Текст книги "Том 6"
Автор книги: Иосиф Сталин (Джугашвили)
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Письмо т. Демьяну Бедному 15 июля 1924 г
Пишу Вам с большим опозданием. Имеете право ругать меня. Но Вы должны принять во внимание, что я необыкновенный лентяй насчет писем и вообще переписки.
По пунктам.
1. Это очень хорошо, что у Вас “радостное настроение”. Философия “мировой скорби” не наша философия. Пусть скорбят отходящие и отживающие. Нашу философию довольно метко передал американец Уитман: “Мы живы, кипит наша алая кровь огнем неистраченных сил”. Так-то, Демьян.
2. “И обидеть боюсь, и лечиться надо”, – пишете Вы. Мой совет: лучше обидеть пару другую посетителей и посетительниц, чем не лечиться по всем правилам искусства. Лечитесь, лечитесь, обязательно лечитесь. Не обидеть посетителей – это интересы минуты. Немножечко обидеть их во имя серьезного лечения – это уже интересы более длительные. Оппортунисты тем, собственно, и отличаются от своих антиподов, что интересы первого порядка ставят выше интересов второго порядка. Нечего и говорить, что Вы не будете подражать оппортунистам.
3. “Амнистионные нотки Вашего доклада секретарям укомов[59]59
См. настоящий том, стр. 234–260. – Ред.
[Закрыть] не без лукавства”, – пишете Вы. Вернее было бы сказать, что тут есть политика, которая, вообще говоря, не исключает и некоторого лукавства. Я думаю, что, после того как разбили вдребезги лидеров оппозиции, мы, т. е. партия, обязаны смягчить тон в отношении рядовых и средних оппозиционеров для того, чтобы облегчить им отход от лидеров оппозиции. Оставить генералов без армии – в этом вся музыка. Оппозиция имеет тысяч сорок – пятьдесят человек в партии; большинство из них хотело бы бросить своих лидеров, но мешает им свое собственное самолюбие или грубость, кичливость некоторых сторонников ЦК, изводящих булавочными уколами рядовых оппозиционеров и тормозящих тем самым их переход на нашу сторону. “Тон” моего доклада направлен против таких сторонников ЦК. Так, и только так, можно разрушить оппозицию, после того как ее лидеры осрамлены на весь свет.
4. “Не подведет ли нас урожай”, – спрашиваете Вы. Он уже подвел нас немножечко. Если в прошлом году собрали (валовой сбор) два миллиарда семьсот миллионов с лишним, то в этом году ожидается миллионов на 200 меньше. Это, конечно, удар по экспорту. Пораженных неурожаем хозяйств, правда, нынче в пять раз меньше, чем в 1921 году, и мы без особых усилий можем справиться с этим злом своими собственными силами. В этом можете не сомневаться. Но все же удар остается ударом. Впрочем нет худа без добра. Мы решили использовать обострившуюся готовность крестьянства сделать все возможное для того, чтобы застраховать себя в будущем от случайностей засухи, и мы постараемся всемерно использовать эту готовность в целях проведения (совместно с крестьянством) решительных мер по мелиорации, улучшению культуры земледелия и пр. Думаем начать дело с образования минимально необходимого мелиоративного клина по зоне Самара – Саратов – Царицын – Астрахань – Ставрополь. Откладываем на это дело миллионов пятнадцать – двадцать. В следующем году перейдем к южным губерниям. Это будет начало революции в нашем сельском хозяйстве. Местные люди говорят, что крестьянство окажет серьезную поддержку. Гром не грянет, мужик не перекрестится. Бич засухи, оказывается, необходим для того, чтобы поднять сельское хозяйство на высшую ступень и застраховать нашу страну от случайностей погоды навсегда. Колчак научил нас строить пехоту, Деникин – строить конницу, засуха учит строить сельское хозяйство. Таковы пути истории. И в этом нет ничего неестественного.
5. “Приезжайте”, – пишете Вы. К сожалению не могу приехать. Не могу, потому что некогда. Советую Вам устроить “на Баку гулялся”, – это необходимо. Тифлис не так интересен, хотя он внешне более привлекателен, чем Баку. Если Вы не видали еще лесов нефтяных вышек, то Вы “не видали ничего”. Уверен, что Баку даст Вам богатейший материал для таких жемчужинок, как “Тяга”.[60]60
Имеется в виду стихотворение Д. Бедного “Тяга” (см. Д. Бедный. Полное собрание сочинений. 1928, т. IX, стр. 86–93). – 278.
[Закрыть]
У нас, в Москве, полоса съездов еще не прошла. Речи и прения на V конгрессе – дело, конечно, хорошее, но это, собственно говоря, одна декорация. Много интереснее дружеская беседа с делегатами Запада (а также Востока), которую мы все здесь вели. Я имел длительную беседу с немецкими, французскими, польскими рабочими. Великолепный революционный “материал”! По всему видно, что там, на Западе, растет ненависть, настоящая революционная ненависть к буржуазным порядкам. С радостью слушал я их простые, но сильные речи об их желании “устроить революцию по-русски” у себя дома. Это новые рабочие. Таких еще не бывало на наших конгрессах. До революции еще, конечно, не так близко, но что дело идет к революции – в этом можно не сомневаться. Меня поразила еще одна черта у этих рабочих: теплая и сильная, почти материнская любовь к нашей стране и колоссальная, неограниченная вера в правоту, в способности, в могущество нашей партии. От недавнего скепсиса остались рожки да ножки. Это тоже не случайность. Это тоже признак нарастающей революции.
Так-то, Демьян.
Ну, довольно, пока. Крепко жму руку.
Ваш И. Сталин
15. VII. 24 г.
Печатается впервые
О Я.М. Свердлове
Есть люди, вожди пролетариата, о которых не шумят в прессе, может быть, потому, что сами они не любят шуметь о себе, но которые являются, тем не менее, жизненными соками и подлинными руководителями революционного движения. К числу таких вождей принадлежит Я.М. Свердлов.
Организатор до мозга костей, организатор по натуре, по навыкам, по революционному воспитанию, по чутью, организатор всей своей кипучей деятельностью, – такова фигура Я.М. Свердлова.
Что значит быть вождем-организатором в наших условиях, когда у власти стоит пролетариат? Это не значит подобрать помощников, составить канцелярию и давать через нее распоряжения. Быть вождем-организатором в наших условиях это значит, во-первых, – знать работников, уметь схватывать их достоинства и недостатки, уметь подойти к работникам, во-вторых, – уметь расставить работников так:
1) чтобы каждый работник чувствовал себя на месте;
2) чтобы каждый работник мог дать революции максимум того, что вообще способен он дать по своим личным качествам;
3) чтобы такого рода расстановка работников дала в своем результате не перебои, а согласованность, единство, общий подъем работы в целом;
4) чтобы общее направление организованной таким образом работы служило выражением и осуществлением той политической идеи, во имя которой производится расстановка работников по постам.
Я.М. Свердлов был именно такого рода вождем-организатором нашей партии и нашего государства.
Период 1917–1918 годов был периодом переломным для партии и государства. Партия в этот период впервые стала правящей силой. Впервые в истории человечества возникла новая власть, – власть Советов, власть рабочих и крестьян. Перевести партию, дотоле нелегальную, на новые рельсы, создать организационные основы нового пролетарского государства, найти организационные формы взаимоотношений между партией и Советами, обеспечив партии руководство, а Советам их нормальное развитие, – такова сложнейшая организационная задача, стоявшая тогда перед партией. В партии не найдется людей, которые решились бы отрицать, что Я.М. Свердлов был одним из первых, если не первым, который умело и безболезненно разрешил эту организационную задачу по строительству новой России.
Идеологи и агенты буржуазии любят повторять истасканные фразы о том, что большевики не умеют строить, что они способны будто бы лишь разрушать. Я.М. Свердлов, вся его работа является живым опровержением этих россказней. Я.М. Свердлов и его работа в нашей партии не есть случайность. Партия, породившая такого великого строителя, как Я.М. Свердлов, может смело сказать, что она умеет так же хорошо строить новое, как и разрушать старое.
Я далек от того, чтобы претендовать на полное знакомство со всеми организаторами и строителями нашей партии, но должен сказать, что из всех знакомых мне незаурядных организаторов я знаю – после Ленина – лишь двух, которыми наша партия может и должна гордиться: И.Ф. Дубровинского, который погиб в туруханской ссылке, и Я.М. Свердлова, который сгорел на работе по строительству партии и государства.
“Пролетарская Революция” № 11 (34), ноябрь 1924 г.
Подпись И. Сталин
К международному положению
Я думаю, что для характеристики современного международного положения нет никакой необходимости учитывать все сколько-нибудь значительные факты, все без исключения особенности нынешней международной действительности. Для этого необходимо учесть лишь основные, решающие моменты современности. В настоящее время таких моментов имеется, по-моему, три:
а) наступление “эры” буржуазно-демократического “пацифизма”;
б) вмешательство Америки в дела Европы и лондонское соглашение Антанты о репарациях;
в) усиление левых элементов в рабочем движении Европы и рост международного удельного веса Советского Союза.
Рассмотрим эти основные моменты.
1. Полоса буржуазно-демократического “пацифизма”
Антанта оказалась бессильной справиться с результатами своих военных побед. Побить Германию и окружить Советский Союз удалось ей вполне. Составить план ограбления Европы ей также удалось. Об этом говорят бесчисленные конференции и договоры государств Антанты. Но выполнить план ограбления она оказалась бессильной. Почему? Потому, что слишком велики противоречия между странами Антанты. Потому, что не удалось и не удастся им сговориться о дележе награбленного. Потому, что сопротивление стран, подлежащих ограблению, становится все более серьезным. Потому, что осуществление плана ограбления чревато военными столкновениями, а массы воевать не хотят. Теперь ясно для “всех”, что лобовая империалистическая атака на Рур, рассчитанная на изничтожение Германии, оказалась опасной для самого же империализма. Ясно также и то, что откровенно империалистическая политика ультиматумов, рассчитанная на изоляцию Советского Союза, дает лишь обратные результаты. Создалась такая обстановка, что Пуанкаре и Керзон, служа империализму верой и правдой, обостряли тем не менее своей “работой” растущий кризис в Европе, вызывали отпор масс против империализма, толкали массы на революцию. Отсюда неизбежность перехода буржуазии от политики лобовой атаки к политике компромиссов, от империализма открытого к империализму прикрытому, от Пуанкаре и Керзона к Макдональду и Эррио. Грабить мир без прикрытия стало небезопасно. Рабочая партия в Англии и левый блок во Франции[61]61
“Левый блок” во Франции – блок радикалов и радикал-социалистов во главе с Эдуардом Эррио, пришедший к власти в мае 1924 года. Прикрываясь “левой” фразеологией, правительство “левого блока” на практике активно помогало французскому империализму в его внешней и внутренней политике. Правительство Эррио продержалось у власти до апреля 1925 года. – 281.
[Закрыть] должны прикрыть наготу империализма. В этом источник “пацифизма” и “демократизма”.
Иные думают, что буржуазия пришла к “пацифизму” и “демократизму” не от нужды, а по доброй воле, по свободному, так сказать, выбору. При этом предполагается, что буржуазия, разбив рабочий класс в решающих боях (Италия, Германия), почувствовала себя победительницей и теперь она может позволить себе “демократизм”. Иначе говоря, пока шли решающие бои, буржуазия нуждалась в боевой организации, в фашизме, теперь же, когда пролетариат разбит, буржуазия не нуждается больше в фашизме и она может заменить его “демократизмом”, как лучшим методом закрепления своей победы. Отсюда делается тот вывод, что власть буржуазии упрочилась, “эру пацифизма” нужно считать длительной, а революцию в Европе – отложенной в дальний ящик.
Это предположение совершенно неправильно.
Во-первых, неверно, что фашизм есть только боевая организация буржуазии. Фашизм не есть только военно-техническая категория. Фашизм есть боевая организация буржуазии, опирающаяся на активную поддержку социал-демократии. Социал-демократия есть объективно умеренное крыло фашизма. Нет основания предположить, что боевая организация буржуазии может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки социал-демократии. Столь же мало оснований думать, что социал-демократия может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки боевой организации буржуазии. Эти организации не отрицают, а дополняют друг друга. Это не антиподы, а близнецы. Фашизм есть неоформленный политический блок этих двух основных организаций, возникший в обстановке послевоенного кризиса империализма и рассчитанный на борьбу с пролетарской революцией. Буржуазия не может удержаться у власти без наличия такого блока. Поэтому было бы ошибочно думать, что “пацифизм” означает ликвидацию фашизма. “Пацифизм” в нынешней обстановке есть утверждение фашизма с выдвижением на первый план его умеренного, социал-демократического крыла.
Во-вторых, неверно, что решающие бои были уже, что пролетариат был разбит в этих боях, что буржуазная власть ввиду этого упрочилась. Решающих боев не было еще хотя бы потому, что не было массовых действительно большевистских партий, способных привести пролетариат к диктатуре. Без таких партий решающие бои за диктатуру в условиях империализма невозможны. Решающие бои на Западе еще предстоят. Были лишь первые серьезные атаки, отбитые буржуазией, первая серьезная проба сил, показавшая, что пролетариат еще не в силах свергнуть буржуазию, а буржуазия уже не в силах сбросить со счетов пролетариат. И именно потому, что буржуазия уже не в силах поставить на колени рабочий класс, она оказалась вынужденной отказаться от лобовой атаки, пойти на обходные пути, пойти на компромиссы, прибегнуть к “демократическому пацифизму”.
Наконец, неверно и то, что “пацифизм” является признаком силы, а не слабости буржуазии, что из “пацифизма” должно получиться упрочение власти буржуазии, отсрочка революции на неопределенный срок. Современный пацифизм означает приход к власти, прямой или косвенный, партий II Интернационала. Но что значит приход к власти партий II Интернационала? Это значит неизбежное их саморазоблачение, как лакеев империализма, как изменников пролетариата, ибо правительственная практика этих партий может привести лишь к одному результату: к их политическому банкротству, к росту противоречий внутри этих партий, к их разложению, распаду. Но разложение этих партий ведет к неминуемому разложению власти буржуазии, ибо партии II Интернационала являются опорой империализма. Могла ли пойти буржуазия на этот рискованный опыт с пацифизмом без особой нужды, по доброй воле? Конечно, нет! За период после империалистической войны буржуазия второй раз проделывает опыт с пацифизмом: первый раз – непосредственно после войны, когда революция, казалось, стучалась в двери, и второй раз – в настоящее время, после рискованных опытов Пуанкаре и Керзона. Кто решится отрицать, что это метание буржуазии от пацифизма к оголтелому империализму и обратно не может пройти даром для империализма, что оно вышибает из обычной обывательской колеи миллионные массы рабочих, что оно втягивает в политику самые отсталые слои пролетариата, что оно облегчает их революционизирование? Конечно, “демократический пацифизм” не есть еще керенщина, ибо керенщина предполагает двоевластие, развал буржуазной власти и зарождение основ власти пролетарской. Но что пацифизм означает величайшую раскачку народных масс, их втягивание в политику, что пацифизм расшатывает буржуазную власть и подготовляет почву для революционных встрясок, – в этом едва ли можно сомневаться. И именно поэтому пацифизм должен привести не к упрочению, а к ослаблению буржуазной власти, не к отсрочке революции на неопределенный срок, а к ее ускорению.
Из этого, конечно, не следует, что пацифизм не представляет серьезной опасности для революции. Пацифизм ведет к подрыву основ буржуазной власти, он подготавливает условия, благоприятные для революции. Но пацифизм может привести к таким результатам лишь против воли самих “пацифистов” и “демократов”, лишь при энергичной разоблачательской работе коммунистических партий насчет империалистической и контрреволюционной природы пацифистско-демократической власти Эррио – Макдональда. Что же касается воли самих пацифистов и демократов, что касается политики самих империалистов, то они, идя на пацифизм, преследуют лишь одну цель: обмануть массы звонкими фразами о мире для того, чтобы подготовить новую войну, ослепить их блеском “демократизма” для того, чтобы утвердить диктатуру буржуазии, усыпить массы шумихой о “суверенных” правах наций и государств для того, чтобы тем успешнее подготовить интервенцию в Китае, резню в Афганистане и в Судане, расчленение в Персии, околпачить их широковещательной болтовней о “дружеских” отношениях с Советским Союзом, о тех или иных “договорах” с Советской властью для того, чтобы тем теснее связаться с вышибленными из России контрреволюционными заговорщиками на предмет бандитских выступлений в Белоруссии, на Украине, в Грузии. Пацифизм нужен буржуазии для маскировки. В этой маскировке – главная опасность пацифизма. Добьется ли буржуазия своей цели обмана народа – это зависит от энергии разоблачательской работы компартий Запада и Востока, от их умения срывать маску с империалистов в пацифистском облачении. Несомненно, что события и практика будут работать в этом отношении на коммунистов, вбивая клин между пацифистскими словами и империалистскими делами демократических прислужников капитала. Долг коммунистов – не отставать от событий и безжалостно разоблачать каждый шаг, каждый акт прислужничества империализму и измены пролетариату со стороны партий II Интернационала.
2. Вмешательство Америки в дела Европы и лондонское соглашение Антанты о репарациях
Лондонская конференция Антанты[62]62
Лондонская конференция Антанты состоялась 16 июля – 16 августа 1924 года с участием Англии, Франции, Соединенных Штатов Америки и других стран. Конференция была созвана для обсуждения и решения вопроса о репарациях с Германии. – 286.
[Закрыть] является наиболее полным выражением лживого, фальшивого буржуазно-демократического пацифизма. Если приход к власти Макдональда – Эррио и шумиха об “установлении нормальных отношений” с Советским Союзом должны были прикрыть и замаскировать ожесточенную борьбу классов в Европе и смертельную вражду буржуазных государств к Советскому Союзу, то соглашение Антанты в Лондоне должно прикрыть и замаскировать отчаянную борьбу Англии и Франции за гегемонию в Европе, возрастающее противоречие между Англией и Америкой в борьбе за господство на мировом рынке, нечеловеческую борьбу германского народа против гнета Антанты. Нет больше войны между классами, конец революции, теперь можно будет кончить дело сотрудничеством классов, – вопят Макдональды и Ренодели. Нет больше борьбы между Францией и Англией, между Америкой и Англией, между Германией и Антантой, конец войне, теперь можно будет кончить дело всеобщим миром во главе с Америкой, – вторят им друзья по лондонскому соглашению и братья по измене делу рабочего класса, социал-демократические герои пацифизма.
Что же, однако, произошло на лондонской конференции Антанты?
До лондонской конференции репарационный вопрос решался Францией самостоятельно, более или менее независимо от “союзников”, ибо Франция имела в репарационной комиссии обеспеченное большинство. Оккупация Рура служила средством хозяйственной дезорганизации Германии и гарантией того, что Франция получит от Германии репарационные платежи, уголь и кокс для французской металлургии, химические полуфабрикаты и краски для французской химической промышленности и беспошлинный ввоз эльзасских текстильных фабрикатов в Германию. План был рассчитан на создание материальной базы для военной и экономической гегемонии Франции в Европе. Но план этот, как известно, не удался. Метод оккупации привел лишь к обратным результатам. Ни платежей, ни поставок натурой в сколько-нибудь удовлетворительных размерах Франция не получила. Наконец, сам автор оккупации, Пуанкаре, оказался выброшенным за борт за его откровенно империалистическую политику, чреватую новой войной и революцией. Что касается гегемонии Франции в Европе, то она оказалась неудавшейся не только потому, что метод оккупации и откровенного грабежа исключал возможность хозяйственной смычки между французской и германской промышленностью, но и потому, что Англия была решительно против такой смычки, ибо Англия не могла не знать, что соединение германского угля с французским металлом не может не подорвать английскую металлургию.
Что же дала взамен всего этого лондонская конференция Антанты?
Во-первых, конференция отвергла путь самостоятельного решения вопросов репараций со стороны Франции, признав, что конфликтные вопросы должны решаться в последнем счете арбитражной комиссией из представителей Антанты во главе с представителями Америки.
Во-вторых, конференция отвергла оккупацию Рура и признала необходимость эвакуации, хозяйственной (немедленно) и военной (через год или раньше). Мотивы: оккупация Рура на данной стадии опасна с точки зрения политического состояния Европы и неудобна с точки зрения организованного и систематического грабежа Германии. А что Антанта собирается грабить Германию основательно и систематически, – в этом едва ли может быть какое-либо сомнение.
В-третьих, отвергнув интервенцию военную, конференция вполне одобрила интервенцию финансово-хозяйственную, признав:
а) необходимость создания эмиссионного банка в Германии, подконтрольного специальному иностранному комиссару;
б) переход в частные руки государственных железных дорог, управляемых под контролем специального иностранного комиссара;
в) создание так называемого “переводного комитета” из представителей союзников, сосредоточивающего в своих руках все репарационные платежи в германской валюте, финансирующего германские поставки натурой из платежных сумм, могущего вкладывать некоторые суммы репарационных платежей (в случае нецелесообразности их перевода во Францию) в германскую промышленность и имеющего, таким образом, полную возможность держать в своих руках денежный рынок Германии.
Едва ли нужно доказывать, что это есть превращение Германии в колонию Антанты.
В-четвертых, конференция признала за Францией право принудительного получения от Германии угля и химических продуктов в продолжение известного периода времени, но она тут же оговорилась, что за Германией остается право обращаться в арбитражную комиссию с требованием сокращения количества или даже прекращения этих принудительных платежей натурой. Тем самым она свела права Франции к нулю или почти к нулю.
Если ко всему этому добавить заем Германии в 800 миллионов марок, покрываемый английскими и главным образом американскими банкирами, если принять далее во внимание, что на конференции командовали банкиры, прежде всего, американские банкиры, то картина получится законченная: от французской гегемонии остались рожки да ножки, вместо гегемонии Франции получилась гегемония Америки.
Таковы итоги лондонской конференции Антанты.
Иные думают, на этом основании, что отныне противоречия интересов внутри Европы должны поблекнуть перед лицом гегемонии Америки; что Америка, заинтересованная в вывозе капитала в Европу, сумеет посадить европейские страны на паек и заставит их сидеть смирно во славу обогащения своих банкиров; что мир в Европе, правда принудительный, можно считать ввиду этого более или менее обеспеченным, на более или менее продолжительный период. Это предположение совершенно неправильно.
Во-первых, конференция решала вопрос о Германии без хозяина, без германского народа. Можно, конечно, “планировать” превращение Германии в завзятую колонию. Но пытаться превратить на деле в колонию такую страну, как Германия, теперь, когда даже отсталые колонии с трудом приходится удерживать в повиновении, – это значит заложить мину под Европу.
Во-вторых, конференция несколько отодвинула назад слишком выдвинувшуюся вперед Францию, ввиду чего естественно получился фактический перевес Англии в Европе. Но думать, что Франция может помириться с перевесом Англии, – значит не считаться с фактами, не считаться с логикой вещей, которая обычно оказывается сильнее всякой иной логики.
В-третьих, конференция признала гегемонию Америки. Но американский капитал заинтересован в финансировании франко-германской промышленности, в наиболее рациональном ее использовании, например, в духе комбинации французской металлургии с германской угольной промышленностью. Едва ли можно сомневаться в том, что американский капитал использует свои преимущества в этом именно, наиболее выгодном для него, направлении. Но думать, что Англия помирится с таким положением, – значит не знать Англии, не знать того, до чего дорожит Англия интересами своей металлургической промышленности.
Наконец, Европа не есть изолированная страна, она связана со своими колониями, она живет соками этих колоний. Думать, что конференция может что-либо изменить к “лучшему” в отношениях между Европой и колониями, что она может задержать или замедлить развитие противоречий между ними, – значит верить в чудеса.
Какой же из этого вывод?
Вывод один: конференция в Лондоне не разрешила ни одного из старых противоречий в Европе, но зато она дополнила их новыми противоречиями, противоречиями между Америкой и Англией. Несомненно, что Англия по-старому будет углублять антагонизм между Францией и Германией для того, чтобы обеспечить свое политическое преобладание на континенте. Несомненно, что Америка, в свою очередь, будет углублять антагонизм между Англией и Францией для того, чтобы обеспечить свою гегемонию на мировом рынке. Мы уже не говорим о глубочайшем антагонизме между Германией и Антантой.
Мировые события будут определяться этими антагонизмами, а не “пацифистскими” речами висельника Юза и велеречивого Эррио. Закон о неравномерном развитии империалистических стран и неизбежности империалистических войн остается теперь в силе больше, чем когда бы то ни было. Лондонская конференция лишь маскирует эти антагонизмы для того, чтобы заложить новые предпосылки для их небывалого обострения.
3. Усиление революционных элементов в рабочем движении Европы. Рост международной популярности Советского Союза
Одним из вернейших признаков неустойчивости “пацифистско-демократического режима”, одним из несомненнейших признаков того, что сам этот “режим” является пеной на поверхности от глубочайших революционных процессов, происходящих в недрах рабочего класса, – нужно считать решительную победу революционного крыла в компартиях Германии, Франции, России, рост активности левого крыла в английском рабочем движении и, наконец, рост популярности Советского Союза среди трудящихся масс Запада и Востока.
Компартии на Западе развиваются в своеобразных условиях. Во-первых, они неоднородны по составу, ибо они образовались из бывших социал-демократов, прошедших старую школу, и из молодых членов партии, не имеющих еще достаточного революционного закала. Во-вторых, кадры там не чисто большевистские, ибо на ответственных постах стоят выходцы из других партий, не успевшие еще порвать окончательно с социал-демократическими пережитками. В-третьих, они имеют перед собой такого опытного противника, как прошедшая огонь и медные трубы социал-демократия, все еще представляющая огромную политическую силу в рядах рабочего класса. Наконец, они имеют против себя такого могучего врага, как европейская буржуазия с ее испытанным государственным аппаратом, с ее всесильной прессой. Думать, что такие компартии способны опрокинуть “с сегодня на завтра” европейский буржуазный строй, – значит жестоко заблуждаться. Поэтому очередная задача состоит в том, чтобы сделать компартии Запада действительно большевистскими, выковать в них настоящие революционные кадры, способные перестроить всю партийную практику в духе революционного воспитания масс, в духе подготовки революции.
Так обстояло дело с компартиями Запада еще в недавнем прошлом. Но в последнее полугодие дело начинает меняться к лучшему. Последнее полугодие замечательно в том отношении, что оно дает коренной перелом в жизни компартий Запада в смысле ликвидации социал-демократических пережитков, в смысле большевизации партийных кадров, в смысле изоляции оппортунистических элементов.
Какую опасность могут представить для революции социал-демократические пережитки в компартиях, – это с очевидностью вскрылось в печальном опыте с Саксонским рабочим правительством,[63]63
Саксонское рабочее правительство образовалось 11 октября 1923 года в результате массового революционного движения, развернувшегося но всей Германии. В него вошли 5 социал-демократов и 2 коммуниста. Правительство возглавлял “левый” социал-демократ Цейгнер. Коммунисты, вошедшие в состав Саксонского правительства, проводили капитулянтскую политику брандлеровского руководства компартии Германии и вместе с “левыми” социал-демократами сорвали дело вооружения пролетариата и развития революции в Германии. 30 октября 1923 года имперские войска разогнали Саксонское рабочее правительство. – 293.
[Закрыть] когда оппортунистические лидеры попытались превратить идею единого фронта, как средство революционной мобилизации и организации масс, в метод социал-демократических парламентских комбинаций. Это был поворотный пункт, открывший глаза партийным массам и поднявший их против оппортунистических вождей.
Вторым вопросом, подорвавшим авторитет правых лидеров и выдвинувшим на сцену новых, революционных вождей, нужно считать так называемый “русский” вопрос, т. е. дискуссию в РКП(б). Известно, что группа Брандлера в Германии и группа Суварина[64]64
Группа Суварина – оппортунистическая группа внутри французской компартии, возглавлялась Сувариным, ярым сторонником Троцкого. Поддерживая троцкистскую оппозицию в РКП(б), группа Суварина клеветала на коммунистическую партию Франции и Коминтерн, грубо нарушала партийную дисциплину. В 1924 году IV расширенный пленум Исполкома Коминтерна удовлетворил требование французской компартии об исключении Суварина из компартии Франции, а VII расширенный пленум Исполкома Коминтерна в 1926 году исключил его из рядов Коммунистического Интернационала за контрреволюционную пропаганду. – 293.
[Закрыть] во Франции решительно поддержали оппортунистическую оппозицию в РКП(б) против основных кадров РКП(б), против ее революционного большинства. Это был вызов революционным рабочим массам Запада, определенно сочувствующим Советской власти и ее руководителю – РКП(б). Это был вызов партийным массам и революционному крылу компартий Запада. Не удивительно, что вызов этот кончился полным разгромом групп Брандлера и Суварина. Не удивительно, что дело это нашло свой отклик во всех остальных компартиях Запада. Если к этому добавить факт полной изоляции оппортунистического течения в РКП(б), то картина получится законченная. V конгресс Коминтерна[65]65
V Всемирный конгресс Коминтерна происходил в Москве 17 июня – 8 июля 1924 года. На конгрессе присутствовало 510 делегатов, представлявших 60 организаций из 49 стран.
Конгресс обсудил вопросы о деятельности Исполкома Коминтерна, о мировом экономическом положении, об экономическом положении в СССР и дискуссии в РКП(б), о фашизме, о тактике в профессиональном движении, о производственных ячейках, вопросы партий отдельных стран, программный, национальный, аграрный и другие вопросы. И.В. Сталин был членом президиума конгресса и членом его важнейших комиссий: политической, программной, для выработки резолюции о ленинизме, и председателем польской комиссии. V конгресс Коминтерна единодушно поддержал большевистскую партию в ее борьбе против троцкизма. Конгресс утвердил резолюцию XIII партконференции и XIII съезда РКП(б) “Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии” и постановил опубликовать ее в качестве постановления конгресса. Конгресс принял решение об укреплении коммунистических партий капиталистических стран, о их большевизации и превращении в действительно массовые партии, опирающиеся на профессиональные союзы. – 294.
[Закрыть] лишь закрепил победу революционного крыла в основных секциях Коминтерна.
Несомненно, что ошибки оппортунистических вождей сыграли значительную роль в деле ускорения большевизации компартий Запада. Но столь же несомненно и то, что тут действовали и другие, более глубокие причины: успешное наступление капитала за последние годы, ухудшение жизненных условий рабочего класса, наличие громадной армии безработных, состояние общей экономической неустойчивости капитализма, нарастание революционного возмущения среди широких рабочих масс. Рабочие идут к революции, и они хотят иметь революционных вождей.
Итог. Процесс окончательного оформления действительно большевистских партий на Западе, представляющих опору грядущей революции в Европе, – начался. Таков итог последнего полугодия.
* * *
Еще более тяжелы и своеобразны условия развития профессиональных союзов на Западе.
Во-первых, они узки по своей “испытанной” цеховой практике и враждебны социализму, ибо, возникши раньше социалистических партий и развившись без их помощи, они привыкли кичиться своей “независимостью”, цеховые интересы ставят выше классовых интересов и ничего, кроме “копейки на рубль”, признавать не хотят.
Во-вторых, они консервативны по духу и враждебны ко всяким революционным начинаниям, ибо они имеют во главе старую, продажную, подкармливаемую буржуазией профсоюзную бюрократию, всегда готовую отдать профсоюзы в услужение империализму.