Текст книги "Спецы"

Автор книги: Илья Деревянко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Илья Деревянко
Спецы

«Сегодня слушаешь людей – кажется, Бог есть. Смотришь, как они живут, – кажется, Бога нет. На словах многие верят в Бога, но… „по плодам их узнаете их“ (Мф. 7:20). Народ не верит в Бога. Современные люди строят жизнь в соответствии с догматами демократии, а не веры… наше поколение в своем большинстве безнадежно отравлено вседозволенностью. Этот суррогат свободы не создал даже иллюзии счастья, зато укрепил в сознании миф, как ужасно жить в мире, ограниченном религиозными догматами. В результате добрая христианская атмосфера вытеснена злой и похотливой демократией…»

«Проект „Россия“. М., 2007, ч. 1, с.352, 353.

Пролог

17 июля 2007 г. Поздний вечер

– Объект четыре дня (то есть с момента получения им «черной метки») не покидает усадьбу. Охрана приведена в повышенную боевую готовность и увеличена в три раза. По сути, он задействовал всю свою службу безопасности. Дежурная смена – восемь человек. Вооружены «АКМБ». Семеро постоянно находятся во дворе, один – при хозяине. Правда, они чайники, сразу видно, и здорово нервничают. Палят в любую подозрительную тень. Всего их там двадцать четыре штуки. Меняются каждые четыре часа. – Змей завершил доклад и умолк, меланхолично рассматривая ногти на пальцах.

– Занятный расклад, – улыбнулся краешками губ Старший. – Ваши предложения, ребята?

– Тихая, поголовная зачистка охраны, прислуги, членов семьи, а на десерт – ликвидация самого объекта! – белозубо ощерился Кобра.

Малыш и Моряк синхронно кивнули в знак одобрения.

– Мне по барабану. Я – как прикажешь, – равнодушно произнес Змей.

– Ну а ты что думаешь, Профессор? – обратился Старший к шестому члену группы – худому очкарику с редкими завитками смоляных волос вокруг розовой лысины.

– Плохая идея, – покачал головой тот.

– Ты о предложении Кобры? – уточнил Старший.

– Да.

– Обоснуй!

– Слишком примитивно, ни капли воображения, ничего не дает для дальнейшего развития. Кстати, подобного рода мясорубки мы уже устраивали. Не многовато ли будет? – Очкарик вынул из пачки сигарету и не спеша прикурил. К потолку потянулись голубоватые завитки дыма.

– Крови боишься, да? – гортанно возмутился Кобра. – Маменькин сынок, билат! Что каби… – Под свирепым взглядом Старшего он осекся на полуслове и спрятал глаза.

– К вопросу о дисциплине вернемся позже, – сквозь зубы процедил Старший и вежливо спросил Профессора: – Ты закончил?

– Разумеется, нет, – выпустив из губ тонкую струйку, спокойно ответил тот. – Акции должны быть разнообразными, непохожими друг на друга. Это, между прочим, пожелание оттуда. – Он потыкал пальцем в потолок. – Кроме того, в данном случае есть возможность подвергнуть серьезной проверке степень профессионализма наших бойцов.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался командир группы. – Что конкретно ты предлагаешь?!

– Охрана – чайники, а наши – спецы! – Очкарик раздавил окурок в пепельнице. – Я так мыслю – пускай «объекта» исполнит кто-то один, незаметно проскользнув мимо нервных придурков с автоматами. Остальные подстрахуют, если первый номер где-то облажается…

– И кого ты предлагаешь в исполнители? – Старший смерил собравшихся свинцовым взором.

– Вам решать, – пожал плечами плешивый «мозг» группы. – Но лично мое мнение – задание должен выполнить наименее подготовленный из бойцов.

– ??!!

– Если он справится, значит, остальные тем более, – невозмутимо пояснил Профессор.

– Хорошая идея, – немного поразмыслив, просветлел Старший. – Так и поступим!..

Сутки с небольшим спустя

Время перевалило далеко за полночь. В выложенном декоративной плиткой камине уютно потрескивали дрова. Отблески пламени выхватывали их темноты фрагменты изысканно обставленной комнаты, застывшего в углу охранника с «АКМБ» и бледное лицо человека – хозяина апартаментов. Он неуклюже сгорбился в низком кресле у огня и безуспешно пытался согреться. Невзирая на теплую июльскую ночь и пышущий жаром камин, Гамида Салмановича Ахмеджанова колотил лютый озноб на нервной почве. Вид у него был жалкий, раздавленный и, как выражаются блатные, «опущенный». Некогда пышные, гордо завитые усы обвисли неряшливыми сосульками. Крепкие руки с узловатыми пальцами мелко дрожали. В низу живота ощущался противный, сосущий холод. Господина Ахмеджанова терзал всепоглощающий, животный ужас. Недавно он, крупный торговец недвижимостью, получил по электронной почте короткое сообщение: «Скоро сдохнешь, собака. Готовься!» К тексту прилагалась картинка – раскрытый гроб с лежащим в нем скелетом.

Внешне все это смахивало на дурную шутку, но Гамид Салманович отнесся к предупреждению серьезно. Он помнил, как две недели назад один его старый знакомый (тоже коммерсант) со смехом рассказывал об аналогичном послании в свой адрес, матерно ругал интернет-хулиганов, клятвенно обещал: «За собаку ответят! Из под земли достану» – и… через два дня отправился в мир иной. Пуля снайпера разнесла ему череп прямо на пороге собственного офиса. Стреляли, судя по всему, с чердака противоположного дома. Однако приехавшие по вызову менты не обнаружили там ни «лежки» убийцы, ни стреляной гильзы, ни брошенной винтовки, ни вообще каких-либо следов. Потенциальные свидетели в один голос твердили: «Никого постороннего не видели, ничего подозрительного не слышали».

– Мистика, блин, да и только! – воскликнул в сердцах начальник оперативно-следственной группы.

И действительно, создавалось впечатление, будто таинственный злодей являлся некой бестелесной субстанцией, прибывшей к месту преступления по воздуху и точно так же убравшейся восвояси…

Гамид Салманович передернулся всем телом, непроизвольно лязгнул зубами и судорожно протер красные, слезящиеся от недосыпания глаза.

Невзирая на переполнявших усадьбу охранников, он не чувствовал себя в безопасности. По ночам не в силах заснуть, сидел у камина в одной из комнат четвертого этажа с потушенным светом, наглухо зашторенными окнами (не приведи аллах из гранатомета пальнут!)… и как тот хрестоматийный трус ежеминутно умирал.[1]1
  В данном случае обыгрывается известная поговорка: «Смерть одна, но трус умирает сотни раз».


[Закрыть]

Лошадиные дозы снотворного абсолютно не помогали. Лишь на рассвете ему удавалось вздремнуть часок-полтора. Но и сон не приносил успокоения. Ахмеджанову неизменно грезился безликий убийца, расправляющийся с ним тем или иным способом, и каждый раз коммерсант просыпался с диким воплем: «Спа-а-а-си-и-ите!!!»

Старинные настенные часы мерно ударили три раза. Их звук болезненно отозвался в ушах.

«Еще немного, и я сойду с ума, – подумал Гамид Салманович. – Так дальше продолжаться не может! Но что… что мне делать??!! Может, обратиться за помощью к…»

Пф-ф – негромко «пукнуло» позади.

– Не смей пердеть, скотина! – развернулся к охраннику Ахмеджанов и… остолбенел.

Заподозренный в осквернении воздуха секьюрити медленно оседал на пол. Во лбу у него зияла кровавая дыра.

– Тсс! – прижал к губам дуло пистолета с глушителем плечистый мужчина в «собровке». – Не шуми, дорогой! – В голосе незнакомца проскальзывал едва уловимый кавказский акцент.

– Ты… вы… меня застрелите?! – тряся губами, косноязычно выдавил коммерсант.

– Нет. Мои пули не для тебя. – «Маска» сунул оружие за пояс, по-кошачьи приблизился к съежившемуся в кресле Гамиду Салмановичу, крепко ухватил его за волосы на затылке и неуловимым движением выдернул из крепления боевой нож…

Ахмеджанова с перерезанным горлом и застреленного охранника обнаружили примерно через час. В доме поднялся страшный переполох. Спешно вызвали милицию. Сотрудники «убойного отдела» работали на месте происшествия вплоть до позднего вечера наступившего дня, но не обнаружили ни единого следа и так и не поняли, КАК убийца сумел незаметно проникнуть в дом и так же незаметно скрыться. Единственной уликой оказалась пуля от патрона «СП-4», прошившая череп охранника и застрявшая в стене.

«Похоже, спецназ побаловал!» – выслушав доклады подчиненных, заключил старший из оперов майор Демидов и по возвращении в родные стены принялся составлять «бумагу» начальству.

Демидов был честен, всегда резал правду-матку (за что регулярно получал «по ушам») и без обиняков выложил: «Самим нам не справиться. Надо привлекать ФСБ…»

Выдержки из приказа руководства ФСБ генерал-майору Рябову В.А.

«…Во всех пятнадцати эпизодах чувствуется одна и та же, очень профессиональная рука… Судя по всему, работает целая группа высококлассных спецов, которые не по зубам органам МВД… Вполне возможно, что данная группа создана не для заказных убийств коммерсантов, а с гораздо более серьезной целью. Как, например, физическое устранение президента или совершение серии политических убийств во время массовых беспорядков, планируемых врагами государства на начало 2008 года. Сейчас же она просто тренируется, отрабатывает боевое слаживание. Об этом косвенно свидетельствует целый ряд признаков (далее – полный их перечень. – Авт.)… В связи с вышеизложенным вам надлежит безотлагательно найти и обезвредить означенную группу… Дело следует поручить наиболее квалифицированным и надежным сотрудникам.

В тесном контакте с вами будет работать ведомство генерала Б.И. Нелюбина. Ему уже отданы соответствующие указания…»

Число. Подпись.

Выдержка из заключения аналитического отдела ведомства генерала Нелюбина

…Есть большая вероятность того, что команда «спецов-убийц» создана при активном участии разведок стран – потенциальных противников (примерно 87 % из 100), финансируется из-за рубежа и так или иначе связана с «либеральной оппозицией» внутри страны (далее – подробное обоснование. – Авт.)…

Из двух предложенных руководством версий первая (об убийстве президента) представляется малоправдоподобной, поскольку (ряд неопровержимых доводов. – Авт.)… Зато вторая (использование группы в период массовых беспорядков) кажется вполне реальной. Нынешние действия группы действительно напоминают боевое слаживание, совмещенное с «подработкой». Заказчиков убийств по всем пятнадцати эпизодам следует искать в среде вышеупомянутой «либеральной оппозиции», но, по мнению наших экспертов, у них нет прямого выхода на группу и они действуют через цепочку посредников, конечным звеном которой является иностранный резидент (он же куратор группы). Учитывая пристальный интерес отечественных спецслужб к посольствам и дипмиссиям потенциальных противников, а также еще ряд факторов, как, например (перечень этих факторов. – Авт.)… он (резидент) работает не под дипломатическим, а под каким-то иным, достаточно надежным прикрытием…

Глава 1

«…Чтобы Бог даровал победу, солдаты должны сражаться. Вера – это не просто знание того, что Бог есть. Сатана тоже нисколько не сомневается в существовании Бога: „…Вера без дел мертва… и бесы веруют и трепещут“ (Иак. 2:20, 19). Вера – это дела. Причем не вообще дела, а дела, соответствующие ситуации. Человек не сам себе выдумывает „добрые“ дела, их определяет ситуация. Видишь, тонет ребенок – спасай его. Видишь, твою Родину разоряют – защищай ее. В этом твоя вера. Если говоришь, что Бог все управит, это не вера, а лицемерие. Если говоришь, что некогда ребенка спасать, потому как занят „добрым делом“, например, дерево сажаешь, это еще большее лицемерие.

ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖЕН, И БУДЬ ЧТО БУДЕТ – ВОТ НАСТОЯЩАЯ ВЕРА!

Если у верующего нет дел, сообразных его талантам, получается, у него вера бесовская…»

«Проект „Россия“. М., 2007, ч. 1, с.108.

Сегодня, с момента пробуждения, я пребывал в отвратительном расположении духа и с трудом сдерживался, чтобы не срывать зло на подчиненных. Чем объяснялось такое мое состояние, я толком понять не мог. Регулярные ночные кошмары?.. Но они мучили меня уже давным-давно, отступая лишь в ночь после Причастия. Страшная моральная усталость, накопленная за последние тринадцать с половиной лет?.. Но жил же я с ней раньше, внешне выглядел бодрячком, отпускал плоские шуточки и довольно успешно работал, хоть и срывался иногда.[2]2
  См. повесть «Бросок кобры» в третьем сборнике с твердым переплетом о приключениях Дмитрия Корсакова (или в шестом сборнике с мягким переплетом).


[Закрыть] А может, я исчерпал свой запас прочности?!! Укатали Сивку крутые горки. Или очередное бесовское искушение?!! Господи! Да сколько же можно!!!

Я достал из ящика стола небольшое зеркальце, которое использовал для бритья, когда оставался ночевать в отделе. Н-да уж, хорош!!! Из зеркала на меня глянула угрюмая физиономия палача на пенсии: с землистой кожей, со свинцовыми глазами, с резкими складками в уголках рта… На редкость противная харя! Пулю бы в нее вогнать!

– Дмитрий Олегович, к вам полковник Логачев. Прикажете впустить? – донесся из селектора грудной голос Людмилы Александровны Москвиной – новой секретарши, взятой мной на место предательницы Вики.[3]3
  См. роман «Отсроченная смерть» в пятом сборнике с твердым переплетом или в десятом сборнике с мягким переплетом.


[Закрыть] Капитан Москвина, 1964 года рождения, являлась строгой замужней дамой патриархальных взглядов; любящей супругой и заботливой матерью, воспитывающей троих детей. Ни о каких вольностях ни с ее, ни с моей стороны даже речи быть не могло. Хватит с меня смазливых мордашек, мини-юбок, блузок без лифчика и блуда в обеденный перерыв. Все это заканчивается порой ох как трагически! А Людмила Александровна – монолит! И в моральном плане, и во всех прочих. Сквозь нее даже Логачев без разрешения не пройдет. «Прикажете впустить?» Представив, как матерый седой богатырь, эдакий терминатор во плоти, мнется в приемной с ноги на ногу, дожидаясь разрешения войти (ту же Вику он просто сметал с дороги одним взглядом), я криво усмехнулся и ответил:

– Впускайте.

– У-уф! – усевшись в кресло возле стола, выдохнул Петр Васильевич и шепнул с оттенком зависти: – Ну и цербера ты себе завел. Обалдеть!

– Прикажете подать чай с бутербродами и булочками? – вновь донеслось из селектора.

– Спасибо, не хочется, – вежливо отказался я.

– Но вы же абсолютно не завтракали! Только кофе выпили да курите беспрерывно. Так недолго язву нажить! – В грудном контральто секретарши зазвучали возмущенные нотки.

«Нет в мире совершенства», – с тоской подумал я и покорно пробормотал:

– Хорошо, несите…

Безукоризненная Людмила Александровна обладала (с моей точки зрения) одним существенным недостатком, а именно – считала меня кем-то вроде безалаберного младшего братца, нуждающегося в постоянной опеке.

– И тебя в оборот взяла! – ехидно прищурился Логачев. – Правильно, давно пора! А то совсем…

– Ты по делу или как? – раздраженно перебил я.

– Разумеется, по делу. Приказ генерала Рябова получил?

– Угу.

– Ну и?.. С какого бока намерен зайти?!

– Да пес его знает! – тяжело вздохнул я. – В голове ни одной путной мысли, а… – Тут я поспешно прикусил язык. Но не помогло.

– А настроение – хоть в петлю лезь! Мощный приступ черной меланхолии на почве нервного переутомления. Еще чуть-чуть, и начнешь искать смерти в бою. Тебе нужна небольшая встряска, дабы снять напряжение, прийти в норму. Такая возможность у нас есть. И развеемся маленько, и полезное дело сделаем. – Светло-стальной взгляд Логачева пронизал душу словно рентгеном, передал информацию в мозг полковника, и тот мгновенно поставил диагноз, а также определил способ лечения.

– Что ты предлагаешь? – заинтересовался я.

– Потом. – Логачев указал глазами на величественно вплывшую в кабинет Людмилу Александровну с подносом в руках. Галантно вскочил на ноги и помог ей переставить на стол здоровенную тарелку с бутербродами, такую же с горячими кексами и две большие чашки ароматного чая на травах.

– Спасибо, – кивнула она и столь же величественно удалилась.

– Ну так что же ты предлагаешь? – повторно спросил я.

– Сначала завтрак. Голодного не возьму, – отрезал Петр Васильевич. – Ну ка, Дмитрий, навались! Ты должен съесть ровно половину, иначе отправлюсь развлекаться без тебя!

Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться…

* * *

– Сегодня в Б-м районе, примерно через час, состоится открытие выставки модернистского искусства под названием «Эра Водолея», – заглотив последний кекс, начал Логачев. – Организатор – Фонд имени академика Глюкозова. Змеюшник еще тот! Впрочем, ты в курсе. Под «модернистским искусством» они понимают глумление над Богом. Так, в частности, там будут выставлены картины, изображающие Иисуса Христа, Богородицу и святых в отвратительном, непотребном виде. Ожидается большое количество посетителей – все сплошь отъявленные подонки из среды «либерально-демократической» оппозиции. Сие безобразие усиленно охраняется мордоворотами из службы безопасности фонда, а также купленными на корню ментами из ближайшего отделения. Сунуто кой-кому на «лапу» и из высшего милицейского руководства. Те православные, кто попробует возмутиться и сорвать богохульное мероприятие (как уже случалось прежде), будут жестоко избиты и подвергнуты административному аресту. В перспективе возможно уголовное преследование…

– Сволочи!!! – не выдержав, взорвался я.

– Точно так же считает генерал Нелюбин, – скупо улыбнулся Логачев. – Борис Иванович отдал неофициальное распоряжение: проникнуть на выставку в числе первых посетителей, устроить там погром, а мерзкую мазню сжечь вместе со зданием. Оружие и смертельные приемы применять запрещено. Иначе сам знаешь, какой хай поднимется. Однако ломать кости и сворачивать челюсти не возбраняется. Работать будем в гриме и не от имени ФСБ. Поэтому – служебное удостоверение оставь здесь, в сейфе.

– Какие документы прикрытия? – деловито осведомился я.

– Никаких. Нелюбин считает, что спецы нашего уровня успешно выполнят поставленную задачу и столь же успешно скроются без каких-либо документов, оружия и средств защиты. Даже если по нам откроют огонь. В этом случае разрешено использовать «живые щиты» из тамошних выродков. Вопросы?

– Вдвоем отправимся? – Мою хандру как рукой сняло.

– Втроем. Ерохин тоже хочет поучаствовать. А ты, я вижу, ожил?

– Открытие через час! – Я порывисто вскочил. – Не дай бог опоздаем!!!

– Верно, рассиживаться нельзя, – согласился полковник, поднимаясь на ноги. – Пошли гримироваться…

В гримерной мы застали Виталия Федоровича. Он сидел в кресле, похожем на зубоврачебное, а над лицом полковника трудился специалист в белом халате. Двое его коллег, потирая руки, тут же устремились к нам, и спустя минуту мы с Васильичем уже подвергались аналогичной обработке.

– Вы знаете ПОД КОГО? – только и спросил Логачев.

– Знаем. Борис Иванович предупредил, – ответил один из гримеров и почему-то хихикнул.

Причину его веселья я понял по окончании процедуры, когда посмотрел в зеркало и отпрянул в шоке.

Стараниями конторских умельцев я, чистокровный русак с ярко выраженной арийской внешностью трансформировался в подозрительную смуглокожую личность непонятной национальности. А моим товарищам повезло еще меньше. Логачева состарили лет на двадцать и украсили пегой неряшливой бородищей, сделав удивительно похожим на осовевшую от пьянства «творческую личность» из поколения «шестидесятников». А из Ерохина вылепили натурального раввина: с пейсами, горбатым носищем и в традиционной для них одежде, густо посыпанной перхотью.

– Раввин… раввин-то зачем?! – едва мы покинули гримерку, задыхаясь от смеха, спросил я.

– Для внесения растерянности и неразберихи в стан противника, – спокойно пояснил Виталий Федорович. – Масонская пресса, вот увидишь, попросту потеряет дар речи. А в патриотические круги будет потихоньку передано: «Бесовские отродья передрались между собой и по пьяни спалили дом».

– Хорошая идея, – подумав, одобрил я. – Дай бог, чтобы получилось!

– Не волнуйся, – фыркнул Петр Васильевич. – Дело-то, в сущности, плевое…

* * *

Чертова выставка расположилась в отдельном, недавно отреставрированном особнячке на улице Болотная, спрятавшемся за высоким решетчатым забором, на особицу от жилых домов. Он был выстроен в начале двадцатого века одним богатым масоном, и вплоть до революции там устраивали «творческие вечера» (читай – разнузданные оргии) тогдашние модернисты. (В те времена их называли декадентами, футуристами и т. д. и т. п.) Правда, не художники, а литераторы вроде известного сатаниста Валерия Брюсова.[4]4
  Брюсов Валерий Яковлевич (1873–1924) – выходец из купеческой семьи, поэт, духовный предок современных модернистов, активный член сатанинской секты, служил черные мессы. В своих стихах старательно разлагал читателей, поддерживал разжигателей революционных беспорядков, муссировал тему скорой гибели буржуазной цивилизации. После Октябрьской революции сотрудничал с Советской властью. Член РКП(б) с 1919 года. В 1921 году возглавил основанный им Высший литературно-художественный институт.


[Закрыть] После октября семнадцатого года особняк сменил множество хозяев, а в конце девяностых его приобрел фонд Глюкозова, и все вернулось на круги своя. В тех же комнатах, где Брюсов со товарищи возносили хвалы дьяволу, обосновались их духовные наследники. И в том, что богомерзкая мазня презентовалась именно здесь, виделось нечто символическое, эдакая «связь времен»…

К месту предстоящей акции мы прибыли на белом лимузине с водителем. Выставка открылась минут пятнадцать назад. В окрестностях уже толпилась стая разномастных иномарок. Повсюду шныряли охранники фонда, с кобурами под мышками. За ближайшим углом пристроились набитый ментами автобус, водомет и автозак. В него, надо полагать, собирались запихивать возмущенных православных. К воротам, под бдительным взором фондовых секьюрити, один за другим подходили представители «либеральной общественности» и «продвинутой интеллигенции». Большинство – с иудиной печатью на подлых физиях. Таких пропускали беспрепятственно. У других, немного поприличнее на вид, спрашивали документы и пригласительные билеты…

«Раввин»-Ерохин первым выбрался из машины, дождался, пока мы с Васильичем присоединимся к нему, небрежным жестом отпустил лимузин и с гусиной важностью двинулся вперед.

Как следовало ожидать, наша новая внешность не вызвала ни у кого ни малейших подозрений. Беспрепятственно миновав ворота, мы зашли в здание, поднялись на второй этаж и очутились в просторном помещении, с развешанными по стенам «шедеврами». К нашему появлению там успели собраться десятка три посетителей, неспешно переходящих от картины к картине. Кроме них в зале находились шесть вооруженных охранников.

– О-о-о-о!!! Ах-ах!!! Великолепно!!! Бесподобно!!! Вот оно настоящее, высокое искусство!!! – слышались восторженные возгласы.

Логачев нисколько не преувеличил. ТАКОГО богохульства мне еще не доводилось видеть!!!

Я почувствовал, как мое нутро переполняет холодная ярость и вопросительно глянул на Васильича: «Может начнем?!»

Тот утвердительно кивнул.

– Не толкайся, гребаное дерьмо! – по-английски рявкнул я, намеренно задев плечом плешивого толстяка в дорогом костюме.

– А-а?!! – изумленно вылупился он.

– Обнаглели, русские свиньи! – на том же языке заорал я, врезал плешивому ногой в пах, схватил за волосы какую-то противную бабу, удивительно похожую на Валерию Новохлевскую. С силой толкнул ее на трех стоящих кучкой любителей «высокого искусства» и со сноровкой хорошо натасканной овчарки принялся сгонять посетителей в толпу в центре зала. При этом я не церемонился, щедро раздавая пинки и зуботычины. Помещение огласилось болезненными воплями. Между тем мои товарищи не теряли даром времени. «Раввин»-Ерохин с криком: «Они украли мои шекели» – набросился на первую тройку здешних стражей, а «шестидесятник»-Логачев с ревом: «Отдайте пузырь, козлы позорные» – на вторую. Ошалевшие секьюрити не сумели оказать загримированным спецназовцам достойного сопротивления и вскоре обезоруженными пулями полетели в центр зала, где моими стараниями уже образовалось плотное стадо: плачущее, стонущее, глотающее кровавые сопли и сплевывающее выбитые зубы.

Затем я встал сбоку от полуоткрытой двери и каждого вновь прибывшего, слегка обработав, присоединял к стаду. Я не боялся ошибиться. Придирчивая бдительность охраны у ворот исключала такую возможность. Пока исключала. К середине дня организаторы выставки планировали провести сюда экскурсию школьников младших классов. Поэтому следовало поторапливаться…

Разобравшись с охраной, «раввин» с «шестидесятником» принялись быстро сдирать со стен картины и сваливать их в угол. Трудились они минут пять. К тому времени стадо увеличилось на восемь особей с разбитыми физиономиями.

– Теперь бегом вниз, если жить хотите! – гаркнул Логачев. А Ерохин достал из-за пазухи серебристого цвета баллончик и бесцветной струйкой брызнул в упомянутый угол. Груда богохульной мазни мгновенно воспламенилась. Следующая струйка непонятного вещества – и возле стада широкой полосой вспыхнул паркет. Не нуждаясь в дальнейших понуканиях, они, истошно вопя и отпихивая друг друга локтями, ломанулись к выходу. Возле дверей образовался затор и завязалась ожесточенная драка за право выскочить первым.

– У-роды! – поморщился Логачев, выдернул из кучи дерущихся мужика поздоровее, поднял на вытянутых руках и обрушил его на затор. Протараненные таким образом «уроды» с визгом покатились вниз по лестнице.

Ерохин вновь прыснул из баллончика.

Дверной проем загородила стена пламени.

– Уходим, – бросил он и ударом ноги вышиб оконную раму вместе с решеткой. Один за другим мы выпрыгнули со второго этажа на пустынный задний двор.

– Полная гарантия, – лаконично буркнул Васильич, «расчистив» мощными пинками два заколоченных полуподвальных оконца. Ерохин щедро запустил в них «красного петуха» и, держа в руке опустевший баллон, первым устремился к забору.

Бах!.. Бах!.. Бах! – загремели вдогонку выстрелы. Стреляли из «макаровых» трое фондовых охранников, вдруг появившиеся из-за угла здания. Мои товарищи кульбитами «ушли» в разные стороны. А я, повинуясь внезапному наитию, поступил иначе – резко развернулся к стрелкам и разразился потоком отборных американских ругательств. Секьюрити на пару секунд замешкались, явно сбитые с толку. Этого оказалось достаточно. В два гигантских прыжка преодолев разделяющее нас пространство, я болевым захватом обезвредил одного из мордоворотов и загородился им от пуль.

– Бах!.. бах!.. – «Живой щит» предсмертно содрогнулся в моих объятиях.

– Шлеп… бац, – возникшие словно из-под земли Ерохин с Логачевым молниеносно вырубили оставшихся двух. За забором показались первые менты, видимо получившие приказ оцепить место происшествия.

– Запасной вариант, – буднично произнес Васильич, без видимого усилия подняв приржавевшую крышку канализационного люка…

Мы выбрались на поверхность в трех кварталах от злополучного особняка и сели в поджидающую нас машину. Вернее, погрузились в кузов крытого фургона с надписью «Огнеопасно» на борту. Напоследок я успел зафиксировать взглядом гигантский столб черного дыма в том месте, откуда мы только что прибыли. Повсюду слышались завывания пожарных сирен. Но сегодня они звучали не тревожно, как при других пожарах, а как-то радостно, торжествующе. Или мне почудилось?!