Текст книги "Любовь заказывали? (сборник)"

Автор книги: Иосиф Гольман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глеб бросился за ним, тот – от него. Глеб большой, широкая кость, в отца. Однако дружок бегал, как олененок. Вроде рядом – руку протяни, – а не догонишь.

Пять минут побегали – и вот он, подход к болотине. Щит фанерный, скособочившись, стоит. На нем – череп, как электрики рисуют, и слово – «тресина». У Глебки так и не хватило духу сказать бате, что слово «трясина» пишется через «я».

– Стой! – закричал он Вовке и остановился сам. – Стой. Дальше нельзя.

Но Вовка и не думал останавливаться, уверенный, что Глеб его не бросит. Еще несколько секунд, и его фигурка скрылась между разлапистыми елками.

– Вот дурак! – выдохнул Глебка. Теперь надо идти за ним!

А еще, пока бежал, выронил нож, с которым всегда ходил в лес. И это плохо: батя предупреждал о появившихся по-зимнему оголодавших волках.

Тяжко вздохнув, Глеб собрался с духом и пошел по Вовкиным следам. Он рассчитывал увидеть дружка за первым же поворотом тропки: такой трусохвост никогда не кинется в бой первым. Правда, здесь речь шла о велосипеде.

Глебка свернул за поворот и…

Застыть – это, пожалуй, слишком мягко сказано. Он стал куском мрамора. Или льда.

Потому что прямо на цепочке Вовкиных следов – а они уже вступили на начальный, относительно безопасный участок древней гати – сидел волк. Или волчица. В таких тонкостях даже батя мог с ходу не разобраться.

Глебка инстинктивно схватился за отсутствующий нож. Покрутил головой в поисках палки. Внезапно ожесточившись, приготовился драться руками. Просто так едой для этой сволочи он не станет.

– Ну, давай же, гад! – крикнул он зверю.

Гад спокойно смотрел на пацана желтыми, с черными центрами, глазами и не делал никаких движений.

Глебка вспомнил про Вовку.

– Вовка! – заорал он изо всех сил. – Лезь на дерево! Здесь волк!

Вовка не отвечал. Значит, уверенный, что друг следует за ним, он уже отошел на приличное расстояние.

Глеб внезапно успокоился. Волк пока не нападал, а на елку при необходимости мальчик взобрался бы мгновенно, несмотря на тяжелую зимнюю одежду и валенки. Но ему же надо идти за Вовкой!

Аж голова заболела от мыслей.

Глебка решился и сделал шаг вперед.

Зверь не отреагировал.

Еще шаг. И еще. И…

О господи! Зверь разверз пасть. Обнажились огромные, созданные для убийства, слегка загнутые внутрь клыки. И – утробный сдавленный рык, от которого мурашки по телу бегут даже у опытных охотников.

Глеб отпрыгнул назад, а волк снова принял исходную позицию.

Каждый раз, когда Глеб решался двинуться вперед, картина повторялась. Отчаявшись, он, пятясь спиной вперед, ушел в деревню.

Зверь его не преследовал.

В деревне Глебка сразу побежал к Вовкиному отцу. Но тот даже не понял, о чем ему пытались сообщить: слишком много самогонки было принято накануне.

Вовкина мать была на работе. Вообще вся деревенька из семи дворов после престольного праздника была вымершей. Только три человека и работали: родители Глебки да Вовкина мама.

Глеб, поразмыслив, понял, что нужно бежать в школу через лес, и если Вовки там нет…

А вот об этом думать совсем не хотелось.

Еще никогда он так быстро не пробегал это расстояние. Наплевав на субординацию, ворвался в класс, ища сумасшедшими глазами дружка. Не нашел. И мгновенно отрубился, потерял сознание.

В чувство его привели быстро, их старенькая медсестра дала нашатырь. Глебка в двух словах объяснил ситуацию. Уроки остановились, а все взрослые бросились к ближней стороне Болотины.

Кричали, звали Вовку. Самые смелые даже ступили на гать. Но далеко не пошли: ясно было, что она не выдержит.

Быстро собрали веревки, слеги. Одна группа двинулась от школы, другая – доставленная на мотоциклах – от их деревеньки.

Сбивчивым рассказам про волка не поверил никто. Даже следов волчьих у гати не обнаружили. Вовкины – были. Глебовы – были. А волчьих – нет.

Вовкина мама страшно кричала, подходила под Глебкины окна, называла его и батю убийцами. Глебка то плакал, то забывался страшным сном-забытьем.

Вернувшийся с поисков батя, огромный и сразу какой-то почерневший, сидел рядом, то поглаживая вихры сына, то просто держа его за руку.

Он был единственным, кто поверил сыну.

Большая Болотина оказалась непроходимой. Свежий пролом в сгнившей гати нашли быстро.

Вовку – не нашли никогда.

8

Глеб вылез из тяжкого сна как из трясины.

Вздохнул, потянулся за сигаретой.

Напротив него, на своей койке, зашевелился бывший «красный директор» Безруков. Но, слава Богу, не проснулся: поддерживать разговор в эту минуту Глебу хотелось менее всего.

Усилием воли он попробовал вытеснить из активного сознания образ своего давно сгинувшего друга. Конечно, ничего из этого не вышло. Даже хуже стало: Вовка прыгал перед его закрытыми глазами, весело скалился и кричал: «Убивец! Убивец!»

Глеб встал, отложил так и не раскуренную сигарету. Не отпустит его Вовка. Никогда не отпустит. Глеб и сам считал, что мог бы тогда остановить приятеля. Схватил бы в охапку в самом начале. Тот бы не справился.

Только что теперь говорить: ведь не схватил же…

Железнов прошел в крошечную ванную: жильцы из второй комнаты еще спали, и можно было не торопясь умыться.

Щелкнул выключателем: над потолком зажглась висящая прямо на проводе крохотная – в целях экономии – и грязная, словно мухами засиженная, лампочка. Отвернул холодный кран. После минутного затишья трубы выдали «фирменный» резонансный треск, и потекла коричневая вода. Постепенно она стала бурой, потом желтоватой и, наконец, вовсе потеряла цвет.

Все. Можно умываться.

Выходя из ванной, еще раз оглядел все это облупленное и какое-то замшелое хозяйство. Да-а. Отличия от его домашнего сантехнического рая, с блеском никеля и теплыми мраморными полами, просто разительные.

Да только туда теперь путь заказан.

На кухне Железнов зажег газ, набрал, снова подождав, пока стечет ржавь, воду в чайник и присел за их с Антоном столик.

За окном еще окончательно не рассвело, и такое предрассветное состояние располагало к обдумыванию житья. А оно что-то пока вырисовывалось мрачноватое.

Деньги у Глеба, с возвращением машины, появились, поесть и обустроить быт перестало быть проблемой. Но не всю же жизнь заруливать на «Спортейдже»?

В конце концов, если предположить, что Железнов следующие тридцать лет прошоферит по московским переулкам, то джип надо срочно продавать, а на полученные деньги покупать любое жилье в дальнем пригороде – на ближний не хватит – и «жигуль» для извоза.

Но Глеб вовсе не собирался всю жизнь развозить спешащих барышень и подвыпивших гуляк. А вот что он собирался – пока ему самому было неведомо. Хотя решать уже пора.

И у Антона он жить больше не хотел.

Хороший Антон человек, добрый. Даже за жилье не просит, хотя, когда Железнов приносит хорошую еду, очень радуется. Но, во-первых, его новый друг весь пропитан настоем неудачи. А во-вторых, Глеб никогда столько – и главное, так регулярно – не пил.

Значит, надо менять дислокацию.

Ладно, с этим принципиально решено.

А как жить дальше?

«Хороший вопрос», – усмехнулся про себя Железнов. Кстати, можно пойти работать на фирму. Тут случайно на улице встретил старого знакомого, так тот, узнав, что Глеб свободен, сразу предложил работу. Это было приятно. Значит, его менеджерские способности ценят не только за внешние данные его жены.

Вот черт! Откуда этот мазохизм? Ведь постоянно себе же вкручивает! Решил забыть – значит, забывай!

«Уехать надо отсюда, – вдруг пришла простая и такая спокойная мысль. – Уехать – и все». Куда – пока в голову не приходило. Но – подальше от суеты. В покой.

И опять ноги сами собой ощутили ласковое прикосновение сухого зеленого мшаника с Малой Болотины. А руки потянулись к антрацитовой круглой шляпе черноголовика.

«Вот туда и уеду», – подумал Железнов. Но как-то вяло подумал. Уж очень редко адаптированные столичные жители меняют свою вонючую окружающую среду на благодатные воздухи деревни Синдеевки.

Все. Пора зарабатывать деньги.

Глеб встал и пошел к машине.

В сутках, как известно, двадцать четыре часа, однако основные деньги «бомбилы» вырабатывают за три-четыре из них. Это раннее утро, когда народ опаздывает на работу, и вечер, когда народ с нее утекает. Отдельный вопрос – поздний вечер. Здесь деньги самые серьезные, но и проблемы, в случае их возникновения, максимальны: от блевотины на полу – причем почему-то всегда норовят мимо резинового коврика – до выяснения отношений. Глеб старался не брать мутных (бомбильский сленг), ну да разве угадаешь?

На этот случай у него под рукой слева лежит серьезная монтировка. Если нет пистолета, то такую штуку не проигнорируешь.

Недавно подобная ситуация произошла, хоть и монтировка в ход не пошла. Глеб посадил двух ребят лет на пяток помоложе себя, прилично одетых и, как ему ошибочно показалось, не склонных к противоправным действиям.

Оказалось – очень даже склонных.

Маршрут заказали длинный и выгодный: от Комсомольской площади до Мытищ. Не успели въехать в Сокольнический парк, как начали как бы невзначай друг с другом беседовать. Тема – московские сволочи, гребущие деньги со всей страны.

Железнов и ухом не повел.

Тогда перешли на сволочей с джипами, пусть и не самыми крутыми.

А потом просто приставили к его боку заточенную строительную арматурину.

Глебу стоило больших усилий сделать испуганный вид: после катастрофы лайнера какая-то часть мозга, отвечающая за страх, срабатывала с явным торможением. Но парни поверили. Велели ехать в глухой угол на Белокаменной просеке: вроде как и в городе, а вокруг – сплошной лес.

Там приказали выйти из машины. Глеб вышел, а мимо него на водительское место пошел один из ловкачей.

Но – не дошел: получил удар кулаком в лицо. Для справки – когда Железнов через пятнадцать минут после начала инцидента покидал место происшествия, ушибленный в себя еще не пришел. Только глаза открыл да выбросил на снег часть съеденного в обед.

Второй оказался неробким, бросился на Железнова с ребристой, остро заточенной арматуриной наперевес. С ним получилось не сложнее, чем с первым: маленький Глебка еще в детстве ловил гадюк голой рукой, упреждая их вовсе не неловкие поползновения.

Секунда – и толстая железка оказалась в руках настоящего владельца джипа. А дальше произошло то, что надолго запомнилось бандиту. Глеб, внешне не напрягаясь, завязал тридцатисантиметровую стальную арматурину в узел.

И, улыбнувшись, посмотрел на придурка.

Тот не стал больше искушать судьбу и вприпрыжку покинул ристалище. А Железнову пришлось задержаться: не хотел уходить, не удостоверившись, что второй сучонок окончательно ожил.

Поутру, правда, таких коллизий не ожидалось, но, вспомнив былое, Глеб проверил и наличие монтировки.

Ладно, поехали.

Первый пассажир оказался неразговорчивым, да и «плечо» короткое. Железнов так и не смог научиться выторговывать деньги, просто сажал пассажира и брал сколько дадут. Этот дал мало – сто рублей.

Лиха беда начало.

Вторая была толстая тетка, базарным голосом начавшая торговаться еще до посадки. Водитель торговлю не поддержал, что, похоже, тетку расстроило: она не была жадной, просто ей хотелось общения. Скоро вышла, оставив Глебу без малого две сотни.

Зато третья тормозила тачки так активно, что Железнов нутром почуял: вот тут-то он и заработает.

Стильно одетой девчонке явно не повезло – она уже проехалась на сером «жигуле», стоявшем тут же, с бессильно подломанным передним колесом. Водитель со злостью смотрел на свое авто и на уезжающие вместе с юной леди рубли.

Девочка была и в самом деле яркой: рыжая челка, зеленые от природы глаза, кожаная курточка, которая по зимнему времени могла бы быть и подлиннее.

– Пока начальник занят? – усмехнулась она, удобно устраиваясь на переднем сиденье.

Логично. На новеньких джипах извозом занимаются не хозяева, а наемные водители.

– Типа того, – подумав, ответил Железнов. Он не был наемным водителем. Но и начальником не был тоже. А кроме джипа, и вовсе ничем не владел. – Куда едем?

– Куда и ехали, – усмехнулась девчонка. – Щелковское шоссе, почти до конца.

– Работаешь там? – неизвестно зачем поинтересовался Глеб.

– Работаю, – спокойно согласилась девица. Потом, не стесняясь водителя, принялась поправлять невидимые сбои в макияже. И не только: юбчонку задрала еще выше и что-то под ней тоже поправила.

Поймав косой взгляд Глеба, улыбнулась:

– Понравилось?

– Как у всех, – честно ответил Глеб. А обиженная девчонка замолчала.

Следующая ее фраза была перед самым выходом:

– Подожди меня пять минут, сейчас обратно поедем.

Тон был самым естественным, она легко выпрыгнула из джипа и быстрым шагом скрылась в подъезде огромного домины. Кроме этого подъезда, в нем просматривалось еще три. А может, их было и больше: дом постепенно закруглялся.

Глеб подождал пять минут. Потом еще десять. Через следующие пятнадцать наконец дошло, что его кинули. И девочка сразу стала ясной: ехала по вызову, водитель того «жигуля» скорее всего и охранник. А может, по совместительству – сутенер.

Конечно, когда-нибудь девица выйдет: не на всю же жизнь ее купили. Правда, неизвестно когда. И – из какого подъезда: увидев, что он не уехал, запросто перейдет по наверняка не закрытому чердаку в другой подъезд.

Теоретически надо было уезжать. Стоять здесь – больше потеряешь. Девочке просто повезло – заработала дважды: сутенеру наверняка скажет, что за проезд пришлось платить.

Особой злости к девице Глеб не испытывал. Более того, она ему чем-то понравилась. Но начинать день, в который планировал принять историческое решение, с тривиальной динамы – не хотелось.

«Хорошо, детка. Посмотрим, кто кого». В похожие игры он играл с детства. И всегда выигрывал. Только раньше соперниками были зайцы, лисы, в последние годы жизни в Синдеевке – и более крупные хищники. Хотя в отличие от прошлых соревнований Глеб вовсе не собирался снимать шкуру с проигравшего.

Впрочем, сначала еще надо выиграть.

Железнов отогнал джип подальше, за магазин, причем стартовал резко. Если девица наблюдает – поймет, что его терпение кончилось и ей уже можно выходить. Затем бегом вернулся к дому, но не туда, где стоял джип, а значительно правее, чтобы было видно все четыре подъезда.

Как мог замаскировался и приступил к ожиданию. Ожидание для Глеба, безусловно, было работой, работой трудной, но привычной. В конечном счете ему без разницы, сколько придется ждать: час, пять часов или сутки. Мелькнула мысль, что может подъехать ее охранник. Ну и бог с ним. Пусть подъезжает. На месте разберемся.

Время замерло и не двигалось до тех пор, пока девчонка не появилась. Хитрить она не стала, вышла из того же подъезда, в который вошла. Только походочка изменилась: кураж пропал, сумочкой не помахивала.

Быстро и бесшумно Глеб ее догнал. Приобнял за плечи:

– Здравствуй, дорогая!

– И ты тут? – не удивилась и не испугалась девица.

– И я, – согласился Железнов.

– Тебе не повезло. Денег у меня нет.

– Не заплатили? – удивился Глеб.

– Заплатили, – всхлипнула девчонка. По-детски как-то, беззащитно, несоответственно профессии. Остановилась и приподняла край юбчонки. Под ней было три черно-красных небольших пятна с синюшными ободками.

– За что? – мрачнея, спросил Железнов.

– Было бы за что, вообще бы убили, – улыбнулась сквозь слезы жертва. – Такая у него любовь.

– А как же ваша охрана?

– Никак. Это наш юрист, – сказала она и осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.

– Зачем поехала, если он псих?

– Девочки говорили, я не верила, – вздохнула девчонка. – Он всегда такой вежливый. – И вытерла прямо рукавом глаза.

– Ладно, пошли, сходим к твоему юристу, – сказал Глеб.

– Ты что, спятил? – искренне ужаснулась та.

– Тебе его жалко? – неприятно улыбнулся Железнов.

– Мне тебя жалко, – ответила девчонка. – И себя, – уже тише добавила она.

– А чего бы тебе не уволиться? – внезапно повеселел Глеб. – Ты же не по КЗОТу трудишься?

– И куда я денусь? – как будто саму себя спросила девчонка.

– Но откуда-то ты же взялась?

– С Урала, – машинально ответила та.

– Вот туда и денешься.

– Мама была бы рада, – вдруг мечтательно сказала она.

– Ну вот и порадуй ее.

– Она думает, я здесь в училище учусь. Медицинском.

– Ерунда все это, – прервал беседу Глеб. – Скажешь – выперли. В детали не посвящай.

– Пошел ты к черту! – вышла из счастливого сна его собеседница. – Все вы жалостливые!

Но Глеб пошел вовсе не к черту, а к подъезду, в котором жил юрист с сексуально-садистскими наклонностями. За ним, как маленький щенок на поводке, потянулась спутница. Идти ей в подъезд, конечно, не хотелось, ну да никто ее и не спрашивал.

Вышли минут через десять.

Если раньше девчонка была напугана, то теперь просто голову от страха потеряла и, похоже, Железнова боялась не меньше, чем своих бандитов.

– А он не умрет? – уже в машине спросила она.

– Нет, – ответил Глеб. – Размножаться только затруднительно будет. Ну да ему и не следует размножаться.

– Ты псих, да?

– Тут все психи! – неожиданно разозлился Железнов. – Чего тебя здесь держало? Работа нравится?

– А куда мне деваться? У меня даже паспорта нет.

– А где он?

– У «мамочки».

– Поехали к «мамочке».

– Ты точно спятил, – прошептала она.

А Глебу вдруг стало весело. Вот и изменилась его жизнь. Резко.

После таких подвигов лучше здесь не оставаться. Тем более если впереди еще визит к «мамочке».

Судьба распорядилась без его ведома, и это гораздо легче, чем принимать серьезные решения самостоятельно.

– А звать-то тебя как? – наконец спросил он, пристегивая ремень.

– Анюта. А тебя?

– А меня Глеб.

– Очень приятно, – вдруг манерно сказала Аня. Глебу стало смешно. Она немножко обиделась и замолчала.

Операция по изъятию паспорта обошлась без рукоприкладства. «Мамочка», много чего повидавшая в своей многотрудной жизни, только головой покачала.

– Смотри, девка, – многозначительно сказала она на прощание. Без угрозы, скорее – с сочувствием.

– А дальше что? – уже в машине спросила Аня.

– Хороший вопрос, – одобрил Глеб.

– Твой номер они срисовали. Все менты – их. Втравил ты меня, – снова приготовилась плакать девчонка.

– Хочешь – вернись. Сдашь меня – может, простят.

Аня зло посмотрела на своего непрошеного освободителя и замолчала. Всю дорогу до Антона оглядывалась назад, впрочем стараясь делать это незаметно.

Они приехали к дому Безрукова, поднялись в квартиру.

Хозяин уже принял «по первенькой», но был еще вполне вменяем.

Услышав новости, не обрадовался.

– Я хоть и старый, а жить хочется, – честно заметил он.

Глеб успокоил бывшего директора:

– Не волнуйся. Мы через двадцать минут уезжаем.

– Куда? – поинтересовалась Анюта.

– К твоей маме, – сказал Железнов.

Решение пришло просто и естественно. Он отвезет Аню к маме, а себя – в Синдеевку. Между ними всего-то километров триста-четыреста. Для бешеной собаки не крюк.

Что будет после – сказать трудно. Да и не хочется сейчас думать о том, что будет после. Достаточно, что цели на ближайшие дни определены.

Допили чай, распрощались с Безруковым.

Тот расчувствовался. На прощание подарил Глебу теплейшую охотничью доху-овчину. А Анюте – маленькое зеркальце в серебряном ободочке: недосмотр прежней жены.

– Вы поосторожнее, – сказал он. – Эти парни такого не прощают.

– Сошедший с небес змей не боится, – пафосно заявил Глеб. Сам от себя не ожидал.

У двери на лестницу расцеловались, и отъезжающие поспешили занять свои места.

– Это ты – сошедший с небес? – спросила уже в машине Анюта.

– Я, – ответил он.

– Почему?

– Как-нибудь расскажу. Потом, не сейчас.

Аня обиженно фыркнула и отвернулась к окошку.

А еще через сорок минут, обойдя на всякий случай тайными тропами выездные посты, машина уже неслась на восток.

Анюта была явно довольна, хоть и отчаянно боялась бывших работодателей. Запах свободы пьянил девчонкины ноздри.

Доволен был и Глеб. Все впереди – в непонятке. Но уже не так безысходно.

Теперь пассажир действительно сошел.

9

В Синдеевку Глеб поначалу не попал. Равно как и вроде наметившийся роман с Анютой не разродился даже случайной дорожной связью.

Наметился он еще возле дома, где акт любви бандитского юриста сопровождался сигаретными прижиганиями.

Пришло вдруг в голову Железнову, что, может быть, это и есть судьба. Оба они – униженные и оскорбленные. Оба занимаются тем, что не любят. Оба с Урала, пришлые.

И на Урал возвращаются. Ну разве не единение душ?

К профессии ее он отнесся равнодушно, как истинно лесной человек. Да, занималась. Больше не будет.

Вот он в девять лет потерялся в лесу. Правда, летом дело было, а то бы по неопытности не выжил. На вторые сутки поймал и съел ужа. Но не ест же он сырых ужей, когда у него есть деньги и имеется ресторан, где можно рубли обменять на пищу?

Так что ее ежедневное давание всем подряд напрягало его гораздо меньше, чем, может быть, одна-единственная Томкина утеха с Николаем Ивановичем.

Вспомнил – и опять заболело, заскребло внутри. И еще сам для себя оценил: машинально Томку пытается если не оправдать, то провести по более легкой статье. Какая там одна-единственная? Во скольких командировках побывал Глеб, работая под чутким руководством Николая Ивановича? Да еще иногда как срочно его туда посылали! Наверное, когда у начальника сильно свербило…

От подобных мыслей возможная жизнь с Анютой фантастической совсем не казалась.

Такое логическое, идущее от мозга, «влюбление» было разбито двумя ударами. Первый – когда забирали у «мамочки» паспорт. Глеб в него на всякий случай заглянул. Девочке оказалось семнадцать без двух месяцев.

И дело не в том, что Железнов испугался «малолетней» статьи. Его вдруг ударило, что она вполне могла бы быть его дочерью. Почти восемнадцать лет назад, уезжая на учебу в столицу, он искренне обещал своей девушке вернуться. И под влиянием момента предохраняться не стали.

Вероятность совпадения была малой, но не нулевой: маму Ани тоже звали Валя, а в город она приехала из какой-то глухой деревни – в которую больше никогда не возвращалась – уже с пузом.

По времени – подходило, по вероятности – нет. И Валь по тому времени было немало, и с пузом девушки оказывались нередко.

Однако когда по дороге заночевали в дешевом, но с удобствами мотельчике и Анюта, выйдя из душа, направилась, обернутая полотенцем, к его кровати, он мягко девушку развернул и придал обратное ускорение легким шлепком, что совсем не могло трактоваться как сексуальная прелюдия.

Анюта и вообще поняла все неправильно: начала объяснять, что всегда была осторожна, в губы никогда не целовалась и без презерватива не работала. Короче – проверено, мин нет. Пришлось Глебу, чтобы не вдаваться в сложные детали, сослаться на усталость от тяжелой дороги.

Все равно она обиделась. Хотела хоть чем-то поучаствовать в общем деле – и тут облом. На следующий день сидела в «Спортейдже» надутая и молчаливая.

Глеб не выдержал, погладил ее по голове.

– Ладно тебе, – попросил он. – Не злись.

– Я и не злюсь, – сразу заулыбалась отходчивая уралочка.

Обедали в придорожном деревянном ресторанчике уже как друзья.

– Чем дома займешься? – спросил Глеб.

– А я домой не поеду, – беззаботно ответила девчонка.

– Как это? – чуть не подавился шашлыком Железнов. – А куда ж я тебя везу?

– А что мне дома делать? Городишко – десять улиц. Еле оттуда вырвалась. Да еще мать запилит. Не, я в Екатеринбурге останусь.

– У кого? У тебя там кто-то есть?

– Ага, – просто ответила Анюта. – Подружка моя. Мы с ней вместе в училище уехали. Только она в Москву не захотела. Сказала, что здесь хоть и платят меньше, зато люди проще.

– Так! – Глеб аж машину остановил. – Ничего не понял. Ты что, и дальше тем же промышлять собралась?

– А что я еще могу? – разозлилась девчонка. – И твое какое дело? Ты мне отец, что ли?

Вот именно. Что он ей, отец? Вряд ли. Такое только в плохих романах бывает. Ну и изредка в жизни.

– А что же в Москве не осталась? Нашла бы другую «мамочку».

– После твоего разговора с Виктором Петровичем…

– Значит, я тебе карьеру нарушил?

– Вроде того, – вздохнула Анюта. – «Мамочка» была не злая. Я за день иногда и по сотне вырабатывала.

– Да уж, – согласился Глеб. – После медучилища на клизмах столько не поимеешь.

– Накоплю денег – выйду замуж, – развила мысль Аня. – Когда денег много, никто не спрашивает про прежних. К тридцати буду в шоколаде.

– Твоими бы устами, Анька… – невесело сказал Глеб. Он не был шокирован ее откровениями. И не собирался ее ни в чем переубеждать. Оба и так понимали, что шансов к тридцати оказаться в шоколаде гораздо меньше, чем в морге или в лучшем случае в низшей категории «вокзальных» и «плечевых», которые в глазах своих пользователей уже и не люди вовсе.

Короче, доехав до уральской столицы, Анька подкрасила губки, подвела глазки и, игриво махнув на прощание, выскочила на серую щербатую мостовую.

Глеб проводил ее взглядом.

Она не оглянулась.