Текст книги "Крутые виражи"

Конечно, сплести венок было бы очень приятно, но стоит ли ради этого подыматься?

«Когда тебе плохо, надо хорошенько выплакаться, или пореветь минут десять, или съесть целую плитку шоколада, а то и все вместе, – лучшего лекарства и не придумаешь». [ix] Проблема была в том, что плакать мне было нечем, реветь нечем, а при упоминании шоколада желудок был готов самостоятельно бежать к унитазу. С этой мыслью я и проснулась. Она пришла ко мне в голову сразу после мысли уничтожить к черту телефон, который разрывался от звона.

– Алло?

– Ты чего вчера не сказала, что ты с Вилом? Я села на кровати. Кто-то ошибся номером?

Голос из трубки, захлебываясь от впечатлений, продолжал:

– Мы с Максом ваще были в шоке. А изображала-то из себя! Что за гараж, что еще за мотокроссы! – На той стороне раздались смешки. – Развела нас просто рульно. Ну ты даешь! А Искра вообще разбесилась, когда Вил тебя увез и не вернулся. Мы думали, она окна начнет бить. Вы зря, кстати, так рано ушли, там потом еще народ собрался, и мы поехали на Поклонку…

У меня голова закружилась от количества информации.

– Мы седня вечером у меня собираемся. Родаки в отпуск укатили, так что прикатывай, если есть желание. А если с Вилом, так вообще будет суперски. Ты мой адрес знаешь? Нет, конечно, откуда тебе. Я телефон-то у тебя еле выпросил вчера. Я тебе эсэмэсну чего там как. Прикатывайте, будем ждать!

Я все еще пыталась постичь связь между моим телефоном и чужим адресом. В голове стоял туман. Ярко различались только фигуры папы и его блондинки. Меня снова затошнило.

Часы показывали половину двенадцатого. Так, вчера из аэропорта я поехала не знаю куда, потом был концерт, потом я напилась и у меня были глюки. Мне снился Вилле Вало у меня в квартире. Вопрос только в том, как я сама в ней оказалась?

Я осторожно встала. На моем идеально убранном столе лежал белый лист.

«Прими эти таблетки как проснешься». Подпись: «VL».

Хоть не VV – и то хорошо. Почему-то снова вспомнилась Алиса: «Съешь меня, выпей меня».

Я в ужасе схватилась за голову. Пьяная Женька притащила домой незнакомого парня и отрубилась. Значит, вчерашнее мне не совсем приглючилось. Первым делом я кинулась к сейфу в родительской спальне. Дверь туда была закрыта – я же утром ее прикрыла, когда искала папин мобильный. Папа… Нет, не сейчас, страдать потом буду. Проверила документы. На первый взгляд – все на месте. А я сама? Мамочки, у меня крыша съехала. Я же ничего не помню!

Стоп, как это ничего – кое-что помню. Он знал мой адрес. С другой стороны, я не могла вспомнить, как давала Максу телефон, могла и адрес дать.

В пальцах закололо. Я много кому и чего могла дать вчера. Ой дурная моя голова, что же теперь делать?

Вил. VL. Значит, парень, который меня отвозил домой, и есть этот самый Вил. И Макс думает, что мы вместе. Видимо, был повод вчера… Еще какая-то искра там в окно залетала, но это сейчас не имело значения. Что-то еще было такое, важное. Вот мы зашли в квартиру. Он снял с меня ботинки, меня тошнило. Потом я пошла в спальню, а он сидел на полу, уже без куртки, и улыбался. Без куртки! Точно, татуировка. Я уже видела такую.

Память медленно, словно нехотя выпускала подробности. Татуировка на плече – черные трай-бал-разводы почти до локтя. На руках митенки. Смешная шапка, из под которой торчат вьющиеся волосы. Никакой это не Вилле Вало, это старший брат Антона Траубе, моего одноклассника.

Ололо! Женька Волоточина упилась на пьянке, и у нее ночевал старший брат одноклассника. Так, а он тут точно ночевал?

Я быстро пролетела по комнатам. В зале все на месте, в комнате родителей покрывало не смято, в моей комнате порядок, на кухне идеальная чистота, в сушке один стакан, из которого он меня вчера поил.

От метаний заболела голова. Я вернулась в комнату и покорно выпила оставленные таблетки. Не пропадать же добру. И что мне теперь делать? Безмозглая, безмозглая Женька. Тебе что, не хватало проблем с отцом, решила разнообразить вирусный фон?

Он еще в щеку меня поцеловал. А дальше я совсем ничего не помнила. Но пижама на месте, хотя это, конечно, сомнительное утешение. А что, если там был и Антон? Он скажет нашей главной сплетнице Мелиной, и в понедельник вся школа будет надо мной ржать. И школа – это не главная беда.

Мой взгляд упал на компьютерный стол. Рядом с подставками для кофейных чашек в красивой рамке стояла фотография. Я и папа – это мы в кино ходили на Спиди-Гонщика. Ненавижу! Это он во всем виноват! Я схватила фотографию и изо всех сил швырнула на пол. Стеклянная рамка жалобно звякнула и разбилась. Тут в дверь позвонили. Черт, черт, черт! Только этого не хватало. Я быстро ногой задвинула разбитую рамку под диван. Может, сделать вид, что никого нет дома? А если это Вика? Она скажет папе. А он мне позвонит, и мне придется с ним разговаривать. Я не могу, я не хочу!

Я поплелась к двери. Первым делом в глазок я увидела тщательно уложенные светлые волосы. Меня опять затошнило. Но нет, это просто Настя. Ей-то что нужно в такую рань?

– Женя, мы поругались! – плаксивым голосом заявила она прямо с порога.

– И тебе здравствуй. – Я распахнула дверь пошире, впуская подругу в квартиру. – Я сейчас пойду умываться, а ты рассказывай, каким образом на этот раз довела парня.

Настя встречается со своим Сережей недели три. И я понятия не имею, как он ее выносит. Наверное, это настоящая любовь, не иначе.

Козарева – человек очень искренний, открытый, добрый, и она далеко не такая дура, как может показаться на первый взгляд. Просто, несмотря на свою яркую внешность, она совершенно не уверена в себе. Поэтому ей постоянно нужно одобрение окружающих. И в погоне за этим одобрением она иногда забывается.

Я притащила полотенце, быстро закинула вчерашние вещи в стиралку и залезла под душ. Изо рта пахло так, словно там кто-то умер.

– Он сказал, что я сама не знаю, чего хочу. – Настька уселась на стиральную машинку, продолжая тяжело вздыхать.

– А ты знаешь?

– Конечно. Ну, может, и не очень, но все равно… Какое право он имеет так со мной разговаривать?

– Он тебе это просто так сказал? «Здравствуй, Настя, ты не знаешь, чего хочешь?»

– Давай без подколок, конечно нет, не так все было.

Настя начала рассказывать о событиях вчерашнего вечера. Я слушала ее вполуха. Какое блаженство встать под прохладный душ! Я намочила волосы, налила на ладонь щедрую порцию средства для умывания и замерла. Стоп, я что, не хочу смывать вчерашний поцелуй этого Вила? Всем превед, у Женьки едет крыша.

– Но я же не могла ему прямо сказать, что мне не нравится, что он подстригся! – возмутилась за занавеской Настя.

– Почему?

– Жень, но это же неуместно. Представь, если бы он начал критиковать мой внешний вид?

– Поэтому ты предпочла весь вечер дуться, в надежде, что он сам догадается?

Настя тяжело вздохнула:

– Ну а ты на моем месте как бы действовала? Только не надо про то, что ты на нем не оказалась бы!

– Я бы или сказала, что мне не нравится его стрижка, или забыла бы об этом. Волосы же не голова – отрастут.

Настя подала мне полотенце.

– Теперь мне ему звонить и извиняться, да?

– Зачем извиняться? Просто позвони. Он парень умный, сам все поймет.

– Ладно, так и сделаю. А ты что делала вчера вечером?

Я чуть не растянулась на мокром коврике. Настя упадет в обморок, если я ей расскажу. Хотя нет, скорее всего, она мне не поверит.

Подружка уже обосновалась на кухне. Свет от окна играл на ее идеально прокрашенных волосах. Она поставила чайник, засунула поджариваться тосты и залезла в холодильник. Я только сейчас поняла, как сильно проголодалась. Как ее не любить после этого.

Мы сели завтракать. Точнее – я села, Настя вечно на диете, поэтому просто пила чай, рассказывая про вчерашний вечер.

– А где Алексей Владимирович? – неожиданно спросила она.

У Козаревой тайный талант ходить по мозолям.

– В Кемерово. – Я попыталась произнести это как можно спокойнее. Но аппетит тут же пропал.

– Ой, ты что, одна ночевала?

– Вика приезжала, – соврала я.

– И сегодня приедет?

– Да.

Если в первый раз я соврала по вполне понятным причинам, то зачем я соврала сейчас?

– Если тебе будет скучно, приходи ко мне. Мы сегодня собирались погулять с девчонками.

– Дай угадаю. Где-то в районе Новослободской, да?

– Ага. Варька предложила.

Похоже, наша романтическая мечтательница все-таки полна желания найти своего принца. А мне не мешало бы выяснить, что там вчера было после поцелуя в щеку.

– У тебя что, зуб болит?

– С чего ты взяла?

– Ну у тебя вдруг такое лицо стало.

– Нет, все нормально. Иди уже, звони своему Сереже.

– А ты опять весь день будешь у компа торчать? Поражаюсь я тебе, Женька. Никакой личной жизни!

«Знала бы ты…» – мысленно начала я, но мысль предпочла не заканчивать. Ей определенно лучше всего этого не знать.

Мы наскоро распрощались. Не успели за дверью затихнуть Настины шаги, телефон опять зазвонил.

У меня приемный день. Только бы это был не отец!

На дисплее высветился незнакомый номер.

– Алло?

– Женя? Это Сергей.

Настин парень мне звонил первый раз в жизни. Три недели назад она никак не могла решить, кто ей нравится больше – спортсмен Стас или музыкант Сергей. Странно, что у нее вообще возник такой вопрос. Память тут же услужливо нарисовала картину – середина сентября, мы шумной компанией сидим в «Слоне», появляется Настя, подходит к столу и заявляет: «Это Сережа, мой парень». Рядом с ней стоит худощавый молодой человек, где-то на полголовы выше меня. У него очень умное, выразительное лицо, серьезные голубые глаза, светло-русые волосы и совершенно чудесная улыбка. И они держатся за руки. Почему самые лучшие парни неизменно достаются красавицам вроде Насти? Стоп, я что, ей завидую? Только этого не хватало.

– Да, привет. – Я не испытывала и сотой доли той беззаботности, что вложила в эту реплику.

– Извини, пожалуйста, за беспокойство, я просто хотел уточнить, ты ведь Настина лучшая подруга… Она ведет себя странно.

– Ты подстригся, – без обиняков заявила я.

– Да. Если это имеет значение, конечно. Но она недавно так долго и увлеченно рассказывала про короткие стрижки… – Он смущенно замолчал.

Ко мне вернулось мое хорошее настроение. Какие они смешные, эти влюбленные, на самом-то деле.

– Сереж, Настя может рассуждать о чем угодно сколько угодно. Ей постоянно нравится то одно, то другое, и если каждый раз воспринимать ее слова как руководство к действию – крыша съедет. Она только что приходила и страдала, что ты подстригся и не посоветовался с ней, а ей очень нравились твои волосы.

– Так поэтому она вчера весь вечер была сама не своя? – удивился он.

– Угу. Она собирается тебе звонить с виноватым видом. Ты уж там не пили ее сильно.

– Даже не собирался. Спасибо!

– Удачи, – попрощалась я.

Почему Насте так повезло, а? Он ведь совершенно серьезно ее любит, без шуток. Это во всем видно – в том, как он на нее смотрит, как обнимает. Счастливица. Я словно опять увидела их там, в кафе. Ее светлые волосы падают ему на плечо… Картинку тут же заменила другая: мой отец с блондинкой уходят прочь, а я стою посреди аэропорта. Почему? Как он мог?

«Мое главное сокровище – это моя семья». Он очень любит так говорить. Врун! Я вскочила на ноги. Со стены на меня смотрела еще одна фотография – мы вчетвером, Вика, я, мама и папа. Да у нас вся квартира в фотографиях счастливого семейства. Вранье, кругом одно вранье!

Вон кружка, которую он подарил. На стене коллаж, который мы делали вместе. И стол компьютерный вместе собирали. Тут все, абсолютно все напоминает об отце. Кроме, разве что вон того листка бумаги с подписью «VL». Он напоминает только о моей собственной тупости.

Я не могла больше находиться в этой квартире. Где угодно, только не здесь. Поэтому я быстро заплела еще влажные волосы в косу, нашла джинсы, водолазку, другие очки и единственное пальто, которое я покупала не с отцом, а с Настей. В рюкзак полетел мой любимый ноут, пачка салфеток, ключи и кошелек. Айпод я расколошматила в аэропорту, ну так туда ему и дорога. Через пять минут я уже вылетела из квартиры.

Мне не хотелось идти в «Слона», где всегда есть опасность нарваться на знакомых и кто-нибудь обязательно спросит, как там Алексей Владимирович. Кумир моих подружек. Да знали бы они – у них бы челюсти отвалились. Но нет, так уж и быть, не стану лишать девочек иллюзий, что есть на свете нормальные взрослые мужчины. К черту все!

Я спустилась в метро, сделала две пересадки, вышла и направилась в сторону маленького, затерянного во дворах букинистического магазинчика. Об этом месте не знает никто из моих знакомых. Я даже папе о нем не сказала – собиралась, но почему-то не успела. А теперь уже точно не скажу. Как я вообще буду с ним разговаривать после этого всего. Я же буду тут же видеть его блондинку. А она, она что, не знает что у него жена и двое детей? Крашеная овца!

Внутри пахло книгами. Не новыми, свежеотпечатанными, как в больших книжных магазинах, а старыми книгами с потрепанными страницами, книгами, которые кроме напечатанной в них истории имеют свою собственную. Здесь я нашла одно из старых изданий «Алисы в Стране Чудес», как раз после того как прошла American McGee's Alice. Тут-то я и решила, чем хочу заниматься в жизни. Я осторожно прогулялась вдоль книжных рядов, кончиками пальцев касаясь шероховатых обложек. Что бы ни говорили про будущее цифровых технологий, ничто не сравнится с прикосновением к тонкому бумажному листу. Папа всегда говорит: «Называйте меня консерватором, но я никогда не откажусь от нормальных книг в пользу этих ридеров». Блин, я вообще могу хоть минутку ни о чем не думать, будучи трезвой?

Я достала ноут и расположилась на окне. Продавец, он же хозяин, Михаил Петрович – сухонький старичок в очках, хорошо меня знает и разрешает делать все что душе угодно. Никакого настроения писать код не было. Я проверила почту – пришло письмо от Темы с эскизами уровней. Еще позавчера я бы тут же понеслась к папе, показывать какая чудесная игра у нас будет. Как глупо. Пришло письмо от Джо с пожеланиями скорейшего разрешения моей трудной ситуации. Куда уж скорее – папа возвращается в четверг. Что я буду делать тогда? Ночевать в подъезде, чтобы с ним не встречаться?

Я сидела на окне, сжавшись в комочек от жалости к себе. В стекле отражалась моя осунувшаяся физиономия. Старые очки в толстой оправе, косичка, худые руки и ноги. Плоское, как доска, тело. Принять меня за чью-нибудь девушку может только клинический идиот.

Телефон тут же отозвался эсэмэской от этого идиота. Основной народ подгребет часам к девяти-десяти, но мне там будут рады в любое время. Какое сомнительное счастье!

– Женечка, вы не хотите пообедать?

Михаил Петрович ходит почти не слышно. Первое время я этого пугалась.

– А который час?

– Половина четвертого. Здесь на углу есть маленькое, уютное кафе, там чудесное, простое меню – в моем возрасте, знаете ли, простота становится почти синонимом качества.

Серые глаза внимательно смотрели на меня через толстые стекла очков. «Что я теряю, в конце концов? Есть-то нужно иногда».

– Идемте-идемте, в вашем возрасте нужно хорошо питаться.

«Почему бы и нет?» – решила я и подхватила пальто.

Кафе действительно было маленьким и очень уютным. Официантка приветствовала Михаила Петровича как старого знакомого. Мы сели за столик в углу зала.

– Рекомендую попробовать суп в горшочке. Если, конечно, вы не вегетарианка. Что-то я не подумал об этом, не уверен, что у них есть вегетарианские блюда, но мы можем попросить.

– Нет-нет, все в порядке. Возьму суп, – согласилась я.

– А теперь рассказывайте, Женечка, что у вас случилось. Я же вижу, вы расстроены.

– Вовсе нет. Все со мной нормально.

– Ну-ну, я уже не в том возрасте, чтобы меня было так легко обмануть. Даже девушке вроде вас.

– Вроде меня?

– Я же не в вакууме живу. Было время, когда в моем магазине вечно толпились студенты, молодежь, а сейчас – телевидение, Интернет, все у них есть и больше им ничего не нужно. Молоденькая симпатичная девушка в моем углу – это настоящий бриллиант. Она не может быть ординарной или посредственной. Так что рассказывайте, что там вас тревожит. Но сначала покушайте – на полный желудок неприятности кажутся менее страшными.

Нам принесли заказ. Суп действительно оказался невероятно вкусным. Я ела и думала над тем, как же хочется все рассказать. Хоть кому-то. Но я же рассказала Джо, а толку… личная жизнь, личная жизнь.

– Я… Мне кажется, мой папа изменяет маме, – честно призналась я, стараясь загнать внутрь тут же выступившие слезы.

– Вам кажется?

Я покачала головой:

– Я уверена.

– И вы чувствуете себя обиженной и преданной. Или вам обидно за маму?

Я растерялась. Какой странный вопрос.

– Он все время говорил, что семья для него много значит. А я ему верила, понимаете?

– Это вполне естественно, верить отцу. Я бы сказал, что неестественно обратное. Но, может быть, вы воспринимаете это слишком… близко к сердцу?

– А как это можно иначе воспринимать? – Я возмущенно всплеснула руками и едва не снесла уже пустой горшок.

– По-взрослому, – предложил он. Я растерялась:

– Что значит «по-взрослому»? Вы хотите сказать, что все мужчины изменяют женам и это совершенно нормально?

– Женечка, ну зачем же вы так! Просто отношения между родителями – это не та вещь, которую дети ясно видят.

Мне не хотелось его слушать. Не знаю почему – просто не хотелось. У него был такой сочув ственный, такой понимающий тон. Будто он разговаривает с маленьким ребенком. А я не ребенок. Уже нет!

– Мы можем сменить тему? – холодно предложила я.

– Да, конечно. – Старичок, казалось, огорчился, но последовал моему предложению.

Он рассказал мне про книги, которые появились в магазине, про проблемы с поставками… Не то чтобы я очень внимательно слушала, но после еды меня чуть разморило. Хотелось спать и плакать. Даже не знаю, чего сильнее. Михаил Петрович словно почувствовал мое состояние.

– Вот что, Женечка. Ехали бы вы домой. Вам нужно все обдумать.

Я кивнула. Явно не от чистого сердца. Домой мне не хотелось. Не только сейчас – никогда.

Мы наскоро распрощались. Кажется, старичок сам раскаивался в том, что влез не в свое дело. И правильно. Я советов ни у кого не просила. Может, поэтому я и стою на ветру на противоположном конце Москвы, вместо того чтобы рыдать в жилетки подружкам?

Телефон опять зазвонил.

– Женька, ну так как, вы придете?

«Почему этот Макс всегда так громко разговаривает? И опять это «мы». Воистину без меня меня женили».

– А ты Вилу звонил? – осторожно поинтересовалась я.

– Ты че, откуда у меня его телефон? Сравнила. Но я знаю парня, который знает парня, который работает в гараже у них, вроде как Мастер тоже будет. Приходите, будет клево!

– Хорошо, я, – я тщательно подчеркнула это слово, – приду.

– Круто. Увидимся через четыре часа!

Глава 4