Текст книги "Зонтик для террориста"

Автор книги: Иори Фудзивара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Иори Фудзивара
Зонтик для террориста

От автора

У каждого свое золотое время. Последние десять лет для меня золотыми стали выходные: читай себе детективы да попивай виски. Только здоровье от этого крепче не делается: виски пришлось заменить пивом, а потом и пива брать поменьше, но в такие часы я по-прежнему испытываю наивысшее блаженство.

Однако если меня попросят назвать любимого писателя, то, как ни странно, я отвечу: Осаму Дадзай. Был период, когда я читал Дадзая вперемежку с детективными романами. И вот что я заметил: в некоторых его произведениях можно обнаружить общие черты с «крутыми» детективами. Например, рассказ «Бидзан». В его добром взгляде я почувствовал что-то родное, до боли знакомое. До того мне казалось, я постоянно брожу во мраке. Я мучился от неопределенности, и доброта Дадзая помогла мне.

Конечно, Дадзай – гений слова от природы. Строго говоря, есть в его мастерстве и что-то от опытного ремесленника. Часто случается, что сотни талантов не могут сравниться с профессиональным мастерством. Я видел тому прекрасные примеры среди авторов детективов. Если подвергать романы классификации, то существует только две категории: прекрасный роман и тот, что таковым не является. Я люблю прекрасные романы. Наверное, в мое золотое время мне однажды открылся путь: писать книги в своем любимом жанре. Я написал первый роман, и он, к счастью, получил премию. Хотелось бы шаг за шагом совершенствовать свое ремесло, приближаясь к мастерству профессионалов.

Может, эта мечта о далеком будущем, но, надеюсь, она осуществится.

Иори Фудзивара

Моим друзьям: тем, кто выжил в нашу эпоху, и тем, кто, увы, ушел навсегда

1

В эту субботу октября наконец-то кончился дождь.

Я проснулся, по обыкновению, в одиннадцатом часу. Включил свет и высунулся из окна, как всегда. Незаметно появившаяся привычка жильца квартиры, где не бывает солнца. Протяни руку из единственного окошка – и ты уже упираешься в стену соседнего дома. Но небо все-таки видно. Пусть и крохотный кусочек, тонко вырезанный по контуру зданий. Давно я не видел такого цвета: голубого, до рези в глазах. Я натянул свитер и вышел на улицу. В погожий денек совсем неплохо понежиться на солнышке. Да и первый стаканчик пропустить на свежем воздухе – самое милое дело. В ясную погоду не было для меня важнее задачи, чем эта. Должна же быть какая-то задача и у помятого бармена-алкаша, разменявшего пятый десяток.

Ветра не было. Минут тридцать я прошагал в лучах утреннего света. Перешел через шоссе Косю, потом по мосту мимо мэрии. Улегся на газоне с высохшей травой поближе к входу в парк. Занял привычную позицию. До сих пор предпочитавшее прятаться солнце светило наискосок над головой. Как и полагается в субботний день, по парку неспешно прогуливались семьи. Тяжело дыша, мимо проносились бегуньи в коротких облегающих майках. Вдалеке звучала незнакомая музыка: кто-то слушал кассетник. Я достал бутылку из бумажного пакета и налил виски в пластиковый стаканчик. Руки у меня тряслись, я немного пролил. Вот и первый глоток за сегодняшний день, обжигающий горло.

Осеннее солнце светило мягко и умиротворенно. В его прозрачных лучах тихо танцевали сухие листья гинкго. Хорошо. Нет никаких проблем. Ясный день рождал у всех схожие мысли. Струящийся солнечный свет в одиннадцать утра. И вокруг все спокойно. Мирная картина. Наверное, если бы в парке не было таких, как я, и мне подобных, он выглядел бы еще более умиротворенным. На траве, кроме меня, валялись несколько бомжей. Им, поди, тоже иногда хочется выползти на белый свет, подальше от тусклых фонарей Западного выхода. [1]1
  В районе Западного выхода токийской станции «Синдзюку» обосновались бомжи в домах из картонных коробок. После пожара в 1998 г. их поселение прекратило свое существование. – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]

Я налил второй раз. Дрожь в руках не прошла, и виски опять пролился. Но я знал: немного времени, и я буду в полном порядке. Первую-то я уже выпил, остальное – ерунда. Вечером, когда на донышке остается чуть-чуть, я превращаюсь в достойного, серьезного человека. И приступаю к какой-никакой работе, пусть и не особо уважаемой. А задача на каждый день в этом году у меня одна. Я задумчиво изучал свои трясущиеся руки.

Вдруг я почувствовал чей-то взгляд. Поднял глаза – на меня смотрела девчонка лет пяти-шести. В красном пальто. Она глядела на меня, наклонив голову, пялилась на мои руки, которые я рассматривал.

– Тебе что, холодно? – спросила девчонка.

– Нет. С чего ты взяла, что мне холодно?

– У тебя руки трясутся. Ды-ды-ды.

– Ды-ды-ды? – Я улыбнулся. – Это точно. Но я не замерз.

– Значит, ты болен?

Алкоголизм – тяжелейшая форма зависимости. Но болезнь ли это? Понятия не имею. Никогда об этом не задумывался.

– Наверное, нет. Скорей всего.

– Да-а? Но тебе это в чем-то мешает, правда?

– Нет, не мешает, – ответил я.

– На скрипке хорошо не сыграешь.

Я расхохотался:

– Так я не скрипач. И не пианист. Поэтому больших неудобств не испытываю. А ты играешь на скрипке?

– Угу. Я очень хорошо умею играть.

– Насколько хорошо?

Она запихала руки в карманы пальто. Похоже, не знала, как ответить на мой вопрос. Наконец произнесла:

– Ну-у, я могу Третью Генделя сыграть. Третью сонату.

– О-о. Здорово.

– Я стану скрипачкой.

– Вот и хорошо.

– Скажи, как ты думаешь, у меня получится?

Я ответил, немного подумав:

– Получится, наверное. Если фортуна к тебе повернется.

– Фортуна?

– Ага. То есть удача.

– Значит, мне нужно дружить с удачей?

– Точно.

– Хм, – пробурчала девчонка и взглянула на меня. Она стояла, выпрямив свою тоненькую хрупкую спинку, и не сводила с меня глаз.

Я лежал на траве и размышлял: «Когда я в последний раз разговаривал с девчонкой ее возраста?»

– Дядя, – сказала она как ни в чем не бывало, – а ты потрясный.

– С чего ты взяла? – спросил я.

– Да все отвечают мне: «Конечно, получится, не сомневайся». В моем возрасте не исполняют Генделя. Взрослые меня хвалят, говорят, я прекрасно играю. Но это такие глупости. Никто не сказал того, что ты.

– В мире существуют разные точки зрения. Может, как раз все и правы.

– Нет, не правы. Они дураки.

– Вот как? Не стоит разбрасываться словами.

– Ты о чем?

– По крайней мере, никакой я не потрясный. Не бывает потрясных пьяниц.

– А ты пьяница? Выпиваешь?

– Да. Вот и сейчас тоже.

– Ну и что. Выпивка не имеет никакого значения.

Пока я размышлял над смыслом ее слов, в поле моего зрения показался мужчина, приближавшийся к нам вальяжной походкой. Одного со мной возраста, может, немного постарше. Наверное, девчонкин отец. В очках в серебряной оправе. В твидовом пиджаке и галстуке-платке с узором «огурцами». Наверное, для мужчины после сорока пяти это один из способов почувствовать выходной. С моим потертым свитером его костюм явно не сочетался.

Мужчина положил руку девчонке на плечо. Бросил взгляд на меня и мой виски, но выражение его лица не изменилось. Ровным голосом он обратился к девчонке:

– Не мешай дяде.

Девчонка подняла на него глаза, тут же перевела взгляд на меня и спросила, надув губы:

– Дядя, я тебе мешаю?

– Вовсе нет.

Мужчина посмотрел на меня и улыбнулся. Улыбка из вежливости.

– Девочки в таком возрасте становятся несносными.

– Мы разговаривали об истинах этого мира.

Мужчина принял безразличный вид:

– Извините. Похоже, мы причинили вам беспокойство. Прошу простить нас.

Он взял девчонку за руку:

– Ну, пошли.

Девчонка заартачилась было, но последовала за отцом. Они стали удаляться, и тут девчонка оглянулась, будто хотела мне еще что-то сказать. Я почувствовал то же самое и помахал ей рукой. Она застенчиво улыбнулась мне в ответ. А потом выдернула руку из отцовской руки и пустилась вперед вприпрыжку.

Иногда я чувствую неприязненное отношение к себе. Это из-за того, как я выгляжу. Из-за того, что от меня уже днем начинает разить спиртным. Но я привык. Привык с помощью разума подавлять охватывающие меня эмоции. Правда, есть же в мире и те, кому не свойственны дискриминация и неприязнь. Редко таких встретишь, и тем не менее они существуют.

Я продолжал рассеянно попивать виски. Задумываясь о словах, сказанных маленькой девчонкой. Они сладким гимном звучали у меня в ушах. «Выпивка не имеет никакого значения».

Когда я окончательно запутался, сколько стаканчиков я уже опрокинул, ко мне подошел молодой парень. Волосы выкрашены в рыжий цвет, прижимает к груди пачку листовок. Одну из них он протягивал мне.

– Не хотите поговорить о Боге? – спросил он.

– Извини, я работаю.

– Работаете? Кем?

– Да вот… – Я потряс перед ним бутылкой. – Профессиональный алкаш.

– Редкая у вас работа, – сказал он и заухмылялся. – Хорошо устроился, папаша.

Парень покивал и ушел.

Я покачал головой. Неужели попадаются простаки, кто встает на путь веры, вняв его россказням? Кто знает. В Синдзюку, [2]2
  Синдзюку– один из крупнейших районов Токио: небоскребы и кварталы «красных фонарей», безумная сутолока вокзала, магазины и рестораны всех мастей, толпы клерков в час пик, молодежь с яркими волосами, якудза и трансвеститы.


[Закрыть]что ни случись, удивляться не приходится. Так что и в Боге нет ничего необычного. Я продолжил пить. Наконец-то стала утихать дрожь в руках. Я перевернулся на спину. На небе всего несколько тоненьких облачков. Лучи солнца по-прежнему светили мягко и прозрачно. Вокруг – ряды небоскребов. Парк в самом центре города. Теплое солнце. Чудесное место, чтобы пропустить стаканчик-другой.

Я услышал этот звук сквозь дрему. Звук пришел от земли, с такой силой, что я чуть не подпрыгнул. Раздались крики. Что-то подталкивало меня. Я вскочил. Я знал этот звук, резко отдающий в животе.

Так разрывается взрывчатка.

Повалил дым. Побежали люди. Все они что-то кричали. Но что, разобрать невозможно. Сквозь толпу протиснулись две женщины и с воплями пронеслись мимо меня. Мелкими шажками протрусила группа старичков. Через мгновение я уже летел в противоположном толпе направлении. Полицейский участок Синдзюку совсем рядом. Я рассчитал время. Полторы минуты. Наверное, это все, чем я располагаю. Я добрался до центра парка. Фонтан на площади просел. На площадке слева вырвало стены и крышу сооружения, где велись работы по строительству метро, оголило металлоконструкции. Площадь стала видна как на ладони.

Повсюду лежали люди. Справа по асфальту водопадом хлестала вода, ниже, у ее кромки, образовалась воронка. Оттуда в разные стороны полукружьями сочилась черная грязь. Вокруг были разбросаны не только человеческие тела, но и то, что когда-то ими было. Разорванные куски, потерявшие прежний облик. Плоть и кровь. Когда я спускался по каменной лестнице, мне на глаза попалось нечто напоминающее сломанную ветку. Сначала я не понял, что это. Слишком неестественно оно было вывернуто. Оторванная рука. С аккуратным маникюром цвета красного вина. Чуть ниже на ступеньке сидел мужчина, будто молился. Согнувшись, он держался за живот. Между его пальцев свисало что-то мягкое, тускло отсвечивающее. Его кишки вывалились наружу. Я бежал, и перед моими глазами проносились картины, одна ужаснее другой. Стоны низкоголосым хором разносились по всей площади, время от времени к ним примешивались душераздирающие вопли.

Я побежал к эпицентру взрыва. Мне нужно было найти одного человека. Я надеялся, что он успел уйти из парка. Сколько минут прошло с тех пор? Нет, часов. Тут я увидел, как кто-то бегом поднимается по лестнице со стороны площади. Не пострадавший от взрыва. Похоже, не один я проявлял интерес к произошедшей трагедии. Вокруг были раскиданы трупы и части человеческих тел. Вот туловище без рук и ног и с наполовину оторванной головой. Рядом валяется нога. На ней – будто чья-то шутка – рука другого человека с оголенной костью. Все обожжено до черноты. И перепачкано кровью. За какие-то мгновения эта картина отпечаталась в моем сознании. Повсюду те, кто уже испустил последний вздох или находится на последнем издыхании. Я метался среди них в рассеивающихся клубах порохового дыма. Потоки крови струились, будто змеи. Я ступал в них, перемешивая одни с другими. В ноздри била резкая вонь. Не привычный мне аромат кислятины, а запах крови. Вдалеке от эпицентра взрыва, со стороны парка, выходящей к вокзалу, доносились крики. По-прежнему прозрачно светило солнце. Но мир больше не напоминал тот, каким был совсем недавно. В одно мгновение он сошел с ума. А может, был безумен с самого начала? Во мне пробуждались воспоминания. Поднимались на поверхность, словно пузырьки со дна болота. Я старался подавить их.

На бегу я попытался подсчитать, сколько времени прошло с того момента, как я услышал взрыв. Около минуты. Время вышло. Я уже стал отчаиваться и тут заметил красное пальто. На противоположной стороне площади в тени насаждений, окруженных бетоном, лежала девочка, которая мечтала стать скрипачкой. Она была без сознания, лицо побледнело. Со лба струйкой стекала кровь. Но, похоже, она не пострадала от самого взрыва. Скорей всего, ее отбросило ударной волной и она ударилась обо что-то. Так близко от эпицентра, что иначе как чудом ее спасение не назовешь. Наверное, девочку защитила бетонная ограда, что была выше ее. Правда, неизвестно, есть ли повреждения внутренних органов. Я положил руку ей на шею. Пульс ровный.

– Что ни говори, фортуна на твоей стороне, – пробормотал я. Взял девочку на руки и поднялся по ближайшей лестнице.

Там стоял человек. Ко мне спиной, в черном костюме и очках от солнца. Наверное, он почувствовал мое присутствие и скрылся среди деревьев. Может быть, это тот, кто недавно поднимался по лестнице. Я не прореагировал на него. Послышался слабый звук сирены. Передо мной оставалась задача первостепенной важности. Я огляделся вокруг. На земле сидел молодой рыжеволосый сектант, недавно говоривший со мной. Взгляд остановившийся, изо рта течет слюна. Я ударил его по щекам.

– Ты жив?

– А-а… – Взгляд парня медленно сфокусировался. Наконец он заметил меня. – Что со мной? Что это?…

Я прервал его:

– С тобой все в порядке. Простой шок. Надеюсь, и девчонка выживет.

– А?

– Я говорю: и девчонка выживет. Поручаю ее тебе. Одних молитв недостаточно. Когда приедет «скорая», первой отправишь ее в больницу.

– А почему я?

Я еще раз ударил его.

– Понял меня? Если с ней что-то случится, я тебя пришью. Запомни. Я не шучу.

– А я…

Я не дослушал его. Ушел, не оглядываясь. Перебежал через мост. Мимо меня пронеслись двое полицейских. Они что-то прокричали мне, но я не расслышал. Уже вовсю гудели сирены, будто соревнуясь друг с другом. Я указал пальцем на парк позади меня. Полицейские кивнули и побежали в его сторону. Когда я смешался с толпой зевак у мэрии, патрульные машины кольцом окружили парк. По мосту вдоль целой улицы отелей бежали полицейские. Около главного входа стояло несколько поврежденных автомобилей. Со стороны вокзала прибыли еще несколько полицейских. Все полицейские Синдзюку собрались здесь. Пройдя мимо них, я наконец-то смог спокойно вздохнуть. Я запыхался. И только когда пошел в сторону, противоположную парку, я вспомнил. Молодой проповедник наверняка расскажет обо мне полиции. А я забыл бутылку виски и стаканчик, на которых остались мои отпечатки пальцев. Четкие, как следы ног на свежем асфальте. Наверное, много времени не потребуется, чтобы сличить их с теми, что есть в полиции.

2

В туннеле на Западном выходе по-прежнему стояли ряды картонных домов. Когда я шел по направлению к вокзалу, меня кто-то окликнул.

– Эй, Сима-сан!

Меня знают мало бомжей. Один из них выглядывал сейчас из картонной коробки. У них есть правило – не обращаться друг к другу по настоящим именам. Но он сам попросил называть его «Тацу».

– Что там случилось? Ну и грохот. И копы туда понеслись.

У него был детский голос. Я никогда не интересовался, сколько ему лет. Наверное, чуть больше двадцати пяти. Самый молодой из всех здешних обитателей картонных домов. А может, и вообще единственный, не разменявший тридцатник.

Я наклонился. От его длинных, до пояса, волос воняло. Один из моих немногочисленных знакомых, кто воняет сильнее меня.

– Бомба взорвалась.

– Бомба?

– Ага.

– С чего это вдруг?

– Не знаю. Но, похоже, погибших много. Здесь тоже скоро станет несладко. Наверняка придут копы, станут расспрашивать. Так что надо подготовиться.

– Только их тут не хватало. Для меня ничего нет хуже на свете, чем с копами лясы точить. Может, слинять на время?

Он медленно погладил бороду. Борода у него была шикарная, не по годам. Красный перебитый нос придавал лицу комичный вид.

– Нет, лучше оставаться на месте, – сказал я. – Сбежишь – только вызовешь ненужные подозрения. Если тебе ничего не известно, то лучше честно так и сказать.

– Да-а? Ну, может, ты и прав. Сделаю, как ты говоришь.

– Пожалуй, и беспокоиться-то не о чем.

– Хорошо, если так.

Он говорил медленно и спокойно. По обыкновению, никуда не торопился.

Немного подумав, я добавил:

– Послушай, Тацу. У меня к тебе просьба.

– Какая?

– Забудь, что ты меня сегодня видел.

Он ухмыльнулся:

– Я копам никогда ничего не выболтаю. Даже если у меня перед глазами кто ласты склеит, я – могила.

Я вернулся пешком до пятого квартала. Домой не заходил, отправился прямо в столовку по соседству. Я частенько наведывался сюда, когда мне неохота было готовить себе ужин. Большой выбор блюд. Но сейчас мне нужен телевизор. Дома у меня «ящика» не было.

В столовке царило оживление. Я впервые посмотрел на часы, висевшие на стене. Начало второго. Посетители отличались от привычных. Обычно я заходил сюда около пяти. В это время здесь собирались девчонки-азиатки и трансухи.

Я протиснулся между двумя мужиками, которые с шумом ели лапшу, уставившись в бюллетени с результатами скачек, и уселся у стойки. Хозяин заведения – лысый старик с редкими седыми прядями за ушами – вопросительно посмотрел на меня. Здесь не хватало только одного блюда – виски. Огромный просчет.

– Пиво, – сказал я.

– Еще что-нибудь?

– Больше ничего.

По телевизору показывали юмористическую передачу. Некоторое время спустя раздался сигнал срочных новостей. Побежали титры: «Взрыв на Синдзюку. Свыше 50 человек пострадали».

Полвторого. На канале прекратили вещание обычных программ и начали внеочередные новости. Диктор сказал:

«Сегодня в Токио в районном парке Тюо в Синдзюку в двенадцать сорок произошел взрыв. Есть жертвы. На данный момент число погибших составляет свыше десяти человек. Раненых – более сорока человек. Они отправлены в ближайшие больницы на машинах "скорой помощи". Пока подробности неизвестны, но, вероятно, взрыв был очень мощным. Наш корреспондент передает с места событий».

На экране появились кадры парка. Вокруг него – оцепление. Репортер стоял перед парком, за спиной его виднелись патрульные полицейские машины, он торопливо рассказывал о том, что произошло. Камеру установили на углу у мэрии. Затем показали наспех отловленных свидетелей. Возбужденный репортер набросился с вопросами на мужчину, типичного клерка, но тот оставался спокоен. Он был в парке и вдруг «бом!» – услышал звук взрыва. Увидел, как в центре парка появились столбы огня, повалил дым, и побежал вместе со всеми. Репортер снова затарахтел. Никакой новой информации. Разве что назвал образовавшиеся потоки Ниагарским водопадом.

На экране возникли кадры, снятые с вертолета. На востоке с выходящего на улицу Коэндоори [3]3
  Коэндоори – букв.:Парковая улица.


[Закрыть]метростроевского сооружения наполовину сорвало крышу. Я впервые заметил, что оно имело форму латинской буквы «L». В парке толпилась куча народу. Полицейские и пожарники. Практически всех пострадавших уже вынесли, похоже, они собирали то, что осталось. Разлетевшиеся куски человеческих тел и вещи. Среди них должна быть и оставленная мной бутылка виски. Камера долгое время показывала, как производится осмотр места. Но ощущение реальности происходящего не возникало. Нечетким кадрам не хватало запаха крови, ударявшего в нос. Наконец произошло развитие сюжета: к входу в больницу, видимо, только что подъехала «скорая помощь», репортер рассказывал о раненых. Обрывки информации, ничего больше.

Программа опять вернулась в студию. Ведущий начал диалог с аналитиком, старым журналистом из отдела вещания. Наверное, в отличие от теракта на самолетах специалиста по наземным взрывам тяжело найти, Но, вероятно, через какое-то время такой специалист появится. Телевизионщики, если им понадобится, кого угодно из-под земли достанут.

Комментарий старого журналиста был сделан профессионально. Он привел в пример несколько прошлых случаев, где фигурировала взрывчатка. По количеству погибших нынешний взрыв превзошел взрыв 1974 года в здании компании «Мицубиси Хэви» в Маруноути, [4]4
  Маруноути– деловой район Токио.


[Закрыть]где насчитывалось восемь погибших – наибольшее число до сегодняшнего дня. Взрывчатое вещество, скорее всего, имело большую мощность. Так сказал журналист. В Маруноути пространство между зданиями превратилось в коридор, по которому пронеслась взрывная волна. Из-за этого выбило стекла в соседних зданиях, и число пострадавших превысило триста человек. В этот раз за исключением автомобилей, которые выезжали по Коэндоори из парка, где произошел взрыв, никакого материального ущерба не было. Даже в самом парке люди, находившиеся за пределами площади, практически не пострадали. Вероятно, это произошло из-за того, что площадь имела конусообразную форму, и взрывной волне воспрепятствовали расположенные вокруг поросшие травой холмы высотой в несколько метров, направившие ее вверх. Но те, кто оказался на площади, умерли мгновенно или получили тяжелые ранения. Число пострадавших необычайно велико. Ужасающее кровопролитие. Кроме того, практически полностью разрушены временные железобетонные конструкции, установленные на втором участке западного Синдзюку для прокладки двенадцатой линии муниципального метро. Их металлические стеновые панели разлетелись на куски, часть упала и повредила автомобили на дороге, никто не погиб, но около десяти человек получили ранения. Только по этому эпизоду можно судить, насколько была велика разрушительная сила взрыва. Случайно ли это произошло или по злому умыслу – абсолютно непонятно. Неизвестно также, украдено ли взрывчатое вещество или изготовлено самостоятельно. Самый большой вопрос: кому понадобилось взрывать парк в центре города, да еще в выходной день? Стоит ли за взрывом одиночка или организация – тоже тайна, требующая разгадки. Очень важны географические особенности. Прямо перед мэрией. Поблизости – полицейский участок Синдзюку. И стройка метро, о чем уже упоминалось. Конструкция предполагала с помощью крана, размещенного внутри, спустить через шахты оборудование на подземную строительную площадку, но в момент взрыва работы не проводились. Если взрыв – террористический акт, то его целью являлся какой-либо из этих объектов. Также нельзя исключать возможность несчастного случая при транспортировке взрывчатых веществ. Но это всего лишь догадки. На данном этапе можно предполагать все, что угодно. Так говорил журналист. Действительно, в настоящий момент никто и не ожидал окончательных выводов.

В программе показали автомобиль, проходящий проверку, а потом опять вернулись на место происшествия. Репортер повторял информацию, уточняя факты. Подошли девчонки, которые были в парке и слышали взрыв. Их рассказы об увиденном почти не отличались друг от друга. Девчонки были возбуждены. В выражении их лиц, в том, как они говорили, чувствовался восторг: они соприкоснулись с большой новостью.

– Совсем обалдели, – сказал хозяин за стойкой.

– Да, кошмар, – ответил я.

– Да девицы эти. Финтифлюшки.

– И не говори.

Все посетители столовки смотрели телевизор, но, когда информация стала повторяться, перестали обращать на него внимание. Я ждал. Наконец стали объявлять имена погибших. Сначала двоих. Охранники стройплощадки, мужчины. Одному – пятьдесят, другому – двадцать. Потом имена раненых, включая тех, кто находился в автомобилях. Опознали тридцать одного человека. Среди них – четыре девочки моложе десяти. Мидори Оба, двух лет, Дзюнко Мики, пяти лет, Маю Миядзака, шести лет, и Каору Сагара, семи лет. Трое мужчин за сорок. Рэйдзи Хаттори, сорока пяти лет, Сэйитиро Синмура, сорока девяти лет, и Тэцуо Моримото, сорока одного года. О состоянии раненых не сообщили.

Некоторое время спустя объявили новые имена погибших. Восемь человек. Девочек моложе десяти среди них не было. Один мужчина старше сорока: Акира Мураками, сорок два года.

Ведущий сказал, что найден еще один погибший и теперь их общее число составляет шестнадцать человек, включая тех, кого пока не опознали. Раненых – сорок два человека.

Я продолжал ждать. Погибли мужчина и женщина тридцати лет с одной фамилией, тридцатилетний мужчина, мальчик десяти лет, женщина сорока и две женщины за пятьдесят. Появились новые имена двадцатилетних юноши и девушки. Среди раненых назвали еще одну девочку моложе десяти. Саэ Яманэ, шести лет. Среди пострадавших многим было двадцать один – двадцать два года. Наверное, специально пришли в парк по какому-то делу. Это подтвердилось, когда стали показывать родственников. Пожилая мать сказала, что у ее сына сегодня было собрание класса. Но какое и зачем, неизвестно. Собрание класса, которое проводится в парке субботним днем. Я себе такого и представить не мог. Может, у меня ограниченное воображение? Как и следовало ожидать, начали показывать интервью с родственниками погибших у входа в больницы. У одной из больниц пожилой мужчина, кусая губы, рассказал, что погибли его сын с женой, осталась внучка. Сыну и его жене было немного за тридцать. Репортер настойчиво спрашивал: «Что вы сейчас чувствуете?» У другой больницы только что прибежавшему мальчику, на вид старшекласснику, бесцеремонно совали микрофоны. Кажется, он был родственником женщины за пятьдесят. Мама пришла на встречу клуба хайку.

– Переключи канал. – Хозяин показал пальцем на пульт, лежавший около меня. – И кем они себя только возомнили, эти телевизионщики.

– Да ладно тебе. Дай еще чуть-чуть посмотреть.

Он спросил немного погодя:

– У тебя родственники там?

– Нет, – ответил я.

Больше он ничего не спрашивал.

Время – около четырех. Если на каких-то каналах и транслируют специальные программы, они скоро должны закончиться.

«Подытоживая всю информацию, известную на сегодняшний момент, – сказал ведущий и повторил основные факты: – Погибших – семнадцать человек, включая умерших в больницах, раненых – сорок шесть человек. Среди погибших опознаны двенадцать человек, среди раненых установлена личность тридцати шести. Опознан еще один погибший. Тоору Миядзака, сорока восьми лет».

Есть вероятность. Вероятность, что это отец той девчонки, с которой мы разговорились. Впервые среди пострадавших совпали фамилии девочки моложе десяти и мужчины за сорок. Конечно, это всего лишь предположение. Возможно, ранение получила только девочка, а с ее отцом вообще ничего не случилось. В списках были и другие имена детей. При таком взрыве – не до показа лиц погибших. Я спешил. Ну хорошо, допустим, я прав, и что дальше? Чем я тут занимаюсь? Наверное, хочу узнать, насколько сильно пострадала девочка. И жив ли ее отец. Тогда лучше обратиться в больницы или полицию. Только я не журналист. Можно притвориться родственником, но я не знаю, как ее зовут. В вечерние выпуски попадет только первоначальная информация, а в завтрашних утренних газетах, наверное, напечатают фотографии погибших. Значит, нужно подождать до завтра. В срочных выпусках новостей этого не покажут. Слишком много погибших, и мало времени. Даже суть происшедшего пока до конца неясна. А уж цель его и смысл – и подавно. И потом, по телевизору, естественно, не скажут о рисках, которые я должен просчитать. Так что я тут делаю? Бессмысленно провожу время и пью пиво.

Я поднялся с места и попросил счет.

Когда я вышел из столовки, солнце уже шло на убыль. Для меня пиво – что слону дробина. Ждать возвращения в бар я не мог. По дороге в автомате у винного магазина я купил чекушку виски. Прислонился спиной к автомату, открыл бутылку и налил в крышечку.

По пути я несколько раз останавливался и повторял привычное действие. Когда я вернулся домой, бутылка была пуста.