Текст книги "Диверсанты. Легенда Лубянки – Павел Судоплатов"
Автор книги: Иосиф Линдер
Соавторы: Сергей Чуркин,Николай Абин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Горько сознавать, что накопленный русской армией опыт ведения специальных армейских операций был частью утерян, а частью не востребован в должном объеме. Ведь как могла измениться история Европы в случае пленения Наполеона во время Русской кампании 1812 г.! На российских военных скрижалях этот факт мог занять совершенно особое место. Но, увы, окруженный со всех сторон, император Франции прошел со своей гвардией сквозь позиции русских войск, как нож сквозь масло. Несгибаемый дух, серьезная подготовка и личная преданность солдат Наполеона сделали свое дело. Верность гвардейцев императору, их мужество на поле боя были прямым следствием заботы Наполеона о своей гвардии.
Д. В. Давыдов высоко оценил поведение «старых ворчунов», как называли французскую гвардию в начале ноября 1812 г., в своих мемуарах:
«Наконец, подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон. <…> Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегали все усилия наши и остались невредимыми… Я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих всеми родами смерти угрожаемых воинов! <…> Гвардия с Наполеоном прошла посреди толпы казаков наших, как стопушечный корабль между рыбачьими лодками».[8]8
Давыдов Д. В. Дневник партизанских действий 1812 г. // Денис Давыдов. Надежда Дурова. Л., 1985. С. 114–115.
[Закрыть]
К сожалению, опыт большинства «партизанских партий» не нашел должного развития и продолжения в теории и практике военного искусства. Опыт екатерининских егерей и партизан 1812 г. во многом оказался утраченным. Книга Д. Давыдова «Опыт теории партизанского действия», впервые изданная в 1821 г., практически не изучалась. Во время Польской войны (восстания 1830–1831 гг.) это позволило отряду Г. Дембиньского (ок. 4000 человек) пройти сквозь боевые порядки русских войск из Литвы под Варшаву через Беловежскую Пущу. И только столкнувшись с ожесточенным сопротивлением горцев в ходе многолетней Кавказской войны (1817–1864), об опыте партизанских действий вспомнили опять.
А ведь генерал-лейтенант Давыдов (это звание он получил в 1831 г.) дал первое теоретическое обоснование применения легких войск в российских условиях. В его книге исследованы многие вопросы подготовки и ведения партизанских действий мобильными отрядами регулярной армии. Он писал:
«Военное устройство каждого государства должно согласовываться с обычаями, нравом и склонностями народными; иначе полководцы обманутся в расчетах своих! Природа непобедима; дорого заплатят те, кои для успеха оружия своего дерзнут преобразовать турок в кирасиры и подчинить их тактическим построениям и оборотам или обеспечатся в лагере, охраняемом европейцами, одетыми в казачье платье. <…>
Верх совершенства военной силы должен бы заключаться в совокупном обладании европейскою армией войсками азиатских народов, дабы первою сражаться в полном смысле слова, а последними отнимать у неприятеля способы к пропитанию и к бою… Я говорю о казаках».[9]9
Давыдов Д. В. Опыт теории партизанского действия. М., 1821. С. 31, 34.
[Закрыть]
Книга Давыдова являлась и первым практическим пособием по формированию и подготовке партизанских отрядов, руководству ими и боевому применению в тылу неприятеля. Не остались без внимания и особенности тактики армейских партизанских отрядов. Оценив потенциал иррегулярных казачьих войск, Давыдов предложил сформировать в России кавалерийские подразделения, специально предназначенные для ведения партизанских действий в тылу противника. Но, но, но… Всегдашнее шапкозакидательское настроение, равно как и высокомерие высших военных и политических кругов, уже пожинавших плоды великой победы над недавним кумиром и завоевателем Европы, отбрасывало все остальные «мелочи» в сторону. К тому же страх иметь сильные самостоятельные структуры военной машины, готовые в любой момент к ведению «особых военных действий, отличиствующих от способов военных регулярных войск», пугали высшее начальство. Слепое подчинение и четкость построений на плацу более грели душу…
Выше мы уже упомянули Кавказскую войну 1817–1864 гг. Кавказский корпус, который вел боевые действия с регулярными армиями Турции и Персии, а с 1817 г. постоянно участвовал в боях с горцами, являлся наиболее боеспособной частью русской армии. Кавказская война велась специфическими методами, поскольку горцы использовали партизанскую тактику – засады и налеты. Прочные кованые стволы старинных ружей, находившихся на вооружении горцев, позволяли использовать двойной заряд пороха, что увеличивало дальность стрельбы с 250 до 400–500 м. Прочностные характеристики более легких штатных армейских ружей этого не позволяли, а нарезных штуцеров в корпусе были единицы. Располагаясь на господствующих высотах, горцы получали не только огневое, но прежде всего тактическое преимущество, успевая в случае угрозы окружения отойти в безопасное место.
Специфика ведения боевых действий против горцев (разведка, засады, налеты) в условиях пересеченной местности привела к появлению у казаков особых пеших команд, которые еще при светлейшем князе Г. А. Потемкине в XVIII в. получили название пластунских. Характер выполняемых ими задач, способы разрешения поставленных задач на местах, взаимодействие агентурной и силовой разведки, а также методы подготовки пластунов во многом схожи с деятельностью современного армейского спецназа. Девиз пластунов: «Лисий хвост, волчья пасть» – наилучшим образом характеризует особенности их тактики. Однако первые штатные команды пластунов из состава Черноморского и Кавказского казачьих войск, использовавшие тактику засад и молниеносных налетов, были созданы в России только в 1828–1829 гг.
Историк кубанского казачества Андрей Серба так описывает систему подготовки пластунов:
«Будущие разведчики обучались побеждать „голыми“ руками вооруженного противника, в одиночестве противостоять нескольким врагам, совершать длительные пешие переходы, быстро бегать и плавать, уметь задействовать в экстремальной ситуации все резервы тела, в нужный момент при давать конечностям и суставам неестественное положение. Заодно закалялась и воля будущих лазутчиков: их учили „держать удар“, быть невосприимчивыми к физической боли, не теряться в любой ситуации: например, внезапно провалившись при беге в ночном лесу в яму-ловушку, обучаемый во время падения должен был поразить цель из пистолета или нанести по сторонам несколько ударов кинжалом.
Лучшим из выпускников доверялись тайные миссии, остальные усиливали различные спецотряды».[10]10
Серба А. Пластуны // Русский стиль. 1993. № 1. С. 46.
[Закрыть]
В 1842 г. в составе Кавказской армии были сформированы пластунские батальоны – армейский спецназ своего времени, – число которых к началу Восточной (Крымской) войны 1853–1856 гг. увеличилось до шести. Их боевая деятельность до сих пор может служить образцом для подражания. Добавим, что П. А. Судоплатов родился на юге и в детстве и юности вполне мог слышать рассказы о боевых действиях времен Отечественной войны 1812 г., Кавказской и Крымской войн. А некоторые понятия о тактике белых и красных казаков он получил на своем собственном опыте в период Гражданской войны. Об этом мы расскажем впоследствии.
Однако вернемся к событиям, связанным с теорией и практикой «малой войны». В 1850 г. полковник И. В. Вуич написал книгу «Малая война». Под «малой войной» он понимал разведку, сторожевое охранение, действия в тылу противника и охрану собственных тылов. Таким образом, теоретические разработки и боевая практика отдельных воинских частей позволяли сделать вывод о необходимости более активного участия специальных подразделений в противоповстанческих действиях, но на практике этого не случилось. Отметим, что большинство тактических приемов партизанской и контрпартизанской войны, использовавшихся в XIX в., не утратили значения до настоящего времени.
Во время Крымской кампании французские генералы показали, что хорошо помнят уроки партизанских действий русских отрядов в Отечественную войну 1812 г. Когда после взятия Севастополя французское правительство начало планировать наступление вглубь России, командующий французской армией генерал Э. Пелисье заявил, что уйдет в отставку, если ему отдадут такой приказ. Опытный генерал хорошо представлял сложность защиты коммуникаций, протянувшихся от побережья до центральных губерний России. Можно с уверенностью сказать, что угроза партизанской войны была одной из причин, заставивших союзников отказаться от продолжения военных действий.
В то же время существенным просчетом военно-политического руководства Российской империи следует считать высокомерное пренебрежение вопросами оперативно-тактической разведки и организации диверсий. В 1859 г. генерал-майор Н. С. Голицын не без горечи указывал, что теория партизанской войны у нас не преподается и учебных пособий, кроме книги Давыдова, нет.
Во время Польского восстания 1863–1864 гг. повстанцы широко применяли тактику партизанской войны, и только крайне слабая тактическая и огневая подготовка партизан, отсутствие у них современного оружия и решительные действия русских войск не позволили им развернуть затяжную партизанскую войну. После успешных кампаний 1812–1814 гг. российские вельможи уверовали в абсолютную непобедимость русского оружия на все времена и достаточно преуспели, укрепляя эту идею в сознании самодержца российского. Годы, как им и положено, сменяли друг друга, а самодовольные военачальники напыщенно рассуждали о том, что давно кануло в Лету. Но время, как известно, неумолимо, и тот, кто хоть на миг отстанет от его стремительного полета, уже вряд ли сможет догнать эту незримую, но вполне ощутимую субстанцию…
В США уже шла Гражданская война, в ходе которой тактику партизанской войны успешно применяли южане, привлекая для ее ведения индейцев. Их сторонники на Севере инициировали народные волнения и срывали попытки введения всеобщей воинской повинности.
В ходе Гражданской войны обе противоборствующие стороны применяли тактику кавалерийских рейдов по тылам противника. Первыми здесь проявили себя южане, избрав в качестве объектов нападения железные дороги северян, учитывая, что из 53 000 километров железнодорожных путей 35 000 километров приходилось на северные штаты. Удары по коммуникациям были настолько эффективными, что заставляли командование северян надолго приостанавливать наступательные операции, а иногда и вовсе отказываться от их проведения.
По сути, кавалерийские рейды южан и северян напоминали тактику русских драгунских подразделений XVIII в., а их успеху способствовало широкое внедрение скорострельного оружия под унитарный патрон уменьшенного калибра, особенно винтовок Хенри с подствольным магазином образца 1860 г. и револьверов Адамса, Кольта и Смит-Вессона. В 1862 г. американский полковник Х. Бердан сформировал первое в армии США снайперское подразделение, на вооружении которого состояли казеннозарядные капсюльные ружья Шарпса 52-го калибра (13,2 мм), заряжавшиеся бумажным патроном. Ружья весили до 15 кг и могли оснащаться телескопическим прицелом во всю длину ствола.
Американский опыт рейдовых операций не получил должного признания в европейских военных кругах, загипнотизированных тактическими успехами прусской армии во время войны с Австрией (1866). Однако передовые военачальники России американский опыт внимательно изучили. В 1867 г. на маневрах Варшавского военного округа отряд полковника Рубашевского численностью 600 сабель за 44 часа прошел 160 верст и проник в тыл войскам, прикрывавшим Варшавско-Брестскую железную дорогу. В ходе учений был предпринят ряд успешных налетов на воинские части, находившиеся в стадии мобилизации. В 1875 г. генерал-майор Н. Н. Сухотин впервые представил в Николаевской академии Генерального штаба обобщенное теоретическое исследование, посвященное рейдовым действиям кавалерии в Гражданской войне в США, – в России всегда были и будут люди, старающиеся ввести в профессиональную военную среду самые передовые методы ведения нестандартных боевых действий!
Из европейских лидеров последней трети XIX в. возможности партизанской войны наиболее успешно использовал О. Бисмарк. В борьбе с Австрией он финансово и организационно поддерживал подготовку вооруженного восстания в Венгрии, которая по числу повстанческих дивизий была разделена на восемь районов, а те в свою очередь делились на два—четыре бригадных округа. Для каждого населенного пункта назначался командир партизанского отряда, тайно вербовавший сторонников партизанской войны. Тайные союзники Пруссии командировали в венгерские полки своих агитаторов, в результате работы которых венгры сдавались в плен батальонами. Под руководством венгерских военных – противников Австрии – из этих пленных в Силезии был сформирован венгерский легион, в конце войны перешедший в австрийский тыл.
А. А. Свечин писал: «Бисмарк был прав, так как не уничтожение вооруженных сил Австрии, а угроза венгерского восстания в тылу в конечном счете заставила Франца-Иосифа пойти в последнюю минуту на предложенные Бисмарком условия мира; тем самым венгерская политика Бисмарка чувствительно уменьшила издержки борьбы за объединение Германии».[11]11
Свечин А. А. Эволюция военного искусства. М., 2002. С. 520.
[Закрыть]
Во время войны с Францией (1870–1871) в тылу прусской армии активно действовали партизанские отряды франтиреров – вольных стрелков. К концу войны для защиты коммуникаций германское командование было вынуждено держать целую армию в 150 000 человек при 80 орудиях.
В 1885 г. полковник Генерального штаба Ф. К. Гершельман опубликовал книгу «Партизанская война», которая и в настоящее время не потеряла актуальности. Анализируя историю партизанских действий от Тридцатилетней до русско-турецкой войны 1877–1878 гг., автор сделал поразительно точное заключение о цикличности партизанской войны, которая «…в смысле известного средства борьбы с противником не вырабатывается постепенно, так сказать, не совершенствуется, а является от времени до времени в истории войн как бы случайно. Несмотря на блестящий результат партизанских действий, их как будто забывают даже в тех армиях, которые ими пользовались сами, и только после большого промежутка времени, после нескольких войн опять обращаются к этому средст ву».[12]12
Гершельман Ф. К. Партизанская война. (Исследование.) СПб., 1885. С. 189.
[Закрыть]
На основании тщательного анализа исторического опыта Гершельман сделал вывод, что партизанская война имеет стратегическое значение.
«Выполнением указанной общей задачи партизанская война достигает следующих результатов:
1. Результаты материальные, выражающиеся в том материальном ущербе, который наносит партизанская война противнику. <…>
2. Результаты нравственные, выражающиеся в том, что, нанося более или менее сильный удар моральному состоянию армии противника, истомив, измучив ее постоянными опасениями за тыл, партизаны надламливают нравственное состояние армии, поселяют в армии противника, а также и в местном населении невольный страх, при случае легко переходящий в панику.
3. Результаты политического свойства, которые выражаются в том или другом нравственном влиянии, давлении партизан на население края, в чем проявляется уже чисто политическое значение партизанской войны. <…>
4. Результаты чисто стратегические, которые обрисовывают собою и стратегическое значение партизанских действий. К числу последних надо отнести следующие:
1) Лишение армии противника всех необходимых ей для жизни и боя запасов уничтожением последних, затруднением фуражировок и нарушением правильных подвозов к армии, а также несвоевременность прибытия к ней подкреплений.
2) Замедление, а иногда и окончательная приостановка развития операций армии противника. <…>
3) Отвлечение части сил неприятельской армии, и притом сравнительно больших сил, чем те, которые употреблены для партизанских действий, от решительных пунктов на стратегическом фронте ее и ослабление последнего, что приводит к возможности сосредоточить на решительном пункте театра войны в решительную минуту превосход[ящие] сравнительно с противником силы или по крайней мере до известной степени уравновесить их. <…>
4) Необходимость для наступающего под влиянием партизанских действий противника отказаться от предпринятых операций, от предполагаемого плана действий, обращаться временно к обороне. <…>
5) Нарушение связи между отдельными частями неприятельской армии.
6) Поддержка связи между отдельными частями своей армии.
7) Отвлечение внимания противника от решительных пунктов, т. е. результаты демонстрации. <…>
8) Отвлечение кавалерии противника от тыла собственной армии, т. е. противодействие набегам противника. <…>
9) Партизанские действия затрудняют возможность пользования железными дорогами как коммуникационными линиями, заставляя иногда вовсе отказаться от них. <…>
10) Партизанские действия дают возможность наносить противнику вред, пользуясь в то же время полным отдыхом войск армии во время перерыва главных операций. <…>
11) Доставление своей армии обильных и самых точных сведений о противнике, а также о местности. <…>
12) Лишение армии противника возможности производить дальние рекогносцировки и собирать необходимые сведения о неприятельской армии.
13) Доставление собственной армии необходимых продовольственных средств и боевых запасов. <…>
14) Постоянные неожиданные нападения и тревоги истомляют противника, заставляя значительно усиливать наряд войск в разных случаях. <…>
15) Вооруженное восстание жителей в тылу армии противника. <…>
16) При действиях в своей стране партизанские действия служат средством для поддержания порядка в тылу армии противника и пресечения грабежа.
<…> Партизанской войне принадлежит чисто стратегическое значение. Партизанская война есть орудие стратегии и представляется одним из самостоятельных, и притом могущественных, средств стратегии для борьбы с противником. <…> Не все армии могут в одинаковой степени пользоваться партизанскою войною по недостатку коневых средств и не вполне соответствующему для того составу кавалерии. Вот это-то обстоятельство нам и кажется главною причиною тех громких голосов, которыми заговорили в Европе против партизанской войны по склонности человеческой природы – браковать то средство, которым мы не умеем или не можем пользоваться».[13]13
Там же. С. 191–195, 199.
[Закрыть]
Полковник Генерального штаба Н. Н. Сухотин так определял основную задачу кавалерийских частей:
«В рощах, лесах, в лощинах, за высотами укрываясь, стоять или передвигаться коннице, зорко наблюдать за происходящим и выискивать себе добычу, а не наоборот – не пассивно ожидать благоприятных моментов для стройных атак-шоков или безнадежно отыскивать равнины, луга и поля для своих стройных эволюций тонкими и длинными линиями – вот к чему должна готовить себя наша конница… Наши коневые средства и наши средства населения в смысле комплектования позволяют из конницы иметь буквально конную армию, такую же совершенно оригинальную, только России свойственную силу, каковою у англичан является их флот, в Швейцарии – ее стрелки; не десятками тысяч коней может и должна считаться наша конница, а сотнями тысяч».[14]14
Сухотин Н. Н. Рейды, набеги, наезды, поиски конницы в Американской войне 1861–1865 гг. СПб., 1887. С. IX–X, XIII–XIV.
[Закрыть]
Как видим, основная идея Сухотина заключалась в сведении кавалерийских частей в конную армию, которая, являясь продолжателем традиций летучих «корволантов» военного сподвижника Петра Великого – Меншикова, могла решать стратегические задачи и на фронте и в тылу противника.
Особую роль в деятельности конных корпусов Сухотин отводил организации «…команд разведчиков, которые должны составить принадлежность штабов и начальников отрядов».[15]15
Там же. С. XIV.
[Закрыть] Первые регулярные занятия по обучению разведывательной службе начались в 1881 г. в лейб-гвардии Уланском полку. Один из организаторов этой службы полковник Генерального штаба С. Д. Чистяков впоследствии писал: «Какого-либо руководства печатного в то время еще не существовало…Приходилось самому из различных сочинений, русских и иностранных, делать для себя выписки и заметки».[16]16
Чистяков С. Д. Обучение эскадронных и сотенных разведчиков. Часть теоретическая: Сборник сведений, обязательных для разведчиков. СПб., 1914. С. III–IV.
[Закрыть] В 1886 г. во всех кавалерийских, а затем и в пехотных полках были заведены команды добровольцев-охотников из солдат, наиболее способных к разведывательной службе и выполнению ответственных поручений. Первоначально команды охотников состояли из четырех, а впоследствии из шестнадцати человек на эскадрон и роту.
В 1887 г. издана составленная полковником С. Д. Чистяковым книга «Обучение эскадронных и сотенных разведчиков». В теоретической части наставления имелись следующие отделы (главы): «Назначение разведчиков»; «Краткие сведения по топографии»; «Разведывательная служба»; «Разведка различных местных предметов»; «Разведка противника на позиции»; «Разведка неприятеля в движении»; «Сторожевая служба. Разведка сторожевой цепи и бивака противника». В приложении давались образцы донесений, направлявшихся разведчиками своему командованию. В книге подчеркивалось, что обучение предметам, усвоение которых зависит от «искусства исполнения», следует производить «более показом, чем рассказом». Один из разделов, к сожалению факультативный, предусматривал обучение разведчиков основам диверсионной деятельности в тылу противника. Согласно наставлению, в разведчики следовало назначать «отборных людей»: наиболее сметливых, сильных и смелых, хорошо умеющих ездить верхом, рубить шашкой и стрелять, с отличным зрением и слухом, по возможности грамотных и умеющих плавать. Кроме штатных команд к исполнению разведывательной службы должны были быть подготовлены и все унтер-офицеры.
Внешнеполитическая ситуация на рубеже XIX–XX вв. характеризовалась нарастанием экономических и политических противоречий между ведущими мировыми державами, итогом которых стал ряд локальных войн, завершившихся глобальной мировой схваткой. К концу XIX в. для ведения войны с помощью регулярных армий государствам требовалась мобилизация многомиллионных людских и материальных ресурсов. Воюющие страны несли колоссальные людские и экономические потери. Победа в войне стала все менее зависеть от исхода генерального сражения или ряда сражений. Политические и военные деятели активно использовали методы борьбы, которые можно обозначить как специальные операции: подрыв экономики противника с помощью фальшивой валюты; массированное психическое воздействие путем пропаганды; создание агентуры влияния; поощрение и поддержка сил внутренней оппозиции; инициирование революционной ситуации; активное использование технологических новаций в военной области и в области массового уничтожения людских ресурсов.
Все большее значение приобретала стратегическая информация о военно-политических замыслах вероятного противника и союзников, о состоянии экономики и финансов, о социально-политических процессах, типичных для общества. Получение конфиденциальной информации о положении дел противника и защита собственной информации стали не менее важными задачами, чем обеспечение боеготовности регулярных вооруженных сил.
В ходе межгосударственных войн и внутренних конфликтов повышалась роль партизанских, в том числе диверсионно-террористических действий, которые осуществлялись иррегулярными формированиями, опиравшимися на поддержку населения. Мобильные группы, действовавшие на коммуникациях противника, добывали разведывательную информацию, уничтожали инфраструктуру противной стороны и источники ее материально-технического снабжения. Применение регулярных армейских подразделений против партизанских формирований, особенно в условиях труднодоступной местности, как правило, было малоэффективным. Инициатива в выборе места и времени сражения позволяла небольшим подразделениям наносить поражение превосходящим силам противника. Научно-технический прогресс, который первым делом реализовывался именно в военном деле, затронул практически все стороны военного искусства, а особенно разработку все более скорострельного и компактного оружия, новых типов отравляющих и взрывчатых веществ, методов их камуфли рования и применения. Прямым следствием этого стало значительное повышение к началу XX в. результативности диверсионных и террористических акций в военной и политической среде. Именно спецслужбы и подразделения специального назначения теперь могли активно дополнять, а в некоторых случаях вполне компетентно заменять действия больших воинских соединений. И, что крайне немаловажно, с поразительным по эффективности и внешней эффектности результатом.
К концу XIX в. во многих странах действовали революционные или повстанческие организации, взявшие на вооружение тактику партизанской (террористической, военно-диверсионной) борьбы с правительствами своих стран, с администрациями держав-оккупантов или с войсками колониальных армий.
В России также происходило усиление противостояния между различными социальными слоями общества; революционные идеи переустройства политической системы находили все большую поддержку у населения. Появилось большое количество революционных организаций, ставивших своей целью свержение самодержавия и бравших на вооружение силовые методы борьбы с правительством. В этих условиях вооруженные силы и специальные службы Российской империи были вынуждены вести войну на два фронта – против угрозы внешней и внутренней, и трудно сказать, какая из них была более опасной.
В ходе японо-китайской войны 1894–1895 гг. китайские вооруженные силы были разгромлены. Правительство Японии потребовало от побежденных территориальных уступок (остров Тайвань, острова Пэнхуледао и Ляодунский полуостров), а также признания независимости Кореи. Однако правящие круги Германии, России и Франции, преследовавшие собственные интересы, оказали давление на японское правительство и заставили последнее отказаться от Ляодунского полуострова.
Вначале Германская империя обзавелась военно-морской базой на территории Китая, а в ноябре 1898 г. русские военные корабли вошли на рейд Порт-Артура; в марте следующего года туда прибыли и подразделения сухопутной армии. Между Китаем и Россией был подписан договор об аренде южной части Ляодунского полуострова сроком на 25 лет – эта территория вошла в состав (!) Российской империи под названием Квантунская область. В Маньчжурии в 1897 г. началось строительство Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).
После того как российская дипломатия лишила Японию плодов ее победы над Китаем, русско-японские отношения серьезно ухудшились: японское правительство и общество жаждали реванша.
Устройство созданных для охраны строительства КВЖД специальных подразделений было аналогично устройству подразделений Отдельного корпуса пограничной стражи. В связи с тем что службу предстояло нести на территории Манчжурии, они были названы Охранной стражей. Первым ее командиром стал полковник А. А. Гернгросс. Первоначально в его подчинении находились 5 конных сотен, укомплектованных исключительно добровольцами, общей численностью 750 человек. Границу России и Китая охраняли казаки Амурского, Забайкальского и Уссурийского казачьих войск, на действительной службе в которых состояли в мирное время 3500 сабель. Охрана границы и КВЖД осуществлялась путем выставления постов, промежутки между которыми контролировали патрули и разъезды. В случае военных действий казачьи части и подразделения Охранной стражи поступали в оперативное подчинение командования Приамурского военного округа.
В 1899 г. в Китае началось восстание против оккупационных войск, организатором которого было тайное общество Ихэцюань («Кулак во имя справедливости и согласия»). Поскольку многие повстанцы владели традиционными боевыми искусствами, а слово «цюань» в переводе с китайского означает «кулак», европейцы стали называть их «боксерами», а само восстание – «боксерским». На протяжении всего 1899 г. происходили нападения на посты охраны КВЖД отрядов повстанцев и хунхузов – разбойников. Иногда грань между ними была весьма условной: партизанские группы восставших маскировались под хунхузов, а последние нередко помогали партизанам, особенно если имели материальную выгоду. Несмотря на небольшую численность русских постов (5—10 человек), бойцы успешно отражали нападения противника. Совершались также рейды конными разъездами (до 50 человек) при удалении от КВЖД на расстояние до 70 километров.
Тактика действий отрядов противника базировалась на внезапности нападения. Часто они маскировались под мирных китайцев, чтобы подойти вплотную и «схватить противника за пояс». В этом случае использование длинноствольного оружия, находившегося на вооружении охраны, было крайне затруднено, а противная сторона получала преимущество, так как использовала приемы боевых искусств и холодное оружие. Но поскольку боевая подготовка стражников находилась на высоком уровне, а служба неслась в полном соответствии с уставами, потери в личном составе с нашей стороны исчислялись единицами.
В конце 1899 г. российское правительство приняло решение об усилении Охранной стражи. К началу следующего года в ее составе насчитывалось 2000 штыков и 2500 сабель. А. А. Гернгросс получил чин генерал-майора и права командира Отдельной бригады Отдельного корпуса пограничной стражи.
В начале 1900 г. отряды хунхузов стали проникать на русскую территорию и доходить до Никольск-Уссурийского и Владивостока. 13–14 июня отряды восставших и примкнувшие к ним правительственные войска блокировали в Пекине иностранные посольства, которые перешли на положение осажденных крепостей. В ответ на это ведущие европейские державы, Япония и США организовали интервенцию в Китай. 21 июня правительство Китая объявило состояние войны со всеми странами, чьи войска находились на территории страны. Эту войну, о которой мало кто знает, по нашему мнению, следует считать скорее военно-полицейской операцией, которая проводилась в соответствии с нормами международного права. Войскам восьми государств – Австро-Венгрии, Америки, Англии, Германии, Италии, России, Франции и Японии – противостояли хорошо вооруженные, но слабо обученные китайские отряды, не имевшие единого командования. Военные действия в Маньчжурии и Печилийском районе имели характер масштабных партизанских операций и рейдов. Основную тяжесть боев со стороны российских войск первоначально приняли на себя подразделения Охранной стражи.
Отряды стражников действовали самоотверженно и тактически грамотно: они не проиграли ни одного сражения при минимальных, около 1 процента убитыми, потерях. В авангарде войск союзников шли российские флотские роты и батальоны сибирских стрелков.
А. Керсновский писал: «Китайские походы 1900 года явились боевым крещением Амурских, Забайкальских и новоучрежденных Восточно-Сибирских стрелковых полков. Личный состав их оказался превосходным, получив закалку в долголетней многотрудной пограничной службе на этой беспокойной окраине. Служба эта выработала в наших дальневосточных войсках качества, аналогичные создавшимся в кавказских и туркестанских, – природные свойства русского воина, не стесненного чужеземными лжеучениями: способность быстро принимать решения, частный почин, боевую сноровку. И молодым сибирским полкам пришлось скоро применить эти качества в другой, гораздо более серьезной, тяжелой войне».[17]17
Керсновский А. А. Указ. соч. С. 417.
[Закрыть] Однако опыт китайской кампании, имевшей все признаки партизанской, в который уже раз в российской истории не был должным образом проанализирован и скрупулезно изучен. Внимание русской общественности, в том числе и военной, занимала война, шедшая в то время на юге Африки.