Текст книги "Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони"
Автор книги: Иосиф Гольман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Адвокатская контора у Трех вокзалов. Дог по имени Кинг и «Майбах» у подъезда
Городской шум раздражает многих.
А Ольгу сейчас он радовал. Она шла по оживленной, полной машин и народа, улице, и настроение было отличным. Да, машины шумят, трамваи грохочут, между людьми приходится постоянно лавировать. Но и денек был хорош, и воздух – без московского смога: провисевшая над мегаполисом три недели жара, наконец, спала. Мало того, по городу простучал ливень, почти тропический. Вымыл улицы, смыл в канализацию всю накопившуюся неприглядность, и теперь асфальт блестел свежестью. Зато небо, уже очистившееся от туч, снова блистало синью, хотя теперь не обливало город тяжким зноем.
Шеметова легко шла вперед, обгоняя попутчиков, с удовольствием ощущая кураж, молодость и готовность к великим битвам.
Да, сегодня уже никто не усомнится в ее адвокатском призвании. За плечами – десятки дел, из них несколько таких, которые сделали ей имя среди профессионалов. В том же Архангельске – точнее, на показательном процессе в райцентре Любино [1]1
См.: Гольман Иосиф. Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи (М.: Эксмо, 2013). – Здесь и далее примеч. автора.
[Закрыть] – они с Багровым буквально вырвали парня из-под расстрела, размотав длинную цепь взаимоотношений юного убийцы и его жертвы, местного майора-участкового. Так что теперь, бывает, столкнувшиеся с бедами люди приходят не просто в известную адвокатскую контору, а ищут именно ее, Ольгу Викторовну.
Конечно, если честно, она пока не достигла популярности своего любимого во всех смыслах Олега Багрова. Он по-прежнему поражает и оригинальной логикой, и умением придать аргументам неотразимый вид в суде. Ну да ничего. Какие наши годы!
Разумеется, Ольге никогда не стать обладательницей роскошного бархатного баритона, буквально гипнотизирующего судей и обвинителей. Однако представители процессуального противника уже и ее встречали с недовольными лицами, поняв, что именно Шеметова будет им противостоять в судебном заседании.
Да, жизнь определенно была прекрасна. Даже непонятно откуда взявшиеся восемь килограммов не омрачали счастья от такой жизни. Хотя лучше бы их все-таки не было.
Она и так не была худышкой. Сестренка – вот та просто модель, с точеной талией и стройными ножками от ушей. Ольга же с детства радовала родителей сплошными пятерками, победами в олимпиадах и округлостью форм.
Пожалуй, единственное, чем не радовала – строптивостью.
Уж как папа не хотел, чтобы дочка шла в юстицию. Это ж убийцы всякие, целые месяцы в году, проведенные в пахнущих бедой и туберкулезом следственных кабинетах СИЗО. Он объяснял, доказывал, втолковывал. Дочка слушала, никогда не перечила и делала по-своему.
Перед поступлением родителям пришлось пойти на хитрость, даже вспоминать не хочется какую – это была единственная, давно прощенная обида Ольги на любимых маму с папой. Все равно вышло так, как хотела Шеметова-младшая.
Правда, пришлось год отработать в суде ассистенткой и три первых курса отучиться в Воронеже. Лишь на четвертый круглую отличницу и победительницу многочисленных конкурсов перевели на юрфак МГУ. Там сразу жестко проверили, заставив за полтора месяца досдать или пересдать семнадцать (!) предметов. После семнадцатой – честной до последней завитушки – «пятерки» Ольга легко вошла в студенческую элиту московского вуза.
Впрочем, сеанс воспоминаний можно было заканчивать. Она добралась до любимой конторы.
Вот как можно любить казенное учреждение? Ну, не совсем казенное, даже при Сталине адвокаты были теоретически независимыми людьми. Для Шеметовой же контора и вовсе была родной.
Валентина Семеновна, их бессменная секретарша, точнее, домоправительница, встретила радостным ворчанием. Соскучилась по Ольге. Но вместо того, чтобы поцеловать, начала ругать за набранные килограммы.
– Неужели так заметно? – расхохоталась Ольга.
– Что смешного-то? – рассердилась Валентина, всегда стремившаяся правильно наладить жизнь своих подопечных, несмотря на их сопротивление. Она даже старика Гескина ограничивала в сахаре к чаю, и тот тайком бегал к Багрову.
– Я горжусь каждым своим килограммом! – пафосно заявила Шеметова.
– А кости твои тоже гордятся? А сердечная мышца? – не сдавалась секретарша. – А Олег Всеволодович что по этому поводу думает?
Раз Олег был упомянут вслух, значит, его не было на работе. Ольга расстроилась. Она не видела его два дня, после дурацкой ссоры, в которой сама же была и виновата. Точнее, умом понимала, что виновата. Но как женщина, да еще и адвокат, оправдывала себя стопроцентно.
Да, тяжело мужику с женщиной-адвокатом, вынужденно согласилась Шеметова. Про себя, конечно. Вслух – не дождется.
– Между прочим, Валентина Семеновна, я тут худела, пока вы не работали, – парировала Ольга (секретарша на полгода уходила, помочь дочке с народившимся внуком). – Ничего хорошего из этого не получилось.
– И на сколько ж похудела?
– На сто килограмм!
Это Волик Томский вылез из своего кабинета, лучший друг и Ольги, и Багрова. Вот он, женившись на математике-виолончелистке Марине (и такие водятся в пятнадцатимиллионном городе!), точно полцентнера скинул. Субтильная умничка Марина управлялась с огромным куражным Воликом, как дрессировщик со львом. А иногда и как тореадор с быком, разве что не делала из любимого котлет. Впрочем, Волику все было в счастье, лишь бы некрасавица-жена была рядом. Любовь – это всегда чудеса.
– Ну, не на сто, конечно, – парировала Шеметова. И поскольку в конторе не было Багрова, сказала правду: – На двадцать семь.
– Ох ты! – всплеснула руками Валентина. Она полностью прозевала «сбычу мечт» всего женского населения планеты. – А как тебе удалось? Что за диета?
– Лучшая диета – несчастная любовь, – объяснил Волик, бывший в курсе всех главных событий в жизни Шеметовой и Багрова.
– Так вы ж и так все время ссоритесь, – не поняла секретарша. – А ты все такая же, – неделикатно закончила она.
Впрочем, деликатность никогда не была коньком Валентины Семеновны.
– Они тогда не поссорились, – добродушно объяснил Волик. – Они расстались навсегда. Типа навечно.
– Болтун, – прокомментировала Ольга.
Хотя после той глобальной ссоры с любимым и сама так думала. Наревелась тогда вволю. И поссорились-то не из-за ревности или чего серьезного. Поспорили по конкретному делу, которое вели совместно. Обычно Шеметова всегда уступала, здесь же – войдя в силу – стояла насмерть.
В ссоре были целых три месяца, показавшиеся обоим вечностью. После чего Багров вновь переехал к ней, и они приняли совместное решение: никогда больше не входить равноправными партнерами в одно и то же судебное производство. Помогать друг другу – пожалуйста. Работать вместе – только если решат развестись.
«Хотя для того, чтобы развестись, сначала надо жениться», – мрачно подумала в тот момент Ольга.
Им было хорошо вместе, во всех отношениях хорошо. Но любимый разговора о свадьбе не заводил, а Шеметова была слишком горда, чтобы начать его первой.
– И, ничего не делая, потеряла двадцать семь кило? – не могла успокоиться Валентина Семеновна.
Как известно, дам по-настоящему мучают всего две проблемы. Обе выдуманы хитрыми маркетологами – лишний вес и целлюлит. Но выдуманы так ловко, что дамы могут говорить о них вечно.
– Ничего не делала, – подтвердила Ольга.
– Рыдала и не ела, – объяснил Томский. – Закон сохранения масс. Если из тела что-то вытекает и ничего не втекает обратно, то тело худеет.
– И было мне, худой, очень даже не по себе, – призналась Валентине Шеметова.
– Да ладно, – не поверила та. – Не рыдала от счастья, глядя в зеркало?
– По Багрову она рыдала, я ж сказал, – встрял Волик, вообще-то тоже не очень деликатный; деликатным в конторе был разве что Гескин, юрист старой закалки. Даже очень старой.
– Ладно, сейчас все объясню, – решила разом закрыть вопрос Ольга. – Я была стройной всю весну.
– И к тебе начали приставать мужчины? – навострила уши Валентина Семеновна.
– Мужчины ко мне всегда имели интерес, – гордо заявила Шеметова. – Взрослые и умные. Расширявшие мой кругозор. Но тут к худой Ольге Шеметовой начали приставать юнцы. Сопливые и дерзкие. Средний айкью пристающих упал минимум на тридцать пунктов.
– Ты проверяла каждого? – ехидно поинтересовался Волик.
– Там проверять было нечего. Айкью пропечатан у каждого в глазах. Нужно только уметь читать. А уж когда рот раскрывали…
– Не поверю, чтоб тебе не понравилось жить худой, – замотала головой секретарша.
Это нелепое предположение напрочь разрушало все ее прежние представления о женском счастье.
– Не понравилось, Валентина Семеновна, – подтвердила Ольга. – Мало того, что я похудела. Я еще и помолодела на десять лет. В итоге умные мужчины перестали обращать на меня внимание, боясь обвинения в педофилии. А потенциальные клиенты заглядывали в кабинет, извинялись и уходили.
– А еще ее из суда выгнали, – захихикал Волик. – Тут все ржали.
– Реально, – подтвердила Шеметова. – Я сидела за столом, вот-вот должно было начаться заседание. Подошел пристав и сказал: «Девочка, освободи место, сейчас адвокат придет».
– А как ты начала полнеть? – все еще не могла прийти в себя Валентина Семеновна. – Специально, что ли, жиры ела?
– Нет. Она пала на колени перед Багровым, и он вернул ей фигуру, – подсказал Волик.
– Это он передо мной падал на колени, – отпарировала Шеметова.
И тоже сказала неправду. На колени друг перед другом они, выражаясь фигурально, упали одновременно, когда поняли, что поодиночке уже невмоготу.
– А теперь кто перед кем падать будет? – поинтересовался проинформированный насчет последней ссоры Волик.
– Как получится, – честно ответила Ольга.
Едва вошла в кабинет и разобрала на столе бумаги, как зазвонил телефон.
Звонил Шамиль Гадаев. Уже второй раз за день. А до того пропал на пять лет, хотя в университете дружили.
Впрочем, это была особенная дружба, дружба-соперничество.
В каждом сильном вузе есть учет студентов по степени таланта и успехов. Где-то учитывают официально, где-то не очень, однако подобные данные всегда интересуют не только потенциальных работодателей, но и самих студентов, подогревая их честолюбие и старания.
Так вот, до перехода Шеметовой из Воронежа Шамиль был вторым на курсе. Это очень круто – быть вторым на курсе такого вуза, как Московский государственный университет. Ольга же, завершив переходный – «карантинный» – период, на это место позарилась.
Первое место даже не обсуждалось: его, всерьез и навсегда, занял длинный тощий очкарик Марк Ланцман. Впрочем, жизненный опыт говорит, что из номера один обычно получается выдающийся ученый, но никак не выдающийся практик. А вот номер два – другое дело. Это и есть мечта прокуратур, адвокатских контор и юридических отделов крупных компаний.
Короче, все три года до выпуска между Шеметовой и Гадаевым шла ожесточенная борьба за престижное место. На них даже пытались делать ставки. Впрочем, это было нелегким делом, потому что шли «спортсмены», говоря языком ипподрома, ноздря в ноздрю.
Это не мешало им, не забывая о соперничестве, дружить: оба сделали себя сами, оба пробивали себе дорогу выдающейся головой и максимальным трудолюбием.
Вторым универ окончил все-таки Гадаев. Шеметова не слишком огорчилась, поскольку уже нашла себя в специальности. Осталось лишь теплое чувство к вечному другу-сопернику, можно сказать, частице студенческой юности.
С тех пор Гадаев заматерел.
Его «выкрала» из намечавшейся аспирантуры Елена Леонидовна Кочергина, сманив безумным окладом и, главное, беспредельным простором для инициативы. Все прошедшие годы Шамиль отработал у нее – сначала юристом, потом руководителем группы и, наконец, начальником юридического департамента. Стоит ли говорить, насколько значима была эта должность в компании, которая специализировалась на переделе крупной собственности?
Когда Шамиль утром позвонил первый раз, Ольга очень обрадовалась: пахнуло уже отыгравшей юностью. Гадаев же к воспоминаниям расположен не был. Сказал лишь, что отслеживает ее успехи и что ее визитная карточка по-прежнему лежит в коридоре перед зеркалом.
Честно говоря, про карточку Ольга уже забыла.
Дело обстояло так. Лет пять назад Шамиль вдруг приехал к ней в контору. Они посидели, поболтали. Шеметова рассказала о своей работе, правда, не удивив: Шамиль многое из ее юридической жизни уже знал. Потом он рассказал о своей. Да как-то так, что Ольга толком ничего не поняла.
Цель визита оказалась странноватой. Гадаев заключил с ней договор… ни о чем. На небольшую ежемесячную сумму, которая исправно капала пятого числа на счет конторы. Делать не приходилось ровно ничего. Ей через какое-то время стало неловко, она перезвонила Шамилю и предложила расторгнуть договор.
Тот рассмеялся и ответил буквально следующее. Этот договор позволяет ему рассчитывать на мгновенное включение старинной подруги-соперницы в его вызволение из пока еще, к счастью, неведомых передряг. И жена Шамиля знает: если он не приедет домой вовремя, не отзовется на звонки и в течение трех часов не перезвонит сам, то она должна немедленно звонить Шеметовой. Для этого ее визитка и возлежит в неприкосновенности на столике в прихожей. И дай бог, чтобы она не понадобилась никогда. Но если понадобится – она лежит, так что договор с Шеметовой он разрывать не намерен.
И вот не прошло и пяти лет с прошлого разговора, как Гадаев позвонил снова. Утренний звонок в итоге оказался малоинформативным. Наговорив кучу профессиональных комплиментов, Шамиль выяснил, насколько Ольга загружена и не собирается ли она в отпуск.
Теперь он вновь был краток.
– Не возражаешь, если я к тебе пришлю клиента? – спросил Шамиль.
– Кто ж будет возражать? – удивилась Шеметова.
Она вела одновременно двенадцать дел и вовсе не была полностью загружена. В каждом деле возникали паузы, когда в сутки, а когда и в месяцы. Вообще же, устойчивая клиентура – единственное условие выживания адвоката на рынке юридических услуг. Ему ведь, в отличие от прокурора или судьи, два раза в месяц денег никто гарантированно не выдаст. Нет клиентов – нет зарплаты.
– После трех будешь на месте?
– Буду, – подтвердила Ольга.
После обеда предстояла встреча с Багровым, ему надо было посоветоваться в «собачьем», как он его называл, деле. Это уже было приятно, его желание посоветоваться. Еще приятнее – ощущение того, что дело не только в деле, пардон за каламбур. А просто мужчина соскучился и готов прервать ссору, в которой и причины-то особой не имелось.
– Тогда жди, – пообещал Шамиль и, кратко попрощавшись, повесил трубку.
Шеметова опять толком ничего не поняла. Но, поскольку от нее пока ничего не требовалось, решила ждать. Точнее, она решила пойти пообедать. Ожидание потечет автоматически, так что пусть оно будет приятным. К трем точно вернутся.
Прихватила Волика, пошли в его ресторан. Пару лет назад Томский – в основном на папины денежки – открыл с партнером заведение и, похоже, состояния не нажил. Но для Волика главное, чтобы убыток не шел. Потому что бизнес бизнесом, а пожрать он всегда любил в свое удовольствие. Здесь же сложилось два в одном.
По дороге вызвонили Багрова. Он был на подъезде и обещал прийти прямо в кафе. Заказывали на троих. Олег Всеволодович пришел – ничего даже остыть не успело.
После первого насыщения начались профессиональные разговоры. У адвокатов они всегда профессиональные. Это же не токарь – выключил станок и переключился на домашнее. Хороший адвокат бьется за своих подзащитных весь день: в суде, ведя процессуальные действия, в кабинете, работая с документами, в «поле», собирая доказательства и находя свидетельства. Обед в этом смысле – тоже рабочее время, особенно если есть возможность обсудить горячую тему с уважаемыми людьми. Да и сон тоже не исключает профессиональной адвокатской активности: несколько раз суперудачные идеи пришли Ольге именно во сне. Надо только не полениться проснуться и вбить несколько строк в электронный планшет, иначе утром все выветрится.
– Ну, чего там у тебя с «собачьим» делом? – спросила Шеметова. Она была рада, что Багров не стал разбираться в обидах, замирившись по факту.
Волик не был в курсе, поэтому пришлось рассказать с самого начала. Благо Олег Всеволодович рассказчиком был превосходным, даже Ольге, уже слышавшей преамбулу, было интересно.
– Мальчик. Виктор Александрович Немцов, – начал Олег Всеволодович, рукой поправив свою роскошную каштановую шевелюру. – Шестнадцать лет. Родители – люди состоятельные, с достатком. Крутой папа, мама – главный бухгалтер крупного банка. Женились вроде по любви. Которая слишком быстро перешла в привычку, а после и вовсе исчезла. Папа, Александр Геннадьевич, скрашивал себе жизнь многочисленными романами. Мама, Наталья Ивановна, была некрасивой и толстой. – Багров вскользь посмотрел на Шеметову, не задел ли. Нет, не задел. Ольга, конечно, не считала себя худышкой, но уж точно считала красоткой. – Так что у нее личной жизни, кроме сына, не было. Так они тянули лет десять-двенадцать, потом окончательно расстались.
Далее Олег рассказал довольно типичную, но от этого не менее трагическую историю.
Папаша, чувствуя вину, давал деньги на сына, хотя в принципе и маминых было достаточно.
В общем, непонятно почему, может, от нехватки любви в семье, мальчик связался не с теми людьми, с которыми хотелось бы родителям.
Он не был злым или криминальным. Просто безвольный, а от близких ему шли только деньги да папина отдаленная любовь и мамина здешняя, но с ноткой безумия. Никакой душевной закалки ребенок к пятнадцати годам не получил.
Далее – по печальному списку. Конопля, амфетамин, героин.
Мама платила большие деньги, мальчика лечили. Организм чистился, но когда ребенок оказывался на улице, следовал мгновенный срыв. Он же не ведал в своей жизни иного счастья, а потому тянулся к уже прочувствованному.
Папа прислал большие бабки, и после очередной больнички парнишку отправили за границу, в специальную школу, чтобы оторвать от плохой компании.
Через месяц получили письмо. Витя обещал наложить на себя руки, если его немедленно не заберут обратно. Письмо произвело впечатление, сын вернулся в Москву. Клялся и божился – больше ни-ни. Даже попросил собаку. Мама терпеть не могла собак, но психолог объяснила, что животное может помочь. Юноша впервые в жизни будет вынужден о ком-то заботиться.
Так оно и вышло.
Трехмесячный дожонок со звучным именем Кинг мгновенно вырос в огромного, чуть не метр в холке, зверюгу. Его грациозное черно-белое тело венчала огромная голова с живыми умными глазами. Гулять с ним необходимо минимум два раза в день, пацан хоть воздухом начал дышать. Кроме того, когда он был с собакой, «торчки» поначалу к нему не подходили, потому что умный Кинг начинал яростно лаять на малознакомых и плохо, с его точки зрения, пахших людей.
К несчастью, Витя гулял с собакой не двадцать четыре часа в сутки. В остальное время он продолжал те занятия, которые преждевременно состарили его маму.
В очередной раз попав в больницу, юноша вышел из нее с твердым обещанием завязать.
Наталья Ивановна хотела бы верить, да как-то не получалось: матери наркоманов все без исключения несчастны и недоверчивы. Хотя первую неделю парень вел почти нормальный образ жизни, даже устроился в школу-экстернат (ни в одну обычную его не хотели брать, а в ПТУ не хотел он сам).
Вечером, как обычно, Витя взял Кинга на поводок и ушел на улицу. Его не было час, это не напугало маму, бывало, и дольше гулял. Потом Кинг залаял в коридоре. Наталья Ивановна открыла дверь – на грудь ей кинулся обезумевший от душевного волнения пес.
Сына не было…
– А что там произошло? – спросил Волик. Ольга, уже знавшая ответ, не вмешивалась.
А произошло там убийство.
Сначала мальчики напали на милиционера, правда, без формы, сделавшего им замечание. К счастью, без летального исхода. Зато зачем-то отняли пистолет и – понятно зачем – мобильный телефон с бумажником.
Буквально через пару минут – новая ссора.
Парни гурьбой перегородили дорожку, по которой ехала недорогая иномарка. Водитель, мужчина лет тридцати, Вениамин Малинин, посигналил светом. Попросил подвинуться. В ответ услышал мат. И удар ногой по крылу. Решив проучить оборзевших щенков, Малинин выскочил из машины и двинулся на них. Завязалась драка. Слава богу, в ход не пошел пистолет, отнятый у полицейского. Веня, боксер и каратист, думал, что легко одолеет четырех малолеток. Но они были злые в ожидании дозы, а у одного еще имелся огромный, грозно лаявший пес.
В общем, была бы боевая ничья, если бы на помощь Вениамину не вылез его отец. Он успел нанести буквально пару ударов, даже не ударов, а толчков: грузный пенсионер не годился для уличных потасовок. Потом, сбитый с ног, упал и уже не поднялся.
Милиция приехала мгновенно, по вызову первой жертвы теплой компании.
Всех повязали. Кроме Кинга, к которому патрульные менты просто побоялись подойти. Он, сильно замерзнув, шерсти-то никакой, убежал к дому.
Мама проплакала весь разговор с Багровым – его ей порекомендовал общий неблизкий знакомый.
Олег, как мог, утешал несчастную женщину. Впрочем, особо утешить было нечем: групповое убийство, перед этим грабеж, нападение на представителя власти – старшим, уже совершеннолетним, грозило по максимуму. Шестнадцатилетнему Вите – максимальные по законодательству десять лет. Больше – нельзя, а меньше – вряд ли.
Все это Багров был вынужден объяснить обезумевшей от горя женщине.
– А что обвиняемый говорит? – дослушав Багрова, спросил Волик.
– Он не помнит ничего. Не мог, мол, я его убить, и все.
– Почему не мог?
– Не в состоянии объяснить. У него ломка не прошла, с ним вообще тяжко общаться.
– Понятно, – сказал Томский. – Будем думать. Что-то в истории не вяжется.
– Точно не вяжется, – сказала Шеметова.
Она вряд ли смогла бы сейчас связно объяснить, что не вяжется. Но в мозг заложена информация, процесс пошел. Когда она будет переварена, «процессор» попросит дополнительных данных или предложит промежуточное решение.
Поели – пошли в контору.
На подходе, едва свернув в переулок, увидели широкий длинный черный хвост. Автомобильный, разумеется.
Обычно перед конторой, на их законное место, умещался любой автомобиль, даже мини-вэн. Здесь же хвост торчал недвусмысленно.
– «Майбах», – сказал Волик.
Он в таких делах разбирался, его папа мог бы позволить себя пяток «Майбахов».
– К кому бы это? – удивился Багров.
– Ко мне, – гордо заявила Шеметова, связав звонки Шамиля и появление черного мастодонта.
И не ошиблась.
Елена Леонидовна Кочергина собственной персоной прибыла в заштатную адвокатскую контору, чтобы посмотреть на ту, кого ей настойчиво сватал начальник ее юридического департамента. Шамиль говорил, у его сокурсницы перпендикулярное мышление. А еще – это, возможно, даже важнее, – что она фанатка профессии и по-любому не продаст и не кинет.
На первый взгляд приехавшей в «Майбахе» красивой ухоженной женщине было лет двадцать пять. На второй – сколько угодно, от тридцати до пятидесяти.
Стройная, в скромном, безумно дорогом бирюзовом платье. И в сережках с бриллиантами, которые скромными никак не назовешь. Нескромных же колец на длинных изящных пальцах с безукоризненным маникюром – не менее трех. Не хватало лишь обручального.
Она в упор разглядывала Шеметову.
Адвокат же, не особо стесняясь, смотрела на Кочергину. Ольга, разумеется, всегда рада богатым клиентам. Но иной раз лучше отказаться от денег, чем вляпаться в историю.
– Пойдемте в кабинет? – спросил оказавшийся рядом Шамиль.
– Пожалуй, да, – сказала Кочергина.
Первый барьер пройден, поняла Ольга.
В кабинете Елена Леонидовна задала несколько малозначащих вопросов. Ее, похоже, интересовали не ответы, а само общение.
Наконец, не без колебаний, приняла решение.
– Наш бывший сотрудник попал в неприятность, – спокойно сказала она. – Готовы ли вы помочь ему?
– Если сформулируете задачу точнее, я немедленно вам отвечу, – мягко ответила Ольга.
– Он в тюрьме, в Будапеште. Зовут Борис Семенов. Работал у меня. Очень успешно. Задержан по ордеру Интерпола, запрос российский. Ожидает высылки в Россию.
– А здесь что на него?
– Мошенничество в особо крупном размере. Обещал отдать за акции речного порта двести тысяч и не отдал.
Адвоката по большому счету не интересует, виноват ли его подзащитный на самом деле. Точнее, не так. Интересует, конечно, но не меняет отношения к делу и доверителю. Зато очень сильно влияет на тактику ведения дела.
Словно прочитав Ольгину мысль, Елена Леонидовна добавила:
– Я его спросила, получил заявитель деньги или нет.
– И что он ответил?
– Что не знает. Сумму передавали уже после его отъезда. И не напрямую, а через третье лицо.
– Что говорит третье лицо?
– Ничего не говорит. Уже года четыре. Рак легких.
– Понятно, – сказала Шеметова, хотя понятного пока было мало.
Однако кураж потихоньку появлялся.
– Вы уверены, что справитесь? – спросила в лоб Кочергина.
– Нет, конечно, – спокойно ответила Ольга.
– Твоя креатура, – повернулась Елена Леонидовна к Шамилю. – Тебе и отвечать.
– Она справится, – сказал Гадаев. – Либо не справится никто.
– С чего такая уверенность? – недобро улыбнулась Кочергина.
– Я же вам рассказывал про визитку на трюмо.
– Типа последний козырь?
– Типа да, – в том же духе подтвердил Шамиль.
– Ладно, девушка, – после минутного раздумья решилась наконец Елена Леонидовна. – Я вас нанимаю.
Ольга хотела было поправить клиентку – мол, нанимают извозчиков, а врачей, артистов и адвокатов приглашают, – но, взглянув в ее сузившиеся глаза, отчего-то передумала.
– Итак… – Кочергина снова командовала парадом. – Вы наняты на два этапа работ. Первый – съездить к семье Бориса и понравиться его маме.
– Это сейчас самое важное? – удивилась Шеметова.
– Сейчас да. Если пройдем первый этап, то приступим ко второму: освобождению нашего арестанта.
– Я не могу дать гарантий… – начала было Ольга, однако клиентка ее перебила:
– Про гарантии – скучно. Но из тюрьмы его нужно вынуть. Иначе проблемы будут у всех.
– Елена Леонидовна, не пугайте девушку, – вставил слово Гадаев. – Она и так мобилизована. По жизни.
– Я сделаю все, что в моих силах, – четко выговаривая слова, сказала Шеметова. – Не меньше. Но и не больше.
– Я услышала вас, – сухо подвела итог Кочергина. – Вы наняты. По крайней мере, на первый этап.
– Вам известны наши условия? – осторожно спросила Ольга.
– Вы наняты на наших условиях, – усмехнулась Кочергина. – Они значительно благодарнее.
– Спасибо, – не стала спорить адвокатесса.
Дают ведь на вредных производствах бесплатное молоко. Почему же за вредное общение не брать деньги?
«Майбах» неслышно тронулся с места и освободил узкий переулок.
– Поздравляю, – искренне сказал Волик. – Серьезную рыбу ты отловила. Растешь, девушка.
– Спасибо, – ответила слегка ошеломленная происшедшим Шеметова. – Но, похоже, это рыба меня отловила.
Багров радости не выразил. Тут соединились и профессиональная ревность, и тревога за свою женщину, влезавшую в непростую игру сильных мира сего.
Ну, а старик Гескин совсем расстроился. Он по-отцовски любил Ольгу и менее всего хотел, чтобы та имела жизнь, полную приключений. Всей своей долгой жизнью он мог доказать, что про приключения лучше всего читать в книжках.