Текст книги "Выжить, чтобы жить. Часть вторая романа «Sancta roza»"

Автор книги: Иосиф Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

IV

Некоторое время спустя на внутреннюю территорию пересылки вошли два охранника с овчаркой и, ничего не говоря, направились к шеренге бывших офицеров. Оставшиеся на плацу добровольцы, опустив головы, исподлобья глядели на проходивших вдоль строя охранников. Один, сверкая фиксой, улыбаясь, удерживал на коротком поводке бешено лающую, вырывающуюся из рук овчарку, а второй бесцеремонно и презрительно рассматривал каждого стоявшего в шеренге осужденного. Они дошли до конца строя и остановились напротив полковника. Охранник, прищурив глаза, с презрением осмотрел офицера, пока они не встретились глазами.

– Ну чё, вражина, от нас свалить не получилось? Вместо передовой карцер тебе в самый раз, – сказал надзиратель сквозь зубы.

Полковник, играя желваками, молчал. Его глаза выражали полнейшую отрешенность, обозначив полное презрение к тюремщикам. Не выдержав взгляда полковника, солдат НКВД отвернулся, затем громко скомандовал:

– Руки за спину, ублюдок! В карцер шагом марш!

Стоявшие в шеренге осужденные, бывшие военные, не понимая, кому предназначена эта команда, переглянулись. Каждый присутствующий жаждал поскорее выйти за забор невыносимой пересылки и постараться забыть многолетний кошмар постоянных физических истязаний и морального унижения. Полковник ставшими привычными движениями сложил руки за спину, молча развернулся и, не опуская головы, направился к блоку, где располагались камеры штрафного изолятора.

Молчаливым сочувствующим взглядом проводил полковника и капитан третьего ранга Байков, в голове постоянно свербила мысль: «Жаль полковника, любой офицер может оказаться на его месте, в том числе и я…»

После затянувшейся паузы, проводов особо поднадзорного сидельца стоявшие на плацу зэка, подойдя к столу, без лишних слов, не задерживаясь, называли свою фамилию, номер учета и расходились по баракам для сбора в дорогу своего нехитрого скарба.

Илья, не обращая внимания на крики, вместе со всеми добровольцами, шаркая по земле подошвами сапог, медленно брел к бараку, обдумывая, правильно или нет им принято поспешное решение. За все время многолетних скитаний по зонам он видел разное, но откровенное хамство охранников к действующему высокопоставленному офицеру, хоть и осужденному, привело его мысли в полный ступор. Ничего больше так не раздражало арестанта, как ненавистный лай собак и такое же противное надменное гавканье охраны. От желания скорее покинуть ненавистную пересылку Алёшина не останавливало даже то, что ему оставалось находиться под стражей чуть более полугода.

Вокруг Ильи кружил сосед по нарам урка-балагур по кличке Шпон.

– Да не крутись ты под ногами, мозгами пораскинуть мешаешь, – незлобно ворчал Алёшин. За ними с озабоченным видом, но с высоко поднятой головой брел с виду невзрачный зэка с глубоким шрамом во всю правую щеку и вставными железными зубами молдаванин Суручану по кличке Молдова.

– Грядут большие события, Лютик предлагает обсудить перспективы, – останавливал каждого проходящего мимо новоиспеченного добровольца урка Иван Дунаев по кличке Иваныч.

– Это еще что за растение объявилось? – не останавливаясь, буркнул Алёшин.

– Не растение, а известный вор из Одессы! – воскликнул каэр Дунаев, – истинный законник. У него несколько ходок, первая короткая – за кражу, а за последнюю, разбойную, десятку на Уральских копях чалился. Таких авторитетов на весь Союз по пальцам перечесть.

– Каким ветром к нам-то его задуло? – уже заинтересованно спросил великан и остановился.

– Байку про Лютика уже и я знаю, – опередил Иваныча Шпон, – молва гласит, он пару лет назад на Урале мужиков сгоношил, камешки, серебро добывали да золотишко прямо в зоне мыли и там же ныкали. Красноперые прознали, всю артель по разным зонам распихали, а Лютик здесь прибился. Видать про фронт у него мысли какие есть, раз сход созывает!

– Убедили. Если всеми уважаемый авторитет предлагает собраться, как не прийти, но прежде хавка и вещички, – согласился на участие в собрании Илья.

– Полчаса на хавку хватит? – перебил Алёшина Иваныч.

– Шпон, на хавку тебе сколько времени надо? – спросил приятеля Илья.

– Сколь хозяин положил. Но придется давиться, чтобы поспеть, коль сход гоношится, – ответил Егор, глядя на Молдову.

– Чего уставился, меня никто не зовет, – недовольно буркнул зэка Суручану.

– Ты служивый? – спросил Иваныч.

– Еще чего, – оскалил железные зубы Молдова.

– Как знаешь, – недовольно ответил урка, – остальные придут, и каэры с политическими тоже обещают быть.

– Где сход-то, чего молчишь? – спросил Иваныча Шпон, выплевывая изо рта папиросу.

– В хозблоке место забито. У вас есть полчаса, – отозвался Иваныч и тут же обратился к следующей группе бредущих добровольцев.

V

Через полчаса в хозяйственном блоке гудела толпа новоиспеченных защитников, у крайних нар на табурете стоял Лютик, внимательно осматривая каждого входившего в блок. Во второй половине барака за длинными столами уже сидели осужденные, в основном бывшие военные.

– Политических мы када-нибудь дождемся? – не выдержал напряженного ожидания начала схода авторитет Василий Рябов по кличке Рябой.

– Обещали быть! Надо подождать! – откуда-то с краю громко отозвался Иваныч.

По краям двух других столов, ни на кого не обращая внимания, урки перекидывались в карты. Еще несколько минут спустя двери в барак распахнулись, и через порог ввалилась, о чем-то громко споря, первая большая группа осужденных политических – бывших меньшевиков и эсеров. За ними, озираясь по сторонам, степенно вошли бывшие большевики и революционеры.

Политические, даже находясь под стражей, все равно с трудом терпели друг друга и вместе с одинаковым презрением и ненавистью относились к уголовным элементам. Блатные политическим сочувствовали, но не упускали ни единого случая чем-либо уколоть. Урки же постоянно искали возможности одного, другого обобрать, поставить в унижающую достоинство человека зависимость. Бывшие военные хоть и ходили, как и политические, в основном под 58-й статьей, но вели себя более сплоченно и разумно. Сказывалась юношеская братская закалка молодых юнкеров. К ним прибились и казаки с некоторыми раскулаченными крестьянами, которые образовали сплоченную команду. Основную массу ГУЛАГовских зэка составляли неприглашенные на сход осужденные из рабочих и раскулаченных крестьян. Были и другие случайно «залетные», которые трудились в зонах из последних сил добросовестно, пытаясь не спорить с блатными и полностью исполнять капризы бригадиров и охраны. Молва Алёшина приписывала к таким, однако его живой ум, деловая смекалка и профессия кузнеца поднимали на много выше установленных на зоне неформальных обычаев. Вежливому и заискивающему отношению окружающих способствовали высокий рост и крепкие натренированные мускулы великана, а еще слухи о непреднамеренных убийствах.

– Ну, наконец-то явились, не запылились, – чертыхаясь и матерясь, прокричал Рябой в адрес пришедших политических. Рябов Василий среди зэка значился мокрушником. Ему ничего не стоило пощекотать пером того или иного несогласного с его мнением сидельца. На одном из сходов пермской зоны он сам себя объявил авторитетом, а кто был не согласен, отправился к праотцам, навеки оставаясь среди затерянного таежного валежника Приуралья. Таких, как Рябой, администрации ГУЛАГовских зон не трогали. Их держали на «коротком поводке» для устрашения заключенных, особенно политических, обеспечивая тепличные условия содержания в виде отдельных хат и послабления режима для помощников.

– Без схода никак, – в голос заговорили последние вошедшие.

– Никак! – отозвался Лютик, – чтобы Родину защищать, нам договориться надо!

– О чем хотите договариваться? И с кем? – поинтересовался кто-то из бывших эсеров, – с этими что ли? – мотнув головой в сторону своих политических оппонентов.

– И с этими тоже, – сказал, как отрезал, воровской авторитет, – вот скажи нам, Рябой, с какой целью ты записался добровольцем? Чего ты хочешь?

– С этапа подорваться! – буркнул авторитет.

– Но там же фронт! Куда бежать? – возразил кто-то из политических.

– Так к немцу и податься. Там тоже люди! – огрызнулся Рябой.

– Ты хочешь Родину предать? – не успокаивался все тот же голос, – нет, чтобы с оружием в руках у себя в стране с властью ненавистной разобраться!

– Я желаю вольницы нормальной! Хватит! Навоевались! Записался в добровольцы, чтобы подорваться, и никто из присутствующих меня не переубедит!

– А я о чем базарю? – перехватил инициативу Лютик, – у каждого из присутствующих здесь свои цели. Поэтому и собрал сход, чтобы скоординироваться. Кто желает поделиться чем полезным, милости прошу высказаться, – закончил авторитет речь.

В помещении поднялся шум. Каждый громко или руганью пытался доказать свою правоту. Собравшиеся галдели несколько минут. Кто-то договорился до того, что всем присутствующим стоит перейти на сторону врага, создать отдельную роту и воевать против Советов. Усевшийся на чьи-то нары, Алёшин тихо дремал, мало обращая внимания на происходящее.

– Илюша, ты чего как неместный? – подсел к нему Шпон.

– Ори, не ори, по-нашему не будет, как я думаю, уже давно все решено, – буркнул Илья, не открывая глаз.

– Скажи хоть что-нибудь!

– Я уже сказал!

– Всем скажи!

– Не суетись! Сядь, посиди и ты, полезней будет, – добродушно закончил разговор Алёшин, прижавшись головой к деревянной стойке нар.

Под продолжающийся шум собравшихся на табурет взобрался седовласый, подтянутый Климов Ефим по прозвищу Михалыч. Бывший прапорщик офицерского корпуса генерала Каппеля, призывая к тишине, поднял вверх левую руку, пронизывая взглядом близстоящих добровольцев. Он, как многие каэры, возрастом был чуть за сорок.

– Вот слушаю я вас и удивляюсь! Неужели кто-то и взаправду еще верит в утопию о втором вооруженном перевороте? – разлетелся по бараку бархатный со старческой хрипотцой голос и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Кишка тонка! Сколько лет уже прошло? Зона объединила и красных с белыми, и зеленых с черными, и всяких там рябых. Я уверен, что здесь найдется пара добровольцев, в голове составляющих донос Заике! Через час жаждущих очередного восстания местные вертухаи заметут под белы рученьки, а еще, чего доброго, по законам военного времени и расстреляют. Вы этого хотите? Надо вести разговор о реально происходящем, по мне лучше уж идти на фронт, чем сидеть на этих треклятых нарах и кормить казенных вшей, – закончил выступление бывший прапорщик Климов Ефим, его чисто выбритые щеки от волнения слегка подрагивали.

– Как же ты власть защищать собираешься, когда супротив воевал? – спросил кто-то из пришедших на сход бывших красных политических.

– Я не власть собираюсь защищать, а Родину. Власть приходит и уходит, а Родина она одна и навсегда.

– А для меня Родина – это свободная вольница-мать! И в каком краю я буду свободный, там для меня и Родина! – громко прорычал седовласый авторитет по кличке Рябой.

Собравшиеся на сход добровольцы были возбуждены ожиданием глотка неожиданной свободы. Эйфория воли летала над головами осужденных, витала в воздухе из угла в угол хозяйственного барака пересыльной тюремной зоны.

– Тихо вы, разгалделись! Выступать будет Политика, его многие здесь присутствующие знают. Он хоть из каэров, но послушать полезно, – приказным тоном воровской авторитет Лютик осадил собравшихся осужденных.

– В армии что важно? – задал вопрос бывший колчаковский поручик Дворников Иван, стоя рядом авторитетом, – правильно мыслите, все, как на зоне, главное, чтобы тебя не замечали, не помнили о тебе все те, кто мог бы трудами своими и заботами праведными навредить здоровью и душевному благополучию.

– Думаешь, в окопах без вшей не обойдется? – спросил кто-то из политических.

– В окопах вошь другая, она своя, более человечная, – тут же огрызнулся Михалыч.

Бурно обсуждая услышанное, собравшиеся вновь дружно зашумели, наконец, из толпы раздался вопрос:

– Как быть тем, кто присягал царю-батюшке?

– Ничего особенного не произойдет, ради дела защиты Отечества придется присягнуть и этой власти, – ответил Политика, – а еще мне представляется, что многие из нас в руках оружия не держали, следовательно, без учебки дело не обойдется. Отсюда следует, что до зимы мы обречены одну баланду хлебать!

– Поэтому установка такая, – встрял Лютик, – никто из бывших военных – красных или белых – все равно не отказывается от предложенных командных должностей, если такое произойдет, и всячески помогает подчиненным – блатной он, политика или просто мужик. Всякие политические терки и недовольную бузу на время этапа на фронт засуньте себе в зад, главное, чтобы все было по понятиям – тихо и без шума. Наша задача дружно добраться и пройти учебку, если она состоится, прожить три боевых месяца фронта. Сход так решил!

– Ты уверен? – раздались голоса из толпы.

– Урки что, тоже воевать будут?

– Они свалят еще по дороге на фронт!

– Какие из воров вояки?!

– Кто со мной на подрыв, записывайся в одно отделение! – пытаясь перекричать поднятый шум, воскликнул Рябой.

– Может, потребуется времени больше, поскольку, как я думаю, в зачет должны пойти лишь боевые действия, а когда начнем воевать, пока непонятно, – перебил законника Дворников.

Новоиспеченные добровольцы загудели еще громче, обсуждая услышанную установку.

– Прошу не отвлекаться от главного, – срывая голос, оборвал начало спора Политика, – по всему видно кап-три некуда деться, как собирать вокруг себя всех ранее служивых! Он некоторых из вас просто обязан поставить командирами подразделений.

– Нас всех тут интересует, есть здесь кто из бывших моряков или армейцев в звании выше капитана? – спросил Лютик.

– Какая разница! Думаешь, кап-три в звании восстановит?

– У него кишка тонка, да и не по чину! Вы ж зыркали, как морячок умылся, когда вертухаи в красного полковника вцепились, – цокнув языком, зло выругался Рябой.

– На первом этапе нам и младшего унтер-офицерского чина будет достаточно, – удовлетворенно ответил Политика, – главное – не отказываемся.

– Граждане добровольцы, расходимся! Пора на плац за разнарядкой, – произнес кто-то из присутствующих зэка.

– Все! Закругляемся уже! Айда наружу, – поставил точку в сходе Лютик.

VI

Выйдя на плац пересылки, добровольцы увидели всё тот же одиноко стоявший стол, на котором уже лежала груда папок, рядом прямо на земле стояли набитые папками кожаные мешки. За столом перекладывал дела заключенных тот же морской старшина первой статьи, а рядом стояли два армейских лейтенанта. Новобранцы обратили внимание на отсутствие офицеров НКВД.

– В две шеренги полукругом становись! – громко прокричал один из офицеров подошедшим осужденным.

Сформировав длинный серпообразный строй, моложавый старший лейтенант представился и представил своего коллегу младшего лейтенанта как командиров второй и третьей роты отдельного четвертого штрафного батальона 52-й резервной дивизии 14-й армии Карельского фронта (ОШБ-4).

– Я буду называть фамилию и место дислокации, – проговорил старший лейтенант, – некоторым из вас Родина доверяет должности сержантского состава, с вас и начнем. Кого распределим в третью роту, становитесь справа от стола в шеренги по четыре ряда.

– Кого во вторую роту – слева, – подхватил слова сослуживца второй офицер.

По шеренгам прокатился шепоток справедливости предположений. В результате полуторачасовой переклички фактически был сформирован младший командный состав двух рот штрафного батальона. Затем началось распределение добровольцев по отделениям, взводам и ротам. Увлеченные раздачей должностей, стоявшие в шеренгах добровольцы не заметили, как к столу подошел командир формируемого батальона Байков:

– Младшим командирам разрешаю к вечерней поверке в свои подразделения отобрать бойцов из числа добровольцев.

– Младший командный состав двух штрафных рот практически сформирован, – доложил командиру один из присутствующих офицеров.

– Уже? Молодцы, быстро справились, списки бойцов уточним вечером, – похвалил подчиненных комбат и тут же добавил: – Доброволец Дворников есть? Прошу выйти из строя и подойти!

Услышав свою фамилию, Политика в ожидании дальнейших действий не спеша подошел к морскому офицеру.

– Иван Петрович? – начал разговор капитан третьего ранга, – я подробно ознакомился с вашим личным делом. В прошлом вы потомственный боевой офицер, ваши и отец, и дед служили царю-батюшке, скажите откровенно, вы действительно собираетесь присягнуть власти, против которой когда-то воевали?

– Я присягаю не власти, а отечеству. Не к чести боевому офицеру отсиживаться в тылу, особенно, когда враг во дворе.

– Но для вас прежде и ныне действующая власть была врагом!

– Мое дело военное, а правое оно или нет, это судить не мне. Власти приходят и уходят, одни политики сменяют других, а отечество остается. Сегодня оно в опасности и нуждается в защите. Собственно, чем я занимался прежде и собираюсь исполнять теперь.

– Вы один так думаете или вас таких много?

– Нет, конечно. Полагаю, у моих знакомых, бывших служак белого движения, такое же мнение.

– Как знаете. Мне кажется, нам всем повезло, уверен, еще послужим. В батальоне пока отсутствует постоянный заместитель командира по тылу. У временного помощника работы непочатый край. На время транспортировки добровольцев к фронту надо ему оказать содействие, в связи с чем есть предложение назначить вас руководителем хозяйственной команды. Как вы к этому назначению отнесетесь? Справитесь?

– Спасибо за доверие. Отнесусь положительно, от служения Родине я никогда не отлынивал. Надеюсь, и с вашим поручением справлюсь.

– Вот и ладно. Значит, порешили! Подберите себе из сформированных рот крепких, добросовестных ребят, примерно человек десять. Список желающих работать с вами передайте мне сегодня до отбоя. Утром получите распоряжение по батальону, – подытожил разговор комбат и обратился к стоявшим вновь назначенным младшим офицерам: – В подразделения, командирами которых вы призваны, записывайте всех, кого пожелаете из числа добровольцев. Более точно личный состав распределим в равных пропорциях – и уголовников, и политических, и беспартийных по пути следования на базу.

– Про мужиков забыли, – раздалось из шеренг.

– Куда без них, – поддержали голоса.

– Раз просят, значит, включайте в распределительные списки и мужиков, – закончил разговор Байков, улыбаясь.

– Граждане добровольцы, расходимся до вечерней поверки. Здесь за столом сегодня обязательно кто-нибудь будет находиться, сюда и списки добровольной комплектации следует доставить.

– А если дождь?

– Когда вам дождь или снег помехой был? Дежурному штабного барака передадите.

Со второй половины дня до самого ужина пересылка больше напоминала активный муравейник. Добровольцам из числа осужденных не запрещалось свободно ходить по территории пересыльной зоны, из барака в барак, собираться группами, переносить какие-то вещи. В воздухе витал пьянящий головы осужденных дух свободы. После ужина, во время вечерней поверки, было произведено предварительное формирование рядового переменного состава отделений, взводов двух рот четвертого отдельного штрафного батальона.

VII

В четыре часа утра следующего дня завыла лагерная сирена, призывающая добровольцев к построению с вещами. На плацу в полумраке прожекторов пересылки их ожидали конвоиры с собаками. Осужденные были выстроены по сформированным отделениям, взводам и ротам в шеренги по четыре ряда. Рядом с командиром батальона напротив строя стояли ранее отсутствующие офицеры – заместитель начальника особого отдела Карельского фронта – майор внутренней службы Терещенко Ефим Григорьевич и заместитель командира батальона по политической части Виноградченко Потап Акимович.

После утренней поверки раздалась новая команда:

– Добровольцы, полукругом в шеренгу по двое становись!

Ряды более восьмисот новобранцев зашевелились и начали движение вперед – кто с вещмешками через плечо, кто с чемоданами в руках. После дополнительной многократной переклички и тщательного обыска каждого призывника, которым являлся откровенный шмон вещмешков и чемоданов, разношерстная команда очутилась за воротами лагеря в полном распоряжении до зубов вооруженного конвоя с собаками в придачу.

Напуганные предутренней суетой и шумом служебные собаки заливались непрерывным лаем. За воротами полулагеря, полутюрьмы добровольцы услышали новую команду, теперь уже старшего конвоира:

– Разобраться в шеренги по пять!

Осужденные не прятали и не маскировали свое возбуждение. Предвкушая скорую свободу, никто из этапируемых новоиспеченных бойцов переменного состава и не собирался сиюминутно подчиняться приказу. Политические вызывающе улыбались, урки, выбрасывая в адрес охраны разные издевки, откровенно смеялись. Минуту спустя над головами пронеслась скороговорка начальника конвоя:

– Не успели выйти за ворота, сразу порядок забыли, сволочи, конвой шутить не любит!

После чего он молниеносно вскинул автомат, направил в сторону добровольцев и дал длинную очередь. Пули засвистели над головами напуганных людей да так низко, что строй невольно повалился на землю:

– Встать, суки драные, шаг в сторону считается побегом, конвой стреляет без предупреждения!

Призывники-добровольцы поняли, что до свободы шагать далеко, а смерть, как и прежде, носится рядом. Сломав сформированный по воинским подразделениям строй, они быстро разобрались в пятерки. Уже засветло почти бегом колонна добралась до станции. В далеком станционном тупике Котласа стоял железнодорожный состав из трех пассажирских вагонов, нескольких десятков вагонов-теплушек, двух специализированных: зак-вагона и почтово-багажного.

– Всем сесть! Шмотье перед собой! Руки за спину! – пролетело новое распоряжение начальника конвоя по прибытии колонны к железнодорожной насыпи.

Добровольцы беспрекословно исполнили команду, присели на корточки, выставив вперед свои пожитки, привычно уложив руки за спину, застыли в ожидании дальнейших команд. Уже никто не улыбался и не смеялся, каждый думал о том, что ничего не меняется, что зря добровольно подписался на верную смерть, что статус призывника-добровольца никак не повлиял на его безысходную дальнейшую судьбу.

Между вагонами и на корточках сидящими штрафниками остановились две телеги, загруженные большими кожаными мешками. Шедшие позади прибывших с пересылки повозок моряки принялись распаковывать мешки, вынимая из них папки с личными делами заключенных. Вперед вышел все тот же комбат Байков в сопровождении майора внутренней службы Терещенко и громко крикнул:

– Мы будем называть номер вагона по порядку и фамилии в соответствии с номером команды. Ваша задача переместиться к указанному вагону и ждать дальнейших распоряжений.

Вначале прозвучали фамилии бывших кадровых военных, назначенных младшими командирами. Минуту спустя после того, как они встали у названных вагонов, по округе эхом понеслись фамилии других осужденных. Услышав свою фамилию, каждый доброволец громко отвечал: «Здесь!», резко вставал, подхватывал пожитки и бежал к указанному вагону.