Текст книги "Шаги по воде"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– В следующий раз кофе варю я сам! – вдруг сказал Александр.

Я вздрогнула и уставилась на него. Он произнес те же слова, что и неделю назад, являясь плодом моего воображения. Машинально я посмотрела на большие часы-барометр на стене. Они показывали шестнадцать минут первого. Александр перехватил мой взгляд и сказал замогильным голосом, выдвинув нижнюю челюсть, чтобы было страшнее:

– Время привидений… Вы верите в привидения, Ксения?

– Не верю! – фыркнула я. – В астральные тела тоже не верю.

– Понятно. – Он покивал. Отпил кофе. Прислушался к ощущениям, добавил еще сахару. Он не собирался ни в чем меня убеждать. Возможно, и сам не верил.

– А вы?

Он пожал плечами и рассмеялся:

– Никогда их не видел!

– Но ведь вы… – Я постеснялась сказать «экстрасенс». – Ведь вы ведете передачу… я видела. И гороскопы. Стелла говорила, вы жили на Алтае, в монастыре…

– В Непале. Знаете, Ксения, я многое видел, люди там проделывают удивительные вещи. Настолько удивительные, что они не укладываются в сознании и воспринимаются как экзотические фокусы. Не хочет наша психика принимать их знание и умение. Приемы попроще – трансы, гипнозы… вполне объяснимы. Телепатия, интуиция, телекинез… Однажды я видел, как человек двигал взглядом спичечную коробку. Только однажды! Девяносто девять самородков из ста шарлатаны, умышленно или истинно верующие в свою избранность. Туфта. Вы – случай посложнее. Ясновидение на уровне отгадки, в каком конверте синяя фишка, а в каком красная – да, встречается, хотя никто не может быть уверен, что это не случайность. Ведь берется средний результат. А средний результат не доказательство. Не существовало ни одного внятного примера ясновидения! Хотя описаны всякие случаи, как в художественной литературе, так и околонаучной. Художественная литература, разумеется, убедительнее и интереснее. Читали «Мертвую зону» Стивена Кинга? Или Уильяма Айриша, что-то… про глаза ночи. Стивен Кинг декоративнее, Айриш – человечнее и убедительнее. Он написал о трагедии человека, наделенного даром ясновидения. В отличие от многочисленной попсы с приключениями всякого пошиба ясновидящих. – Александр замолчал.

Я тоже молчала. Я видела его здесь в воображении неделю назад, сидящего на диване, в тонком синем свитере, с чашкой кофе в руках. Он тогда сказал: «В следующий раз кофе варю я сам», а сейчас повторил те же слова наяву. Что это? Случайность?

«Господи, – подумала я невнятно, – да ведь я так хотела его видеть, так хотела… что… неудивительно!»

Мне уже не верилось, что он произнес именно эти слова.

«Забудь! – приказала я себе. – Вчера ты весь вечер искала ключи от машины… Где была твоя интуиция… или как там это называется?»

Ключи так и не нашлись, о чем я сейчас вспомнила с облегчением, так как это свидетельствовало о моей нормальности.

«Вот так, и никакого телекинеза! – сказала я себе. – Будь проще. И… молчи! Молчи, ради бога!»

Тут я поймала на себе взгляд Александра. Он наблюдал за мной со странным выражением любопытства и ожидания. Так смотрят на фокусника в цирке – что еще вытащит из рукава? Или на говорящую лошадь.

– Что? – спросила я.

– Нашли пропавшую женщину из «озерной» истории, Елену, – сказал он нарочито небрежно.

Я почувствовал укол… предчувствия?

– Где нашли? Она… жива?

– К сожалению, нет. – Он развел руками. – В озере, в одной из пещер… ее отнесло туда течением.

– Она утонула? – спросила я, хотя знала ответ.

– Нет. Ее задушили. У нее сломаны шейные позвонки. В легких вода. Ее не спрятали в воду… Ее убили в воде. Но, знаете… Ксения, мне бы не хотелось говорить об этом… в деталях.

– Кто?

– Человек с кольцом. Массивным, серебряным, с черным ониксом. Все как вы сказали. – Он рассматривал содержимое своей чашки, не глядя на меня.

– Этого не может быть… – с трудом выговорила я. – Это ведь лишь моя фантазия… Просто фантазия. Случайность. – В голосе моем появились скулящие нотки, я словно просила пощады.

Он молчал, по-прежнему не глядя на меня, и возил ложкой по салфетке, как будто рисовал.

– Почему я? – вырвалось у меня. В моем представлении ясновидящие были темными припадочными личностями с белыми бельмами заведенных под лоб глаз.

– Ксения, не бойтесь. Ничего страшного не произошло. Да и не знаю я, что сказать. Я мог бы навесить вам с умным видом, как сложен наш мозг, какие странные штуки он выкидывает, о генетической памяти, дежавю… и так далее. Но это все… треп. Я не знаю, как объяснить ваши видения… – Теперь он смотрел прямо мне в глаза. – Были ведь и другие, правда?

Я кивнула. Он не стал спрашивать. Я не стала рассказывать. В молчании он допил свой остывший кофе, поставил чашку на столик, звякнул ложечкой. Я вздрогнула.

– Это кольцо… – начала я неуверенно. – Я не могла его видеть… я просто представила себе, что у него на пальце кольцо. Может, видела где-нибудь раньше… – Мне хотелось, чтобы это проклятое кольцо оказалось случайностью.

Александр сунул руку в карман джинсов, достал маленький белый конверт и протянул мне. Внутри оказался листок из блокнота с корявым, но точным рисунком простым карандашом. Массивный перстень – знакомые переплетенные косички, ограниченные широким ободом, и овальный черный камень, выходящий за его пределы. Увы, тот самый.

– А вы? – спросила я. – Вы… кто? Гуру?

Он дернул плечом.

– Я ремесленник, Ксения. Этим я зарабатываю себе на хлеб. В известной степени я спекулирую на интересе к теме, суевериях и невежестве. Даже моде. Но я никогда не обещаю спасения или избавления. Никогда не обещаю того, чего не могу дать. Я много знаю, кое-что повидал и могу предсказывать события – в режиме «да – нет» или «чет – нечет», с попаданием в десятку в восьми случаях из десяти. У меня довольно сильно развита интуиция… которая не что иное, как анализ ситуации на подсознательном уровне, с выброшенным готовым результатом. Еще в школе я всегда знал, когда меня вызовут к доске, какая футбольная команда выиграет, а позже – чего ждать от того или иного человека и с какой женщиной мы совпадем. Но это ведь довольно несложно… – Он помолчал. – С лотереей сложнее. Я выигрывал раз десять, что есть отличный результат. Потом бросил. Даже не могу объяснить, почему. Выигрыш в лотерею не объяснишь наличием жизненного опыта или везением, правда? Мне кажется, это сродни ясновидению в какой-то из его вариаций.

Он встал с дивана, подошел к окну, выглянул на улицу. Длинный, тонкий, поразительно красивый… даже не красивый, а значительный. Внезапно я подумала с ревностью о том, что у него было много женщин… было и есть… И о том, что он любил Стеллу…

– Вы провели на озере около двух часов, Ксения, – произнес он от окна, где стоял, опираясь спиной о стену. – Вы сидели на песке, нюхали желтый цветок, рассматривали следы на берегу – и выдали результат. Вы увидели картинку! То, что никогда не удавалось мне. Умению видеть не учат ни в тибетских или индийских школах, ни в древних трактатах. Это или дано, или нет.

– Но ведь есть всякие техники… Эти люди, шаманы или экстрасенсы, впадают в… состояния… – слабо возразила я, лишь бы не молчать, стремясь погасить горечь, которая звучала в его словах.

– Техники… – повторил он. – Техники лишь помогают, это резонаторы, усиливающие звук, но они – не сам звук. Галлюциногены, наркотики, ритмическая музыка, барабанный стук, мантры, даже запахи, даже крепкий кофе, струи воды… – все это помогает вытащить то, что есть,что заложено… Есть и другие техники, но они слишком большая экзотика для европейца, а потому недоступны нам. У нас не хватает ни терпения, ни умения отречься от удобств ради идеи и высшего смысла. Да и какой высший смысл в нашей сиюминутности…

– Вы хотите сказать, что это награда за что-то? За какие-то заслуги? За понимание высшего смысла и отречение?

– Я и сам не знаю, что хочу сказать…

– Но ведь я… За что это мне?

– Не знаю! Вы – человек, который нашел золотую монету. Почему вы, а не кто-нибудь, кому она нужнее? Например, бедная вдова, обремененная детьми? И не спрашивайте, что это – случай или предназначение? Не дано узнать.

– И что же теперь?

– Теперь? – Он усмехнулся. – Теперь я пойду на кухню и сварю кофе. Вы предвидели такой поворот сюжета?

Я не ответила. Мне не хотелось говорить ему, что предвидела, причем еще неделю назад. Зачем его расстраивать?

Глава 13
Что?
(окончание)

Он действительно умел варить кофе. Его кофе можно смело отнести к разряду техник, вызывающих… что-нибудь… Да что угодно! Меня влекло к нему даже без кофе. Со страшной силой, и трудно сказать, использовал ли он для этого специальную технику. Разве что исчезал внезапно. Смотрел так, что мороз по коже. Привораживал. Приворожил. Я старалась не думать о Стелле и ее словах…

И опять он положил себе четыре ложечки сахара, и мне стало смешно.

– Чей это перстень? – спросила я неожиданно для себя.

– Одного из троих. Их было четверо – две пары, помните?

– Одного из троих? – переспросила я, испытывая странное чувство нереальности. – Но… почему? Кто?

– Кто? – Он испытующе смотрел на меня, в его глазах светился азарт, даже ноздри раздулись. – Вычислите убийцу, Ксения! Пройдите эту дорогу до конца.

– Как?

– Я расскажу вам об их характерах и сложных взаимоотношениях, а вы сделайте вывод. Поиграем в «найди убийцу». Согласны?

Я кивнула.

– Итак, слушайте, – начал он значительно и замолчал, гипнотизируя меня взглядом. Решив, что я наконец прониклась важностью задачи, он продолжил: – Номер один – муж. Простоватый парень из предместья. Неброская внешность. Не дурак выпить и приударить за женщиной, в меру драчлив. Хорошая голова, отличные организаторские способности, предприимчив. Сильный характер и никаких химер совести. Плюс фарт. Жертва – его вторая жена, молодая, яркая, веселая женщина. Он ее очень любил и очень ревновал. Ради нее оставил жену с двумя детьми.

Александр говорил неторопливо, ровным монотонным голосом, абсолютно без интонаций. Как мантру читал.

– Персонаж номер два. Деловой партнер и друг. Их связывает школьная дружба. Интеллектуал. Тоже из предместья, но из образованной семьи. Чувствует свое превосходство, чего стыдится и тщательно скрывает; завидует – сам он вряд ли решится расстаться с женой, так как трусоват и ленив. Завидует другу, но в меру, без надрыва.

Номер три: его жена. Красивая большая женщина. Из тех, что коня остановят и в избу войдут. Верная жена, прекрасная мать. Если бы с мужем случилось несчастье, она безропотно несла бы все невзгоды. Замечательный характер для экстремальных ситуаций: верная, преданная, несгибаемая. Надежный тыл. Для неэкстремальных – тяжеловесна, вроде камня, привязанного к ноге. Упряма, обидчива, не умеет прощать. Категорична.

Номер четыре: жертва. Легкомысленна, ветрена. Работала моделькой в «Регине». Хозяйка заведения как-то взяла ее с собой в банк, куда направлялась за ссудой. В качестве тяжелой артиллерии. Там она и познакомилась с будущим мужем. Все говорят, что жили они хорошо. Она сразу же бросила работу и стала швырять деньги на ветер. Дом вела экономка. Характер далеко не простой, судя по рассказам. Жена друга, та самая тяжеловесная красавица, ее не особенно жаловала, но Елена – так звали жертву – тем не менее всячески старалась с ней подружиться, словно игру затеяла, словно дразнила. Была у нее такая сомнительная манера – поддразнивать, издеваться. Девушки из Дома моделей ее не любили. Но женская любовь в данном случае… сами понимаете, не показатель. Ей завидовали. Девушки уверены, что она не любила мужа и вышла замуж по расчету. – Александр замолчал, с улыбкой глядя на меня. – Такой вот расклад, Ксения, имел место быть на момент убийства. У вас все козыри в руках, а кроме того, паранормальные способности. Включитесь и возьмите преступника тепленьким. Можете задавать дополнительные вопросы.

Мне требовались дополнительные данные. Я уже знала, кто убийца!

– Неужели? – Александр с жадным любопытством вглядывался в мое лицо: так рассматривают диковинного жука, залетевшего в окно на свет лампы. – Кто?

«Так я тебе и сказала! А ритуал? А шаманство? А клубы тумана?» Я молчала, глядя на него в упор, без улыбки, серьезно, даже мрачно. Удивительно, но судьба жертвы меня не тронула. Я рассматривала историю убийства абстрактно, как загадку, которую нужно отгадать, не более. Как игру, в которой участники не живые люди, а разноцветные пластиковые человечки. У господина Бьяготти имелась такая. Он отдавался ей самозабвенно. Там были сложные описания действующих лиц, их связей и местонахождения во время убийства – алиби. Он прекрасно запоминал, кто где находился, куда передвигался и когда. Пытался приобщить и вашу покорную слугу, но меня игра не заинтересовала. Я считала себя слишком рациональной, чтобы заниматься такой ерундой. Типичная мужская игрушка, вроде рыбалки или коллекционирования антиквариата с прочесыванием грязных лавок старьевщиков. Господин Бьяготти как-то раз взял меня в поход по таким лавкам…

Удивительное дело, пришло мне в голову, в последнее время я вспоминаю господина Бьяготти слишком часто. Он как-то сказал мне: « Вы, Ксения, не знаете себя… Вы – моя спящая красавица! Как бы я хотел посмотреть на вас, когда вы проснетесь». Ему удалось меня смутить – я тогда думала, что он имел в виду: «проснетесь в моей постели», что вполне соответствовало его репутации. А что, если он подразумевал совсем другое?

Александр не сводил с меня взгляда, и мне вдруг показалось, что он читает мои мысли. Стелла говорила, что он колдун. Стелла… Он шевельнулся – протянул руку и взял чашку, в которой уже не осталось кофе. Подержал немного и поставил назад. Я чувствовала его нетерпение, но не торопилась, испытывая мстительное чувство удовольствия. Это была месть, не совсем осознанная, за его исчезновения, которые задевали меня больше, чем хотелось. За то, что он даже не пытался… как всякий другой на его месте…

Александр вдруг усмехнулся. Неужели действительно читает мысли? Поднялся с дивана и вышел. Взял ситуацию в свои руки. Я слышала, как он наливал воду в кофейник, звякал посудой. Мне казалось, меня щелкнули по носу. Колдун проклятый!

Он вернулся минут через десять с новой чашкой кофе. Поставил передо мной. Принес вторую для себя. Повторил манипуляции с сахаром. Четыре ложки! На меня он больше не смотрел. Были в этом некая нарочитость и ирония – он принял мою игру. И словно говорил: ну что ж, давай поиграем! Установим раз и навсегда, кто есть кто.

Я сдалась первой.

– Александр! – позвала я, и он посмотрел на меня. Его взгляд перевернул мне душу. – Это… женщина.

– Откуда вы знаете? – потребовал он.

– Из ваших слов о том, что молодая женщина любила поддразнивать. В моем сне она… то есть я… звала кого-то за собой и смеялась… И когда вы сказали об этом, я поняла, что испытала тогда. Торжество, злую радость, чувство превосходства. Такое не испытывают к мужчине. Такое испытывают к женщине, у которой уводят мужа. Есть разряд женщин, чувствующих при этом подлую радость. Я думаю, молодая женщина и друг мужа были любовниками. Или собирались ими стать. Она соблазняла его на глазах жены.

Я замолчала. Молчал и Александр.

– И еще… маленькая техническая деталь! – вспомнила я. – Телефонный звонок. Помните, вы говорили, что Елена якобы позвонила мужу и назвала его по имени… спустя пару дней после исчезновения. Звонила женщина, которой могла быть только жена друга. То, что он принял ее за Елену, естественно в его состоянии. Кроме того, это говорит о его невиновности. Он надеялся, что она жива. Хотя у него имелась причина убить жену. Я думаю, он догадывался… или знал. Что-то произошло в лесу в тот последний вечер…

Александр кивнул:

– Он видел, как его жена и друг целовались… А зачем та, вторая, позвонила, как, по-вашему?

– Это был поступок на уровне подсознания. Охотник-язычник съедал сердце врага, чтобы принять в себя его силу и хитрость. Она позвонила, зная, что ее примут за убитую женщину. Она знала об отношениях собственного мужа и жертвы. Она убила не соперницу, она казнила преступницу и нисколько в этом не раскаивалась. Что соответствует ее характеру. Вы ее описали очень красочно…

– Все верно, – отозвался он задумчиво. – Помните, я сказал, что они все лгут. Или умалчивают, что, собственно, одно и то же. Мы с самого начала ставили на мужа… Такие «домашние» преступления совершаются, как правило, членами семьи. Потом на друга – после его признания, что они были любовниками. Более того, Елена дразнила и его тоже – говорила, что все расскажет жене. Он ее боялся. Чем не мотив?

Жена друга-интеллектуала была вне подозрений. По его словам, она ни о чем не догадывалась. Это тоже в ее характере: носить все в себе, не закатывать мужу сцен ревности, а потом ударить. Она прекрасно держалась на допросах, не скрывала, что не любила жертву. Она почти не лгала… Ну, разве только чуть-чуть настораживало ее хладнокровие. Хотя бы ради приличий ей следовало выразить сочувствие. Она допустила лишь одну фальшивую ноту, когда сказала, что, возможно, Елена заигралась, как и в прошлый раз, когда пряталась на даче. Я почувствовал что-то… совсем маленький диссонанс – она не верила в то, что говорит. Но, в общем, ей удалось обмануть меня… со всей моей интуицией. Она бы и полиграф прошла, не споткнувшись. И тут вы…

– Кто вы, Ксения? – спросил он после продолжительного молчания, и я вздрогнула. – Кто ваши родители? Как вы учились в школе? Где росли?

Я пожала плечами. Обида на него все глубже пускала корни. Он приходил ко мне не ради меня самой. Он приходил задать вопрос и получить ответ. Он понял, что я обиделась, и взял мою руку, прижал к своему лицу. Я чувствовала, как дрогнули его губы – он целовал мне ладонь. Сердце колотилось в горле, колени дрожали. Неужели он ничего не чувствует? Он потерся щекой о мою руку. Легко поднялся с дивана:

– Мне пора. Вам нужно хоть немного поспать.

Часы показывали три утра.

В прихожей, испытывая отчаяние, я спросила:

– Почему?

Он сказал, глядя на меня в упор:

– Вы мне очень нравитесь, Ксения. Но я не готов принять на себя вашу карму.

Мне показалось, я ослышалась. Карму? Он сказал «карму»? При чем тут моя карма?

Александр положил руку на мое плечо и сразу убрал. Дверь за ним захлопнулась. Некоторое время я слышала его быстрые шаги – он убегал вниз по лестнице, не подумав вызвать лифт.

Он снова исчез.

– Ну и черт с тобой! – яростно бормотала я, запирая замки. – Пошел вон! Карма! Надо же! Как все просто – не готов, и все! Что не так с моей кармой? При чем тут вообще карма? Что тебе до нее?

Я лежала без сна в раскаленной постели. Какой сон на рассвете после трех чашек кофе и будоражащего присутствия Александра? Мне казалось, я схожу с ума. Мне чудилось, Александр рядом, стоит протянуть руку, и я почувствую ладонью его губы и теплое дыхание. Я переворачивала подушку, сбрасывала одеяло, открывала окно, ходила босиком по полу, пила холодную воду прямо из-под крана. И с трудом подавляла желание позвонить ему и… закричать:

– Я тебя ненавижу, Александр Урбан! Убирайся вон из моей жизни!

Я начинала понимать Стеллу…

Унижение, желание, обида и три чашки кофе! Гремучая смесь.

Часы пробили пять. В комнате уже серели утренние сумерки.

Последний раз я находилась в таком же состоянии полнейшей раздолбанности, унижения и обиды, будучи семи лет от роду, когда соседка тетя Катя сказала бабушке, что я взяла серебряную монетку-чешуйку Ивана Грозного из коллекции ее мужа. Она не произнесла «украла», но это прозвучало так же. Она добавила деликатно:

– Когда Ксенечка наиграется, пусть занесет. Петруша волнуется.

Петруша был ее муж, отставной военный доктор, сбрендивший на старинных монетах и медалях. Я до сих пор помню свое отчаяние…

Бабушка сказала тогда:

– Ксения не брала, посмотрите около стола.

Там они ее и нашли. Крошечная, как рыбья чешуйка, серебряная монетка лежала на светлом ковре, абсолютно невидимая.

Бабушка! Меня словно толкнули…

Глава 14
Всякие мысли о жизни, не имеющие особого практического значения, а также воспоминания

В жизни больше чертовщины, чем принято думать. Если, конечно, называть чертовщиной все необъяснимое, что случается сплошь и рядом, хотя термин этот слишком специфичен и вызывает предположения, что это необъяснимое связано с врагом человеческим, что далеко не так. Всюду присутствуют знаки, омены, индикации … чего-то, но читать их правильно умеют немногие. Зачесался правый глаз, или нос, или зазвенело в ухе – когда-то люди знали, чтовсе это значит, причем не из книжек, которых нынче развелось, как грибов-поганок в сыром подвале, а от родной бабушки. Человек отрывается все больше от знания, накопленного поколениями, он перестал бояться черных кошек и не знает, что значит, когда божья коровка пикирует на ладонь и начинает разгуливать по ней. А ведь что-нибудь это да значит! Некий тайный знак. Почему из невероятного количества людей божья коровка выбрала именно этого человека, ничем не примечательного? Что она хочет этим сказать? О чем предупредить? Красный тревожный фонарик словно кричит: «Берегись! Не вздумай…» Что « не вздумай»?

Или, наоборот, предвещает радостное известие. Какое? Увы, уже неизвестно. Знание утеряно и растворилось в небытии. А в итоге – стрессы, необоснованные тревоги, неврозы, экологические катастрофы и приступы немотивированной агрессии.

Например, села бы эта божья коровка на руку мужчины в очереди за дешевой водкой. Посмотрел бы он на красного кругло-выпуклого жучка, и перед его мысленным взором проплыло бы видение маленького пухлощекого мальчика в белой панамке – его самого в далеком прошлом. И шевельнулось бы что-то в его отвердевшей душе, и немедленно захотелось бы ему перемен в постылой жизни, и показалось бы, что еще не поздно, еще заметен след и стоит только… Но, увы! Нет жучка. Не сядет он на его проспиртованную корявую руку, вызывая видение пухлощекого мальчика, у которого впереди жизнь прекрасная и удивительная. Да и повывелись, поди, божьи коровки, мальтийские стрекозы, майские жуки, гигантские лягушки-быки и маленькие летающие паучки, приносящие добрые вести, и многие другие дети плодовитой матери-природы. Боролись-боролись за выживание, а потом сложили крылышки, лапки и ножки и тихо отошли в небытие.

Только и осталось от старого знания – кошка умывается к гостям, а незваный гость хуже татарина. Или красный закат солнца – к ветреному дню. Много снега зимой – к жаркому лету. Жалкие остатки народной мудрости. Нет, есть, разумеется, всякие книжки с приметами и все такое. Все или почти все собрано, связано воедино, разъяснено… как там? Мене, текел, фарес! Но назовите хоть одного человека, кто всосал это с материнским молоком!

А уж экстрасенсов развелось! Раньше различали и ведьму прирожденную, и ведьму ученую, и чародейку, и знахарку, и колдунью, и мольфарку, и босорку, и ведьмака, и кублу, и шептуху, и ясновидящих, а сейчас вместо жесткой и четкой эзотерической табели о рангах – обезличенная синтетическая кличка «экстрасенс». Даже курсы экстрасенсов существуют: двухмесячные для начинающих и продвинутые, подороже, для отличников. Как будто этому можно научиться – достаточно не пропускать лекции и семинары и старательно конспектировать, а диплом потом повесить на стену. Кроме того, не забыть дать объявление в газету, что-нибудь вроде: «Черная Магда, ясновидящая, помогает в любви, болезнях, снимает порчу, а также по бизнесу». Или купить себе экранное время…

Нет, я не хочу ничего сказать, наверное, они существуют… эти люди. Но они как алмаз, как жемчужина в куче мусора.

«Ведьма» – это модно, это супер. В светских гостиных ведьма первый гость. Хозяйка говорит гостям, понижая голос: «Марта – экстрасенс. Настоящая, потомственная белая ведьма. Мощный дар, вы не поверите, помогла Поплавским… с сыном… Ну, вы помните, конечно, ту историю…»

Всякие сатанинские кружки организуются, шабаши проводятся. Реклама в средствах массовой информации кричит о шабаше в Вальпургиеву ночь и на Ивана Купалу, о шествиях, сборищах, конференциях, форумах и фестивалях ведьм. Шум лишает их ореола тайны, превращая дар (у кого он есть, разумеется) в хобби или бизнес, равно как и любовь нынче превратилась в голый секс. Ну да ладно…

Бабушка разбиралась в травах, грибах и ягодах. А еще она иногда угадывала будущее. Она, например, знала, что соседского парня Васю убьют на войне – той, афганской. И не пошла на его свадьбу, сославшись на приступ радикулита. Я была совсем маленькая, но поняла, что бабушка обманула всех. И вдруг меня что-то словно толкнуло. «Бабушка, – спрашиваю, – а Ваську на войне убьют?» – «Типун тебе на язык! – замахала она руками. – Что ты мелешь, глупая?»

Свадьбу играли в июле, а в сентябре его убили. Тетя Аня кричала, не переставая, три дня. Молодая жена сидела потухшая, сложив руки на коленях. Бабушка сказала: «Убили сокола…»

Бабушка прошла войну. Она медсестрой ездила за фронтом в санитарном поезде, подбирала раненых. На крышах вагонов были нарисованы громадные красные кресты, специально для авиации. Немцы бомбили санитарные вагоны с красными крестами, презирая женевские конвенции девятнадцатого года. Человеческое сообщество придумало конвенции о правилах ведения войн, обращении с военнопленными и гражданским населением в зонах конфликта, но не создало ни одного серьезного документа, запрещающего войну. Видимо, понимая его бесполезность или полагая, что войны нужны. Когда налетали, завывая, немецкие самолеты, поезд останавливался. Из него, матерясь, ковыляя и прыгая на одной ноге, цепляясь за поручни и ступеньки, помогая себе костылями, выбирались ходячие раненые. Санитары и врачи тащили лежачих. Бабушка забивалась под первый попавшийся куст, прикрывая голову руками, врастая в землю. Каждая бомба, со свистом рассекая воздух, летела прямо на нее. Об этом вспоминает всякий, кто попадал в бомбежку, – каждая бомба летит на тебя, и нет спасения. На войне как на войне, там убивают. Но бомбить санитарные поезда – последнее дело. Этого бабушка не простила немцам и не забыла. На войне погиб ее муж, первый, с которым она и не жила почти, и два брата. Один под Харьковом, другой – при бомбежке военного аэродрома под Москвой. Он был летчиком-инструктором, войны и не нюхал. «Судьба», – говорила бабушка. Бабушка не верила в бога. Ни в бога, ни в черта. А только в судьбу.

Я не знаю, где моя мать. Я не помню ее, а бабушка никогда о ней не говорила. На вопросы соседей кратко отвечала: «На Севере с мужем». Как я понимаю, если моя мать действительно существовала, то ее «северный муж» вовсе мне не отец. Я не помню, чтобы предпринимались какие-то попытки забрать меня у бабушки, какой-то шум по этому поводу. Не было попыток. Я всегда жила с бабушкой, никогда не задумываясь о той, что меня родила, и, видимо, была ей совсем не нужна.

Детство мое можно считать безоблачным. Вместе со звонкой дворовой детворой я бегала босиком под теплыми струями короткого летнего дождя, дралась, влюблялась, лазила по деревьям, шила платья куклам. И еще собирала травы с бабушкой. Мы сушили их, подвешивая пучками на веревках, протянутых на кухне и в комнате – на дверях, люстре, по стенам. У нас была одна большая комната. Вороха трав лежали на подоконнике и на простыне, расстеленной на полу. Густой травяной дух, такой сильный, что трудно было дышать, стоял тогда в квартире, несмотря на открытые настежь окна. Мята, мелисса, чабрец, тысячелистник, шалфей, крапива, дикая мальва, пижма…

Сначала мы жили втроем. Дедушку я помню, конечно, но не очень – так, всплывают какие-то картинки, не связанные с остальным в одно целое. Он умер, когда мне было девять. Дедушка сидел у стола, читал газету или смотрел телевизор, всегда только новости. Или медленно гулял по двору в форменной фуражке, заложив руки за спину. Рядом, на другом стуле, сидел его друг Петя – большой яркий петух, дедов любимец. Когда дед вставал на минутку со своего места, воды попить или еще куда-нибудь, Петя тут же плюхался на плоскую синюю подушечку, хранящую дедово тепло, распускал крылья и закатывал глаза от удовольствия. Дед возвращался и, умиленный, говорил Пете: «Ах, ты ж мастачок!» Что такое «мастачок», я не знала. И никогда больше не слышала этого слова ни от кого другого. Потом дед звал бабушку. «Маня! – кричал он. – Иди сюда! Ну, ты посмотри, что делает! Забери, мне еще газету читать!» И стоял и ждал, пока не придет бабушка и не спихнет Петю со стула. Поэтому Петя ее боялся и не любил, а деда обожал. Хотя бабушка его кормила.

Дед был железнодорожником, проездил всю жизнь в поездах дальнего следования главным кондуктором, кажется, даже бывал за границей. Человек буквы, коммунист, из тех, старых, настоящих, а не карьеристов, абсолютно беспомощный в домашних делах. Разогреть суп или картошку для него было непосильной задачей, и он скорее помер бы с голоду, чем стал возиться с кастрюлями.

Да, травы… Мы уходили в лес, за водокачку. Давно, еще до переезда в город. Там было три озера – одно большое и два поменьше. И нетронутое луговое разнотравье, разомлевшее от солнца, и жужжание пчел, и стремительные виражи стрекоз. И бочажки с пульсирующими родниками – от их ледяной воды ломило зубы. Мы набирали воду в погнутую солдатскую фляжку, она быстро нагревалась и пахла железом.

Бабушка рассказывала о травах и цветах.

– Вот смотри, – говорила она, нагибаясь и срывая какой-нибудь листок. – Это будра плющевидная. Видишь, листочек круглый, растет низенько, при земле, и цветочки сиреневые, меленькие. – Она растирала листок в пальцах, подносила к моему носу. – Пахнет! Слышишь, как пахнет?

– А от чего она? – спрашивала я.

– От судорог, – отвечала бабушка. – От астмы, при удушьях, от сглаза и дурных снов. А это полынь… узкие листики, светлые внутри, видишь, как цветет? Сильно пахнет, попробуй… и горькая. От сглаза. Еще от моли. Нужно брать с собой в дорогу – на удачу. Можно настаивать водку, хорошо помогает при простуде. А вот еще… дикая мальва, видишь, совсем выгорела на солнце, стала почти белая… Ее еще называют мыльнянка, потому что корешки у нее скользкие, как будто мыльные. Лечит язву желудка и внутренние хворобы, только терпение нужно. И снимает сглаз. Травы любят терпеливых и спокойных. А это, видишь, прямо дерево – дудник!

Полый внутри, звонкий, наполненный воздухом дудник был выше меня ростом и радостно цвел белыми благоуханными крупными соцветиями – кашкой, – свободно раскинувшись в пространстве.

– Царь-трава! Любую порчу снимет, – говорила бабушка.

– Что такое порча? – спрашивала я.

– Злоба, навет, зависть, – отвечала она.

У самой башни водокачки торчало желтым маяком мое любимое растение – коровяк. Высокий, мощный, с толстым стеблем, с благородно-серебристыми, несмотря на неблагозвучное название, мягкими, словно бархат или мелкий мех, узкими листьями. Его венчала крупная кисточка ярко-желтых цветов, а на самом верху качалась пирамидка еще не распустившихся бутонов. Я вставала на цыпочки, пригибала упругий стебель коровяка, утыкала нос в желтые цветы и с шумом втягивала в себя воздух.