Текст книги "Две половинки райского яблока"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Из Вестчестера дед с внуком уезжали вместе. Сталинград – в новом костюмчике, гордый, не верящий своему счастью. Он обнял маму, прощаясь, и вдруг расплакался, словно предчувствовал, что они никогда больше не увидятся. Так оно и вышло – полгода спустя она погибла в автомобильной катастрофе, а отец после этого сгинул без следа…

Сегодня с утра вся четверка была занята тем, что пыталась определить лучшую претендентку из пяти девушек, найденных Грэдди Флемингом в Интернете. Две девушки уже прошли экзамен, с минуты на минуту должна была появиться третья. Приемом на работу обслуги – переводчиков, гидов и других служивых на местах – ведал Флеминг, но Аррьета, развлечения ради, тоже лезла, да еще и таскала с собой Клермона. И теперь Флеминг давал понять обоим, чтобы не совались, куда не просят.

Он попросил Клермона, чтобы не болтаться зря, запечатлеть интервью для хозяина, который, если мнения разделятся, возможно, станет арбитром в споре. Клермон, озабоченно хмурясь, согласился.

– Надеюсь, в камере есть пленка, – заметил Флеминг, и Клермон взорвался.

– Сколько можно! – заблеял он, заикаясь от возмущения. – Сколько можно… упрекать человека… за это… за один-единственный… просчет? Это… это… негуманно, по меньшей мере! Вам, Сталинград, только бы гадость сказать!

– Расценивайте это как дружескую подсказку, – ответил Флеминг, и Гайко у двери снова ухмыльнулся.

«Душонка, обремененная трупом», – называл Клермона Флеминг, цитируя древнегреческого философа Эпиктета.

«Труп, не обремененный душой», – называл его Гайко, перефразируя того же философа.

Как все уже поняли, силы в команде определялись противостоянием два на два, или стенка на стенку, что добавляло остроты рабочей рутине. Аристократы против интеллектуалов и рабочего крестьянства. С исторической точки зрения, первые обречены – общеизвестный факт. Правда, Аррьету можно было отнести к аристократам с большой натяжкой. Скорее, к примкнувшим, а значит, к более живучим.

* * *

Третьей девушкой сегодня была Наташа Устинова. Она вошла, улыбаясь чуть судорожно, и сказала по-английски:

– Добрый день.

– Прошу вас, сюда, – Флеминг поднялся ей навстречу из-за бюро и указал на кресло в середине комнаты. – Наталья Устинова, если не ошибаюсь?

Наташа кивнула. Осторожно подошла к креслу и села. Выпрямила спину и сомкнула коленки, как учила Татьяна.

– Очень приятно, – Флеминг ободряюще улыбался. – Это – Аррьета, самый тонкий представитель нашей команды.

Наташа взглянула на Аррьету, в упор рассматривавшую ее, и чуть порозовела. Она чувствовала себя скованно. Среди таких необычных людей она находилась впервые в жизни. Приятный молодой человек ей понравился, его улыбка была ободряющей. Женщина с гордо вздернутым подбородком, Аррьета, понравилась ей меньше, так как напомнила стервозную начальницу – ту, от которой разило французскими духами.

– Это – Клермон, наш летописец и пресс-секретарь, – продолжал Флеминг.

Человек с хвостиком жидких волос и кислой физиономией наклонил голову, чуть оторвав зад от кресла. «Кришнаит?» – подумала Наташа, скользнув взглядом по его белому наряду. Она чувствовала, как напряжение отпускает ее.

– Не конец света, – наставляла ее Татьяна. – Ну, подумаешь, облом! Главное, держись достойно. Хотя хотелось бы… конечно. И костюмчик от Феррагамо! Но без соплей. Подбородок вперед, улыбочку, глаза в глаза и общая благожелательность. И паузы. Ручки на коленях, ножки вместе. Спина прямая. Ты готова служить, ты знаешь свое место, ты обслуживающий персонал, тебе даже на приемах, когда все расслабляются, придется вкалывать. Нинка рассказывала: все жрут, как в последний раз, халява, деликатесов – прорва, а она знай переводит, потому что всегда найдется какой-нибудь не в меру любознательный придурок, который спросит, «как это называется?» или «что он сказал?», и как раз в тот момент, когда она жует. Поэтому, говорит Нинка, у меня правило – ни-ни! Никакой жратвы на работе. Добираюсь до дома, говорит, и отрываюсь, как удав.

– Это Гайко, – Флеминг кивнул куда-то за спину Наташи, и она обернулась. – Наш ангел-хранитель, а также шофер.

Смуглый красавец, подпиравший дверь, поклонился и улыбнулся, и Наташа порозовела еще больше.

– Я – Грэдди Флеминг. Адвокат и секретарь господина Романо. Это я вам писал. Господин Романо прибывает через два дня, и наша задача до его приезда найти переводчика, причем из местных, знакомого с городом и нравами.

– Очень приятно, – пробормотала Наташа и тут же произнесла громче: – Очень приятно. Я – Наталья Устинова. И я родилась здесь… – Она тут же одернула себя – ей показалось, что в ее голосе прозвучали просительные интонации.

– Скажите, Наталья, – лицо Флеминга стало официальным, – почему вы думаете, что сможете выполнять эту работу?

Самый трудный момент – начать торги и набить себе цену!

Наташа открыла было рот, но тут же закрыла, вспомнив наставления Татьяны о паузе. Сидела, опустив глаза, словно раздумывала, чуть приподняв в улыбке уголки рта, – результат вчерашней тренировки.

– Я свободно владею английским, французским и немецким, – начала она. – Говорю и пишу. Я умею ладить с людьми. Меня не пугает ненормированный рабочий день, я готова к поездкам. Я организованна, дисциплинированна и трудолюбива. Я знаю, что такое работа переводчика – это не кабинетная работа. Это… ненормированный рабочий день и постоянная боевая готовность номер один. Я понимаю, что роль переводчика – максимум пользы без… без… – она слегка запнулась, что тоже было отработано вчера, – без выпячивания себя, оставаясь в тени, не привлекая внимания к своей особе.

Наташа улыбнулась, встретившись взглядом с Аррьетой, которая согласно кивала. И случилось чудо – Аррьета улыбнулась в ответ. Флеминг приподнял бровь, удивившись.

– Именно поэтому я думаю, что подхожу вам, – закончила Наташа.

– Где вы работаете сейчас? – спросила Аррьета по-французски.

– У меня также и финансовое образование, – ответила Наташа. – Сейчас я работаю в Банковском союзе старшим экономистом. Скажу вам честно – из-за денег. Там неплохо платят. – Она снова чуть улыбнулась, словно извиняясь за расчетливость.

– Финансист? – повторил Флеминг в восхищении. – Старший экономист? У вас хорошая голова, Наталья.

Наташа вспыхнула. Ей было стыдно врать. Но реклама, как известно, двигатель торговли.

– Вы… У вас есть семья? – подал голос Клермон.

– Мои родители живут на Дальнем Востоке. Я не замужем.

– Вы готовы к тому, что вам придется много ездить? – спросил Флеминг.

– Да, готова. Я люблю путешествовать.

– Скажите, Наталья… – Флеминг смотрел на нее с любопытством, и девушка напряглась, ожидая подвоха. – Как, по-вашему, почему люди обычно верят, когда им говорят, что в небе четыре миллиарда звезд, но всегда проверяют, когда видят надпись «свежеокрашено»?

Клермон шумно выдохнул в знак протеста – он терпеть не мог дурацкие приколы Флеминга.

– Человек всегда делает то, что легче, – не раздумывая, брякнула Наташа.

Флеминг улыбнулся. Гайко хмыкнул.

– Вы тоже ищете в жизни легких путей? – спросил Флеминг.

Наташа задумалась. Уже по-настоящему, забыв о паузе.

– Если я скажу, что предпочитаю трудные пути… вы мне поверите? – наконец ответила она вопросом на вопрос.

Клермон торжествующе захихикал. Аррьета тонко улыбнулась – кажется, этой девице удалось поддеть умника Флеминга. И поделом! Флеминг рассмеялся – нет, пожалуй!

– Спасибо, Наталья Устинова, – произнес он официально. – У меня больше нет вопросов. Возможно, у других… – Он вопросительно взглянул на Аррьету и Клермона.

– Благодарю вас, нет, – произнесла Аррьета с видом королевы, отпускающей свиту на покой.

Клермон качнул головой – нет.

– Да! – спохватился Флеминг. – Совсем вылетело из головы. На какую зарплату вы рассчитываете?

Наташа вспыхнула и выпалила:

– Полторы тысячи долларов!

Вчера они с Татьяной долго обсуждали вопрос зарплаты – опытный Володя Маркелов подсказал, что на интервью вполне могут об этом спросить, и не пришли к единому мнению.

– Требуй больше! – настаивала Татьяна. – Если слишком много, то так и скажут – извините, столько не можем.

– А сколько, по-твоему, будет больше? – спрашивала Наталья.

– Ну, не знаю, пару тысяч… – отвечала Татьяна.

– С ума сошла! – пугалась Наташа. – Это слишком! Тысячу… в крайнем случае.

– Ни в коем случае! Полторы! Ты вспомни, как ты одета! Одежда обязывает! Полторы – или не дам Феррагамо! Ты просто не имеешь права просить меньше, понятно? Иначе отправляйся на интервью в брючном костюме!

Наташа выпалила «полторы тысячи» совершенно случайно. Она собиралась сказать «тысяча», но слова вылетели сами, и она испугалась собственного нахальства. Сидела, покраснев до ушей, разглядывая кончики туфель.

– Спасибо от всех нас, Наталья Устинова, – Флеминг поднялся со своего места. – Еще раз спасибо. Мы дадим вам знать о результатах через два дня.

Гайко молча протянул ей пальто. Наташа так волновалась, что не сразу попала в рукава…

– По-моему, ничего, – начала подбивать бабки Аррьета. – Достаточно серьезная особа, неплохо говорит. Хорошо одета… костюм стоит целого состояния. Цвет, правда, ей не идет. И лоска маловато. Но общее впечатление, я бы сказала, неплохое. Кроме того, готова оставить высокооплачиваему работу.

Клермон пожал плечами – он не собирался обсуждать почти прислугу и пришел на интервью исключительно из-за Аррьеты. Аррьета рассуждала так, словно от нее что-то зависело, и Флеминг забавлялся от души.

– Спасибо, – произнес он вежливо. – Завтра у нас еще два интервью. Попрошу не опаздывать.

Он был уверен, что ни Аррьета, ни Клермон больше на интервью не появятся. Так и получилось. Клермон отказался по причине недомогания. «Пойдет в гей-клуб», – понял Флеминг. Аррьета, зевнув, заявила, что вполне доверяет мнению Флеминга, а потому пусть сам выполняет свои обязанности. Она всегда рада помочь по-дружески, но у нее свои задачи, а потому – извините! Каждому свое. И вообще, сколько можно?

В этом была вся Аррьета – мастерица интриги, умеющая все, что угодно, поставить с ног на голову.

* * *

– Ну, и зачем тебе это надо? – спросил Флеминга прямодушный Гайко, когда Аррьета и Клермон удалились. – Зачем тебе весь этот цирк с интервью?

– Для порядка, – ответил Флеминг. – Хороша, правда?

– Хорошая девушка, – согласился Гайко. – Краснеет. Давно не видел девушки, которая краснеет. Разве только у нас в деревне. Но одета плохо – слишком открыто и спереди и сзади. И все-таки… при чем здесь порядок?

– Ну, хотя бы для Хунты и Маркиза, чтобы сплетен потом не было. А так все чин чинарем, пять претенденток, всех заслушали, выбрали одну.

– Иногда я думаю, Сталинград, ты и Хунте дашь фору, – сказал Гайко неодобрительно. – Крутишь, петляешь, как заяц…

– Еще как дам, – ответил Флеминг. – Никакого сравнения. Юридическое образование – это тебе, друг Гайко, не фунт изюму. А с другой стороны, что такое наша Хунта? Пожилая необразованная испанская танцовщица с остатками былой красоты, вздорная, не очень умная, с плохим характером. Просто удивительно, что девушка ей понравилась. Ты не находишь, Гайко?

Гайко пожал плечами и не ответил – он был, как мы уже знаем, немногословен. А кроме того, его мало интересовало мнение Хунты.

– Зачем она тебе? – спросил он.

– Для красоты. Девушки, Гайко, существуют для красоты. И для смысла жизни. Вот ответь мне, Гайко, в чем смысл твоей жизни?

– Заработать и вернуться домой, – ответил Гайко. – Прикупить земли под виноградники и делать вино.

– А потом?

– Жениться на хорошей девушке, родить детей… А твоей?

– В чем смысл моей жизни? – Флеминг задумался. – Не знаю, Гайко. Пока не знаю.

– Живешь, как с горы катишься, – заметил Гайко осуждающе. – Человек должен знать, чего хочет.

– Ты прав, Гайко. Я подумаю, – пообещал Флеминг.

Глава 11
Тоска… тоска зеленая…

…Спустя тридцать минут я сидела с Татьяной в уютном полуподвальчике – театральном кафе, где в это время дня было пусто. Она никак не могла уйти с работы, и я, как гора, явилась к Магомету. Татьяна сгорала от любопытства. Ее интересовали малейшие детали, начиная с убранства номера четыреста шестнадцать.

– Честное слово, – в десятый раз повторила я, – не заметила! Была не в себе от ужаса. Кажется, бордовые портьеры… не помню. И ковер на всю комнату. Аррьета сидела в кресле…

– Кто такая Аррьета? – тут же спросила Татьяна.

– По-моему, главная у них. Вроде менеджера. Одета – с ума сойти! Зеленый костюм и такие же туфли на высоченном каблуке. Лет пятидесяти, вся увешана побрякушками. Звенит, звякает и сверкает.

– Бижутерией? – Танечка подалась вперед. – Или золотом?

– Скорее, серебром. Или платиной. Во всяком случае, металл белый. Клермон, кажется, кришнаит. В белых ситцевых штанах и тунике с разрезами. С жидким хвостиком. В турецких шлепанцах. И кулон на груди – булыжник с Марса размером с полкирпича.

– Он что, француз? Откуда ты знаешь, что с Марса? – допрашивала Татьяна с горящими глазами.

– Самый настоящий француз. Пресс-секретарь и фотограф. Альбинос с хвостом, а сам лысый. Явно с другой планеты. Если не с Марса, так с Луны точно. Если не из космоса, то и вешать незачем.

– Как ты можешь шутить, тут судьба решается, – с досадой сказала Танечка. – Молодой?

– Не очень. Похож на неврастеника с твоей кассеты с женихами. Того, который дергал головой. Выражение морды лица кислое, обвисшие брыли… И кирпич на шее. В общем, вид богемный, в отличие от застегнутого до ушей Флеминга.

– Натка, прекрати! Это он тебя пригласил?

– Нет! Пригласил меня как раз застегнутый до ушей Флеминг.

– А это кто?

– Флеминг… – я задумалась.

– Ну? – поторопила меня Татьяна.

– Флеминг – адвокат и секретарь господина Романо. Отличный мужик. Спокойный, дружелюбный. С чувством юмора. Англичанин, одним словом.

– Откуда ты знаешь? Может, американец?

– Нет. Говорит с английским акцентом.

– Тоже старый?

– Флеминг? Нет! Молодой. В самом расцвете.

– Положил на тебя глаз?

– Точно, – соврала я. – И свидание назначил.

– Правда? – обрадовалась Татьяна, даже рот раскрыла. – Когда?

– Через два дня. Сказал, как только они придут к консенсусу, он сразу позвонит и сообщит.

– Я думала, правда, – Татьяна разочарована. – А о чем спрашивали?

– Флеминг спросил, почему человек верит, что в небе сколько-то там миллионов звезд, и не верит, что… свежеокрашено, – сказала я неуверенно.

– Серьезно? – удивилась Татьяна. – Как это? При чем здесь звезды?

Я пожала плечами.

– Это такой английский юмор? – догадалась Татьяна. – Или эти… деловые игры? Мы ставили одну американскую пьесу – там все задавали друг другу идиотские вопросы… А что еще?

– Насчет семейного положения и командировок.

– Замужества? – встрепенулась Татьяна. – Зачем им?

Я снова пожала плечами:

– Для справки, наверное. Там был еще один персонаж, четвертый…

– Кто?

– Зовут Гайко. Не то болгарин, не то серб. Флеминг сказал, что никогда не мог произнести правильно его фамилию, так как в ней одни согласные. Просто красавчик, под два метра ростом. Шофер и телохранитель Его Превосходительства.

– Класс! – восхитилась Татьяна. – Все-таки права была цыганка из парка. А ты не верила. А что они тут у нас делают?

А действительно – что они тут у нас делают?

– Не знаю, – ответила я, поколебавшись. – Путешествуют, кажется. Много слышали о нашей стране и приехали посмотреть… Демократия, свобода печати и передвижений и все такое… Ты знаешь, мне и в голову не пришло спросить, так волновалась.

– А как ты сама чувствуешь – прошла или нет?

Я пожала плечами – рано говорить! Но, если честно… у меня было чувство, что прошла. Не знаю, почему. Я даже испытывала чувство легкой эйфории. Все складывается так замечательно! Может быть, потому, что мне, униженной и брошенной, это место нужно было, как воздух, чтобы хоть чуточку отыграться. По дороге к Танечке я представляла себе, как приду в Союз – сначала напишу заявление об уходе, а потом забегу к бывшим коллегам. Попрощаться. Скажу, гуд бай, девочки, не поминайте лихом! Нашла работу по специальности… нет-нет, не бухгалтерское дело, а совсем наоборот. Буду переводчицей у Его Превосходительства господина Джузеппе Романо, пятого князя Ломбардийского, четвертого принца Умбрийского, а также Великого магистра тайного Ордена Розенкрейцеров и… и… Ладно, им и этого хватит – вон, челюсти поотвесили! Так что, оставайтесь, скажу, с миром, и большой привет Нашему Жоре! Каждому свое. Мне – господин Романо, а Жоре – блондинка в «Ягуаре». Домой, скорее всего, не вернусь. Тем более, в Союз. Отсюда мы прямиком в Париж, а потом в Нью-Йорк и Токио! Чао, бамбины, одним словом.

– Наталья, что с тобой? – привел меня в чувство Татьянин голос. – Спишь?

– Не сплю, – спустилась я на землю. – А если я пройду, что мне надеть в первый день?

– Можно скромный темный костюм и шелковую белую блузку, – ответила серьезно Татьяна. – Или кремовую. Брошку на лацкан и нитку жемчуга на шею. Униформа деловой женщины. Вообще-то, надо пересмотреть твои шмотки… Завтра и займемся. Или даже сегодня вечером. На работу пойдешь?

Мы рассмеялись.

– Надевай пальто, – вдруг зашипела Татьяна. – Быстрее!

– Пальто? С чего это вдруг? – удивилась я.

– Да быстрей же! Прима катится… на файф-о-клок чай, чисто тебе Джулия Ламберт![1]1
  Джулия Ламберт – актриса, героиня романа Сомерсета Моэма «Театр».


[Закрыть] Слышишь, в коридоре?

В коридоре действительно слышались шарканье ног, трубные, усиленные эхом и театральными сквозняками, голоса и смех.

– Ну и что? – я все еще не понимала.

– Костюмчик на тебе чей? Забыла? Давай! – Она сорвала со стула мое пальто. – В темпе! Упаси бог, увидит – визгу не оберешься!

По дороге домой мое радужное настроение испарилось без следа. Я вспоминала сцену интервью и приходила к неутешительному выводу, что все было не так. Я не так сидела, не так отвечала на вопросы, не так смотрела. Зачем было улыбаться? Не в гости пришла. Они теперь думают, что я легкомысленная особа, рот до ушей, и, разумеется, для такой ответственной работы не подхожу. И угораздило же меня ляпнуть про полторы тысячи! Может, позвонить и сказать, что я согласна на меньшее? Что я передумала?

На подходе к дому я догрызла себя до такого состояния, что едва не плакала.

Неподалеку от дома на меня налетел, чуть не сбив с ног, Володя Маркелов, мой крестный отец.

– Как дела? – бросил он на ходу, но, всмотревшись в мою несчастную физиономию, остановился. – Что случилось? Кто-нибудь умер?

– Я, – ответила я. – Приходите на похороны. Можно без венка и без пирожных.

– Не понял, – он всматривался в мое лицо, видимо, решил, что я сошла с ума. – Как интервью?

– Никак, – ответила я, сдерживая слезы.

– Наташечка, что случилось? – испугался он.

– Я, наверное, не прошла…

– Не верю, – сказал Володя твердо. – Прошли. Если вы не прошли, то кто тогда прошел? Спорим?

– На что?

Он задумался. Скользнул по мне оценивающим взглядом – о, мужчины! Наконец произнес:

– Ну… допустим, вы меня приглашаете в бар. Или в ночной клуб.

– Я не знаю ни одного бара, тем более – ни одного ночного клуба.

– Я знаю! Идет?

– Идет, – ответила я.

Володя сжал мое плечо на прощание и помчался дальше.

Вопли Анчутки были слышны уже на лестничной площадке. Проголодался, бедняга.

– Не ори, – сказала я, открывая дверь, – и так тошно. Дай раздеться. Кажется, мы пролетели мимо господина Романо, не с нашим счастьем. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, как говорят англичане. Флеминг тоже англичанин… Все они иностранцы – французы, испанцы, англичане и болгары. Или хорваты. А Его Превосходительство – итальянец. Великий магистр Ордена рыцарей… Спетая международная компания, живут в свое удовольствие, разъезжают по миру… неизвестно, зачем. Да не ори ты так, слова не даешь сказать, вот тебе твое молоко!

Анчутка даже не лакал, а жадно хлебал из блюдечка, издавая громкие хлюпающие звуки. Удивительно шумное создание при таких скромных физических данных. Если не видеть, кто тут распивает молоко, то можно подумать, что громадный дог или какой-нибудь ротвейлер.

Я сняла с себя драгоценный костюм, разложила в спальне на кровати. Постояла, посмотрела в последний раз. Закончен бал. Золушка убежала, потеряв туфельку, красивое платье превратилось в лохмотья, а карета – в тыкву. И кони-мыши разбежались. А принц… Тут мне пришло в голову, а кто тут, собственно, принц? До сих пор принцем был Жора. Но в данной ситуации его тут и близко не стояло. Значит, Флеминг? Обаятельный, ироничный, доброжелательный англичанин Флеминг, который… Я почувствовала, как начинает гореть лицо. Черта с два поймешь, что у него на уме. Он сказал, через два дня. Конечно, с его манерами он не мог отказать сразу… А эта женщина, она улыбнулась мне… как ее? Необычное имя… Аррьета! И кришнаит с хвостиком и кислой физиономией…

Желание быть с ними, быть одной из них, одной из дружной команды господина Джузеппе Романо, запросто кочующей по миру, вдруг охватило меня со страшной силой. Тем сильнее была горечь от мысли, что они меня не захотят. Напрасно мы с Володей сочинили такое резюме, я сразу поняла, что это не про меня. Я всего-навсего школьная учителка, плюс старший, с позволения сказать, экономист, ныне безработная. И нет во мне ни лоска, ни блеска, ни уверенности в себе, несмотря на все тренировки с опытной Танечкой и прекрасный итальянский костюм. Такие качества за один день не прорежутся. В платиновой блондинке из «Ягуара» все это есть, недаром Жора с ней, а не со мной…

Был такой фильм когда-то… жители маленького городка, принарядившись, выходили к скорому поезду, который, не останавливаясь, проносился мимо. Они гуляли по перрону – в их глуши скорый поезд был единственным крупным событием. А состав проносился мимо, мелькали в окнах занавески, настольные лампы и скучающие лица пассажиров первого класса. Он всегда проносился мимо…

В носу защипало от жалости к себе… И пошло-поехало – припадок комплекса неполноценности и самобичевания.

…Я опустилась на пол около торшера с ведьмой.

– Шеба! – позвала я, серьезно глядя на куклу. – Сделай что-нибудь! Ты же мудрая, потрясающе красивая, ты же ведьма, наконец! Тебе же не трудно, правда?

Помоги вытащить счастливый билетик. Если бы ты знала, как мне надоело быть старшим экономистом, честное слово! Даже цыганка поняла… фарт нагадала! Что у меня за жизнь, подумай сама. Жора вот бросил… Конечно, у меня ведь нет «Ягуара»…

Тут я не выдержала и разревелась по-настоящему. Сидела на полу перед ведьмой в лиловом платье и лиловом берете, всхлипывала и жалела себя. Да что же я такая невезучая? Раз в жизни случилось чудо, меня поманили в голубую даль, и… и… ничего?

Шеба смотрела на меня со своей обычной лукавой ухмылкой – в глазах черти скачут, слегка покачивает ножкой в полосатом чулке. Я протерла глаза – что за черт, неужели действительно качнула? Уф, показалось!

* * *

Около девяти пришла Танечка. Я, всласть наревевшись, лежала, поджав колени, на диване, в полной темноте. Даже телевизор не включила. Анчутка горячим комочком мурлыкал у меня под боком. Ему и в голову не приходило, что мне так плохо.

Татьяна присмотрелась и сказала:

– Ну, и на кого ты теперь похожа? Иди, полюбуйся на себя в зеркало. Во-первых, ничего еще не известно. А во-вторых, на худой конец, есть Союз.

– Я скорее умру, чем вернусь в Союз, – отчеканила я. – Так и знай! Ни за что!

Татьяна только вздохнула и уселась рядом…