Текст книги "Автограф (СИ)"

Автор книги: Илья Твиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Виктор от своего друга еще ни разу не слышал таких ярких речей, и мог лишь позавидовать его ораторскому искусству.

– Интересно, что насчет человека...

– А что насчет него? – мигом всполошился Лобанов.

– Ну, мы с тобой не пробовали смотреть на человека. Если банальный камень имеет ВРС и способен поляризовать вакуум, то человек-то, наверное, просто обязан это делать!?

Лобанов думал ровно пару секунд.

– Вот я шляпа, – шлепнул он себя по затылку. – Как не догадался!? Это же гениально, Витек! Нам необходимы опыты на людях.

– Стоп, – перебил Стаса Виктор. – Кто нам разрешит испытания на людях?

– Они ж безопасны. Мы никого не облучаем, только считываем данные и все.

– Ага, сколько времени пройдет, пока мы это докажем?

– Значит, доказывать не будем. Достаточно того, что мы с тобой знаем о безопасности экспериментов, а людей найти не проблема. И, кажется, у меня есть масса идей, как разнообразить наши будущие исследования.

– Поделись мыслями, а, заодно, расскажи, как ты собираешься привлекать народ к нашей с тобой работе?

– Элементарно, Ватсон! – Лобанов поднял вверх указательный палец. – Реклама – это что?

– Что? – не понял Виктор.

– Это двигатель торговли! Первым испытуемым станешь ты. Используем тот момент, что наша техника способна распечатывать на бумагу вибрационно-резонансную картину предмета, которая очень красиво смотрится. Ты разносишь, эти снимки по институту, показываешь студентам и студенткам, что очень важно, они к нам приходят, мы каждому вручаем такой вот забавный снимок, говорим, что, типа, это его аура и все такое.... В итоге, и им хорошо, и нам еще лучше. Все довольны, всем спасибо, занавес.

Виктор почесал макушку, скептически разглядывая аппаратуру для экспериментов.

– Думаешь, сработает?

– А то! Уверен!

Лобанов оказался прав на все сто. Уже на следующий день после первых испытаний на человеке, желающих получить фотографию собственной ауры набралось свыше десятка человек, и, самое главное, среди них были как парни, так и девушки. Было занятно наблюдать за тем, как каждый из них рассматривал свою необычную фотографию и делился впечатлениями с окружающими.

Но больший интерес для Лобанова, разумеется, представляли собой экспериментальные данные, которые были уникальны. Человеческое тело являлось не просто великолепным поляризатором вакуума и резонатором. Оно имело просто-таки невероятный потенциал. Вибрационно-резонансный спектр мужчины или женщины не шел ни в какое сравнение с ВРС мировых шедевров художественного искусства или архитектуры. Во-первых, спектры отличались по половому признаку. Уже спустя сутки Лобанов с Виктором могли стопроцентно, по одной лишь вибрационной картине, определить, человеку какого пола она принадлежит. Во-вторых, ВРС для каждого индивида оказалась уникальной, как отпечаток пальца или молекула ДНК.

Однако молодые исследователи на этом останавливаться явно не желали. Жажда знаний, стремление докопаться до истины гнало ученых вперед, ежесекундно снабжая новыми свежими идеями.

Автор очередной такой идеи стал по традиции Виктор:

– Давай усложним эксперимент.

– Как?

– Включим музыку. Причем разную. Сначала человек будет слушать одно, потом совсем другое. Понадобятся разные стили, песни, как наши, так и зарубежные. Можно давать не только песни, но и просто мелодии.

Лобанов раздумывал считанные секунды:

– Великолепно. Надо не забыть так же про громкость. Тихая музыка, как мне кажется, не совсем одно и то же, что громкая.

– Точно.

Спустя пару дней толпа из желающих получить фотографию собственной ауры не только не уменьшилась, но и увеличилась едва ли не в разы. Станиславу с Виктором приходилось работать не покладая рук, без всяких перерывов. Словно заведенные, они пропускали сквозь свою аппаратуру человека за человеком. Акустическое сопровождение экспериментов удалось наладить в считанные часы, и вот уже "подопытные" сначала слушали классику, потом переключались на рок, метал, реп, отечественную и зарубежную попсу и так далее. Результаты последних экспериментов превзошли все мыслимые и немыслимые ожидания. В редкие часы относительного отдыха, когда ученым не нужно было никого "фотографировать", они обсуждали полученные результаты и строили новые гипотезы.

– Жаль, что у нас под боком нет суперкомпьютера, – с горечью заявил Виктор. – И народ мог бы получать свои фотки не спустя сутки-другие, а сразу, и нам было бы веселее.

– Умей довольствоваться тем, что есть, – философски произнес Лобанов, массируя пальцами виски. – До сих пор не могу поверить, что мы с тобой открыли.

Виктор с недоумением в глазах посмотрел на Стаса и аккуратно поинтересовался:

– А мы открыли что-то другое?

– Никогда бы не подумал, что шутка в фундаментальной науке способна воплотиться в реальность, а какое-то там антинаучное понятие иметь реальную физическую основу.

– Это ты про что?

– Это я про человеческую ауру. Понимаешь, Вить, что мы сейчас с тобой видим?! Это самая что ни на есть аура. Вибрационно-резонансный спектр человека – это его аура. И она, оказывается, существует не только у людей или там у других живых существ, а имеется вообще у всех, всегда и везде, в любом отдельно взятом объеме пространства. ВРС – вот что такое аура.

Виктор только и делал, что моргал глазами.

– Посмотри на результаты тестов с акустическим сопровождением. Резонансные картины видоизменяются до неузнаваемости, стоит только включить музыку. Смена стилей также серьезно меняет вибрационный спектр. Люди чувствуют музыку, проявляют эмоции, злятся, успокаиваются, веселятся, грустят, и это мгновенно находит отражение в их ауре. Если бы мы еще имели возможность измерить динамику ВРС, я бы смог показать тебе плавное изменение структуры ауры вследствие эмоциональных трансформаций.

Виктор не сразу смог поверить и осознать весь смысл сказанного его коллегой. Лишь два стакана холодной воды, осушенных один за другим, привели его мысли в порядок и заставили работать мозг.

– Так... это... выходит, мы с тобой создали прямо-таки панацею от любого проявления насилия?

– В смысле? – оживился Лобанов.

– Ну, как... смотри.... Если каждое чувство находит отпечаток в ауре человека, а мы с тобой имеем технологию ее засекать и читать, то получается, что при помощи аналогичных приборов, полиция, ФСБ и вообще все, кто еще стоит на страже нашей с тобой безопасности, могут обнаружить в толпе любого террориста, убийцу, маньяка, насильника, вора...

Лобанов уставился на Виктора с такими глазами, словно узрел пред собой, по меньшей мере, лик божий.

– Я что-то не то сказал? – смутился Виктор.

– В очередной раз могу заявить, что ты гений. Это реальный шанс сделать что-то действительно полезное для общества! Нам в любом случае не удастся объяснить механизм поляризации вакуума, для этого просто недостаточно современных технологий, но то, что мы с тобой способны сделать уже сейчас, в обыкновенной институтской лаборатории, перевернет общество вверх дном. Конечно, для корректной работы необходимы куда большие вычислительные мощности, но здесь важен принцип самой возможности создать довольно компактные следящие системы и напичкать ими все наиболее важные объекты современного общества. Думаю, пора обращаться с нашим предложением в соответствующие инстанции.

Виктор осоловело улыбнулся:

– Может быть, следует выловить пару студентов с сильным естественным эмоциональным фоном и протестировать еще и их?

– А толку? – возразил Лобанов. – Влюбленных личностей мы еще сможем отыскать. Ну, а как быть с другими категориями граждан?

Виктор почесал затылок, усиленно соображая, что можно сделать.

– Хотя влюбленных все же можно набрать. Пожалуй, отбором я займусь сам.

5

Надоедливый дверной звонок вырвал Георгия из пучины мутного сна. Хотя на сон это состояние было похоже мало – скорее, полузабытье.

Суворов чертыхнулся, вяло поднялся с кровати, вдохнул спертый воздух. Квартира давно не проветривалась; в воздухе скопились не слишком приятные стороннему человеку запахи.

Нервный звонок крякнул еще раз.

– Да иду, – гавкнул Суворов.

Открыв входную дверь, Георгий увидел перед собой двух сотрудников полиции. Один был ему смутно знаком, второго он видел впервые.

– Добрый день, Георгий Николаевич, – первым представился незнакомец, – капитан Белоглазов Василий Александрович, криминальная полиция.

– Лейтенант Хлебников, – коротко бросил второй, – участковый.

– Мы войдем? – спросил капитан и, не дожидаясь ответа хозяина квартиры, пересек порог парадной двери.

Георгий молча отступил в сторону, закрыл за вошедшими дверь, провел тех на кухню.

– Давно вы не покидали своей квартиры? – задал вопрос Белоглазов, осматриваясь по сторонам.

– Изредка выхожу за продуктами и мусор выношу. Больше никуда не хожу.

– И когда последний раз выходили?

– Два дня назад. А в чем дело?

Вопрос был задан не из чувства любопытства, а из чувства раздражения. Георгий хотел, чтобы весь мир оставил его в покое, а здесь, то следователи прокуратуры нагрянут, то полиция наведается.

– Вы давно общались с Вашими соседями? – спросил капитан, пристально разглядывая изрядно помятую фигуру артиста.

– Больше полумесяца назад,– сразу ответил Георгий.

– Не перезванивались с ними? Не заходили к ним в гости?

– Нет.

Полицейские переглянулись между собой.

– А никаких посторонних лиц на лестничной клетке не замечали? Каких-нибудь шумов, звуков странных?

– Здесь хорошая звукоизоляция, товарищ лейтенант, мало что можно услышать. А лиц подозрительных я не видел.

Полицейские некоторое время молчали, расхаживая по кухне.

– Двери хорошо запираете? Квартира Ваша вроде как охраняется? – спросил Белоглазов, проходя в коридор.

– Да, охраняется. А в чем дело-то?

Полицейские вновь переглянулись. Наконец лейтенант удосужился ответить на вопрос Георгия:

– За последние четыре дня умерло пять человек, и все они – Ваши соседи.

Не сказать, чтобы весть произвела на Суворова должное впечатление, однако заставила задуматься. Может быть, впервые с момента трагедии, произошедшей с Машей.

– Вы пришли меня предупредить?

– В том числе и это, – нехотя отозвался капитан. – Постарайтесь пока никуда не отлучаться из квартиры, только по первой необходимости, и будьте бдительны.

Слова капитана звучали явно как предупреждение. Тогда выходило, что...

– Просите, их что, убили?

Белоглазов почесал бритый затылок, два раза кашлянул в кулак.

– Сугубо предварительно, острая сердечная недостаточность.

– Разве в этом есть что-то удивительное?

– Нет, конечно. Но когда сразу пять человек, проживающих рядом друг с другом, мрут от одного и того же, это, как минимум, заставляет задуматься.

И Георгий задумался, тем более что ненавистный ему чиновник умер, кажется, тоже от сердечной недостаточности.

Полицейские козырнули и удалились.

При мысли о Шаганове у Суворова моментально заныл зуб.

– Ааа... чтоб тебя! – в сердцах прыснул Георгий и поплелся на кухню осушить стакан с водой.

Заглянув в холодильник и в буфет, Георгий понял, что наступило время вновь выползти на улицу за провиантом.

Он довольно споро накинул легкую куртку, надел туфли и вышел на улицу. Погода стояла паршивая. Моросил мелкий противный дождик, было весьма прохладно, можно даже сказать, пронизывающе прохладно, но Суворову все это было глубоко безразлично. Он, словно биоробот, жил лишь на одних инстинктах. Сейчас один из них говорил, что необходимо купить еды, и Георгий, получив соответствующее указание, словно бездушный механизм преступил к его выполнению.

Дорога до ближайшего супермаркета заняла минут десять. Георгий быстро покидал необходимые продукты в корзину, расплатился на кассе, сложил их в пакет и отправился назад. До подъезда, в котором находилась квартира юного музыканта, оставалось пройти порядка трехсот метров, когда Суворова из состояния "немысли" вырвал чудовищный коктейль из громкого смеха, обезображенной русской речи, приправленной изрядной долей отборного трехэтажного мата, и диких визгов.

Суворов повернул голову в сторону, откуда доносилось неприятного звуковое оформление. Оказалось, что источником воплей и ломанной русской речи явилась компания, в которую входили выходцы одной из северокавказских республик. Семеро человек лузгали семечки, громко, непристойно выражались, постоянно задирали друг друга и проходящих мимо прохожих, и явно старались достать своим поведением всех окружающих.

На Суворова они не обратили никакого внимания по причине того, что он шел по другой стороне улицы, а гордым горцам и так было над кем поиздеваться. Невозможно было не удивиться тому, как народ их до сих пор терпел, точнее даже не их самих, а это хамское поведение. Георгий мигом провел параллели между этой славной компанией человекоподобных и чиновничьим беспределом, и сердце в которой уже раз обдало лютой ненавистью.

Несколько раз смачно выругавшись, Георгий поспешил домой.

6

Звонок мобильного телефона заставил Лобанова отвлечься от работы. Станислав посмотрел на экран смартфона, увидел знакомый номер и подивился тому, что этот человек, довольно давно не звонивший и не интересовавшийся положением дел Стаса, решился набрать номерок друга детства и поговорить.

– Слушаю, – коротко бросил в трубку Стас, приготовившись услышать знакомый голос.

– Привет, Лобаныч. – голос на другой стороне принадлежал школьному приятелю Лобанова Эдику Верижникову.

Был Эдик в свое время охоч до женщин, выпивки, развлечений, немудрено, что школой в юношеском возрасте он практически не интересовался. Правда, Эдуард регулярно посещал секции рукопашного боя, мог неплохо постоять за себя, посему после окончания среднего образования пошел в армию, благополучно отслужил положенный ему срок и устроился работать в полицию.

– Рад слышать старых друзей, – расплылся в улыбке Станислав, мгновенно прокручивая в голове ни одну сотню приятных воспоминаний из детства. Несмотря на довольно полярные взгляды на жизнь, Лобанов и Верижников всегда были вместе, старались дружить и поддерживать друг друга, до тех пор, правда, пока последний не пошел отдавать долг Родине. После школы их дороги разошлись как-то сами собой, и молодые люди лишь редко перезванивались. Видимо Эдик решил, что время пришло, и настала пора проведать старого друга.

– И я рад, – засмеялся Эдуард. – Как ты? Как твои научные достижения? Когда будем Нобелевку отмечать?

Лобанов искренне засмеялся старому подколу друга. Каждый раз, когда Эдик ему звонил, он спрашивал про будущую премию.

– Все будет, – заверил Стас Верижникова, – со временем, естественно.

– Не забудь тогда мне сказать, а то... как же без меня обмывать-то?

– Это точно. А ты как? Раскрываемость не повысилась?

Лобанову показалось, что Эдуард печально вздохнул.

– Да все по-прежнему. Вертимся как-то. Слушай, я тут подумал, вот мы с тобой с глазу на глаз-то сколько не виделись?

– Да почитай уже лет пять..., – с оттенком грусти сказал Лобанов.

– Не хорошо. Есть свободное время? Давай сегодня встретимся.

Станислав хотел было переназначить встречу на выходные, но потом передумал и согласился.

– Отлично. Тогда давай часов в шесть у метро Бауманская. Там есть один пивной ресторан, туда и пойдем.

– Хорошо, договорились.

В назначенный срок, старые друзья сидели за дубовыми столами в "Пьяном дятле", пили пиво, закусывая первоклассными отварными раками.

– А ты изменился. Вон какой здоровый стал. Тебе надо к нам идти, полицейские теперь хорошо получают.

Лобанов разом осушил треть полулитрового стакана, принялся за очередную клешню.

– Я человек науки. У меня мозг работает в другом направлении, нежели у полицейского.

– Это не проблема. Мне иногда кажется, что у меня мозг вообще не работает. – Верижников уже изрядно принял на грудь, и его потянула на откровения.

Целый час Станислав слушал рассказы Эдика о его службе в рядах полиции. Некоторые истории оказались до умопомрачения смешными, другие – грустными, третьи заставляли серьезно задуматься о некоторых сотрудниках правоохранительных органов и, в целом, о Министерстве внутренних дел, однако равнодушными подобные повествования оставить не могли никого.

– Да... дела. Вижу, порой, тебе там не сладко приходится.

– И не говори... – устало произнес Верижников. Часы показывали половину восьмого вечера, и вокруг Эдика скопилась уже изрядная доля пустой пивной посуды. – Тут меня еще к этому делу припекли..., от него ж за версту мистикой несет, так нет, приставили меня к одному капитану из криминалов, теперь вот вдвоем пытаемся расхлебать не пойми что.

Отчего-то слова Верижникова очень заинтересовали Лобанова:

– А что за дело? Почему ты решил, что от него мистикой несет?

– Да, а как иначе? Сначала помощник президента Шаганов, потом следак из прокуратуры скопытился, затем все соседи богу душу отдали. Не далее как вчера в этом же районе, точнее в трехстах метрах от дома этого музыканта, будь он неладен, пятерка кавказцев окочурилась. Из них трое – профессиональные спортсмены, все здоровые люди, однако у всех жмуриков диагностировали один и тот же диагноз – острая сердечная недостаточность. Вот скажи мне, такое бывает? Чтобы десять человек померли от одного и того же в радиусе трехсот метров?

Лобанов мало что понял из рассказа друга, а потому попросил того рассказать более подробно.

Когда же Верижников поведал Станиславу историю юного дарования Георгия Суворова, Лобанов был в шоке. Алкогольный эффект, вызванный пребыванием в организме молодого человека полутора литров пива, вмиг улетучился.

– Звони капитану, – резко сказал он.

– Че?– не понял Верижников, который выпил раза в два больше.

– Я говорю, набирай номер своего капитана из СКМ! Если я прав, следующая жертва – он.

– Да ну? – мгновенно встрепенулся Эдик, так же быстро, как его друг, приходя в себя. – Правда?

– Не знаю. Хотел бы ошибаться, но, похоже...

Капитан Белоглазов отозвался сразу, словно дожидался звонка своего помощника.

– Василий Александрович, у меня тут есть один товарищ, – начал объяснять ситуацию Верижников, – я ему рассказал о нашем деле...

– Короче можешь?

– Я ему трубку сейчас передам.

Лобанов взял мобильник Верижникова, поднес к уху.

– Кто говорит? – тявкнул в трубку Белоглазов.

– Я друг Эдика. В общем, я в курсе, что вы там расследуете, и почти уверен, что Вам угрожает опасность.

Пару секунд на другом конце молчали. Потом капитан сухо спросил:

– Откуда знаешь?

– Я – ученый. Работаю над одной теорией, и ваш случай как нельзя лучше демонстрирует мне реальные проявления разработанной мною гипотезы.

– А поподробнее можно?

– Подробнее не по телефону, а то не поймете. Когда Вы видели Суворова в последний раз?

– Вчера.

– Вы один к нему в квартиру заходили? В каком он бы настроении? Он слушал какую-нибудь музыку, как он себя вел?

– Я что на допросе?

Лобанов мысленно выругался.

– Мне необходимо это знать. Поверьте, все может оказаться куда опасней, чем Вы, и даже я, можем себе представить. Судя по всему, события закручиваются по спирали, и каждый виток будет приносить лишь большее количество жертв.

На другом конце тоже выругались, но вслух.

– Я был у Суворова не один, с местным участковым. Вроде Георгий был не злым и не добрым. Он вообще напоминал больше тень, а не человека, и уж музыку он точно никакую не слушал. Он только пьет и почти никуда не выходит, переживает за жену.

– Свяжитесь с участковым, предупредите его...

– Связывался уже..., мобильник не отвечает.

Рука Лобанова вмиг похолодела. Он чуть не выронил чужой аппарата.

– Черт! Надо срочно ехать к нему, возможно, участковому уже не поможешь. Есть его адрес?

– Д-да, – неуверенно ответил капитан и продиктовал домашний адрес лейтенанта.

– Тогда пулей туда. И запомните, ни в коем случае не подходите к Суворову и, вообще, лучше не попадайтесь тому на глаза.

Белоглазов отключился.

– Ну, ты даешь, – сказал Эдуард, с завистью в глазах разглядывая друга. – Так командовать кэпом..., это надо уметь.

– Этот кэп может уже не жилец, – буркнул в ответ Лобанов, вставая из-за стола и расплачиваясь за свою часть ужина.

Они спустились в метро, сбежав по эскалатору вниз.

– Так что, получается этот твой музыкант – убийца?

– Не по своей воле. Он вообще не знает, что он убийца и что способен убивать. Хотя.... Ты же ведь вчера сидел в наружке, что там произошло с кавказцами?

Эдик немного задумался, очевидно, вспоминая события вчерашнего дня.

– Да ничего такого. Суворов выполз из подъезда, прошелся до магазина. Видимо, купил там себе что-то поесть, вышел, пошел домой. Тут эти кавказцы появились. Они оккупировали одну из подъездных лавок и вели себя... ну, как кавказцы, короче.

– И что?

– Да в том то и дело, что ничего. Суворов даже не остановился. Прошел мимо них и скрылся у себя дома.

– Он на них даже не посмотрел?

– Не помню. Может быть, и посмотрел.

Тут он всплеснул руками:

– А, да, точно! Он слегка сбавил шаг и повернул голову в их сторону. Но не останавливался. Это я хорошо запомнил.

Лобанов весь заведенный, барабанил пальцами по металлической стойке вагона. Его лицо, глаза, да вся фигура молодого ученого выражали крайнюю степень напряжения.

– Сможешь раздобыть записи концертов этого Георгия?

– Да проще простого. Если их кто-то записывал, без проблем.

Из метро они практически выбежали.

– Сообщи своим по поводу записи.

– Ага, – кивнул Эдуард и набрал какой-то номер на своем мобильном.

Они первыми успели к квартире лейтенанта, однако звонки в дверь и на мобильный участкового ничего путного не дали. Отворилась соседская дверь. Из нее вышел пожилой мужчина лет семидесяти.

– Вы что тут делает? – сварливым тоном поинтересовался он. – Вы кто такие?

– Мы из полиции, – отрапортовал Эдик, показывая удостоверение.

Дедок тут же расплылся в улыбке.

– А... это хорошо, а я-то грешным делом подумал, что ворюги какие или бандюги. Времена-то нынче неспокойные.

– Это точно, отец, – согласился с дедом Верижников. – Скажите-ка нам, обитатель этой квартиры отлучался куда последнее время?

– Не видел, – моментально ответил сосед на заданный вопрос. – Да и в квартире что-то его не слышно. У меня слух хороший, да и звукоизоляция здесь неважная, но там все тихо. А что случилось?

В это время к Эдику и Стасу присоединился Белоглазов с группой оперов.

– Вот сейчас и выясним, что там случилось.

Общими усилиями через полчаса квартиру лейтенанта Хлебникова удалось все-таки вскрыть. В нос моментально ударил неприятный приторный запах.

– П...ец, – резюмировал увиденную всеми картину капитан. – Проморгали.

На полу с зажатым в руке пультом от телевизора лежал лейтенант Хлебников.

7

– Ну, и что нам теперь делать? – спросил Белоглазов всех собравшихся.

Капитан, Эдуард Верижников и Стас Лобанов сидели в машине наружного наблюдения во дворе дома, в котором проживал Георгий Суворов, и вот уже несколько минут пытались решить головоломку с подающим большие надежды музыкантом.

– Пока ничего не могу сказать конкретно, заявил Станислав. – Посмотрим видеозапись концерта, скажу, что делать.

– Как она нам поможет? – удивился Василий Александрович.

– Не знаю. Но если моя гипотеза верна, то Суворов обязан работать и "на плюс", и "на минус".

– Что? Как работать? – задали вопрос оба полицейских.

– Потом расскажу.

Лобанов вставил диск в плеер, нажал на кнопку "пуск" и...

Все трое присутствующих в машине испытали настоящий шок. Конечно, видеозапись не передавала всех тех ощущений, которые могли испытывать люди, пришедшие на концерт и слышавшие игру Суворова вживую, но и то, что смогли наблюдать Станислав и компания у экрана монитора, хватило за глаза.

– Шедеврально, – заключил Эдуард.

– Однако, – сказал Белоглазов.

– Гоним в лабораторию, – резким тоном заявил Лобанов.

Полицейские переглянулись.

– Куда? Зачем?

– Нужно перетащить сюда мое оборудование.

– Но наружку снимать...

– Да черт с ней. Суворов не убивает по собственной воле. Суворов резонатор! Он способен поляризовывать окружающее его пространство! Его Вибрационно-резонансный контур настолько обширен и силен, что он способен влиять на людей на гигантских расстояниях. К сожалению, это влияние может быть как положительным, так и пагубным.

Эдик крякнул.

– Я ничего не понял, – сказал капитан,– но, похоже, только ты один знаешь, что нам делать с этим музыкантом.

Понадобилось два с лишним часа, чтобы перевезти всю аппаратуру из лаборатории института к дому Суворова, после чего Лобанов мог развернуться в полную силу.

– У вас есть направленные микрофоны? – обратился он с вопросом к полицейским, которые с любопытством наблюдали за всеми его манипуляциями.

– Откуда, – нервно засмеялся Василий Александрович. – Мы же полиция, а не ФСБ. Кстати, использование микрофонов – это вторжение в частную жизнь и является уголовно наказуемым мероприятием.

– Ага, так же как использование ядерной бомбы и прочих видов ОМП. Ладно, нет, так нет, сделаем сами.

Белоглазов вытаращил глаза:

– Ты можешь сделать направленный микрофон?

– Было бы из чего, сделал. Тут деталей нужных не сыщешь, зато моя камера, которая способна фиксировать вибрационно-резонансный спектр, способна послужить и микрофоном, ведь акустические волны, тоже волны, только иной частоты и природы. Только мне понадобится около часа для перенастройки оборудования.

На деле Лобанов уложился в пятьдесят минут.

– Ну, все, готово, "можем начить", как сказал Миша Горбачев.

Зажглись мониторы, характерными посвистами и потрескиваниями отозвались динамики колонок.

– К сожалению, мощностей у меня маловато, поэтому результата придется ждать долго, и он будет статичен.

– Сколько?

– Сутки.

– А что так плохо?

– Притащите сюда мне суперкомпьютер, тогда будет быстрее, – огрызнулся Стас.

– Ладно, не кипятись, – поднял руки в примирительном жесте капитан. – А что значит статичен?

– Это значит, что мы сможем увидеть только фотографии, а не видео.

– И что нам это даст?

Лобанов пожал плечами.

– Сейчас трудно сказать. Скорее всего, проанализировав снимки, я смогу понять, насколько все плохо и чего стоит опасаться.

– А микрофон тебе зачем? – спросил Эдик.

– Люблю подслушивать, – мрачно пошутил Стас.

Подслушивание на деле оказалось делом скучным. Во-первых, около часа Лобанов возился с новоиспеченным направленным микрофоном, который все никак не хотел правильно настраиваться, во-вторых, когда физику все же удалось это сделать, оказалось, что Георгий Суворов дома, в принципе, ничего и не делает. Он лежал, ходил, иногда ел, порой бывало, что бормотал себе под нос что-то неразборчивое и все.

– Хоть скорая больше ни к кому не приезжает, и то радует.

– Будем надеяться, что и не приедет.

Лобанову удалось выжать из своего компьютера невиданные доселе результаты, и уже спустя двадцать два часа в распоряжении группы наружного наблюдения имелись первые снимки камеры-регистратора вибрационно-резонансной активности. Едва Станислав взглянул на них, как его лицо сделалось мрачным и недовольным.

– Что там? – взволнованно спросили напарники-полицейские.

– Хуже чем я надеялся, но Армагеддона пока ждать не следует.

– И то радует. А что следует?

Лобанов, вместо того, чтобы ответить, смачно выругался.

– Что случилось? – Белоглазов аж подпрыгнул от неожиданности.

– Вы что, тоже спали?

– Да, – смутился капитан, – а что, не надо было?

Стас выругался повторно.

– Ну, ничего поручить вам нельзя.

Его пальцы мгновенно запорхали над клавиатурой. Лобанов нажал какие-то кнопочки на своей регистрирующей камере, но с виду ничего не произошло.

– Не надо было спать. Надо было разбудить меня, как только бы вы увидели, что вот этот индикатор начал моргать.

– А что это значит? Почему он начал моргать.

– Потому что уровень звукового фона в квартире Суворова резко повысился!

– То есть он заговорил?

– Не знаю. Может, включил радио, телевизор, может начал на пианино играть или петь. Сейчас поглядим.

Регистрирующая аппаратура, в отличие от людей, отдыхать не умела и продолжала записывать любые звуки, что возникали в квартире Суворова. Наконец-то, найдя нужный аудиофайл, Лобанов стал его прослушивать, и чем дольше он слушал, тем тяжелее становилось у него на душе. Суворов включил телевизор, видимо пощелкал каналами туда-сюда и наткнулся на программу о российском шоу-бизнесе. В который раз можно было подивиться нависшему над этим несчастным человеком злому року. Один многоуважаемый член современного бомонда высокопарно и пафосно рассказывал ведущему о том, что артист всегда должен оставаться артистом, что однажды выбранная стезя должна стать в жизни приоритетом номер один и ничто не должно волновать звезду больше долга перед его фанатами.

Еще не зная результатов детектирующей аппаратуры, Лобанов ясно и отчетливо представил, во что могут вылиться подобные речи. Как жаль, что из-за несовершенства техники им придется некоторое время оставаться в неведении.

– Что будем делать? – задал вполне разумный вопрос капитан Белоглазов.

– Ждать,– стиснув зубы, ответил ему Стас.

К счастью долго ждать не пришлось. Новые данные появились на мониторе его компьютера спустя пятнадцать минут, и едва взглянув на них, Станислав понял, что оправдались его самые серьезные опасения.

– Скорее всего, новых жертв нам не избежать. Воздействие на окружающую реальность слишком велико. Он вибрирует так, что впору хоть говорить о физической ликвидации.

Станислав поморщился при этих своих словах, но дело было действительно плохо. Негативные вибрации распространялись далеко за пределы квартиры Георгия и очень пагубно влияли на самочувствие других людей.

– Физической ликвидации? – переспросил Василий Александрович. – Ты имеешь виду, убийство?

– Да, я именно это имею виду, – грубым тоном ответил Станислав. – Суворов сейчас сродни носителю опаснейшей инфекции, с той лишь разницей, что от инфекции, по крайней мере, возможно защититься при помощи ОЗК и прочих подобных вещей, а от воздействия Георгия защититься невозможно.

– Неужели нет совершенно никакой защиты?

– Теоретически есть, но, во-первых, это всего лишь гипотеза пока никем не подтвержденная, во-вторых, современный уровень технологии все равно не позволит воплотить ее в жизнь.

Кто-то деликатно, но настойчиво постучал по двери автомобиля.

Сидевшие в ней люди враз притихли. Стас вообще обратился в слух. Отчего-то показалось, что человек снаружи сейчас способен их видеть даже сквозь обшивку.

Стук повторился еще раз, и Белоглазову пришлось открыть дверь. На них смотрел невысокий крепкий пожилой человек с короткострижеными седыми волосами и аккуратной профессорской бородкой. Лобанов сделал такое заключение, вспоминая одно преподавателя с кафедры теоретической физики своего института, который чем-то напоминал ему незнакомца.

– Добрый день. Вам кого? – спросил капитан, разглядывая пожилого человека.