так еще держала в любовниках актера Мнестера, на которого Мессалина с недавнего времени стала поглядывать с повышенным интересом. Даже всегда невозмутимый Макрон, польщенный редкой императорской похвалой, расплылся в улыбке.
– Надеюсь, ты довольна? – шепнул он на ухо бывшей любовнице, кокетливо игравшей выбившимся локоном черных, как южная ночь, волос, присыпанных золотым порошком. Префект всегда знал, что может доставить ей удовольствие, зная характер молодой женщины лучше, чем она сама.
Несколько лет назад Макрон первым принес Мессалине весть о свадьбе Калигулы и Юнии Клавдиллы и, выдержав ее истерику, смог убедить, что еще не все потеряно, и она когда-нибудь станет императрицей Рима. Он слишком хорошо знал слабости своего принцепса и был уверен, что на одной жене Калигула не остановится. Так оно и вышло. Слишком сладострастен был принцепс, слишком развратен и лишен каких-либо моральных принципов, чтобы стать хорошим мужем, тем более что вокруг крутилось множество красивых женщин, да и сестры не давали скучать венценосному брату.
Понятие женской чести в окружении императора быстро превращалось в абстрактное понятие. Да и как было ее блюсти, если Калигула устраивал чуть ли не ежедневные оргии, на которых бесчестил самых благородных римских матрон, а потом громко рассказывал своим гостям, среди которых находились мужья несчастных, что проделывал с их супругами в соседней комнате.
Вот и сейчас он поманил к себе не отошедшую от стыда Поппею Сабину и, схватив ее за руку, потащил за пурпурную занавеску. Зорко следившая за братом Агриппина незаметно подтолкнула задумавшуюся Друзиллу, и та, встрепенувшись, протянула к Гаю Цезарю руку, словно пытаясь его остановить, но это легкое движение было мимолетным, и не успел Калигула нахмурить брови, как она уже, неловко улыбнувшись, сделала вид, что потянулась за кистью винограда.
Возлежавшие за пиршественным столом гости проводили глазами возбужденного принцепса, бесцеремонно подталкивавшего в спину бедную женщину, лицо которой залила пунцовая краска, и заговорили оживленнее, пользуясь несколькими минутами относительной свободы. В основном разговор вертелся вокруг очередной выходки Калигулы. Когда-то Тиберий, выбирая себе преемника, спросил у астролога Фрасилла о своем племяннике, и тот ответил, что Гай Цезарь скорее проскачет на коне через Байский залив, чем станет хозяином огромной империи. И вот теперь, став принцепсом, Гай Цезарь приказал заворачивать все корабли, шедшие из Египта с зерном для его столицы, выкидывать груз и ставить на якорях в ряд, образуя плавучий мост от Путеол до Байев. Причем корабли не только состыковали бортами, но и засыпали их палубы землей, образовав дорогу, по которой разрезвившийся император сначала проскакал верхом, а затем проехал в колеснице, злорадствуя, что дядя ошибся в своих прогнозах. Разумеется, все восхищались изобретательностью и мудростью Гая Цезаря, но в высокопарных хвалах в его честь было нечто такое, что перечеркивало все красивые слова, сказанные в честь императора.
В центр зала выпорхнули гадесские танцовщицы и начали сладостно извиваться под треск кастаньет, стараясь развлечь господ, но на них мало кто обращал внимание, обсуждая последние сплетни огромного города.
Отправив в рот неприличной формы пирожок, Мессалина облизнулась и внимательно оглядела блестящими фиалкового цвета глазами зал, стараясь запомнить его интерьер. Роскошь императорского дворца всегда производила на нее сильное впечатление, и, попадая сюда, она мечтала когда-нибудь подняться на Палатинский холм на правах хозяйки. О, она бы стала великой императрицей: красивой, умной, милостивой к жителям Рима! Сотни рабов целыми днями выполняли бы ее капризы, окружая венценосную красавицу негой и роскошью. И первое, что бы она сделала, это расправилась со своими соперницами и выслала из Рима мать, с которой с каждым годом было все сложнее находить общий язык. Овдовевшая Лепида и сама не отличалась излишней добропорядочностью, но поведение дочери, менявшей мужчин с невероятной скоростью, приводило ее в ужас, и она ежедневно пилила дочь, доказывая, что та плохо кончит, продолжая заводить сиюминутных любовников в ущерб своей репутации. Легкомысленной девушке ставились в укор не только текущие любовники, но и Макрон с Сеяном и даже исчезнувший Квинт.
Мессалина молчала, стиснув зубы, пока дело не доходило до херуска, и тут начинались страшные скандалы, отголоски которых доносились даже до маленьких кубикул, в которых жила прислуга. Девушка сама не понимала, что она нашла в жалком рабе, но почему-то именно он вызывал в ней чувство, похожее на нежность. Только с ним она чувствовала себя счастливой в постели, только с ним творила в ту ночь безумства, которыми затем сводила с ума других мужчин. С Квинтом ее ласки шли от души, а с остальными она хорошо исполняла знакомые движения, получая при этом некоторое удовольствие, как ремесленник делает добротные копии некогда созданного шедевра. Впрочем, с префектом претория у нее тоже иногда бывали страстные ночи, но тут к чувствам примешивался холодный расчет, а что можно взять с раба?
Может быть, воспоминания о ночи с Квинтом были дороги ей как память о тех временах, когда, будучи еще невинной девочкой, она мечтала о любви юного наследника огромной империи и надеялась на то, что он не забудет прелестную брюнетку, встретившуюся ему на рассвете в садах Мецената?
Однако ее надеждам не суждено было сбыться. По возвращении Гай Юлий несколько раз призывал Мессалину скрасить его ночи, но потом словно забыл о ее существовании. Не желавшая смириться с крахом своих надежд, она пристала с расспросами к Макрону, и тот тонко намекнул ей о происках императорских сестер, видевших в честолюбивой красавице, умевшей ублажить любого мужчину, сильную соперницу в борьбе за влияние на истеричного Калигулу. Особенно старалась в ее очернении Агриппина, не столь любимая, как Друзилла, но самая властолюбивая сестра. Бороться с ней было опасно, и Мессалине пришлось на некоторое время смирить свои амбиции, взяв обещание со старого знакомца, что тот даст ей знать, когда положение Агриппины пошатнется.
Рассматривая фрески на противоположной стене, на которых были изображены изящные веночки и целые гирлянды цветов, Мессалина вспомнила рассказы своего деда о сокровищах Клеопатры и их трагической любви с Марком Антонием. Вот это жизнь, ради которой можно и умереть! Размечтавшись, она не заметила, как проскользнула к своему мужу, опустив покаянную голову, поникшая Поппея, одежда которой находилась в полном беспорядке. Вышедший за ней из-за занавески Калигула зевнул и, направившись к помосту, снова плюхнулся на свое ложе. Пьяненький Клавдий, тряся головой, что-то спросил у племянника, и тот брезгливо передернул плечами:
– Лежит как бревно. Ну, я ее научил, как надо ноги раздвигать.
Притихшие гости, боявшиеся пропустить хотя бы слово принцепса, дружно расхохотались вслед за ним и так же резко оборвали смех, как только тот нахмурил брови.
А Калигула, прихлебывая вино из золотого кубка, исподлобья смотрел на подобострастные морды своих подданных. Ах, если бы у Рима была шея, с каким бы удовольствием он стиснул на ней свои пальцы!
* * *
Мессалина не слышала, о чем говорили в императорском окружении, но она слишком хорошо знала Гая Цезаря, чтобы не понять смысла сказанного, и на мгновение ощутила торжество, глядя, как на глазах соседки закипают слезы унижения и обиды.
Приподнявшийся на ложе Макрон обхватил свою подругу за плечи и, опустившись на подушки, увлек ее за собой.
– Злорадствуешь? – шепнул он ей, целуя за ухом шею.
– А ты против? – ответила Мессалина, лениво скользнув рукой под кожаные ленты, защищавшие бедра римских воинов.
– Не говори глупости. Милашка должна быть счастлива, что сам император обратил на нее свое благосклонное внимание. Если так и дальше будет продолжаться, то Калигула здорово улучшит римскую породу.
Еще со времен начала их знакомства Макрон не считал нужным скрывать от любовницы свои симпатии и антипатии. Даже когда они перестали делить ложе, и Мессалина обзавелась целым роем вздыхателей, он продолжал доверять ей свои тайные мысли. Может, ему нравилось ходить по лезвию ножа, или он беззаветно доверял девушке, но только префект претория говорил ей такие вещи, за которые его истерзанный пытками труп мог легко оказаться на Гемониях. Но, что еще более странно, она никогда, ни при его жизни, ни позднее, ничего не сказала такого, что могло скомпрометировать префекта претория. Он был ее ушами и глазами при вздорном Калигуле, единственный союзник, который мог защитить ее от нападок императорских сестер. Вот и теперь, покосившись по сторонам, он многозначительно посоветовал:
– На следующей неделе Калигула дает гладиаторские игры. Очень советую тебе их посетить. У Агриппины в самом разгаре роман с Лепидом, и я думаю, что она сделает все возможное, чтобы остаться во дворце и без помех развлечься с любвеобильным красавчиком. Друзилла вряд ли без ее поддержки сможет оказать тебе достойное сопротивление. Дерзай, моя красавица!
– Уговорил, дорогой. Разве я могу устоять перед советами самого префекта претория? Что еще расскажешь интересного?
– Кажется, над внуком Тиберия сгущаются тучи.
– Но ведь Калигула в прошлом году усыновил Гемелла и объявил его принцепсом молодежи!
– А тебе ничего не говорит его отсутствие на пиру? После смерти Тиберия Калигула чувствовал себя не очень уверенно и не мог откровенно нарушить волю своего предшественника, завещавшего власть над Римом им обоим. Вернее, как ты помнишь, он объявил завещание Тиберия недействительным и стал единственным правителем, но при этом решил смягчить неприятное впечатление от своей узурпации и придумал Гемеллу такой странный пост.
– Это ты ему посоветовал? – проницательно посмотрела на своего собеседника Мессалина, призывно облизнув ярко-красные губы.
– А что, плохая идея? – вопросом на вопрос отозвался Макрон, обняв ее за тонкую талию. – И волки сыты, и овцы целы.
– А ты не перестарался, мой милый? Калигула не любит ходить в должниках, а тебе он слишком многим обязан. В городе много интересного рассказывают о смерти старого принцепса и твоей роли в его кончине.
– Римляне любят судачить о делах, в которых ничего не смыслят. Не надо слушать разную чепуху.
– Так это неправда?
– Эта тайна дорогого стоит, – погладил по спине молодую женщину префект, любуясь, как поблескивает на ее волосах модный в то время золотой порошок. – Здесь я тебе не отвечу на этот вопрос. Слишком много ушей. Могу лишь посоветовать не верить всем сплетням, которые Порция тебе приносит с рынка.
– Какая же обстановка развяжет язык префекту претория? – вкрадчиво поинтересовалась Мессалина, осторожно покусывая ухо мужчины.
– Как насчет твоей спальни?
– А если тебя хватится принцепс?
Макрон задумчиво посмотрел на Калигулу, который, покачиваясь во все стороны, поднялся с ложа, давая понять, что пиршество подошло к концу. С одной стороны его подхватила Друзилла, с другой – ее подвыпивший супруг. Но Лепид явно переоценил свои силы и, не удержавшись, рухнул к ногам Калигулы. Навалившийся на хрупкую сестру принцепс зло пнул ногой обмякшее тело зятя и мутными глазами огляделся в поисках своего префекта. Перед его глазами раскинулся пиршественный зал, где на ложах в разных, весьма нескромных позах развалились гости, позабывшие, что находятся не в собственных спальнях, а в гостях у самого принцепса и его божественной сестры. Конечно, здесь были и те, у кого отход от скромных дедовских обычаев вызывал ужас, но даже этим людям приходилось изображать разнузданное поведение, чтобы не навлечь на себя императорский гнев.
– Прости, дорогуша, мне пора, – поцеловал Макрон молодую женщину и одним движением поднялся с ложа, оправляя одежду. – Но если хочешь узнать много интересного, не запирай двери. Возможно, я зайду к тебе попозже выпить фалернского.
Закончив приводить туалет в порядок, он подмигнул приятельнице и решительно направился к императору. Но перед тем как сделать первый шаг, он успел повернуться к Мессалине и добавить:
– Забыл сказать: если застану у тебя мужчину – отрежу у него яйца. Так и передай очередному своему любовнику, кем бы он ни был. Сегодня ты моя.
Потянувшись, Мессалина посмотрела в спину торопившегося к своему императору Макрона и тоже поднялась с ложа. По правилам дворцового этикета, как только принцепс покинет зал, его гости могут разойтись по домам, а ей особенно следовало поторопиться. Кто знает, сколько времени Макрон проведет с Калигулой? Сегодня ночью к ней должен был впервые заглянуть Мнестер, и было бы большой глупостью позволить им встретиться под ее крышей. Пусть Поппея считает, что она победила в борьбе за сердце и другие органы великого актера. Во-первых, еще не вечер, а во-вторых, она еще успеет поквитаться с женой Сципиона. Она еще не знает, с кем связалась!
* * *
Давно канули в Лету времена, когда юная Мессалина думала, что стоит ей только появиться перед принцепсом, и мир будет у ее ног. Глупо было верить словам Гая Цезаря, сказанным в садах Мецената, что он никогда ее не забудет. Прошло совсем немного времени после их разговора, а он уже успел жениться на Юнии Клавдилле. Мессалина прекрасно помнила, как у нее от отчаяния чуть не помутился разум, и Макрону с Лепидой стоило больших усилий успокоить ее оскорбленное самолюбие.
Макрон прав: надо затаиться и ждать своего часа, как хищник караулит свою добычу. Ждать и верить, невзирая на накатывавшиеся волны отчаяния, уходящие годы и страх надвигающегося одиночества. Ей было уже восемнадцать – не так мало по меркам Рима, и мать очень настоятельно советовала дочери прекратить гоняться за мечтой и обратить внимание на какого-нибудь из вздыхателей, круг которых редел с каждым годом.
