Текст книги "Игра в классики на незнакомых планетах"

Автор книги: Ина Голдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Только такие и бывают, – улыбнулся тот. – Так-то к нам кто будет ездить? А эти – подождите, ближе к лету их налетит. У кого диплом по кельтской культуре, кто диалекты изучает, кто просто из любопытства.

Стажер думал о Лоре Бишоп. Вот до чего может довести любопытство.

***

За обедом – они бегали есть в пыльный бар напротив участка – Легуэн спросил инспектора:

– А почему туристы?

Тот затушил сигарету.

– Потому, собственно, и заподозрили старого Бризу. Он приезжих ненавидел. В молодости, кстати, состоял в сепаратистах, правда, ничего серьезного на него не нашли. По крайней мере, это хоть с чем-то вязалось. У нас туристов не убивают. У нас их и так мало.

***

В конце концов выдался ясный день. Во дворе колледжа Святой Анны играли отпущенные на волю дети. Яркие курточки, светлые головы. «Раз, два, три – солнце!» – кричал ведущий, и застигнутые солнцем «ночные создания» замирали в вычурных позах.

– Неужто вы от нечего делать интересуетесь нашей историей? – спросил Жан Матье, сорокалетний преподаватель.

– Можно сказать и так, – пожал плечами Легуэн.

– Много здешних погибло в Сопротивлении. Но не у нас. Люди отсюда, те, кто не хотел терпеть, уходили в группы ближе к Кэмперу, кто-то даже в Ванн подался... Кюре вот только – знаете нашего кюре? Весь город был в курсе: если отец Гийом уезжает соборовать покойника – значит, или боша застреленного рядом найдут, или поезд под откос полетит. Ходят слухи, он и парашютистов встречал. Но в этой части леса никто не приземлялся.

– Мне мадемуазель Магали говорила, что четыре немца в лесу пропали. Разве они не макизарам попались?

– Старая Магали? Вы ее слушайте больше. Она уж сама не помнит, про какую войну рассказывает. Я довольно долго изучал городскую историю. Просмотрел все документы в мэрии. Нигде ничего о пропавших немцах не написано.

– Раз, два, голова, – считались дети. – Три, четыре, отрубили.

– Хотя, конечно, во время отступления... Все торопились, было им не до записей. Но я бы все равно не слишком доверял россказням Магали.

– Вы сами не отсюда?

– Я родился в Париже, – сказал историк. – Увлекся кельтскими языками, поступил в Ренн, на регионоведение. А потом… – Он махнул рукой, будто дальше все было понятно.

– Я тоже из Парижа, – сообщил стажер. – А те легенды, которые здесь существуют, – насчет леса?

– Господин инспектор, – серьезно сказал Матье. – Это же Бретань. Здесь некоторые даже по-французски не говорят. В это трудно поверить, я понимаю, но местных людей можно сравнить с затерянными в Африке племенами. И рудименты языческих верований здесь очень хорошо сохранились. Они верят чему угодно. А этот лес когда-то назывался Бросельянд. Так что вам тут всего порассказывают – если вы задержитесь, конечно. Но, ради Христа, инспектор, – вы же университет кончали!

Старомодный звонок задребезжал на всю деревню, заставив Легуэна вздрогнуть и прикрыть уши.

***

Кюре был высохшим и хрупким, с прочной верой в глазах. Легуэн не знал человека, которому больше подошло бы выражение «божий одуванчик». У кюре слетела цепь на велосипеде. Старый был велосипед; тот же самый, наверное, на котором во время войны священник ездил «соборовать покойников».

– Вот вы, молодой человек, – строго сказал он, когда Легуэн справился с цепью. – Вы здесь уже третью неделю, а на мессе я вас так ни разу и не видел.

– На... мессе? А. Я это, – попытался оправдаться Легуэн. – Того...

– Куда девалась вера? – вздохнул отец Гийом. Он повел пострадавший велосипед вдоль узенького тротуара. Легуэн пошел рядом. Они миновали ресторанчик домашней кухни, откуда тянуло блинами с каштановым сиропом.

– Господин кюре, а правду рассказывают про ваше боевое прошлое?

Отец Гийом нахмурился.

– Я не очень-то люблю о нем вспоминать, молодой человек.

– Но ведь вы, получается, герой, – сказал стажер.

– Герой! – Старичок поглядел на Легуэна с раздражением. – Думаете, наш Господь этого от меня хотел? Бог – это мир. Вряд ли он ждал от одного из своих слуг, чтобы тот бегал по лесам со сворой молодых бандитов. Кто, кстати, рассказал вам об этом? Жан Матье, я думаю?

Стажер пожал плечами.

– Он хороший человек, – сказал кюре, – и прекрасный учитель. Но он не понимает – есть прошлое, которое лучше не раскапывать. Он не чувствует себя у нас своим, вот в чем дело. Я себя спрашиваю, что его к нам привело из Парижа.

«Уж не в мой ли огород камешек», – подумал Легуэн. Сказал:

– Кроме вас, было некому.

– В том-то и дело, – покачал головой кюре. – Мы сражались в одиночку. И, самое отвратительное, – старческое лицо сморщилось, – сражались против своих же. Это страшно, молодой человек, – видеть, как твой сосед или знакомый надевает их форму и отправляется зверствовать.

– Я слышал про ребят из ФЛБ, которые сотрудничали с бошами, – кивнул стажер. – А что, и здесь такие были?

– Были, – хмуро ответил кюре. – Взять хотя бы Брюно. Или Жоэля Бризу...

– Бризу? – уцепился Легуэн. – Отец того, которого… который повесился? Сын-то, я слышал, тоже был националистом?

Кюре остановился. Велосипед звякнул.

– Сын мой, – сказал старичок, пристально глядя на Легуэна. – Я понимаю, что любопытство у вас профессиональное. Но зачем вам это?

– Простите за нескромность, отец мой. Те четыре немца в лесу – вы о них что-нибудь знаете?

– Я слышал, что те немцы пропали, но меня там в то время не было, и я понятия не имею, что с ними стало. Господь с вами!

Священник оседлал велосипед и поехал к церкви, не обернувшись.

***

Задумчивый стажер вернулся в участок. Поработал над рапортом. Отправился в архивы и снова вытащил дело первого убитого. Поглядел повнимательнее на страничку с личной информацией. Брендан Фонберг.

– Фонберг, – проговорил стажер вслух. – Фон-берг...

Все так же задумчиво Легуэн отправил копию по допотопному факсу. Секретарша подняла брови.

– Рапорт, – пояснил стажер.

***

Он зашел к мадемуазель Магали – на сей раз со своими бисквитами.

– Все их здесь ненавидели, – сказала старушка. – Да кто что мог сказать?

– А куда они потом делись? – невинно спросил стажер, помешивая кофе хрупкой ложечкой. – Когда пришли наши?

– Когда нас освободили, Брюно сбежал. Говорят, к немцам. Да кто его знает. А Бризу в Реннскую тюрьму посадили. Там он и умер. А сын-то его, Мишель – знаете? Ну да, знаете, конечно. Вы ж полицейский...

***

Лес Легуэну не нравился. Профессионально, так, как не понравился бы человек с бегающими глазками, которому на первый взгляд нечего скрывать. Лес обманывал; он начинался приятным светлым подлеском и обступал визитера со всех сторон, обхватывал темными стволами, зловеще-густыми кронами раньше, чем тот успевал заметить. Стажер тем не менее старался идти неторопливо. В руках он нес лопату. За деревьями, по обе стороны от тропинки, что-то шуршало. Хрустело. Шагало и следило. Даже при свете дня лес не казался безопасным.

Место, где когда-то проводили раскопки, почти полностью заросло, и если бы он не вглядывался пристально в траву, то, скорее всего, прошел бы мимо. Всмотревшись, однако, можно было приметить небольшую вмятину в почве и траву, росшую мельче, чем на остальной поляне, с большими залысинами.

Легуэн вытащил из кармана ксерокопию страницы, где описывалось место убийства. Археолога повесили здесь близко, лишь ненамного углубившись в чащу, стеной начинавшуюся прямо от лужайки. Легуэн постоял, глядя на вмятину. Поплутал среди деревьев, отыскал дуб, по описанию совпадавший с «деревом преступления». Посмотрел на него внимательно, будто ожидал увидеть свисающую с сука веревку или кровь на коре.

– Гензель и Гретель пошли за хворостом, – вслух сказал стажер. – Злая мачеха велела их отцу завести детей поглубже в чащу и там оставить...

Он поднял глаза вверх, к изрезанному ветвями кусочку неба. Потом принялся копать, с трудом разбивая мерзлую землю. Глупая затея, без сомнения...

Лопата наткнулась на что-то твердое. Это мог быть, к примеру, камень. Легуэн нагнулся и вытащил череп с забитыми землей глазницами. Он осторожно смел землю с части человеческого скелета. Одежда на костях почти вся истлела. Но остатки вышитого серебром орла со свастикой еще держались на полусгнившей кокарде.

Гензель и Гретель так и не вернулись домой.

Стажер распрямился, положил лопату, вытер со лба пот.

– Ищете вещественное доказательство?

Легуэна тряхнуло. Он развернулся, схватившись за казенное оружие. Рядом стоял учитель истории.

– Дерево не то, – сообщил он, – археолога повесили вон там, – он указал в другую сторону, – а девушку – еще дальше, если я не ошибаюсь. Весь город ходил смотреть. Могли бы спросить.

– А вы, – сказал стажер, когда сердце успокоилось, – вы здесь гуляете?

– Я живу тут недалеко. Мой дом рядом с лесопилкой. Увидел, как вы сюда идете...

– И решили пойти за мной? Вы за всеми приезжими так следите?

– Это намек или просто вопрос?

– Вопрос... пока.

– Я просто хотел вас предупредить. И не думаю, что я первый. От этого леса лучше держаться подальше.

– Это почему же?

Матье пожал плечами:

– Я человек нездешний. Вы лучше у кюре спросите. Спросите, почему он не велит прихожанам заходить дальше опушки.

Он попытался обойти Легуэна и взглянуть на яму. Легуэн не дал.

– Что-то интересное?

Стажер вздохнул и вытащил трехцветное удостоверение.

– Здесь проводится полицейское расследование. Вы не уполномочены. Идите лучше домой.

– Вы бы все-таки были поосторожнее, господин инспектор. Убийца-то все еще на свободе. И он не любит приезжих.

***

Участок перевозбудился. С одной стороны, кости, с другой – пришли из профсоюза сказать, что бастовать будут в конце апреля точно и, скорее всего, не меньше недели.

– Завтра приедут раскапывать, – сообщил Пеленн, поговорив со специальной командой из Бреста. – Ничего себе находочка, а, стажер?

– Интересно было бы знать, кто они и кто их закопал, – задумчиво проговорил Легуэн.

Пеленн посмеялся:

– Это уже не по нашей юрисдикции. Ими комендатура должна была заниматься. Сейчас бы этих гансов опознать.

– Кто знал, что Корригана не поймали? – с места в карьер спросил стажер.

Пеленн поморгал.

– Здесь-то? Мы старались, чтобы не просочилось. Ну, я знал, ну, напарник мой, комиссар... Патологоанатом. И жена комиссара, вестимо. А сообщить мадам Легерек – это все равно что...

– Передать по «Радио Брейз», – закончил за него Легуэн. – Ясно. – И рассказал Пеленну про учителя истории.

– Тип еще тот, – кивнул инспектор. – Ну да мы его проверяли. Алиби – не придраться. Да ты посмотри сам, раз уж копаешься в архивах.

***

Ночью лес был гораздо хуже. Стажеру Легуэну не хотелось туда идти. Вообще. И тем более, к тому месту, где не своим сном заснули четверо немецких солдат.

Яму оцепили, обвили желтой полицейской лентой, будто подарок экспертам. Сам мэр сказал, чтобы ничего не трогали руками, а комиссар повторил. Поставили полицейского агента – отгонять любопытных. Но тех было немного. Люди, по местной традиции, держались подальше.

Свет прыгал по стволам, по веткам, высвечивая чужой неприютный мир. Агент должен был стоять и курить возле захоронения. Но его там не оказалось. Парень мог отлучиться по естественной надобности. Вот только тишина вокруг вовсе не казалась Легуэну естественной.

– Агент?

Стажер осторожно посветил во тьму, вверх, боясь увидеть свисающее с ветки тело. Не увидел – от сердца чуть отлегло. Он опустил фонарь, вглядываясь теперь в землю. Тело агента лежало ничком у самых желтых лент, одна рука свешивалась в яму.

Рядом хрустнула ветка.

Легуэн вытащил казенный пистолет, с третьего только раза расстегнув кобуру – пальцы тряслись.

– Ни с места! Полиция!

Крутанулся вокруг. Кинулся между деревьев, туда, где слышал хруст. Никого. Никого, только чаща со всех сторон, плотная, давящая. Лес, в котором он – чужак. Незнакомый лес, куда и свои-то не ходят.

Стало страшно.

Озираясь, вцепившись в пистолет, он опустился на землю рядом с трупом. Тот, слава богу, трупом не был – когда стажер развернул его к себе лицом, агент замычал и открыл глаза.

– По голове, гады, – сказал он обиженно. – Сзади...

***

– Кто-то что-то искал, – резюмировал стажер, стоя на коленях и глядя в яму. Кто-то подумал о том же, что и Легуэн. Только подумал раньше. Не постеснялся потревожить мертвых – земля была разрыта и раскидана, кости разбросаны там и тут.

Пострадавший, топтавшийся за спиной Легуэна с его фонарем и револьвером, очухался достаточно, чтобы спросить:

– А вы-то чего тут делаете, инспектор?

Он не ответил. Он обшаривал фонарем землю меж деревьями. Прошлогодняя трава, хвоя, ломаные ветки. Какой здесь может остаться след?

Дуракам и новичкам, говорят, везет.

– Глядите, Берлю, – подозвал Легуэн. Тот подошел, держась за голову. На комочке мятого снега под деревом отпечаталась гладкая округлая подошва.

– Он был в кроссовках. Без экспертов видно.

– А толку-то, – пессимистично сказал агент. – Полгорода в кроссовках ходит. Удобные.

***

Наутро его вызвали на ковер. Ковер был старый и потертый, кабинет шефа – мрачный и облезлый. Пахло старыми бумагами и кофемолкой. Легуэн рассматривал открытки на стене – виды Ниццы и испанского берега.

– Вчера пришел факс, – комиссар Легерек все еще говорил хрипло и в нос. – Факс из Парижа. Вот этот вот.

Легуэн глянул на бумагу – и снова на испанский берег

– Ты что, решил заняться дорасследованием?

Стажер рассматривал неестественно синее море на открытке.

– Ты не думаешь, что сначала следовало спросить у меня?

– Следовало, патрон, – сказал стажер.

– Это первый вопрос. Второй – что ты ночью делал в лесу? Строжайший же был приказ – до приезда экспертов не ходить и не трогать!

– Извините, патрон.

– Тебя, значит, в лес понесло. А агента Берлю по голове ударили. А если я сложу два и два?

– Я не знаю, кто ударил агента.

– Вот как, – устало сказал комиссар. – И не догадываешься?

Легуэн помотал головой. Комиссар видел – догадывается. Молоденький, щуплый, в этой жиденькой кожаной куртке. Но не тушуется, глядит прямо. Себе на уме. Прямо как комиссар Легерек в его годы. Он тогда гонял по морю контрабандистов и тоже верил в мировую справедливость.

– Если я еще раз услышу, – проговорил он, – или увижу, что ты хоть пальцем шевельнул несанкционированно, – у тебя будет другое место для стажировки. Не знаю, правда, можно ли найти похуже.

Легуэн знал, что можно. Парижский пригород Сен-Дени, к примеру. Он кивнул и поднялся.

– А факс? – сказал ему вслед комиссар Легерек.

***

В факсе слегка размазанным черным по белому было сказано: Брендан Фонберг, сын Келли Фонберга, изначально – Курта фон Берга, беженца из Германии. Принадлежность Курта к немецкой армии доказана не была, но американские федералы им одно время сильно интересовались.

***

– Письменного предупреждения не вкатал, и хорошо, – авторитетно сказал инспектор Пеленн. Легуэн продемонстрировал ему факс. Тот долго щурился, потом до него дошло.

– И ты думаешь, это, – он кивнул за окно, в сторону леса и команды экспертов, – связано?

Легуэн пожал плечами.

– По-твоему, этот археолог приезжал искать друзей отца? Вот чего нам не хватало, – Пеленн облокотился на подоконник и закурил, – это очумевшего пенсионера-мстителя из Сопротивления.

Оба замолчали.

– Кюре не смог бы, – сказал наконец Легуэн. – Он цепь-то на велосипеде натянуть не может, а уж человека поднять на дерево...

В двери ввалились сделавшие свое дело эксперты. Громкие, говорливые, раскованные – люди большого города, где никто не слушает тишину. Легуэн вдруг почувствовал себя в сабо. За ними в участок затолкались два репортера местной газеты (комиссар мрачно предрекал, что уже завтра притащатся из «Уэст-Франс», и хорошо, если не из «Монда»).

– Значит так, пока точно ничего сказать не можем, – отрапортовал главный, – но жмурика, скорее всего, три. По крайней мере, столько мы насчитали черепов. И, похоже, они были застрелены. У двоих во лбу дыры. Экспертиза покажет, но я не знаю, чем, кроме пули, такие дыры делаются.

Все пошли смотреть на упакованные кости. У фургона, на котором их должны были отвезти в Брест, стоял кюре. Его позвали, чтобы обеспечить хоть какое-то Божье присутствие.

Отец Гийом вертел в руках крест.

– Я вот думаю – зачем? – проговорил он очень тихо. – Оставить свою страну, отправиться неизвестно куда, убивать – зачем? Чтобы закончить вот так?

Зрелище было то еще. Не все кости остались целыми, и скелеты уже не походили на человеческие, а напоминали собачью еду.

Три скелета. Четверо пропавших и три скелета. «А если я сложу два и два?» – вспомнил он комиссара. Четыре получается, если сложить три и один...

Он попросил экспертов, чтобы результаты опознания – если будут – прислали, как только получат.

Кюре попрощался, сел на велосипед и укатил прочь. Легуэн долго смотрел ему вслед. Ну да, разумеется. Сан саном, а на велосипеде гораздо удобнее ездить в кроссовках.

***

– Взгляни-ка, стажер, – сказал ему Пеленн на следующий день.– Я нашел это в библиотеке мэрии.

Бумага, желтая, в пятнах сырости и старости, была исписана ровным почерком военного. Легуэн по-немецки не читал, но кто-то скрепкой прицепил к ней перевод. Рапорт гауптмана девятнадцатой армии Штаге о пропаже близ пункта Пенн-ан-Марв четырех членов личного состава.

Среди которых числился лейтенант Курт фон Берг.

– Там у них есть пачка немецких документов, – объяснил инспектор. – Тех, которые маки перехватили. Но больше я ничего не нашел – все перетряс. Это, конечно, ничего не доказывает.

Из прозрачных глаз Пеленна исчезало равнодушие.

– В мэрии, говоришь, – сказал стажер.

***

В субботу вечером в баре было набито битком и прокурено насквозь – «Ренн» принимал «ПСЖ». Легуэн еще с улицы услышал дружное «А-ах-х...». Нырнул внутрь.

– Забили?

– Пронесло, штанга...

Стажер взял сидра. Увидел в углу преподавателя истории. Жан Матье сидел в одиночестве и болел. За «ПСЖ».

– Не боитесь? – спросил Легуэн, устраиваясь рядом на батарее.

– Я тихонько. Тут уж я ничего сделать не могу, это моя команда с детства.

Экранный судья просвистел на перерыв.

– Да, несчастная находка, конечно, – сказал учитель. – Знаете, иногда здесь еще попадаются неразорвавшиеся бомбы. Да этот бедный Берлю. Надо же – получить по голове фонарем!

– Любопытно, – заинтересовался стажер. Агент Берлю стал на полдня национальным героям, потирая голову в баре над кружкой темного и рассказывая о произошедшем всем, кто желал слушать. Но он сам не знал, чем его ударили. Врач сообщил, что рана его – слава богу – не настолько глубока, чтоб можно было определить, чем ее нанесли. Он лично склонялся, например, к рукоятке пистолета.

– Так вы говорите, это был фонарь, господин Матье?

– Я? Говорю? Я просто предположил, – испугался Матье. Ощутимо испугался.

Стажер глянул на его ноги. Черные начищенные туфли. Преподавательские.

– Так вы, значит, ничего не знаете об этих немцах?

– Я ведь вам уже говорил, инспектор.

– Странно. Даже пересмотрев все документы? Мне архивистка в мэрии сказала, что вы особенно интересовались той пачкой немецких документов – знаете, которые остались у макизаров?

– Сожалею. – Учитель глядел на экран, но взгляд его не следил за игроками, застыл. – Ничем не могу вам помочь.

Нападающий «Ренна» обвел двух парижан и запустил мяч в «девятку». Бар взорвался ором. Жан Матье понурил голову.

***

Пришел конец апреля, и полиция забастовала. Даже комиссар Легерек, который не любил профсоюзы и не бастовал из принципа, сдался и отправился отдыхать. Инспектору Пеленну полагалось входить в аварийную команду, но он укатил в Ренн на семинар по борьбе с терроризмом.

Легуэн остался один в пустом участке с молчащей мини-АТС. Не то чтобы он сильно возражал. Сидел над своим блокнотом и слушал дуэт мухи и кофейного автомата.

– Странно получается, – сказал он мухе. – Как ты свяжешь кельтские шабаши и убитых бошей?

Муха потерла лапки. Это было за пределами ее компетенции.

Через какое-то время Легуэн опять заговорил:

– Мне кажется, мы с самого начала ставили вопрос неправильно.

Кофейный автомат замолчал и прислушался.

– Вопрос не в том, почему маньяк охотился за приезжими. А в том, какого лешего забыли четыре туриста в ночном лесу.

Бельтайн, Ламмас, Самайн... Четыре человека, приехавших с разными целями, оказываются рядом с захоронением в четырех точках цикла.

Что можно делать на шабаш? Плясать через костер? Колдовать на костях? Что там говорила старая Магали – в ночь на Сен-Жан чертовы огоньки манят кладом...

Стоп.

Стажер осторожно поставил чашку с кофе на стол.

Немцы тащили с собой трофеи. Экспроприированное золото, фамильные драгоценности, отобранные у расстрелянных... Курт фон Берг и его три приятеля отправились в лес, где не было маки, а вернулся оттуда только один. И его сын много лет спустя приехал на место захоронения... Приехал вести раскопки, но о телах не обмолвился.

Легуэн позвонил другу в Париж. Поблагодарил за факс, пообещал бутылку шушенна – вот только вернется.

– И как ты там держишься, – голос шел из другого мира.

– Ты и представить себе не можешь, как здесь интересно, – искренне сказал Легуэн. – Тут такое дело... – Он коротко объяснил ситуацию. – Так вот тот археолог – его прислали из Парижа-8. У него в бумагах все как-то смутно. Ты не мог бы связаться с университетом и спросить, что он тут собирался раскапывать?

Стажер положил трубку. Подумал. В городе было время обедать.

Он поставил мини-АТС на автоответчик, взял куртку и отправился к Марго Галлек.

***

Он долго стоял на крыльце дома из обычного здесь серого камня. Неприветливого дома с захлопнутыми ставнями. Надавил еще раз на звонок. В конце концов дверь отворилась.

– Кем вам точно приходился Ян Галлек?

Марго глядела на него недоверчиво. С раздражением.

– Послушайте, я ведь все это уже полиции рассказывала.

– Возможно, мадам Галлек, в этом деле появились новые факты.

– Какие? Какие еще могут быть новые факты?

– Вы не могли бы просто сказать мне, мадам...

– Он приходился мне троюродным братом. По отцу.

– Вы часто виделись?

– Нет. Не часто, – ответила она утомленно. – На праздники.

– Он много раз приезжал сюда?

Женщина возвела глаза к небу. Было ей далеко за тридцать. Волосы не уложены как следует, на домашнем платье на одну расстегнутую пуговицу больше, чем нужно.

– Нет. Он не приезжал... до того случая.

– И почему ему вдруг захотелось вас повидать?

– Навестить кузину в ее день рождения, по-моему, абсолютно нормально. Послушайте, господин инспектор, почему бы вам просто не спросить...

– Пожалуйста, – он потряс трехцветным удостоверением, – ответьте на вопрос, хорошо? Мадам Галлек, вы ведь знаете, что за лжесвидетельство вас могут привлечь? Подумайте еще раз. Вы абсолютно уверены, что вашего кузена не было здесь до того августа?

Женщина замялась.

– Он не приезжал, скажем, весной?

Марго Галлек смотрела в пол.

– Ладно, ваша взяла, – махнула она рукой. – В апреле. Он приехал сюда в конце апреля. Зачем-то ему это было надо.

– Он не расспрашивал вас о лесе? О немцах? О том, что понадобилось здесь американскому археологу?

– Ян... интересовался, – неохотно ответила Марго Галлек. – Но он очень быстро уехал.

– Так быстро, что никто из местных его не заметил. Почему вы не сказали об этом полиции в первый раз?

– Потому что меня никто не спрашивал.

– Марго! – раздалось сверху. По деревянной лестнице спустился мужчина без рубашки. Волосы его были еще в большем беспорядке, чем у хозяйки дома. – Сколько раз я тебе говорил...

Он осекся, увидев Легуэна.

– Добрый день, господин Матье, – поздоровался тот. – Что, сегодня нет уроков?

***

В участке на автоответчике ждало сообщение: перезвонить в Париж.

– Ты смеешься надо мной? – раздосадованно спросил его друг. – Мы вам еще два года назад отправляли полный рапорт, по всей форме, вот у меня копия. Ты бы в архивы глянул, что ли?

– Я глядел, – медленно проговорил стажер. – Я внимательно глядел. Ничего там не было.

– Вы бы там, в провинции, смотрели за документами! Чем вы занимаетесь – коров доите? Так я копию факсую? Та еще птица твой археолог.

Легуэн покосился на молчащий кабинет комиссара.

– Факсуй, – сказал он.

***

Стажер глотнул капучино. Взглянул еще раз на копию отчета.

Археологу Фонбергу было абсолютно нечего делать в Пенн-ан-Марв.

Ничего, заслуживающего раскопок, в этой области не имелось.

Бумаги от университета Париж-8, которые он предоставил мэрии, оказались поддельными. Студенческой команды не существовало в природе.

Каким-то образом директор его парижской лаборатории узнал о махинации. Директор был честный человек. Или просто не любил янки. Он предупредил парижскую полицию.

Та же, в свою очередь, отправила рапорт в полицейское отделение Пенн-ан-Марв.

***

На календаре значилось тридцатое апреля.

Поздно было выяснять, куда пропал парижский рапорт.

Поздно было узнавать, собиралась ли на самом деле компания Жоржа Брюно покупать лесопилку.

Оставалось найти карту и отправиться в лес.

У стажера было впечатление, что он знает, где нужно искать карту – или, скорее, координаты – клада лейтенанта фон Берга.

Он очень надеялся, что найдет мэрию открытой.

Но прежде надо было сделать несколько звонков.

– Я ищу сокурсника, – сообщил он секретарше исторического факультета Парижа-8. – Ян Галлек. Мы с ним вместе ходили на курсы профессора Фонберга. Археология. Да, да, я знаю, что профессор Фонберг умер... Печальная история... Нашли? И у вас есть его адрес? А, так он уехал обратно в Страсбур... Да... Я попробую отыскать его там, спасибо...

Все получалось уж слишком легко.

Потом стажер откопал в одном из дальних ящиков старые листы с домашними телефонами полицейских.

***

Вечером Легуэн заглянул к мадемуазель Магали. Та усадила его за блины, несмотря на возражения. Блин Легуэну в горло не лез, становился в буквальном смысле комом.

– Мадемуазель Магали, – сказал он. – Помните, вы мне говорили, что в ночь на Сен-Жан можно искать клады?

– Не только на Сен-Жан, – неохотно ответила старушка. – В любой шабаш можно, и на Ламмас, и на Самайн, конечно... – В глазах у нее мелькнуло подозрение. – Вы собрались, что ли? И не вздумайте даже! Вы, может, что и найдете, только известно – сокровища-то эти, они все прокляты!

– Вспомните, пожалуйста, – попросил он, – это очень важно. У вас кто-нибудь еще спрашивал про клады?

– Спрашивали, как же... Из наших-то никто, я ж говорила, меня здесь не слушают. Археолог-то приезжал, помню. Вежливый такой, с акцентом – сразу американский шоколад вспоминается, который с самолетов скидывали, я прямо девчонкой себя почувствовала... Находили, говорит, клады у вас когда? Я ему так и сказала: не находили, и лучше не искать. А потом... девочка та, упокой Господи ее душу. Ну, она не только кладами интересовалась, ей все легенды наши подавай... И кюре расспрашивала, и Матье, историка нашего.

– Вот как, – сказал Легуэн.

– А друг-то ваш, беленький, ко мне ее отправил. Поймал меня, грешную, с зубной пастой. Вот вам, говорит, мадемуазель Магали, общественные работы... И ведь говорила я ей близко к лесу не подходить...

***

Легуэн нашел нужную бумагу в библиотеке мэрии. В той самой пачке. Слава богу, библиотекарша в школе учила немецкий.

Маленькая желтая оборотка меньше всего походила на карту острова сокровищ. Стажер передвигался по лесу почти на ощупь – привык. Пятно света от фонарика скользило по траве и мелким кустикам. Дойдя до уже знакомой поляны, стажер остановился. Выключил фонарь. Облаков не было, и луна пробивалась даже сквозь перепутанные ветки. Первая в году майская ночь пахла ясно и пряно, и стажер втянул носом воздух, на секунду забыв, зачем пришел. Потом вздохнул и стал углубляться в чащу по вытоптанной за несколько дней тропке. Мадемуазель Магали не обманывала – в траве вспыхивали и угасали шальные огоньки.

Гнилушки, сказал себе Легуэн.

Ему стало немного не по себе. Огоньки – чем бы они ни были – обвивали, как гирляндой, место, где совсем недавно лежали немцы.

Легуэн включил фонарь и направил на бумажку с координатами. Удерживая и карту, и фонарик в одной руке, он щурился, чтобы разглядеть французские слова, которые библиотекарша карандашом надписала над строчками.

Кто-то приближался за его спиной, осторожно хрустя ветками.

– Пришел все-таки, – сказали сзади.

– Пришел, – ответил стажер, мягким движением положив свободную руку на кобуру.

– А я-то думал, зачем это все. Про немцев расспрашивал, про Корригана... Оказывается, тебе просто было нужно золото. Как и всем остальным.

Легуэн развернулся. Инспектор Пеленн стоял, прислонившись к дереву.

– Может, поговорим об этом? – предложил стажер.

Пеленн приблизился на несколько шагов:

– А Жан Матье...

– Он не придет, – сказал Легуэн.

– Не надо было мне покрывать тебя перед комиссаром, – вздохнул Пеленн. – Ох... черт! По-моему, стажер, мы не одни...

– Что?

Инспектор застывшим взглядом уставился Легуэну за плечо. Туда, где тот только что видел огоньки. Лицо исказилось.

– О Боже, – выговорил он. – О Господи...

Легуэн повернулся. Всмотрелся. Моргнул.

– Где...

В этот момент сзади на него накинули удавку и начали душить.

У инспектора Пеленна были сильные, тренированные руки, и очень скоро в глазах у Легуэна потемнело и все дыхание кончилось. «И ведь действительно, – подумал он, пока его собственные руки елозили в воздухе, пытаясь хоть за что-то уцепиться, – ничего не сделаешь...»

Он не сразу понял, что произошло. На периферии его меркнущего сознания раздался выстрел; кто-то закричал; и вдруг стягивающая его горло смерть ослабла. Отпустила. Ушла – до следующего раза. Нахватав ртом достаточно воздуха, он потряс головой, попытался осмотреться. Инспектор Пеленн извивался на земле, схватившись за плечо. Лунный свет, попавший на тропку, освещал стоявшую на ней фигуру в рясе. Скорее всего, виновато было его помутившееся сознание. Потому что на миг стажер увидел – четко, даже сквозь круги перед глазами – молодого макизара с упрямым прищуренным взглядом и трофейным револьвером, снятым с убитого боша.

Потом в мире снова включили звук.

– Больно! Ч-черт, мать вашу! Больно!

– Держите его, парни! – голос комиссара Легерека. – Легуэн! Легуэн, ты жив?

– Х-х-х-х... Х-хр-р...

– Это полицейская операция, отец Гийом, вы-то что здесь делаете, ради Христа?

– Не поминайте всуе, сын мой.

– Ноэль Пеленн, я арестовываю вас по обвинению в убийстве пятерых человек и покушение на представителя власти при исполнении им служебных обязанностей.

– Черт, – простонал Пеленн. – Комиссар... Я же должен был знать... Вы никогда не бастуете...

***

– Ну вы не слишком торопились, патрон, – сказал Легуэн.

– Это тебя научит, – буркнул комиссар Легерек, доставая из тайника бутылку виски, когда-то изъятую у контрабандистов. Последний трофей. Они сидели в его кабинете – Легуэн, комиссар, вызванный по тревоге патологоанатом и отец Гийом. Ночь тихо переходила в утро, но спать никому не хотелось. Пеленна отвезли в больницу.