Текст книги "Мордоворот"

Автор книги: Илья Деревянко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Выпей сперва, а потом поговорим.

Девочка послушно кивнула и поднесла стакан с соком к губам. Рука ее дрожала.

– Я пойду, по-пожалуй. – В стельку пьяный Витя, пошатываясь, побрел к выходу. Я кивнул на прощание и снова повернулся к своей новой знакомой, которая постепенно приходила в себя. Допив кофе, девушка окончательно успокоилась и я наконец узнал в чём дело.

Ее звали Наташа и она, оказывается, жила совсем недалеко от меня, через два дома. У Наташи была сестра Надя, на год ее моложе. Как-то раз Надя вечером возвращалась одна домой. Недалеко от дома она натолкнулась на Монаха, с которым было несколько ребят. Они затащили Надю в подвал и по очереди изнасиловали, причем сам Монах сделал это каким-то особым, на редкость гнусным способом. Каким именно Наташа объяснить не захотела и чуть было снова не разревелась.

В милицию Надя заявить побоялась, потому что Монах пригрозил зарезать. Дома кроме сестры никто не узнал о случившемся, поскольку мать у них умерла два года назад, а вечно пьяному отцу было все до лампочки. Однако Надя рассказала о случившемся своему парню, который был немногим ее старше и он при свидетелях громогласно обещал проломить Монаху голову. На другой день его сбила машина. Парень чудом остался жив и сейчас лежал в реанимации с трепанацией черепа и многочисленными переломами. Водителя, совершившего наезд, не нашли, но Наташа считала, что здесь не обошлось без Монаха, тем более, что он, как известно, промышлял угонами машин.

Сегодня в баре к Наташе подошел один из Монаховых шестерок и передал, чтобы она не смела никуда уходить, пока Монах с ней не поговорит. Девочка подозревала, что ее тоже изнасилуют, и дрожа от страха, ожидала своей участи. Однако дальнейшие события в корне изменили ситуацию и Монаха унесли из бара в бессознательном состоянии.

Слушая эту историю я, на время позабыв о своих горестях, глубоко раскаивался, что врезал Монаху только один раз, в то время как следовало переломать ему кости, дабы навсегда отбить охоту к подобным художествам. Мысленно я дал себе слово, что при случае посчитаюсь с мерзавцем.

– За меня ты можешь не беспокоиться, глупышка, но все равно спасибо. – Я был по-настоящему расстроган. – Монах свое получит! А пока, пойдем, я тебя провожу, нам по пути.

На улице стемнело. Ветер шелестел листвой деревьев, приятная прохлада освежала лицо. Машин на улице почти не было, а одинокие прохожие шли быстро и торопливо, как будто чего-то опасались. Надо сказать, что для этого у них были основания, так как наш район издавна пользовался дурной репутацией. Я полной грудью вдыхал свежий воздух и невнимательно слушая щебетание Наташи, которая уже совершенно успокоилась и шла рядом, доверчиво держа меня за руку. Сокращая дорогу, мы свернули в переулок, единственный фонарь в котором был давно разбит малолетними хулиганами. Бледный свет луны с трудом рассеивал окружающую темноту, а по обе стороны дороги высились мрачные громады старых домов. Было совсем поздно и лишь в некоторых окнах горел свет.

«Как здесь страшно» – прошептала Наташа и, задрожав, прижалась ко мне. Справа от нее послышался легкий шорох.

– Там кто-то есть, я боюсь. Олег, пойдем отсюда.

– Это кошка, – рассмеялся я, – успокойся.

– У меня такое чувство, что что-то случится!

В ее голосе слышался неподдельный страх. Невольно поддаваясь ее настроению, я прибавил шагу. Нельзя сказать, что я боялся,– но в этом глухом местечке действительно можно было нарваться на приключения, которых после бурно проведенного дня мне совсем не хотелось.

– Ничего, малышка, скоро придем...

– А, черт! Подожди минутку, – осторожно высвободив руку, я наклонился, завязывая на кроссовке развязавшийся шнурок. Неожиданно раздался рев мотора и Наташа дико закричала. Обернувшись, я увидел машину с погашенными фарами, которая неслась прямо на нас. Расстояние оставалось минимальное, в какую-то долю секунды я осознал, что шансов спастись почти нет. Схватив Наташу за плечи, я изо все сил швырнул ее в сторону и кинулся следом, в последний момент пытаясь увернуться от неминуемой смерти. Машина, все-таки, задела меня. Почувствовав острую боль в ребрах, я отлетел к стене и, ударившись головой обо что-то твердое, потерял сознание...

– Ну, как он там?

– Отрубился, падла! – кто-то сильно пнул меня ногой в бок.

– Тащи сюда телку. Сейчас этому козлу кости переломаем, а потом с ней займемся.

Я услышал сдавленный крик Наташи, тут же прервавшийся. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел неподалеку от себя Монаха с сигаретой в зубах. Рядом стоял один из шестерок, тот, кто меня ударил. Остальные толпились поодаль. Белобрысый парень в светлой ветровке крепко держал Наташу, зажимая ей рот рукой.

– Ничего, телочка, ничего, сейчас мы тебя растянем? – гнусно ухмыляясь, Монах подошел к Наташе и запустил ей руку под юбку. Она забилась, безуспешно пытаясь вырваться и все вокруг весело заржали.

– Норовистая кобылка, гладкая. Посмотрим какая к утру станет! – из груди Монаха вырвалось хриплое кудахтанье, которое должно было обозначать смех, – каждый по палке бросит, а потом ты нам станцуешь. Гы-гы-гы. – Монах разве что не подпрыгивал от радости. – Твой защитничек не поможет, он как мешок с говном валяется, а как очнется, так у него ручки с ножками переломаны будут. С Монахом ссориться не надо!

Я уже полностью пришел в себя и, с трудом сдерживаясь, выжидал удобного момента. Голова прояснилась и, не смотря на боль в боку и затылке, я чувствовал, что еще могу за себя постоять. Рядом с собой я ощутил какую-то длинную железяку и осторожно, чтобы никто не заметил, положил на нее руку.

Тем временем Монах вспомнил о моей персоне.

– Слышь, Лешка, возьми у Сени арматуру и посчитай ему косточки. Давай живее, не телись.

Приземистый коренастый парень с наголо выбритой головой отделившись от своих товарищей, неуверенно двинулся в мою сторону.

Живее, тебе говорят! – рявкнул Монах.

Поняв, что тянуть дальше нельзя, я изо всех сил ударил стоявшего рядом парня пяткой в пах и тут же вскочил на ноги, вертя над головой железяку. Первый удар пришелся в ключицу бритоголовому Леше, который завизжав, выронил арматуру и завертелся юлой на месте. Остальные в испуге отпрянули. Тут я заметил, как Монах, подавшись назад, с хищной улыбкой заносит руку для броска. В последний момент я резко отпрянул в сторону и брошенный нож лишь слегка задел плечо. Вниз по руке поползла теплая струйка крови. Взвыв от ярости, я врезался в толпу, нанося вокруг себя сокрушительные удары железякой. Мои противники опешили и с воплями стали разбегаться.

– Бей его! Он же на ногах едва стоит! – заорал Монах, благоразумно стоявший в отдалении, – кто убежит, кишки выпущу!

Он был прав, я действительно чувствовал себя отвратительно. Голова кружилась. Из разбитого затылка и распоротого плеча текла кровь, а ребра при каждом резком движении пронзала острая боль. Шакалы приободрились и начали осторожно приближаться ко мне. Я перехватил поудобнее железяку и приготовлен дорого продать свою шкуру.

В этот момент невдалеке от нас послышался вой милицейской сирены.

– Шухер, менты! – закричал Монах и первым бросился наутек. Его подручные не заставили себя долго просить и спустя несколько мгновений переулок опустел.

– Олег, ты жив! – ко мне со всех ног бежала Наташа. Я выронил из рук дубину и из-за внезапного приступа головокружения едва удержался на ногах.

– Спасибо. Я... я!!! – недоговорив, она спрятала лицо у меня на груди.

–Не надо, в крови измажешься, – слабо воспротивился я, из последних сил удерживая остатки сознания.

Вой сирены затих в отдалении. Оказывается Монах поднял ложную тревогу.

– Пойдем, поздно уже! – мне не терпелось добраться до кровати, но сперва нужно было отвести девочку домой.

Несколько десятков метров, отделявшие нас от Наташи– ного дома, растянулись в моем сознании на целую вечность. Увидев ее подъезд, я вздохнул с облегчением, пошатнулся и тяжело рухнул на землю, сильно ударившись разбитым затылком. В голове взорвался ослепительно-желтый шар, все вокруг потемнело и исчезло.

V Олег Селезнев

Когда я пришел в себя, было утро. Я обнаружил, что лежу на кровати в маленькой, чисто убранной комнатушке со светлыми обоями, а моя одежда, аккуратно выстиранная и выглаженная, сложена рядом на стуле. Слева я увидел стол, застеленный белой скатертью, на которой стояла простая глиняная ваза с букетом цветов. Чуть поодаль высился старенький секретер, посреди которого гордо восседал толстый пушистый кот непонятной масти. Заметив мой взгляд, кот лениво зевнул и отвернулся. Вероятно, по его мнению я не заслуживал особого внимания. Прямо напротив виднелось полуоткрытое окно с кружевными занавесками. В первый момент я никак не мог сообразить как сюда попал. Отбросив одеяло, я сел на кровати и спустил ноги на пол. Только сейчас я заметил, что левое плечо и голова у меня забинтованы, а на правом боку расплылся огромный кровоподтек. События вчерашнего вечера стали постепенно оживать в памяти. Я осторожно пощупал больной бок и убедился, что ребра целы. Туг я мысленно благословил своего тренера, заставлявшего нас в свое время делать «железную рубашку». Это довольно нелепое на вид упражнение делалось для укрепления костей туловища. Сняв пояса и куртки, мы под ритмичный счет сэмпая, подобно орангутангам били себя кулаками в грудь и по ребрам, чтобы закалить их и сделать менее восприимчивыми к ударам в спарингах. Я всегда относился к «железной рубашке» скептически, но вот вчера она сослужила мне хорошую службу. Впрочем, я не исключал возможности, что это могло быть простое везение.

Со скрипом отворилась дверь. На пороге стояла Наташа, встревоженно глядя на меня. Она была одета так же как и вчера в баре: в черную футболку и короткую юбку. Глаза ее покраснели, из чего я заключил, что Наташа не ложилась.

– Как ты себя чувствуешь? – она робко шагнула в комнату. Увидев хозяйку, кот тяжело спрыгнул на пол и принялся мурлыча тереться о ее ноги.

– Подожди, Кеша. – Девушка отстранила кота и присела на стул.

– Отлично чувствую! – Вспомнив, как свалился без сознания около подъезда, я подивился, как смогла эта хрупкая девушка втащить по лестнице стокилограммового бугая, раздеть, перевязать и уложить в постель. Глядя на это слабое, беззащитное и такое мужественное существо, я испытывал к ней почти отеческие чувства.

В комнату вошла другая девушка, на вид лет шестнадцати, одетая в скромное ситцевое платье.

– Это Надя, – Наташа улыбнулась сестре. Надя тихо поздоровалась. У меня сжалось сердце при виде ее худенького бледного личика со следами слез и бессонных ночей. В больших синих глазах девочки пряталась затаенная боль. Неожиданно вспомнилась наглая рожа Монаха и в глазах потемнело от ненависти. Должно быть я сильно изменился в лице, потому что Наташа испуганно вскрикнула и схватила меня за руку.

Тебе нужно лежать, Олег! Ляг, пожалуйста! Ну я прошу тебя!

– Ничего, малышка, все в порядке, – деланно засмеялся я, осторожно высвобождая руку. Ледяная ненависть переполняла все мое существо. Голова стала ясной и легкой, а боль, казалось, полностью исчезла. В считанные секунды в мозгу сложился дьявольски коварный и жестокий план устранения Монаха. Простым мордобитием тут было не обойтись, да и не заслужил этот подонок столь легкой участи. Его нужно вывести из строя всерьез и надолго и я знал как это сделать. Я опустил глаза, стараясь скрыть от девушек горевшую в них лютую злобу, но Кеша, с присущей животным чувствительностью все понял и, попятившись, негромко зашипел..

– Вы бы заварили чаю, девочки, – Я наконец справился с собой и криво улыбнулся, – залеживаться некогда, сегодня уйма дел.

Оставшись один, я торопливо оделся и, высунувшись в окно, закурил сигарету. На улице моросил мелкий дождь и несколько капель попало мне в лицо. В воздухе пахло сыростью. Я посмотрел на часы, которые чудом уцелели во время вчерашних приключений и обнаружил, что уже около одиннадцати. Чтобы провернуть за сегодня задуманное мероприятие, нужно было поторапливаться. Сделав несколько глубоких затяжек, я выбросил сигарету за окно и уселся на стул, дожидаясь чая. В глубине квартиры хлопнула входная дверь.

– А где Надя? – спросил я, когда Наташа появилась на пороге комнаты, держа в руках поднос.

Узнав, что Надя уехала в больницу к своему парню я несколько опешил, так как рассчитывал получить от нее информацию, которая была необходима для осуществления моего плана. Поглощенный кровожадными замыслами, я не сообразил тогда, что выяснять у бедной девочки где ее насиловали было бы крайне жестоко. Прихлебывая из чашки ароматный горячий напиток, я напряженно размышлял. Наташа что-то говорила, но ее слова почти не доходили до моего сознания.

– Слушай, а гриль сегодня работает? – невпопад брякнул я, чтобы как-то поддержать разговор.

– Не ходи туда! – в голосе девушки послышался страх, – Монах с Эдиком большие друзья и он наверняка скажет, что тебя видел!

– Большие друзья, значит, прекрасно! – я понял, что нашел выход, – ты у меня просто умница! – от избытка чувств я чмокнул Наташу в щеку. Не понимая в чем дело, она застенчиво улыбнулась и густо покраснела.

– Ты мне веришь?! – я крепко взял девочку за руку, заглядывая в глаза. – Ну так вот, я даю слово, что Монах больше ничего, никому не сможет сделать! Никогда!

Наташа ничего не понимая, удивленно и робко смотрела на меня...

Спустя двадцать минут я подошел к бару и пинком отворил дверь, на которой висела табличка «Санитарный час». По дороге я успел заскочить домой. Еще сидя на квартире у Наташи я вспомнил, что позавчера забыл отдать Рафику пистолет и сейчас он тяжело оттягивал карман моей ветровки. Посетителей внутри, естественно, не было, однако уборкой не пахло. Толстый Эдик, облокотившись на стойку, лениво таращился в телевизор, настроенный на коммерческий канал. «Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах, короче ты не достанешь!..» – на экране тряс телесами Витя Рыбин, солист популярной группы «Дюна». В душном, плохо проветренном помещении пахло какой-то кислятиной и непромытыми пепельницами. Свет, пробивавшийся сквозь разноцветные окна, падал пятнами на лицо Эдика, делая его похожим на жирного клоуна. На звук открывшейся двери Эдик медленно обернулся и, ехидно улыбаясь, воззрился на мою забинтованную голову:

– Ба, кого я вижу, наш герой пришел! Никак упал где? – по его хитрой гримасе я понял, что Эдик прекрасно знает как я «упал» и спрашивает просто, чтобы поиздеваться.

– Осторожнее надо быть, осторожнее, – продолжал он, расплываясь все шире и показывая гнилые, покрытые никотиновым налетом зубы.

В дверь робко просунулся помятый пьянчута и с надеждой посмотрел на бармена.

– Закрыто, не видишь что ли! – рявкнул Эдик и пьянчуга сконфуженно испарился.

– Ну а тебе так и быть налью, – барственным жестом он вытащил из под стойки полупустую бутылку и плеснул в стакан. – Лечись!

«Страна Лимония – страна без забот. В страну Лимонию прорыт подземный ход. Найди попробуй сам...» – вопил телевизор. Взглянув на довольную, откормленную ряху бармена, я подумал, что уж он то этот ход давно нашел.

– Вот что, родной, – сказал я отодвигая от себя стакан, – скажи мне лучше, где твоего друга Монаха найти можно. Взаймы я у него взял, вернуть надо!

– Монаха? – Эдик изобразил удивление. – Кто это такой?

– Сейчас объясню, – схватив бармена правой рукой за горло, я с силой ударил его головой об стену. Эдик захрипел, из носа потекла струйка крови и испачкала мне руку.

– Говори, сволочь! – прошипел я, чувствуя что теряю над собой контроль. – Говори, иначе башку расшибу. К таким подонкам у меня жалости нет!

Лицо полузадушенного бармена налилось синевой. Он молча разевал рот, как вытащенная из воды рыба. В уголках рта появилась пена. С отвращением оттолкнув Эдика, я правым «уракэном» ударил его по печени. Издав хриплый вопль, он рухнул на пол, корчась от боли. На мгновение я ужаснулся своей жестокости. В детстве, класса до шестого, я не мог ударить человека по лицу и не потому, что боялся, а просто не мог! Постоянные обиды со стороны одноклассников все-таки заставили меня давать сдачи, но я делал это с трудом, каждый раз переступая через себя. Занятия каратэ и служба во внутренних войсках избавили меня от этой слабости. Я научился быть жестоким к противнику в драке. Но вот сейчас я просто допрашивал с пристрастием человека, не имеющего возможности сопротивляться, делая это в лучших традициях НКВД и Гестапо.

– Я скажу, – просипел бармен. – Я все скажу, не бей, пожалуйста!

– Ну вот и чудненько, – я вздохнул с облегчением, – я Всегда знал, что ты умный мальчик. Только смотри, карапуз, не обманывай дядю!

– Андрей еще спит, – Наталия Николаевна, его мать, посторонилась, пропуская меня в квартиру.

– Никак не хочет подниматься!

– Ничего, сейчас разбудим, – я вежливо улыбнулся, – Вы извините, но он мне позарез нужен.

– Опять тренироваться пойдете? – она понимающе поджала губы и, ни дожидаясь ответа с чисто женской логикой прошептала, – ты знаешь, он жениться собрался!

Я остолбенело уставился на нее. Это была новость поистине неожиданная. В свои 28 лет Андрей считал себя закоренелым холостяком, менял женщин как перчатки, гордился своей свободой и на «женатиков» смотрел с легкой жалостью, как на неполноценных. А теперь, на тебе, сломался стойкий оловянный солдатик! Пока я переваривал это потрясающее известие, позади хлопнула дверь – Наталия Николаевна ушла гулять с собакой. «Ну и ну!» – пробормотал я про себя и шагнул в комнату.

Андрюха, сбросив во сне одеяло, вольготно раскинулся на кровати. Он громко сопел и чмокал губами, видимо смотрел приятный сон.

– Эй, старик, вставай! – я тронул его за мускулистое плечо с вытатуированной голубой русалкой. – Никакой реакции!

– Вставай, тебе говорят! – я тряхнул сильнее. Андрей что-то бормотнул спросонья и перевернулся на другой бок.

– Рота, сорок пять секунд подъем! – завопил я изо всех сил, сложив руки рупором и приставив к его уху.

– А, что, Где! – Андрей как подброшенный пружиной вскочил на кровати и ошалело затряс головой.

– Тьфу, придурок, – выругался он, узнав меня. – Так и заикой остаться можно.

– Хватит дрыхнуть, дело есть, – я всунул в рог сигарету и чиркнул зажигалкой; – Споласкивай морду, ставь чайник и поговорим.

– Что-нибудь серьезное?

– Да, сейчас Коля подъедет.

Послышался звонок в дверь.

– А вот и он, иди умывайся, я открою.

* * *

Заброшенное бомбоубежище, в котором собиралась шайка Монаха, располагалось в подвале старого, трехэтажного дома, неподалеку от Гриль-бара. Обычно они приходили туда по вечерам, но сегодня, в воскресенье, если верить Эдику, они должны были появиться в середине дня. В воскресенье банда решала организационные вопросы, намечала план действий на следующую неделю и пьянствовала в интимном кругу.

В подъезде ветхого, построенного еще при Сталине дома пахло сыростью и кошачьей мочей. Я вытащил пистолет и спустил предохранитель.

– Вы все запомнили?

Андрей молча кивнул.

– Конечно, расплылся в улыбке Коля, – что ты нас за дураков считаешь?

Я с удовольствием и некоторой завистью оглядел его могучую фигуру. Великолепно развитые мышцы до предела растягивали ткань старенькой черной футболки. Ему было жарко, и на лбу блестели капли пота. «Прямо Шварценеггер», – подумал я, – только вот лицо очень добродушное.

– Ну если так, то пойдем, – я двинулся вниз по ступенькам, – да, Коля, смотри сверток не потеряй!

Резиденция монаховой шпаны находилась в самом дальнем помещении бомбоубежища и представляла собой некий гибрид «качалки» с воровской малиной. В углу висела боксерская груша, а рядом с ней были сложены две штанги и несколько гирь. Судя по покрывавшему их толстому слою пыли, наши друзья спортом не злоупотребляли. У противоположной стены виднелась ржавая пружинная кровать с грязным матрасом. Видимо на ней и насиловали Надю. Сейчас, к счастью, кровать была пуста. Под потолком горела лампочка в проволочном абажуре. В ее свете были видны развешанные по стенам кооперативные плакаты с изображениями культуристов, Брюса Ли и голых баб. Посреди помещения стоял деревянный стол, вокруг которого сидели на перевернутых ящиках монаховы шакалы во главе с шефом. Все пили водку и чем-то закусывали. На скрип открываемой двери они обернулись, удивленно возрившись на нас.

– Привет, козлы! – я шагнул вперед, держа пистолет на уровне груди. – Встать, руки за голову!

Толкаясь и толпясь как бараны, они поспешно повскакивали на ноги, завороженно глядя в дуло моего «Вальтера». Один из них случайно столкнул бутылку, раздался звук бьющегося стекла.

– Руки не опускать! Стоять смирно! Андрей обыщи гадов! Все вели себя как паиньки пока Андрей шарил у них по карманам. Лишь один, белобрысый, который вчера держал Наташу, попробовал сопротивляться, но получив короткий хук в челюсть без сознания рухнул на пол. Через несколько минут обыск подошел к концу. На столе высилась груда кастетов, велосипедных цепей и несколько ножей.

– Коля, собери эту дрянь, на обратном пути выбросим.

Я слегка поморщился. Сильно разболелась голова и я понял, что нужно закругляться.

– Всем встать к стене, руки не опускать. А ты, Монах, иди сюда. На Монаха было жалко смотреть. Весь его апломб бесследно исчез, губы дрожали, лицо покрылось каплями пота, а глаза затравленно бегали из стороны в сторону. Хрипло дыша, он неуверенно сделал маленький шаг вперед.

– Давай, давай, топай ножками, – подбодрил его я, – Ближе, еще ближе!

Боль в голове неожиданно утихла. Холодная ненависть переполняла душу и я не чувствовал ни капли жалости к этому подонку. Перед глазами встало бледное измученное личико Нади и я с трудом удержался, чтобы не нажать курок. Монах приблизился и остановился на расстоянии двух шагов.

– Что ты хочешь со мной сделать? – его голос напоминал скулеж подбитой шавки.

– Сейчас узнаешь! – я резко выбросил вперед правую ногу. Монах, согнувшись пополам, свалился на бетонный пол.

– Коля, приготовь угощение!

– Смотрите внимательно, щенки, обратился я к остальным, которые не опуская рук, смирно стояли вдоль стены. – Вы думаете, что эта скотина – супермен, этакий Робин Гуд районного масштаба? Впрочем вряд ли вы можете думать, ведь у вас нет мозгов, да и кто такой Робин Гуд, наверняка не знаете. Черт с вами, дело не в этом. Сейчас вы увидите, что ваш шеф – сявка, петух, которому место под нарами, и с которым ни один уважающий себя блатной вместе за стол не сядет, даже если очень захочет есть. Коля тем временем брезгливо развернул принесенный с собой сверток и положил на пол перед лицом Монаха, который пришел в себя и уже не лежал, а стоял на четвереньках. В свертке находился кусок собачьего кала.

– Ты хочешь жить! – обратился я к Монаху, наведя ему в лоб дуло пистолета.

Он беззвучно разевал рот, с ужасом глядя на меня.

– Говори, сволочь! – я пнул его ногой в лицо.

– Да, – прошептал он разбитыми губами.

– Тогда ешь!

– Что это, что это – бормотал Монах, с отвращением и страхом глядя на «угощение».

– Это говно, – терпеливо объяснил я, – и ты, сука, будешь сейчас его жрать!

– Нет! – в голосе Монаха появились решительные нотки. – Нет, нет, нет! – завопил он в истерике, распаляя себя и черпая в крике мужество. Я молча ждал пока он успокоится. Наконец вопли стали стихать.

 – Это твое последнее слово? Ну что ж, тогда ты сдохнешь. Медленно подняв руку, я тщательно прицелился чуть левее его головы и плавно нажал спуск. Оглушительно грохнул выстрел. Пуля ударила в бетонный пол и срикошетила, к счастью никого не задев. Монах тряс головой. Взгляд его  сделался совершенно безумен. Жри, – повторил я. – В следующий раз не промахнусь.

Ничего не соображая от страха он взял с газеты кусок и медленно поднес ко рту. Я почувствовал острый приступ тошноты.