Текст книги "Юлька и собиратели (СИ)"
Автор книги: Инга Сухоцкая
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Инга Сухоцкая
Юлька и Собиратели
У тети Зины, бабушкиной знакомой, не забалуешь: со двора ни шагу, по деревьям не лазай, грядки не трожь. Вот и придумалось Юльке, изнывая от безделья, – считать: растения на грядках, цветы на клумбах... А еще репейные колючки посчитать можно. Вон, у Юлькиного окна какой лопушище высоченный! – макушкой чуть-чуть до форточки не достает, и весь-весь в репешках. Юлька как раз примерялась, как бы к нему поближе подобраться, когда у тети Зининой калитки эти трое возникли: два мужчины и женщина.
В Ясеневке они пару дней назад объявились. Сначала слухи ходили, что это артисты, что ездят они по городам с выступлениями, а в деревне ищут тех, кто помнит старые песни и сказки. Но скоро усомнились: какие ж из них артисты? – занимаются не пойми чем, одеваются просто: джинсы, футболки, кроссовки… Сами они говорили, что собирают народное творчество, вот местные их собирателями и прозвали. И про тетю Зину, конечно же, местные подсказали. Не удивительно.
Тетя Зина, даром что петь не любительница (не то, что Юлькина бабушка), зато почаевничать, побалаболить, да с шутками-прибаутками, это – пожалуйста, это все знают, и дом ее стороной обходят (чтоб не застрять надолго). А тут собиратели сами пришли! Смотрят, ждут… Тете Зине того и надо: за стол всех усадила, чаю налила, приосанилась, и пошла разводы разводить. А Юлька за собирателями наблюдать стала.
Один надел очки и стал что-то записывать; другой, Колобок Колобком, довольно почесывал подбородок; женщина, сероглазка в светлой косынке, уважительно слушала хозяйку, и то и дело ласково поглядывала на Юльку. А когда тетя Зина прервалась, чтоб по новой чаю налить, сероглазка улыбнулась:
– Как на дочку мою похожа! Она сейчас тоже у бабушки. Меня тетей Светой зовут, – обратилась она прямо к Юле. – А это дядя Володя – (тот, что в очках) – и дядя Ваня, – (который Колобок). – Покажешь нам Ясеневку?
– А что показать-то? – да разрешит ли тетя Зина?!
– Ну, руины покажи, – разрешила та. – Но сначала чайку!
Побывать на руинах Юлька мечтала с первого же дня в Ясеневке, ну, хотя бы поближе на них посмотреть, хотя бы с тетей Зиной, – но та ни в какую! А тут раздобрилась! Юлька еле дождалась, когда чаепитие закончится, выслушала все наставления и, наконец, вместе с собирателями пустилась в путь.
Первым шел дядя Ваня («Колобок»), круглый, плотный, с румяными улыбчивыми щечками, он быстро утомил беспокойными «осторожно: коряга! камень! смотри под ноги, не оступись...»; следом – тетя Света, всю дорогу она поправляла сползающую косынку, из-под которой выбивались золотистые локоны, и думала о чем-то своем (может, дочку вспоминала); дядя Володя без очков напоминал отцветший одуванчик: высокий, худой, с пышной светлой шевелюрой, он охотно рассказывал о звездах, птицах, растениях. Юлька слушала и удивлялась, сколько вокруг всего разного, со своими названиями, историями, интересностями.
Тот же лопух, оказывается, – дальний родственник астр, которые цветы. А латинское «астра» – это русское «звезда». И получается, что это не колючие репешки к одежде цепляются, а звезды тебя осыпают.
За разговорами не заметили, как подошли к небольшому холму, где стояло когда-то величественное здание, а нынче только стены оставались, толстые, крепкие, каменные стены, да груды разновеликих камней, поросших вьюнами и кустарниками. Из оконных проемов выпирали густые ветви. Место входной двери занял широкий тополиный ствол, так что пробраться внутрь, казалось, невозможно, тем более что ступеньки, ведущие на высоту входной двери, тоже развалились. Но дядя Ваня «Колобок», почесав затылок, изучающее осмотрел «полосу препятствий», и начал неспешно карабкаться по расползшимся ступенькам.
– Юляш, спой-ка что-нибудь… – обратилась вдруг тетя Света к Юле. – «Вечерний звон» знаешь?
«Вечерний звон» Юля знала, но не любила. Потому что бабушка его редко-редко пела, – с подругами и на несколько голосов, а у Юльки с многоголосьем никак не получалось. Как ни старалась, – все время на бабушкин голос равнялась, и вместо созвучия двух разных напевов выходила одна и та же мелодия, только в два раза громче. Прямо беда: и хочется спеть, и никак.
Но сейчас тетя Света смотрела с такой добротой и лаской, что Юлька замурлыкала что-то невнятное, и даже, осмелев, добавила громкости, однако тетя Света тут же остановила:
– А на голоса умеешь?
– Нет, – недовольно отмахнулась Юлька.
– Это просто, – улыбнулся дядя Володя «Одуванчик». – Ты за тетей Светой пой, потом я вступлю, но ты все равно Светика держись.
– А пока поем, Юляш, постарайся прислушаться: как все вместе звучит, как по отдельности… Ладно? И все время иди за мной, нота в ноту.
Юлька согласно кивнула: а что? вроде несложно. Тетя Света начала, Юлька подстроилась, потом дядя Володя присоединился. Сначала все пели одинаково, но вдруг дядя Володя «свободничать» начал. То он брал неожиданно низкие ноты, то уверенно забирался высоко-высоко, даже выше тети Светы. Странно это, конечно, – (мужчина должен бы ниже женщины петь), – но получалось так красиво, что хотелось слушать и слушать. А тут пой, – да еще «нота в ноту», – за тетей Светой. И хотя слушать и петь одновременно было непросто, – Юлька уже начала улавливать красоту созвучия.
Уже заходили на второй куплет, когда из развалин донеслось гулкое «Э-ге-гей». Со стен и ветвей с шумом взлетели испуганные птахи, по развалившейся лестнице простучало несколько камней, и скоро на фоне широкого тополиного ствола появился улыбающийся дядя Ваня «Колобок»:
– Эй, не сжарились? Желающих освежиться прошу внутрь. Тут хорошо, прохладно, – он оглядел всех троих и расплылся в улыбке. – Ну… если я пролез…
Юлька сразу рванула вперед, легко прошмыгнула в зазор между стволом и стеной, но, едва очутившись внутри, опасливо поежилась. Прохладно-то прохладно, но темно, тесно, неуютно. Над головой – возмущенные густые ветви непривычно раскидистого тополя, под ногами – недобро шевелящиеся шапки кустов.
– Осторожно, не упади! Видишь, от пола ничего не осталось. Иди по стеночке, – наставлял дядя Ваня «Колобок» неожиданно раскатистым, глубоким басом. – Уступчик видишь? Вот по нему и иди. Он каменный, надежный.
– Спасибо, – Юлькин голос звучал полнее и взрослее обыкновенного.
– Храм, наверное, был, – мелодично предположила тетя Света.
– Ну-ка… – дядя Володя, спев несколько высоких нот, прислушался к певучим отзвукам. – Акустика что надо! Будем петь? – подмигнул он Юльке.
Юлька засмущалась: они-то будут, а вот она – разве что послушать.
– Будем-будем, – почти пропела тетя Света.
– А на четыре голоса? – лукаво прищурился дядя Ваня «Колобок».
– А запросто, – рассыпалось колокольцами смеха серебристое сопрано.
Тетя Света напела Юле ее, Юлин вариант знакомой мелодии. Юлька, старательно заучив, спела его для проверки во весь голос, и ни разу не сфальшивила. Собиратели, поговорив о чем-то своем, музыкальном, затихли. Дядя Ваня с дядей Володей уставились на тетю Свету, но первый жест ее был обращен к Юльке: начинай, мол! Юлька волновалась, голос дрожал, срывался, но серые глаза тети Светы смотрели с таким спокойствием, будто она точно знала, что все получится. И скоро дыхание наладилось, голос выровнялся и окреп, а потом, вдруг и сразу, присоединились бас дяди Вани, тенор дяди Володи и сопрано тети Светы. И так они стройно, красиво и переливчато зазвучали все вместе, переплетаясь и расходясь, что у Юльки, вопреки песенной печали, от счастья мурашки по телу побежали! Слушать бы и слушать! Петь бы и петь!
Уже последние слова прозвучали, уже, по короткому жесту тети Светы, дружно и стройно смолкли голоса, уже многозвучное, утихающее эхо растаяло в зачарованно недвижной листве, а Юлька все не могла оправиться от восторга. У нее получилось встроиться в это многоголосье! Не просто встроиться: спеть по-своему! Хотя какое ж по-своему? Нет! не по-своему и не по тети Светиному, потому что в общем пении ее, Юлин, голос звучал не так, как в одиночку. И бас дяди Вани, и сопрано тети Светы и тенор дяди Володи – все звучали иначе, богаче, сочнее, и как будто их не четверо всего было...
А если бы однажды голоса всех-всех людей, и вообще все на свете звуки слились вместе, вот это был бы хор! Чудо, а не хор! И ведь каждый звук уже таит в себе часть этого чуда! Надо только суметь почувствовать это...
Притихшая Юлька по-новому вслушивалась: как разнятся шаги собирателей, как осыпаются камни, как звенят птицы, тарахтят в шелестящей траве кузнечики, хрустит под ногами песок, как переговариваются тетя Света с дядей Ваней, как шумят проезжающие машины, лаются собаки, взвизгивает старая калитка, как позвякивает и постукивает посуда, журчит вода в рукомойнике, скрипит кровать, шуршат подушка с одеялом, покряхтывает, засыпая тетя Зина…
Ясеневка погрузилась в ночную тишину и задремала, а Юлька все не спала, стараясь уловить утихающее эхо дневного многозвучия. Но только ровно билось сердце, да мягко постукивал в окно высоченный лопух, унизанный гроздьями звездчатых репешек.