Текст книги "Мертвенная бледность (ЛП)"

Автор книги: Иоланда Олсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Annotation

Нас создали из тел друг друга и других давно умерших.

Наш Отец – безумец, который верит, что стоит на пороге научного прорыва, а мы являемся его частью, дабы создать прекрасное, идеальное создание.

Мой брат боится его, но не я. Я пожертвую каждой унцией своего естества, чтобы защитить его и раз и навсегда покончить с этим безумием.

Время на исходе.

Наши тела разлагаются, независимо от того, как обращается с нами наш Отец.

Меня зовут Эльза, и это история о том, как мы пытались остановить монстра.

Мертвенная бледность

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Мертвенная бледность

Оригинальное название: Pallor Mortis

Книга: Мертвенная бледность

Автор: Иоланда Олсон

Количество глав: 5глав

Переводчик: Marteire, KiraSwan

Cверка: RyLero4ka

Редактор: RyLero4ka

Вычитка: RyLero4ka

Обложка: Анастасия Лыткина

Оформление: RyLero4ka

Переведено для группы: https://vk.com/darkromtr

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

 Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Глава 1

Я слышу, что Отец в лаборатории.

Это то, чем он особенно гордится, ведь построил ее сам. Он говорит, что построив ее самостоятельно, он уберег все свои секреты, и что никто посторонний не будет удостоен права ознакомиться с его изобретениями в честь бога науки, кем бы он там ни был.

Он называет нас – прекраснейшими из существ и обещает, что нас будет еще больше. Говорит, что усовершенствует нас… заменив более совершенными, которые придут на смену нам, как только он вдохнет в них жизнь. Перспектива, что наш Отец заменит нас, единственных выживших, меня и моего брата кем-то более совершенным, ужасает меня. Это одна из немногих эмоций, которые он старался привить нам, и именно это чувство я испытываю чаще всего.

Но за всей чередой испытаний и неудач все записи, которые он делает в своем ежедневнике, я подделываю, уничтожаю его труды, когда он ложится отдыхать, после долгих бессонных ночей работы. Мне не хочется, чтобы меня заменили, чтобы создали кого-то лучше, чем я, и уверена, мой брат чувствует то же самое. Я вижу, как расширяются от ужаса его глаза, когда он слышит смех удовлетворения, доносящийся по ночам из лаборатории. Звук эхом доносится сквозь вентиляционные люки в нашу с ним спальню, в ту, в которой мы живем, и это единственное, что я могу сделать, дабы не сжечь этот полный ужасов особняк.

Мой брат боится огня, и я пообещала ему, когда узнала об этой тайне, что мы никогда не покинем этот мир таким образом, но совсем скоро я обязательно что-то придумаю. Тем не менее, я стащила коробок спичек у Отца, когда он ложился спать ночью, а я очень устаю, чтобы спускаться в его лабораторию, чтобы заменить протухший мозг или изувеченное сердце на тщательно продуманные новые предметы, которые он готов имплантировать в очередное прекрасное существо. Я присаживаюсь на кровать брата и зажигаю спичку в надежде, что это поможет ему преодолеть его фобию.

Например, сегодня вечером он твердо упирается спиною в изголовье кровати, крепко сжимает руками подушку, его глаза широко раскрыты, но при этом он не сдирает уже с себя плоть. Пальцами я держу зажженную спичку, улыбаюсь ему и поглаживаю его ногу, повторяя, что подобное не способно причинить вред таким, как мы, если только мы сами не допустим этого.

Я очень за него переживаю, ведь, несмотря на то, что нас не объединяет ток, льющийся где-то в глубине, нас объединяет наша плоть.

Мой брат наклоняется вперед и быстро гасит небольшое пламя, как только ему становится невмоготу терпеть. Я смотрю на молчаливые часы на тумбочке между нашими кроватями и улыбаюсь. Сегодня его хватило на десять минут дольше, чем вчера, и я очень им горжусь.

По вентиляции вновь разносится смех, и моя улыбка быстро превращается в гримасу. Он дразнит нас своей маниакальной радостью… приметой грядущих перемен и знаком нашей скорой кончины. Я делаю глубокий вдох, наполняя воздухом свои пустые, лишенные энергии легкие, и заставляю себя быть храброй. Мой брат испытывает страх гораздо чаще меня, и если мне предстоит стать свидетелем конца всего этого, то следует прятать свой страх, когда я нахожусь рядом с ним.

Ему необходимо видеть хоть немного силы в том, кого он так ценит. Он говорит, что я единственная причина, почему он до сих пор не сорвался, а я без него не стала бы собой. Я легонько хлопаю его по ноге, стараясь придать ему сил, затем встаю и подхожу к двери спальни. Я оставила ее приоткрытой, чтобы услышать шаги нашего создателя, когда он пойдет в нашу сторону. Это позволяет мне подготовиться к обороне, когда он пытается разделить нас на вечер ради своих извращений. Но он внизу, в самой глубине этого ада, и я знаю, что сегодня он никого из нас не заберет – судя по звукам, он очень близок к достижению своей цели.

Я обещаю себе разрушить ее утром, полностью захлопывая дверь. Беру трехногий стул, который помогает мне держать дверь закрытой, и плотно упираю его в дверную ручку. Стул никогда не помогал удерживать его достаточно долго, но, по крайней мере, я получаю немного времени, чтобы найти в себе злость и попытаться с ее помощью отразить его наступление.

Убедившись, что дверь выдержит напор хотя бы несколько мгновений, я возвращаюсь, сажусь по-турецки на кровать и, наклонившись в сторону, на ощупь достаю пачку сигарет, которую украла у Отца.

– Кинь, пожалуйста, – прошу я брата, показав на спичечный коробок, который оставила на его кровати.

Он беспокойно смотрит на спички и, резко схватив их, кидает мне коробок настолько быстро, насколько может. Он словно боится, что коснись он спичек – сразу загорится пламя.

– Спасибо, Франки, – говорю я с удивленной улыбкой на лице.

Он кивает и ложится на спину, положив под голову подушку, которую с таким отчаянием сжимал.

Я осторожно зажимаю сигарету между губ и, делая глубокий вдох, зажигаю спичку. Кратко содрогнувшись всем телом, выдыхаю дым. Кладу руки под голову, провожу рукой по своим черным, курчавым волосам и быстро смотрю на Франки. Он все еще лежит на спине, разглядывая потрескавшийся потолок, заблудившийся в мыслях чужого мозга, находящегося в его голове. Иногда я спрашиваю себя, научился ли он его контролировать так, как научилась я. Мне потребовались годы и несчетное количество бесконечных ночей, чтобы научиться формулировать собственные мысли, но как только мне удалось добиться того, чтобы мозг внутри моего тела заснул, я больше никогда не позволяла ему проснуться и вновь меня запутать. Мне кажется, именно этого Отец всегда и добивался: чтобы мы оставались в постоянном состоянии смятения и не могли противиться его требованиям.

– О чем это ты там думаешь? – ласково спрашиваю, прежде чем прочистить горло. Слишком много слов запуталось в швах на моих голосовых связках – так много, что иногда я чувствую острую боль. Боль – настоящая стерва, а еще это одно из того, чем наслаждается Отец.

«Чем больнее, тем больше тебе будет нравиться», – так звучит одна из его любимых мантр.

– Ни о чем, – тихо отвечает он.

Я понимаю, что он пытается обуздать те утерянные эмоции, которые пытаются использовать его в качестве нового сосуда, в качестве шанса на новую жизнь, и я горжусь его стараниями.

Тихонько улыбаюсь, сбрасывая пепел на пол рядом с кроватью. Сегодня я больше не побеспокою его своими разговорами – я уверена, что само мое присутствие достаточно его раздражает. Смотря на меня, он, должно быть, вспоминает о себе, а это само по себе уже достаточно гадко – думаю, в этом мы с ним сходимся.

Ложусь на кровать и смотрю в потолок тем же взглядом, что и он, делая еще одну затяжку из украденной сигареты. Интересно, сколько еще ночей, полных ужаса, нам предстоит пережить, прежде чем я наберусь сил для спасения нас обоих?

Глава 2

Проснувшись, я чувствую рядом какой-то вес. Сначала не совсем понимаю, что это, но открыв глаза, вижу грудную клетку Франки, медленно поднимающуюся и опускающуюся. Я улыбаюсь той невинности, с которой он использует легкие, чтобы дышать воздухом, который не нужен никому из нас для выживания. Я глубоко вдыхаю его запах и спрашиваю себя, чем бы он мог пахнуть. Мне кажется достаточно жестоким то, что Отец не дал нам всех эмоций тех существ, которых в нас вживили, но опять же – не думаю, что Отцу за всю его жизнь довелось узнать, что такое заботливое прикосновение. Я серьезно уверена, что именно поэтому он и создал нас, именно поэтому он и продолжает создавать подобных нам, чтобы, наконец-то, почувствовать любовь, которая его избегает.

– Он должен умереть.

Я едва заметно приподнимаюсь.

Из-за равномерных движений грудной клетки Франки я предположила, что он еще спал, однако он уже проснулся и знал, что мои мысли вернулись к Отцу.

– Знаю, – тихо отвечаю я.

– Прежде, чем он создаст еще больше таких, как мы.

– Я знаю, – повторяю, тихо вздохнув.

– Ты хочешь, чтобы я это сделал?

Я мягко отталкиваюсь от его груди, чтобы сесть, и качаю головой. Он смотрит на меня, улыбается, быстрым движением потянув меня за непослушную прядь, потом его улыбка исчезает, и он переводит взгляд на потолок.

– Я могу, ты же знаешь. Я его больше не боюсь.

Франки кашляет, прочищая горло, и быстро трет шею, потом сцепляет руки в замок на затылке. С ним происходило то же самое – если произносить слишком много слов за раз, внутри начинается легкое жжение.

– Я сказала, что сделаю, – резко отвечаю я.

Франки пододвигается ближе ко мне и что-то бормочет в ответ.

Существует миллиард причин, почему я не хочу, чтобы именно он убивал Отца, но самой главной является то, что Отец знает о страхе Франки перед огнем и обязательно этим воспользуется. Я не смогу жить без Франки, и Отец об этом знает.

– Прости.

– Все хорошо.

Я слегка улыбаюсь и вздыхаю. Похоже, что мой брат снова готов отправиться в земли мыслей и попытаться заявить свои права на них. Надеюсь, у него получится: он пострадал от Отца гораздо больше, чем я, и, несмотря на то, что он находится тут дольше, полагаю, что он заслуживает того, чтобы у него было что-то собственное.

– Они все еще здесь? – я внезапно спрашиваю Франки. Он медленно переводит взгляд на меня, пока я поворачиваю голову из стороны в сторону. Он кивает, и я снова вздыхаю. Когда Отец сделал меня, он использовал слишком много энергии, что, в свою очередь, привело к появлению в моих волосах с обеих сторон белых полосок в виде молнии, символа электрической энергии, использованной для моего оживления.

– Это пройдет, – заверяет меня Франки, так же, как и тысячу раз до того.

Я киваю и ложусь на кровать, поворачиваясь к нему спиной. Я не хочу, чтобы он видел слезы, которые вот-вот прорвутся через барьер и потекут по моему тщательно спроектированному лицу. Он не увидит ни храбрости, ни геройства, и мы не можем себе этого позволить.

– Я больше не позволю ему тебя ранить, – тихо говорит Франки.

Усмехнувшись, я беру его за руку, прижимаю ее к себе, а его тело – к своей спине. Он даже не представляет, как меня успокаивают его слова. Франки дает мне силу и смелость, и я всегда буду его за это любить.

– Знаю.

– Это все, что ты можешь сказать? – дразнит он меня, едва усмехнувшись.

– Сегодня вполне возможно.

Франки делает глубокий вдох и шумно, сдавленно выдыхает, прежде чем спрятать лицо в моих волосах. Я хочу его отчитать за это, потому что если он будет делать это довольно часто, то либо поцарапается, либо срежет кусочки кожи. А это приведет к еще одной долгой и мучительной ночи на столе Отца.

Но я ничего не говорю.

Не могу.

Такие маленькие проявления привязанности – это все, что у нас есть для поддержания рассудка, по крайней мере, сейчас. По-настоящему рассудок восстановится только тогда, когда Отец покинет этот мир.

Франки чувствует, насколько я напряглась, и он снова меняет позу. Я улыбаюсь, когда один из винтиков на его шее касается моего лица. Подобно моим отличительным отметинам на волосах, эти болтики являются его личным напоминанием, что он был создан, как и я. Похоже, что в последнее время его это не очень беспокоит, и я бесконечно благодарна, что теперь он может замечать что-то еще.

Возможно, брат сможет научить меня принимать мои недостатки, как он принял свои.

– Как думаешь, он сегодня придет за кем-то из нас? – спрашивает Франки, быстро откашлявшись.

– Нет. Похоже, он погружен в работу.

Я поднимаю руку и тру шею. Франки кладет руку на мою ладонь на моей шее. Он сплетает свои пальцы с моими и кончиками своих пальцев начинает растирать мою шею, прогоняя боль, которую так хорошо знает. Когда он убирает руку и обнимает меня за талию, я улыбаюсь. Его усталость не прошла – я вижу ее в том, как осторожно Франки двигается. Я поворачиваюсь к нему и прячу лицо в сгибе его шеи, засмеявшись, когда один из его винтиков практически запутывается в моих волосах.

– Прости меня.

– Все в порядке, – тихо отвечает он. И зевает. – Я не против.

– Если я случайно выдерну один из них, тебе не понравится.

– Замолчи.

– Извини.

Франки вздыхает и притягивает меня ближе. Бывают моменты, когда я спрашиваю сама себя, что было бы с нами сейчас, если бы нас оставили гнить в десятках маленьких могил, по которым мы когда-то были разбросаны. Но затем он обнимает меня, прижимает сильнее и нежно ласкает мое лицо или спину, и все эти мысли улетают прочь. Может быть, я не хочу такой жизни, но в тихие мгновения, которые Отец не в силах уничтожить, мы извлекаем все, что в наших силах из того, о чем мы никогда не просили.

– ДА!

Оглушительное эхо голоса Отца разносится по вентиляционным шахтам. Я быстро сажусь. Знаю эту интонацию слишком хорошо – она говорит о триумфе. Последний раз, когда крик Отца был настолько счастливым, был в ту ночь, когда он создал еще одного из нашего числа, и когда я уничтожила его спустя всего лишь несколько часов. Я… Я думаю, что в этот раз я так легко не справляюсь, но должна попробовать.

Ради Франки.

Ради себя. Я обязана попробовать.

Виктор, кого бы ты там ни создал, этот монстр сегодня умрет.

Глава 3

Убедившись, что Франки вновь крепко спит, я выхожу из нашей комнаты. Мне нужно спешить, если я собираюсь выполнить задуманное, иначе мы оба будем в опасности, а я не могу этого допустить.

Я подвергаю опасности собственную жизнь, ведь слышу, что Отец по-прежнему находится в лаборатории… слышу, что он все также пребывает в состоянии безумия. Это подобно насмешке надо мной, когда я слышу его через все вентиляционные люки в доме и лишь надеюсь, что этот шум не разбудит Франки.

Спустившись на первый этаж особняка, мне необходимо лишь протиснуться по узкому коридору в самую глубь, к двери. Он прячет это за книжным шкафом, мол, это такая широко распространенная уловка, ведь никому и никогда в голову не придет искать именно там.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, ощущения которых давно лишена, и расправляю плечи. Я должна уберечь Франки от монстра, которого создал Отец, и единственный способ это сделать – противостоять и Отцу, и этому существу. Быстро прохожу по коридору и вхожу в комнату, испугавшись восторженных возгласов Отца. Чем ближе я подхожу, тем отчетливее ощущаю вкус его победы, но очень скоро он приобретет отвратный вкус.

Либо для него, либо для меня.

Или же, если мне очень повезет, для нас обоих.

Если я разберусь с Отцом, мы с Франки получим шанс сбежать и попытаться начать обычную жизнь насколько это возможно. Если я погибну, и мне удастся забрать Отца с собой, Франки придется самому найти выход, но я не могу отделаться от чувства, что без меня ему будет гораздо лучше.

Вынуждена приложить все усилия, чтобы отодвинуть книжный шкаф в сторону… подвиг, после которого обычно чувствую себя бесполезным созданием. Это самоубийство, я знаю, но с удовольствием возьму на себя эту миссию, чтобы дать шанс своему брату.

Как только мне удается сдвинуть шкаф в сторону, прислоняюсь лбом к древесине и дышу, пытаясь выровнять дыхание. Для меня это бесполезно, но я видела, как много раз такое делал Отец и надеюсь, что и мне это поможет вернуть силы. По крайней мере, это моя безмолвная надежда.

Кладу свою слегка изуродованную руку на дверную ручку и осторожно проворачиваю ее, прежде чем открыть и ступить на порог.

– Эй? Есть здесь кто-то? – тихо окликаю я.

По Аду, ожидающему меня на нижней лестничной площадке, разносится еще один приступ смеха сумасшедшего. По моему телу пробегает дрожь. Если бы Отец не дал нам чувство страха, я бы уже была в лаборатории, уничтожая все на своем пути. Странно, но думаю в том, что он подарил нам это предостерегающее чувство, есть определенная доброта.

– Эльза? Это ты, моя дорогая доченька? Входи! Подойди, взгляни, что я для тебя сделал! – радостно щебечет он.

Для меня?

Что такого мог сделать Отец, что, по его мнению, я бы могла хотеть? Единственное, что он мне когда-либо подарил – это тело, спящее в комнате наверху, и даже это было сделано не специально. Он предполагал, что я заменю Франки, превзойдя его, уничтожив, а не начав за ним ухаживать.

Но кто-то же должен его любить, думаю я, начиная спускаться по ступенькам, а Виктор на это не способен.

Дойдя до нижней ступеньки, я, наконец, вижу Отца. Он развернут ко мне спиной, ходит вдоль огромного стола, на котором и создает всех своих чудовищ. От скорости движений Отца развеваются полы его белого лабораторного халата. Его взгляд прикован к чему-то, завернутому в ткань, и я боюсь того, что она может скрывать, того, что мне пока не удается рассмотреть.

Он чувствует, что я стою сзади. Я точно это знаю потому, что он перестает ходить по лаборатории и, улыбаясь, резко разворачивается ко мне. В его глазах безумие и чувство победы. Предполагаю, что кто бы его ни сотворил, но именно из-за этого выражения Виктор получил свое имя – он всегда пытается быть победителем во всем, чем занимается.

Его темно-русые волосы всклокочены, светло-карие глаза словно освещают комнату. У него рост чуть ниже шеи Франки, что значит, что он на голову выше меня. Его стройное тело очень хорошо сложено: годы труда и гордость собой – такая же сильная, как и гордость его монстрами. О да, несмотря на то, что Отец ужасает меня как никто другой, на него определенно приятно смотреть.

Он протягивает ко мне руки в терпеливом ожидании, пока я подхожу к нему и позволяю обнять себя. Отец крепко прижимает меня, даже слишком крепко, и осторожно берет мое лицо в ладони. Запрокидывает мою голову, поворачивает ее вправо, влево, затем из внутреннего кармана халата достает пару маленьких ножниц и отрезает стежок. Покряхтывая, снова убирает ножницы и хлопает руками.

– Что я тебе приготовил! Ты просто влюбишься, мое дорогое дитя! – счастливо говорит он с широко раскрытыми от предвкушения глазами. – Вот-вот все произойдет! Тебе нужен компаньон, достойный твоей любви.

Компаньон? Любви?

Мне становится дурно.

Что бы он там ни создал для меня, оно призвано заменить моего брата. Не понимаю, почему его так разочаровывает то создание, о котором я так беспокоюсь. Меня посещает неосознанное подозрение, что в нем говорит ревность, потому что он понимает, что я люблю Франки, не испытывая ничего к нему.

– Мне не нужен компаньон, – говорю я едва слышно.

Прищурившись, Отец смотрит на меня.

– Я потратил столько ночей на его создание, отказавшись от отдыха, а ты отвергаешь его, даже не взглянув?

Я отступаю.

В его взгляде больше не читается гордость, он застелен ненавистью и злобой – именно так он иногда смотрит на Франки.

– Я недостойна твоего подарка, – говорю я, стараясь быстро соображать.

Он сплетает руки на груди и поднимает подбородок. Я вижу, как он стиснул зубы, и спрашиваю себя, что произойдет, если я повторю это выражение злобы. Заклинит ли мою челюсть, сломается ли она или будет выглядеть так же, как его?

– Ты тратишь свое время на того мальчишку. Я бы заботился о тебе, давал тебе все, что нужно. Он для тебя ничего не делает. Ничего! А ты все равно делаешь все, чтобы он чувствовал, что достоин той жизни, что я ему подарил. Думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь за закрытой дверью? Я не идиот, каким вы оба меня считаете. Вы, втихомолку, готовите заговор против меня. Вы держитесь за руки, когда вам кажется, что я не вижу. Вы имитируете любовь, которую вы не способны чувствовать, потому что ни одному из вас я не дал на это права. Вы оба – всего лишь непослушные дети, и единственная причина, почему вы по-прежнему живы, – это потому что я это допустил, – крича, закончил он.

Я разворачиваюсь, чтобы попытаться убежать от его гнева, но он гораздо сильнее и быстрее меня. Он грубо хватает меня за локоть и тащит обратно к столу, грубо толкая вперед.

– Разверни свой гребаный подарок, – шипит он мне в ухо. – Научись быть послушной и благодарной дочерью и, возможно, я пощажу эту тварь наверху.

Мои руки дрожат. Это надежный знак того, что он пробудил во мне страх. Его усмешка говорит о том, что осознание собственного преимущества надо мной его радует. Я должна открыть подарок или Франки погибнет, – он знает, что я все отдам, чтобы этого не допустить.

– Итак, – говорит он, встав сзади и взяв мои ладони в свои. – Разверни своего нового компаньона и скажи, что ты думаешь.

Глава 4

С того момента, когда я увидела нового монстра, прошел день, но моя одержимость растет.

Я должна уничтожить новейшее создание Отца прежде, чем он его увидит и влюбится. Дело в том, что у нас раньше не было матери, но даже, несмотря на то, сколько раз он пытался создать идеальную мать для нас, мне всегда удавалось его остановить.

Но это…

Оно очень похоже на Франки.

Чересчур.

Как будто она была вырезана из того же тела, что и он. Как будто Отец создал ее из тех частей, которые у него остались после Франки. Я не удивлюсь, если он это спланировал. Разделить недалекого сына от любящей дочери, подарив нам нового монстра, которого дочь полюбила бы больше своего брата.

Отец сказал, что этот подарок сделан специально для меня, но я знаю, что за каждым «подарком», который он дарил мне до сих пор, всегда крылся недобрый замысел.

Меня создавали для Франки, который был на нечетное количество лет старше меня, лет, которые мне не суждены. И я знаю, что единственной целью, ради которой была создана я – было его собственное уничтожение. Но впервые, когда он улыбнулся мне, в его взгляде не было страха перед существом, стоящим перед ним, и я влюбилась.

Не в том смысле, как смертные испытывают любовь; нет, но как только я увидела его огромное тело, я точно знала, что буду защищать его от всего на свете, что попытается навредить ему.

И это погубит нас обоих, если я позволю импульсам внутри этого создания пульсировать внутри дольше, чем следует.

Выродок, созданный для того, чтобы наблюдать за нами обоими и сведет тем самым нас в могилу.

Добираюсь до первого этажа в роскошном особняке Отца и заглядываю в его гостиную. Именно здесь он спит и отдыхает, когда работает над созданием нам подобных. По большей части он просто считает, что пребывание неподалеку от лаборатории, сможет защитить его подопечных от таинственного недуга, который так и продолжает их мучить.

Он пока так и не понял, что я и была тем странным недугом; вихрем, который обрушивается на его лабораторию каждый раз, стоит ему создать очередное существо, которое я отправляю обратно в ад, из которого он их выдергивал.

Мои брови взлетают вверх, и я киваю сама себе, когда вижу носки его туфель в конце дивана, на котором он лежит. Его ноги скрещены, но он не спит, похоже, все так же поглощен мыслями, восхваляя свой искалеченный гениальный разум. Скорее всего, он выдумывает очередного монстра, в своем прогнившем мозгу, мечтая о том, как он разлучит меня и моего брата.

Поворачиваюсь в другую сторону от его комнаты и следую к потайной двери, ведущей в лабораторию. Любой, кто никогда раньше здесь не был, никогда не догадается, где искать в нее вход, ведь Отец уделяет особое внимание каждому фрагменту декора в доме. Вплоть до самих материалов, из которых делает тайные лазейки, чтобы сбить с толку любопытных людишек, если те захотят сунуть сюда свой нос.

Открой вы дверь в не ту комнату, то запросто можете провалиться в яму, на дне которой будут длинные, металлические прутья. Однако если вы откроете нужную дверь, то вашим призом будет самый ценный подарок, который он великодушно вам преподнесет: вашу жизнь.

Я никогда не позволяла полностью завладеть мною, и когда спускаюсь вниз по ступенькам, в саму бездну, уверена, что то, что я делаю в данный момент – верное решение. Если не для меня, то хотя бы для Франки, потому что как только этот монстр будет уничтожен, Отец будет следующим на очереди.

Я покончу с Виктором Франкенштейном и увижу, как мой брат вырвется из этого Ада.

Даже если ради этого мне придется пожертвовать собой.

Глава 5

Мои руки дрожат.

Но не потому, что мне страшно; нечто другое, нечто, что я не могу с точностью определить в данный момент, но это точно не страх, потому что я знаю, что со мной все будет в порядке. Головою прислоняюсь к приоткрытой двери и смотрю на простыню, которой он накрыл ее. Она поднимается и опускается в такт ее дыхания, и на мгновение, я закрываю глаза.

Не могу позволить себе стать жертвой этой пленительной красоты вновь, иначе я запнусь.

Не могу поверить, что это моя мать, потому что это уже не она.

Не могу позволить, чтобы это причинило вред Франки, поскольку так и произойдет.

Не могу…

Собрав всю свою решимость, открываю дверь и вхожу в комнату. Ее освещают старые фонари, подвешенные к потолку, которые мой Отец… нет. Он мне не отец; его зовут Виктор.

Когда существа только-только привыкают к новому окружению, Виктор предпочитает оставлять настолько мало света, насколько это только возможно. Однажды он сказал, что если мир обрушится на них слишком быстро, существует вероятность того, что электрический ток внутри их тел начнет разгоняться гораздо быстрее, чем следует, что приведет к внезапной остановке «жизни» внутри их сосудов.

И сейчас я собираюсь воспользоваться этим знанием, чтобы покончить с этим… существом. Этому дару для дочери, любовь которого не будет разделена, независимо от того, сколько подношений будет предложено за толику симпатии.

Мое сердце, – то самое, которое мне было дано, – бьется только ради моего брата. Я делаю это ради него. Осторожно закрываю дверь за спиной и вытаскиваю из-за уха сигарету, которую я принесла с собой, – осторожно, чтобы она не зацепилась за курчавые волосы, – зажигаю ее, глубоко затягиваясь. На секунду я задумываюсь о том, чтобы разбить все эти колбы с ядами, сбросив их на потрескавшийся бетонный пол и, кинув не потушенную сигарету, все здесь поджечь. Но тогда Франки не смог бы сбежать. Он был бы слишком испуган, чтобы выбежать из своей комнаты, а я не смогла бы спокойно погрузиться в столь желанный вечный сон, зная, что мой брат умер от моей собственной руки.

Я вновь зажимаю сигарету зубами и иду в сторону громоздкого электрического аппарата, держа в голове новую идею. Он называет эту штуку Geber des Lebens – то, что дарит жизнь – и я намереваюсь использовать ее для того, чтобы отнять таковую.

– Может, в следующий раз, – говорю я тихо все еще двигающейся простыне, когда прикладываю каждую унцию силы, которая у меня только есть, чтобы переключить рубильник.

В комнате начинается потрясающее светопреставление из искр и огромного числа лучей, двигающихся слишком быстро для моих глаз.

Быстро падаю на колени, сигарета выпадает из моего рта. Я зажмуриваю глаза настолько сильно, насколько могу, и из моего горла вырывается крик – вот уж никогда бы не подумала, что способна на такое. Особенно сейчас: я была живой слишком долго, чтобы позволить себе совершить что-то столь опасное, как крик, и я знаю, что, скорее всего, именно он станет последним звуком, который когда-либо сорвется с моих губ.

Я не слышу его, когда он заходит в комнату, потому что спряталась в темном месте, где мое зрение и слух могут наконец отдохнуть.

Я не вижу, как он нависает надо мной в гневном крике, спрашивая, что я натворила. Чувствую его присутствие благодаря яростной ауре, которая следует за ним.

Я не слышу внезапной борьбы.

Не знаю, что в этот самый момент страха и низкой трусости, Франки пытается спасти меня от безусловного гнева Виктора, вызванного тем, что именно его драгоценная «дочь» уничтожала его создание.

Комната наполняется ядовитыми испарениями из флаконов, которые я собиралась поджечь, чтобы превратить это место в горящий ад, и запах проникает в мои легкие. Я знаю, что если прямо сейчас не начну двигаться и не найду эту гребаную сигарету, это будет означать конец всем нам.

Но…

Я…

Я не шевелюсь…