Текст книги "Война для Господа Бога"

Автор книги: Илья Тё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Более чем, – ответствовал советник и с видом уязвленной гордости удалился.

Теперь Трэйт с Гором остались вдвоем. После ухода Сабина в воздухе повисла пауза. Трэйт пребывал в раздумье, а Гор молчал, не решаясь тревожить командира.

– Чего тебе? – не выдержал наконец, Трэйт.

– У меня предложение.

– Ага, перед совещаниями я должен обсуждать вопросы стратегии еще и с тобой? – сверкнул глазами старый дацион.

– Никак нет, сэр, у меня другое. Мы на марше уже много дней. Я иду вместе с армией, и раскойновка сервов приостановлена. На пройденных землях остались сотни тысяч рабов. А впереди, ближе к Бронвене – еще больше. Сейчас, когда крупных сил противника нет в Боссонской марке, я хочу предложить следующее: мне незачем тащиться с вами на штурм Бронвены. Дайте мне сопровождение, и пока вы будете брать город, мы прогуляемся по округе, будем освобождать усадьбы и школы, снимать ошейники, освобождать людей. А после взятия города я присоединюсь к основным силам и начнем раскойновку горожан.

Трэйт немного подумал, потом хлопнул Гордиана по плечу.

– Это дело, – согласился он. – Только будь осторожен. Для нашей борьбы ты дорог как никто другой. Пойдешь с Брандом. Можешь взять кого-то из своей роты, только смотри, чтобы и для пушек люди остались. Да, и пусть Бранд зайдет ко мне. Дам ему пару указаний насчет вашей прогулки. Это все?

– Почти, – помялся Гордиан. – У меня есть еще один вопрос – о Лисии. Во время авеналий, когда я выкрал ее из дома лорда Хавьера, Никий отвел ее к бывшей лавзейской фаворитке, госпоже Мие. Вы должны помнить эту женщину, она вольноотпущенница лорда Брегорта. Я знаю, что у Палат равных в городе есть глаза и уши, и я хотел спросить, можно ли узнать что-нибудь об их судьбе?

– Тебя кто больше интересует, старая фаворитка нашего лорда или твоя Лисия? – усмехнулся командир. – Ладно, понимаю, но сказать я мало что могу. Известно, что после начала восстания самого Брегорта арестовали в столице как хозяина мятежного поместья за недосмотр. Как у нас водится, могли арестовать и его вольноотпущенников, и его вассалов, и приближенных сервов, что находились в этот момент в городе. Мия также должна была попасть под гребенку. Однако узнать это точно мы сможем только через несколько дней, когда окажемся в Бронвене.

С другой стороны, я знаю, что у Брегорта под Бронвеной есть еще одно поместье. Скорее даже загородный дом, вилла, которую он купил именно для своей вольноотпущенницы – госпожи Мии. Бранд знает где это, он покажет. Отправляйся туда, а я попробую найти ее в городе, обещаю. Только не очень-то обольщайся. Время смутное, мало ли что могло случиться как с арестованным шательеном, так и с его бывшей фавориткой. Еще пожелания есть? – Гор помотал головой. – Тогда топай, у меня много работы.

* * *

Гор настоял, чтобы его небольшой отряд двигался по возможности скрытно и быстро, дабы вести об их продвижении дошли до места следования по возможности позже. Местом этим была названная Трэйтом небольшая загородная вилла лорда Брегорта, а целью, несомненно, его фаворитка Лисия. Чтобы Гордиан не говорил Трэйту о необходимости освобождения сервов на юге Боссонской марки, лично Гора интересовало сейчас совсем другое.

Да, избиение шательенов, пылающие усадьбы и школы, разорванные и сброшенные хомуты – все это будет, но только после того, как он сможет коснуться своими руками ее нежной кожи и прижать ее милое лицо к своей груди. А все остальное пусть идет к черту!

Безусловно, отчаянная попытка отыскать девушку в пылающем горниле сервской войны, захлестнувшей Боссон, была сродни безумию. В своем прошлом – сытом прошлом могущественного демиурга, создателя миров и владельца сотен обширных гаремов, великий Тшеди Гордиан Рэкс никогда бы не решился на подобную авантюру всего лишь из-за женщины… Рискнуть своим бессмертием из-за женского тела и взгляда прекрасных глаз? Увольте!

Однако сейчас – все было по-другому. Тот старый, обернутый в ассигнации кредитных билетов и глянцевую бумагу мир канул в прошлое вместе с последним писком клонической машины, и его новая жизнь – единственная настоящая жизнь смертного существа – требовала иных стандартов и иных ценностей!

Впервые в жизни он был готов сказать другому человеку: «Люблю!» и… почувствовать любимым себя. Почувствовать любимым не как демиург, технобог и рабский «хозяин», а просто как Гор, как мужчина, как смертный, как человек…

Как бы там ни было, по всему выходило, что Фехтовальщик опять солгал своему командиру, поскольку бросить армию и мчаться по пыльным дорогам Южного Боссона с маленьким отрядом его заставило вовсе не желание снимать ошеники и освобождать рабов. По крайней мере, не только оно. Самому себе Гор честно признавался: он едет – за Лисией!

По словам Бранда до загородной резиденции лорда Брегорта от Ташской долины, где они расстались с основными силами Армии Свободы, было почти столько же, сколько и до Бронвены – один-два дня пути. Отряд ехал уже целый день, сделав лишь остановку на небольшой привал четыре часа назад. Скакали по узкой грунтовой дороге, не обращая внимания на бредущих навстречу путников и купеческие подвозы. Для большей конспирации Гор приказал даже снять с предплечий синие повязки, а с треуголок и шлемов – банты, которыми щеголяли повстанцы. Не отвечая на вопросы и оттесняя грудью своих скакунов полицейские разъезды к обочине и в канавы (не причиняя, впрочем, никому вреда), они мчались вперед.

Еще оставаясь в лагере, Гор отобрал из пятой артиллерийской роты двадцать человек, которые должны были стать ядром его собственного отряда. Что ни говори, а ормская рота пушкарей, выделенная ему Советом виликов, подчинялась новоявленному пророку чисто формально, а звание лейтенанта было простой фикцией. Пока Гор оставался с Армией Свободы, он продолжал зависеть от руководства восстанием во всем, причем не только в своих действиях, но даже в собственном материальном обеспечении и охране.

Поэтому еще в Кербуле Гор четко определил для себя, что для реализации собственных планов вне зависимости от того, будут ли они связаны с делом восстания или нет, ему необходима личная независимая вооруженная сила. По крайней мере свой собственный небольшой, но преданный и хорошо подготовленный отряд.

Ему не дали его добровольно? Что ж, он сколотит такой отряд сам.

Самсон, узнав, что Тринадцатый пророк отправляется очищать поместья и школы Южного Боссона от ненавистных ошейников и, таким образом, освобождает его от своего присутствия в роте, наверняка обрадовался, но виду не подал. Гор знал, что является в некоторой степени обузой молчаливому, но дисциплинированному офицеру и потому был даже рад тому, что избавляет человека от лишних хлопот. Молча подписав все бумаги, Самсон отрядил два десятка бойцов в свиту Гора, и тот пожал ему руку. Коротко попрощавшись таким образом, Гор в сопровождении своего небольшого эскорта, возглавляемого неразлучными Никием и Рашимом, отправился в часть лагеря, где разместились Бранд и его железнобокие головорезы.

Для сопровождения Гора из своего «спецназов-ского» батальона Бранд выделил сто пятьдесят человек, которых возглавил сам, оставив в лагере в качестве предводителя боссонского отряда старину Карума. Ребята Бранда при этом в дополнение к своим знаменитым лукам-юми прихватили еще и мушкеты, ведь прогулка могла быть чревата открытыми столкновениями, а не только лихими ночными налетами, для которых предназначались боссонцы.

Сборы были скорыми, однако в центре лагеря, на небольшой открытой площадке, где размещались также палатки Трэйта, Рихмендера и других старших командиров, Фехтовальщика неожиданно встретил Сабин. Увидев вышедшего навстречу вилика, Гор натянул поводья, остановился и из уважения к старшему по званию командиру, спрыгнул с лошади.

– Советник? – произнес он, когда вилик приблизился.

– Да, Гор – хмуро ответил тот своим хорошо поставленным и как всегда глубоким, проникновенным голосом. – Я только что узнал, что ты не идешь с армией на Бронвену. И как всегда, никто не счел необходимым поставить в известность об этом меня, как представителя Совета. Итак, куда направляешься?

Гордиан в нерешительности покачал головой. Чтож, подумал он, придется врать еще и Сабину.

– По усадьбам, – неопределенно ответил Фехтовальщик, – по школам, по маленьким городкам и хуторам, где есть сервы. Мы едем снимать ошейники и убеждать людей присоединиться к армии. Я ведь новый Пророк, если вы помните, «Освободитель». Нужно поддерживать репутацию.

– Да, да, – согласился вилик. – Однако не следует забывать, что религиозному догматизму подвержены в основном сервы местного, эшвенского, происхождения. Множество рабов из числа клонов воспринимают тебя не как божественного посланника, а просто как необычного человека, способного дать шанс на освобождение, без религиозной или мистической подоплеки этого акта. Так что тебе следует быть осторожным. И не нестись сломя голову неизвестно куда, поставив под угрозу все дело восстания всего лишь из-за наложницы, пусть и прекрасной. Лисия хороша, но лучше ли она, чем свобода для миллионов страждущих? Думал ли ты об этом, хм, «Освободитель»?

– Лисия? – немного смутившись, Гор покачал головой. – Похоже, мои скрытые желания известны всем в нашем лагере.

– А чего ты ожидал? Половина офицеров Лавзейского полка – бывшие дационы и консидории нашей школы. И они прекрасно осведомлены о твоем отношении к Лисии Лавзейской. То, что рядом находится загородный дом Брегорта, также общеизвестно. Ты уезжаешь. Остальное не трудно додумать.

– Тяжелый случай. Надеюсь, поиск девушки не бросает тень на мой авторитет освободителя рабов?

– Думаю, не настолько, чтобы люди перестали оставаться благодарны тебе за снятые ошейники. И все же… все же тебе следует быть осмотрительнее. Твои способности для дела восстания – это дар, который невозможно переоценить. Об отъезде Гора Фехтовальщика знает слишком много людей. А вдалеке от лагеря может случиться всякое. Один удачный пистолетный выстрел или удар шпаги может положить конец всем нашим надеждам.

– Вы напрасно беспокоитесь, советник, – возразил Гор. – Моя жизнь, прежде всего, дорога мне самому. И… Вы ведь не собираетесь запретить мне выход из лагеря? Трэйт сказал…

– Да плевать мне, что сказал твой Трэйт! – внезапно резко вспыхнул Сабин. – Трэйт, Трэйт, со вчерашнего дня все носятся с его именем как с писаной торбой. Совет виликов правит Армией и освобожденным Боссоном, помни это. Этот факт – единственная реальность, в которую мы должны верить и которой должны отдавать свои силы в служении нашему правому делу!

Сабин пересел на своего любимого конька – блистательную демагогию, и Гордиан невольно скривился, ведь время поджимало. За спиной бывшего демиурга, на некотором отдалении, лошади его спутников нетерпеливо били подковами по утоптанной земле. Заметив невольное выражение лица у своего собеседника, Сабин раздраженно примолк, но затем снова улыбнулся и продолжил:

– Послушайте, Гор, – советник неожиданно перешел на «вы», что удивило Гордиана, поскольку до этого Сабин «выкал» только виликам, – Трэйт оскорбил меня своей невнимательностью к моему рангу и своим неуважением. Думаю, мне незачем более оставаться с нашей Армией, по крайней мере до тех пор, пока она возглавляется этим человеком. Дружбе конец! К тому же основные силы врага в Боссоне разгромлены, и взятие Бронвены – дело предрешенное. Думаю наш гениальный «полководец» справиться с этой чисто военной задачей и сам, без поддержки Совета в моем лице. В общем и целом, если говорить коротко, сейчас я хотел бы отправиться с вами.

Гордиан смутился: иметь в качестве провожатого Сабина было последним, чего он жаждал при обделывании личных делишек.

– Вам известно, что я отправляюсь не только снимать ошейники и жечь усадьбы, – возразил он, – но и вернуть Лисию. Неужели вам не жалко тратить свое время на погоню, как вы сами сказали, «всего лишь за наложницей», гетерой.

– Я прекрасно знаю, на что мне жалко тратить свое время, а на что нет – несколько холодно заметил Сабин. – Если вы нуждаетесь в этой наложнице, что ж побегаем и за наложницей. Необходимость моего пребывания в настоящий момент именно с вашим отрядом, а не с вояками этого грубияна я вижу в другом. Вы станете снимать ошейники, и освобожденным сервам понадобится слово Совета, чтобы определиться с тем, что им следует делать с обретенной свободой. Мое слово, вы слышите, Гордиан? Слово о нашей борьбе и о нашем будущем! Я обеспечу поддержку этому рейду и заставлю сервов из освобожденных поместий присоединяться к восстанию. Лишним не буду, поверьте на слово. Что же касается ваших личных дел, то у меня нет к ним претензий. Учитывая важность вашей персоны для общего дела восстания, на многое, думаю, можно закрыть глаза. Я смогу убедить Совет виликов, что ваша привязанность к Лисии нисколько не вредит войне за свободу сервов Эшвена. Вы даже сможете оставить девушку при себе, если, конечно, мы сумеем ее отыскать. Я предлагаю вам свою помощь и свою поддержку. Вот моя рука – что скажете?

Гор протянул руку в ответ и пожал своей узкой юношеской ладонью пухлую кисть вилика. Обалдеть можно, какая честь.

– Ну что ж, – сказал он, понимая, что уж кому, кому, а лично ему советника не переубедить. Да и нужно ли, если тот не против помочь отыскать Лисию. – Тогда собирайтесь. Вместе с Брандом я жду вас у западной стражи.

Сабин кивнул, показывая, что разговор окончен, и быстрым шагом направился к своей палатке. Спустя полчаса они уже бок о бок с Сабином скакали по узкой проселочной дороге и мило беседовали. Пожалуй, и в голову бы никому не пришло, что еще совсем недавно один из них заправлял огромным поместьем, а другой корчился в этом поместье в карцере, страдая от побоев. Перемена, произошедшая в отношении Сабина к его, Гордиана, скромной персоне не переставала удивлять последнего своей внезапностью и кардинальным характером.

Весь период с начала восстания Сабин, считая себя одним из его несомненных лидеров, обращался к Гору точно так же, как и ко всем сервам, вышедшим из Лавзейского поместья и школы, то есть вежливо, но с чувством невыразимого внутреннего превосходства, доходящего порой до плохо скрытого презрения. По отношению к Фехтовальщику это чувство скрашивалось лишь осознанием уникальной одаренности этого раба, его нужности делу восстания и потенциальной незаменимости.

При этом Сабин, в отличие большинства сервов более низкого ранга, был лишен каких-либо иллюзий мистического характера относительно способностей Гордиана уничтожать энергетический заряд и сжигать начинку койнов, поскольку, как и большинство виликов, был человеком образованным, свято верил в науку и прекрасно знал, как устроен электронный ошейник.

Даже великий Двенадцатый апостол, он же Господь Хепри, он же первый Его Величество Единый Король Эшвена, предшественник Бориноса на бургосском престоле, являлся для Сабина не богом и не демоном, а представителем какой-то более высокой цивилизации и обладателем неизвестных Эшвену технологий – не более того. Тем более контрастной казалась перемена, произошедшая с бывшим виликом при обращении с Гором. Он теперь не только «выкал», обращаясь к нему, но и вообще относился со всяческим пиитетом, вплоть до пожатия руки и отдачи чести при прилюдной встрече или публичном прощании.

Единственный раз, когда они удосужились перекусить на привале, Сабин даже снизошел до того, чтобы разделить с Гордианом и его офицерами скудный походный стол, чего ранее никогда не случалось.

Прогресс одним словом! Пропагандируемые свобода и равенство в действии – ни больше, ни меньше. Тем не менее Гор не обольщался и старался не думать о Сабине как о друге. Все-таки вилик – он вилик и есть, хоть и бывший. Вертухай, одним словом.

Все три дня скачки они подъезжали к поместьям, лихо влетали в широко распахнутые ворота, не слезая с коней сгоняли из бараков людей на площади и провозглашали их свободными. Затем Фехтовальщик снимал ошейники и сервы учиняли пир в честь освободителей, выкатывая бочки с вином, пивом и особо ценимым Брандом зеленым бренди-тинзой, который Гордиан на дух не переносил.

Да, повсюду их встречали с ликованием. И практически нигде они не видели ни шательенов, ни мало-мальского сопротивления. Благоразумные собственники поместий и школ заблаговременно предупрежденные о приближающейся войне с сервами резво сваливали на юг, подальше от ареала восстания. А оставшимся без присмотра сервам не-зачем было сопротивляться вестникам свободы, каковыми чувствовали сейчас себя Гор со товарищи. Более того, в нескольких местах, наслышанные о магических способностях электричества по деактивации хомутов, Гора и его отряд встречали люди с уже «сожженными» ошейниками и с самопровоз-глашенной свободой. Гору оставалось только расстегнуть бездействующие, но неразрушимые оковы и позволить людям сорвать их с шеи. Казалось бы, мелочь, однако, когда он уезжал, люди валились наземь пачками, как трава от ветра и, что греха таить, было приятно осознавать свою значимость и свою способность делать людей счастливыми в таких огромных количествах.

В общем, пока все шло славно. А на десятый день пути пришло известие, что Бронвена пала, и Сабин, считая свою миссию исполненной, отправился с незначительным сопровождением в сторону боссонской столицы.

– До свиданья, мой друг, – сказал он Гордиану на прощанье и горячо обнял его. – Заканчивайте свои дела и приезжайте в нашу новую столицу. Я буду вас ждать.

Фехтовальщик кивнул. Неистовое уважение и столь откровенно демонстрируемая дружба такого известного лидера Партии равных, как Сабин, по-прежнему удивляли его, но за эти дни он успел к ним привыкнуть.

– Я тоже, – просто ответил Гор.

– Да здравствует Республика Равных! – Сабин сжал кулак.

– Да здравствует Свобода. – И Гор сжал свой.

Сабин уехал, а утром одиннадцатого дня отряд Гордиана и Бранда выехал к вилле Рэя Брегорта.

Глава 7
Боже, храни Короля!

Трэйт ошибся. Гарнизон Бронвены не стал запираться ни в укрепленных частях центра города, ни занимать позиции на готовых бастионах оборонительной линии. Узнав о страшном поражении своего сенешаля, габелары оставили казармы и в полном составе отбыли на юг, к Риону, где Боссон заканчивался и начинались земли Артошской марки.

Вести о неудачном для королевских войск сражении благодаря конной почте достигли города раньше, чем туда прибыли сами незначительные остатки корпуса возмездия и лично генерал Жернак. Воспользовавшись этим, габелары тихо ушли, не желая умирать на стенах боссонской столицы и не дожидаясь однозначного приказа к обороне города от своего сенешаля.

Жернак пребывал в ярости, однако крыть ему было нечем. В отсутствие сенешаля командир гарнизона мог сам принимать решения, а никаких инструкций на случай поражения генерал ему не оставлял. Да и кому всего несколько дней назад даже в самом кошмарном бреду могла прийти в голову сама мысль о поражении от сервов?

Однако после ухода гарнизонных войск ситуация стала катастрофической. Работая в бешеном темпе, Жернак собрал всех солдат, кто после сражения вернулся в Бронвену, а не отправился домой, а также всех годных к военной службе свободных граждан. Исключая разве что шательенов, для которых его указы мало что значили. В результате несчастный сенешаль «наскреб» от силы тысячи две никуда не годных вояк. Они были либо слишком подавлены морально (как собранные им с поля Ташской битвы солдаты), либо совершенно не имели представления о воинской выучке и дисциплине, как рекрутированные горожане.

Трэйт подошел к городу всего через восемь часов после прибытия Жернака и спустя всего сутки после ухода гарнизонных войск и сразу выслал парламентеров.

В своих мечтах Жернак множество раз обыгрывал эту ситуацию и был уверен, что немедленно вздернет сервов, посмевших обращаться к нему с требованием о сдаче его столицы. Однако после бессонной ночи, бешеной скачки и, как выяснилось, бесплодной работы по подготовке обороны такое вызывающее поведение по отношению к представителям победителя уже не казалось ему столь дерзким и показательным поступком, как еще совсем недавно. С двумя тысячами никуда не годных бойцов оборонять крупнейший город северной части эшвенского континента представлялось просто не невозможным. Жернак не был идиотом и прекрасно понимал бессмысленность подобной попытки.

После недолгих переговоров город был сдан. С огромным караваном из свободных жителей Бронвены, взявших с собой пожитки и наиболее преданных рабов, согласившихся уйти с хозяевами, прихватив золотую казну марки, но оставив нетронутыми военные арсеналы, Жернак покинул столицу.

Мимо тракта, по которому двигался караван беженцев, стройными рядами стояли сервы, держа наизготовку мушкеты и пики, а перед их строем, гарцуя на белом жеребце победителя, беглецов провожал взглядом рабский полководец. Жернак осмелился остановиться и посмотреть на него. Внимательным взором теперь уже бывший сенешаль обежал могучую фигуру своего противника. Закрытую золоченой кирасой широкую грудь, простое крестьянское лицо и мудрые, суровые глаза. Сильный враг. Боже, храни короля!

И старый эшвенский генерал, подняв правую руку… отдал честь. Затем круто развернулся и поскакал догонять свою немногочисленную пехоту.

Трэйт мысленно посочувствовал генералу. Несмотря на всеобщее упоение победой, дацион признавался самому себе, что блистательной викторией на Ташских болотах он обязан не собственному военному гению и не бездарности сенешаля как полководца, а невероятному стечению обстоятельств и идиотизму гвардии.

Армия Свободы оказалась более дисциплинированной, отлично выполнила тактические маневры и проявила взаимодействие различных родов войск, но – не более того. Если бы Жернак наплевал на гвардейцев и не бросился сломя голову спасать свою кавалерию, он имел бы время выстроить пехоту надлежащим порядком, и кто знает, чем бы обернулся тот день. Припоминая крутой нрав кардинала и бесноватый темперамент Его величества, старика Жернака вряд ли теперь ждет в Бургосе горячий прием. Хотя, может быть, и горячий, учитывая традиционную привычку нашей Апостольской церкви не просто рубить нарушителям своей священной воли головы, а делать из них горелое барбекю, публично прожаривая на костре.

Ладно, к черту генерала, на войне как на войне!

Пропустив вперед только небольшой кавалерийский авангард, Трэйт возглавил торжественное вступление Армии Свободы в город и первым въехал в широко распахнутые ворота.