Текст книги "Пацифида (СИ)"
Автор книги: Инга Андрианова
Жанр:
Эзотерика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– И с ним, и с теми, кто вокруг.
– Сколько страха мы тащим в себе, как боимся не соответствовать, казаться нелепыми, странными, глупыми.
– Инородное тело всегда на виду!
– Нет, дурака валять я люблю, и эпатировать люблю! Я бы неплохо существовала в теле аутиста или шизоида, или социопата – без лишних напряжений и усилий, но почему-то соблюдаю, принимаю, подражаю. Одна беда: как только ты выходишь из игры, тебя пытаются вернуть, втащить на место, образумить, научить.
Слова старика, казалось, лились ниоткуда:
– Задача: выйти за предел. Удача: там остаться.
– Прострел по всем традициям и догмам! – Я, кажется, захлопала в ладоши и рассмеялась умиротворенно.
– Здесь столько народу! Все бросили вызов?
– Все вернулись к Истоку.
– А почему здесь нет детей?
– Дети не нуждаются в перезагрузке.
– А вот и не согласна! У меня куча родственников с детьми, я с ними общаюсь постоянно и наблюдаю катастрофическое взросление: половина подростков – уже конченые разумные засранцы. Диву даешься, когда они успели освоить такое количество отравы!
Старик уютно крякнул, почесал затылок:
– И вот сижу я, такая "просветленная",
среди птиц, облаков и кувшинок,
наблюдаю за рыбками и снегопадом,
размышляю о Вечном и бутерброде с грудинкой....
И только тут я поняла, что голодна, что смертельно устала, что мечтаю только об одном: лечь и выспаться, и забыть, кто я есть.
– Ты еще здесь? – Произнесла я в пространство.
– А ты? – Хмыкнул дед.
– Я поняла, что желоб "Зот-Оммог" – это дар, который не купишь за деньги, дар знания, опыта, а главное, возможностей, которых я была лишена изначально, родившись в благополучной семье.
– Тебе подарили тебя саму.
– А все эти люди ждут просветления?
Старик приподнялся над землей, завис в воздухе. Вторая пара его рук сложила круг, который озарился изнутри неистовым теплым свечением.
– Здесь каждый ждет себя.
– Похоже, я дождалась! – Во мне рождалось что-то истинное, светлое, чистое и самобытное, не отягощенное ни опытом, ни предрассудками, ни общественным мнением, с его обязанностями, шорами и прочей ересью, сопутствующей статусу и положению, а главное, свободное от колеи, по которой мы все обречены сочиться до скончания века.
Из-под ресниц у старика струился бледно-синий свет:
– Нам нужно сочинить стишок!
– Ты шутишь?
– Нисколько! Самое время что-то сочинить!
В голове было пусто, словно после удара колокола, и только на задворках сознания колыхалась мысль:
"Какой веселый старикан! Все время зависает, все время что-то сочиняет!"
– Ну, что, готова? – Не унимался летучий старик. – Начинай!
– Прости, у меня только первая строчка!
– Валяй!
Я выдохнула и начала:
– Я вернулась на старт на позиции детства...
– Это значит, тебя еще можно спасти! – Вставил дед,
и неожиданно для себя я подхватила:
– Я свободна от прошлого и от наследства...
– Поздравляю с началом пути! – Закончил он весело.
– Что теперь? – Спросила я.
– Теперь? – Старик медленно поднял над головой еще одну пару рук и громогласно произнес, – Мер-Кааба!
С земли поднялась гигантская птица с женским лицом. Райским оперением словно куполом накрыла ангар.
Соседи мои пришли в движение, их лица просветлели, глаза заблестели. Заиграла музыка, все начали хлопать, пританцовывать и подпевать. Усталость сняло как рукой. Повинуясь импульсу, я поднялась с циновки, захлопала вместе со всеми, ноги сами пришли в движение, и в общем ритме я запела "Мер-Кааба!"
Сирена вскинула руки-крылья и прокричала:
– ДОМОЙ!
****************************
– Приходит в себя!
Тревожные голоса над моей головой затихли, и в образовавшейся паузе кто-то участливо произнес:
– Как ваше самочувствие?
Я открыла глаза: надо мной висела целая гроздь встревоженных мордочек.
– Где я? Что со мной произошло?
– Вы оступились, упали, ударились головой. -
Мордочки еще немного поплавали и вернулись в свои контуры.
– А где мои родители?
Снова пауза. Смущенное покашливание. Осторожный ответ:
– Вы путешествуете одна.
– Мне нужно попасть в номер 1192.
Новый приступ волнения:
– В нашем отеле нет такого номера! Можем проводить вас в ваши апартаменты. "К"Наа" традиционно числится за вами.
– Как за мной? Там же две дамы в футуристических шляпах!
В ответ тишина, тревожное переглядывание, робкий голос:
– Хотите, вас осмотрит наш доктор?
– Доктор? Думаете, есть необходимость?
– Конечно, после падения всегда есть риск....
Мне помогли подняться на ноги.
– Как себя чувствуете? Голова не кружится?
– Да, вроде, нет....
– Пойдемте, – молодой человек услужливо взял меня под руку, – нужно вас осмотреть... исключить, так сказать, все возможные травмы. Нам с вами сюда..., аккуратно..., ступеньки..., теперь налево..., маленький подъем..., еще пара шагов..., вот мы и на месте!
Дверь тихо отворилась, и я шагнула в кабинет.
Массивный стол, за ним пустое кресло, за креслом внушительный книжный стеллаж, в окно стучит косматый вяз, тень от листвы гуляет по стенам, где-то пиликает точное время.
Вот в дальнем конце стеллажа зашевелился сноп лучей, отброшенных закатом, и отделилась от него загадочная белая фигура.
– А, вот и вы! Прошу, присаживайтесь поудобней! – Фигура указала на диван, подождала, пока я приземлюсь, уселась рядом.
Мое лицо непроизвольно расплылось:
– А где же ваши длинные усы?
Старик сощурил узкие глаза:
– Не нравлюсь без усов?
– Немного непривычно.
– Усы – дело наживное, но здесь они мне точно не нужны.
– Здесь, это где?
– В нашей клинике нервных болезней.
– А что я тут делаю?
– Ваши родители устроили вас к нам после "несчастного случая" в Пацифиде.
– Несчастного случая?
– Да, вы упали с большой высоты и потеряли сознание.
– Что было дальше?
– А дальше вы пришли в себя, но оказалось, падение имело последствия, такие как спутанное сознание и частичная потеря памяти, а потом у вас открылся бред. Вы без конца твердили про Зот-Оммог и Мер-Каабу, рвались к какому-то истоку.
– Вот как!
– Увы, ваша реальность закончилась с вашим падением.
– А как же мои апартаменты? Меня только что собирались туда проводить?
– Санитарам велено вам подыграть.
– Вы хотите сказать, что номера 1192 не существует?
– Именно так. В нашей клинике номера 1192 не существует, а вашу палату мы называем К-Наа. Хотите знать, почему? – Вы всю дорогу повторяли это слово, вот оно и приклеилось, во всяком случае, к вашим несчастным соседям по палате. Так что теперь это палата К-Наа.
И старик неожиданно рассмеялся, обнажив ряд мелких, но крепких зубов.
– А что со мной на этот раз? Почему я опять валялась на полу?
Я чувствовала себя на редкость странно: ни паники, ни сожаления, ни страха; покой и приятное чувство комфорта, и радость оттого, что рядом дед, а значит, мне ничего не грозит.
– Я что-то принимаю? Уж больно все это нереально.
Старик достал платок, прочистил нос:
– Вы пытались бежать, поскользнулись, упали. На вопрос номер два отвечу "нет". Вы только поступили, и мы вас наблюдаем. Назначение зависит от диагноза, а диагноз – от результатов обследования.
– Обследуете, значит? – Произнесла я легкомысленно.
Вертлявая скользкая мысль теребила мозги и не давала себя сформулировать. Все происходящее казалось несерьезным и напоминало детскую игру "веришь – не веришь", да и старик никак не тянул на главврача: то нос продует, то затылок почешет, то хмыкнет в самый неподходящий момент. Огорчало одно: клиника нервных болезней, похоже, была самая, что ни есть настоящая, и это путало мой радужный настрой.
Старик повернул ко мне лицо и неожиданно брякнул:
– Дангэ туррэ фа?
– Трокк! – Ответила я рефлекторно и опешила. – Откуда я знаю этот язык?
– Ну, знаешь, и знаешь, – отмахнулся он, – нам нужно торопиться: сейчас сюда придут врачи.
– Я так и знала: ты ненастоящий!
– Это как посмотреть! – Старик достал из кармана еще один платок, вытер им лоб. – Неизвестно еще, кто из нас настоящий!
И тут до меня дошло:
– Послушай, дед, а ты, часом, не галлюцинация?
Старик сел на диван, хлопнул ладонями по коленям и громко рассмеялся:
– Нет, ну это положительно дурдом! Мер-Кааба для нее настоящая, Зот-Оммог настоящий, шестирукий усач настоящий, а я, значит, – галлюцинация!
Он так истошно хохотал и топал ногами, из глаз его текли ручьи, все тело сотрясалось и ходило ходуном, и на секунду показалось, что старику не хватит кислорода. Был даже момент, когда я волновалась за его душевное здоровье. Насмеявшись вдоволь, дед еще раз прочистил нос, грязным платком вытер глаза, пригладил растрепавшиеся волосы, отдулся.
– Давно так не смеялся!
– Стоп! Я ведь ни слова не сказала про шестирукого усача! – Вперив руки в бока, я висела над дедом и коршуном буравила его лицо. – Признавайся, кто ты есть и куда меня звал на своем дурацком языке!
– Так ты идешь?
– А у меня ест выбор?
– Выбор есть всегда! Можно покаяться перед родителями, сказать, что все придумала, что больше так не будешь, пройти пару тестов и вернуться домой пристыженным унылым проходимцем, можно остаться здесь, пройти полный курс, пролечиться и выйти отсюда годков через пять социально-адаптивным идиотом, а можно пойти со мной и начать все сначала.
Мой рот скривился невротическим зигзагом:
– Один раз уже начала. Чем это кончилось, ты знаешь.
– Ты в начале пути, никто не обещал, что будет просто.
– Когда идти?
– Сейчас.
– Навсегда?
– Навсегда.
Дед подошел к стеллажу, нажал какую-то пружину, полки разъехались, обнажая проход в другое помещение.
– Уж так устроен этот мир, – бросил он через плечо, – если ты говоришь о Мер-Каабе, тебя положено лечить, а если рассказываешь о Киннари – ты здоровый член общества, знакомый с индуизмом. Ох уж этот Мидгард! Здесь можно говорить лишь то, что можно слушать!
ТРИ ГОДА СПУСТЯ
Стадион колыхался и гудел, словно гигантский улей, трибуны пели, скандировали, снова пели, танцпол вздымался лесом рук.
На исполинских табло птица радужного оперенья ритмично поднимала – опускала крылья.
Две пирамиды-голограммы парили в воздухе, источая голубоватое свечение.
Динамики ухнули:
– Break the chains!
И толпа подхватила:
– Break the chains!
Tear the veil! – Пропела я в микрофон, и тысячи голосов ответили:
– Tear the veil!
– Cut the cord! – Воззвала я к трибунам, и в ответ раздалось:
– Cut the cord!
Я стояла на сцене, раскинув руки, а подо мной колыхалось и дыбилось море людское, обрывками пены взлетали на воздух и лопались крики толпы.
Счастливая! – Гудел в ушах знакомый голос, и три пары невидимых рук аплодировали в унисон. – Теперь ты можешь говорить, и не бояться, что тебя услышат!
Что же произошло за последнее время? Ничего особенного – я родилась и прожила три года. Едва перешагнув порог лечебницы, я сбросила кокон пережитых лет и вольной птицей выпорхнула в мир. Старик, как водится, исчез, не оставив ни направления, ни напутствия, ни благословения. Что помню?
Первый жадный вздох – осенний запах влаги, такой насыщенный и терпкий, с примесью хвои и прелой листвы, с грибными нотками и грубоватым ароматом древесины.
Мой самый первый взгляд на мир – седое солнце за верхушками деревьев, размазанное полотно небес, набухший лес и брызги с набежавшей тучи.
Мой первый звук – вздох ветра, треск упавшей ветки и крик встревоженной сороки.
Мой первый робкий шаг – по бурому ковру в глубокий мох с трухой и соком давленой калины.
Где я сейчас?
На сцене, над толпой, среди гигантских пирамид и птиц с небесным опереньем.
Что делаю?
Рассказываю сказки о Мер-Каабе.
Передо мной колышется прибой из миллиона рук и голосов, и словно Пацифида в океане утонут в нем обломки прежней жизни.
