Текст книги "Госпитальер и Призраки Льда 2"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Дышать надо спокойнее, тише. И предпочтительно не шевелиться.

Не шевелиться – это труднее всего. Хорошо еще, что специализированный маскировочный костюм «Охотник-5» предусмотрен как раз на такие случаи жизни, и не забывает наблюдать за организмом, массировать тело и восстанавливать кровообращение.

Ожидание тянулось уже вторые сутки. Если разобраться, это не так и много. Другим приходилось валяться бревном и по неделе.

Неделю, конечно, Сомов не выдержит. Неделя – это очень долго. Это очень нудно. Это очень тягостно. Для такого подвига требуется колоссальное терпение, а оно и так уже начинает предательски истощаться. Но госпитальер чувствовал – вот-вот свершится! Еще чуть-чуть… Ничто не намекало на скорый успех, но предчувствиям с некоторого времени он верил.

Маскировка «Охотника-5» делала человека неотличимым от желто-зеленых зарослей кустов, которыми густо порос холмистый бережок. Мясистые, полосатые листья касались темно-синей, пузырящейся болотной жижи. Сами Дарьялские болота уходили вдаль, к взгромоздившимся на горизонт горам Аль-Каир.

У Сомова начала затекать нога, биодиагност комбеза уловил непорядок, и кожу закололи тысячи иголок. Осторожно, боясь лишнего шума, госпитальер пошевелился и сменил позу. Вытянул ноги. Перевел дыхание. Скосил глаза на часы.

Минуты текли медленно, но госпитальер научился ладить со временем. Оно перестало тяготить его.

Тишина стояла какая-то оглушающая, исключительная даже для Дарьялских болот. Казалось, мир плотно обернут ватой, которая гасит все звуки. Даже синяя поверхность болота пузырилась беззвучно. Не было ни дуновения ветерка, ни шороха листьев, ни мягкой поступи зверя. И пузыри какие-то неправильные, не лопающиеся с терском, как положено, а неторопливо тающие в воздухе.

Ватная тишина. Ее нарушали лишь слабые звуки дыхания и биения сердца. То, что надо!

Время близилось к полудню, а температура подползла к тридцати восьми градусам. Однако госпитальера жара не трогала нисколько, климатконтроль маскировочного костюма поддерживал для своего хозяина идеальный тепловой режим.

– Ку-а-а-а, – пронесся протяжный вопль. Это не болотные лягушки. Это два малазийских ворона, неторопливо круживших в голубовато-зеленом небе. Они походили на помесь птеродактиля с бараном – чудовища с трехметровым размахом крыльев, покрытые черной курчавой шерстью. Опасности они не представляли никакой. Опасны были земляные химеры, но их здесь не видели уже лет пять, они мигрировали далеко на юг.

Будто убоявшись своей дерзости, вороны замолкли и устремились прочь…

Госпитальер немножко сдвинулся вправо и погладил гладкий металл своего оружия. У него продолжала крепнуть ничем не обоснованная уверенность, что сегодня оно понадобится.

Он вздохнул поглубже. И тут вдруг в мозгу как-то жестяно прозвучало: «Сейчас!»

Да, это должно было произойти именно сейчас.

Внутри существа госпитальера стало как-то пусто и гулко. И забарабанившее сердце звучало отчаянно и глухо.

Секунды растянулись. Одна… Другая… Третья…

И вот свершилось долгожданное!

Синяя масса болота в полусотне метрах от спрятавшегося наблюдателя вздыбилась – все так же беззвучно, но угрожающе. Будто в глубине заворочался, просыпаясь, дремавший тысячелетия заколдованный титан.

По поверхности пошли пузыри, они становились все больше и больше, все так же беззвучно растворяясь в воздухе.

Неожиданно все затихло, улеглось. На несколько секунд…

А потом поднялся куполом, стал раздуваться, расползаться огромный черный пузырь.

Вот оно!

Безумное ликование охватило госпитальера. Он дождался! И ждать пришлось недолго – чуть больше суток. Новичкам везет! Теперь нужно действовать мягко и аккуратно, чтобы все не испортить в самый сладостный миг…

Черный пузырь раздулся до размеров пассажирского гравибуса. И лопнул с резким громким хлопком, который показался взрывом гранаты.

По синей поверхности пошли волны, вырвалось из болотного плена, взметнулось искрящейся горстью золотых и серебряных монет переливающееся тело. Из пучины возник сказочное, похожее на древнего китайского дракона существо. Его голова была украшена непропорционально большим гребнем, постоянно меняющим форму. Огромные, умные, на выкате глаза оглядывались настороженно. Это был аль-каирский пузырчатый змей, одно из самых прекрасных существ Галактики.

Он повел из стороны в сторону головой, пытаясь понять, не нарушит ли что-то его драгоценный покой. И изящно заскользил, то утопая, то вновь поднимаясь из болота.

Голова у Сомова шла кругом, восторг овладел им и не собирался отпускать еще долго. Это был звездный час!

Оружие активировалось. И давно уже захватило цель…

СТ-фиксатор улавливал каждое движение сказочного зверя. Сомова пьянила мысль, с какими лицами будут просматривать в клубе «Дракон» эту запись.

В этом самом клубе было еще полсотни таких же сумасшедших, которые были готовы сутками пролеживать в зарослях у болота и ждать со стерофиксатором того мига, когда осторожный, боящийся малейшего шороха пузырчатый змей соизволит предстать перед человеческими глазами. Госпитальер пристрастился к этому занятию три года назад. И за это время превратился в настоящего фанатика такого времяпровождения.

Миг встречи с таинственным и прекрасным созданием сторицей вознаграждал за все тяготы охотничьей жизни. Потом будет обсуждение сделанной стереозаписи. И Марко Холлинг съест свою вызывающую шляпу. Он уже полгода доставал всех, заставляя восхищаться записью – на ней, снятые с расстояния в полкилометра, мелькала спина и часть гребня змея. А тут змей рядом – рукой подать. И его можно со вкусом рассматривать во всех подробностях. Такой отличной записи давно не делали. Теперь главное не спугнуть его. Не дышать, не шевелиться. Только легкими нажатиями на сенсоры корректировать запись.

Змей сделал круг, гордо подняв голову, и начал выползать на поднимающийся из болота огромный гранитный булыжник с плоским верхом, вознамерившись, видимо, погреться на солнышке. Замер на миг, к чему-то прислушиваясь.

«Ну же!» – мысленно подбадривал его Сомов.

Змей заскреб костистой лапой о гранит, оставляя на нем глубокие царапины, подумал, рассудил, прикинул, и все-таки полез на гранитную глыбу.

Восхитительно. Сомов предвкушал, какая будет запись! Какой будет ажиотаж! И завистливые взгляды – они не греют госпитальера, но прибавляют чувства гордости!

Теперь тише. Не шуметь. Не дышать. Не моргать…

Дз-з-з-з-з….

Как комар зазвенел.

Пузырчатый змей настороженно повел головой направо, внимательно огляделся. Гребень его растопырился и приобрел насыщенный синий цвет с золотыми проблесками.

Дз-дз-з, – звук нарастал.

Змей недовольно фыркнул, продолжая озираться.

Дз-з-з…

Такого неуважения змей стерпеть не мог. Гребень его стал ярко-фиолетовым, а потом изменил резко форму и превратился в нечто, напоминающее шапку-ушанку. Чешуйчатое переливающееся тело молниеносно сорвалось с камня, изящно изогнулось и ушло на глубину.

– Вот ведь… – не веря своим глазам выдавил растерянно госпитальер. На глаза наворачивались слезы. И было страшно обидно.

Все, можно больше не таиться. Встревоженный пузырчатый змей теперь не покажется две недели, а то и больше. Точка спалена.

Госпитальер встал, выпрямился во весь рост, огляделся и окрест и увидел источник мерзкого комариного писка… Эх, сейчас бы разрядник, да рубануть со всей дури по этой железяке!

Впрочем, обычный разрядник не поможет. Глайдер был боевой, со скользящей броней и вязким силовым полем защиты. Белый, как снег, с плавными обводами, на боку эмблема пограничного контроля – медведь с ружьем. И черта пограничникам сдались эти болота?!

Резко сбросив скорость и высоту, глайдер сделал дугу. Сомнений не оставалось. Пограничники ищут именно госпитальера.

Глайдер завис неподвижно на высоте десятка метров, потом плавно спланировал, качнулся на выдвинувшихся из корпуса посадочных опорах. Трава вокруг опор покрылась инеем.

Сомов с яростью наблюдал за этими маневрами.

Бок глайдера разошелся. И из салона на землю пружинящее спрыгнул человек в легкомысленном туристском костюме с искрящимися фривольными голограммами. Такую одежду таскать было не совсем прилично, но что взять с ее обладателя.

– Филатов! – истошно заорал госпитальер. Это был именно полковник разведки собственной персоной. Ну конечно, кто еще мог разрушить умиротворение и плавное течение его жизни?! – Чтоб ты провалился!

– Это вместо здрассьте? – удивился разведчик, приближаясь к своему другу.

– Ты чего сделал?! Ты хоть понимаешь, что ты сделал?!

– И чего? – озадачился Филатов.

– Ты спугнул его! Теперь он не появится здесь еще месяц!

– Кто? Та жаба в панамке?

Сомов аж задохнулся от возмущения. Назвать великолепного пузырчатого змея жабой, а его роскошный гребень панамкой!

– Ты враг, Филатов! Ты теперь мой кровный враг! Ты выбрал самый худший момент! У тебя талант выбирать такие моменты!

– Не кипятись, доктор, – хищно улыбнулся разведчик.

Тут к Сомову, наконец, тактично постучалась способность рассуждать здраво. И он ее впустил. И более-менее сдержанно осведомился:

– Ты за мной?

– Нет, за тем червяком, – хмыкнул Филатов. – За тобой, друг мой. За тобой. Пришлось отмахать пятнадцать светолет и добраться до этой дыры.

– Бог мой, ты не можешь оставить меня хоть ненадолго в покое?!

– В покое?… А я думал, тебя заинтересует, что опять появились «замороженные»…

Сомов с тоской оглянулся на болото. Ему вдруг захотелось нырнуть вслед за пузырчатым змеем и не выныривать.

– Поехали, – вздохнул он и, сложив СТ-фиксатор, направился к глайдеру.

***

– Неслыханно, – шептал руководитель испытательного центра Космофлота адмирал Белидзе.

Он заимел все шансы загреметь в реаниматор с сердечным приступом, когда передавал посторонним лицам свое любимое детище, которое, можно сказать, нянчил на руках, с которого сдувал пылинки – экспериментальный боевой корабль «Гамаюн». Большей иезуитской подлости столичные штабные крысы придумать для него не смогли бы при всем желании.

У адмирала было лицо человека, которого заставляют ходить на голове, и при этом еще пинают ногами. Когда он напоследок инструктировал двоих самозванцев, как управляться с любимцем, в его глазах застыло страдание. Но против приказа Генерального штаба военно-космических сил не попрешь. А приказ был однозначен, обсуждению и обжалованию не подлежал – отдать корабль попугаю, разодетому, как типичный аризонский «балдежник», и тюфяку, у которого на лице написано освобождение от военной службы.

– Тут умный компьютер, – напутствовал адмирал. – Но это не значит, что он будет слушаться людей, имеющих отдаленное представление о космонавигации.

– Мы имеем представление, – успокаивал его Филатов. – А чего не знаем, тому по дороге научимся.

– Научимся! –всплеснул руками Беридзе. – Лучшие испытатели Федерации обкатывали его. И больше никто. А вы – поучимся! Это единственный рабочий борт. И если…

– Мы все знаем, – обрезал Филатов.

Пока имелся единственный экземпляр малых боевых кораблей этой серии. Его еще не довели до ума – испытания входили в конечную стадию Космофлот намеревался в будущем использовать их как разведчики, истребители-прыгуны, эвакуаторы. В общем то это был новый этап в кораблестроении. Силовая установка позволяла быстрее входить в надпространственный режим. И скорость была раза в два выше, чем у самых скоростных судов. За это приходилось расплачиваться теснотой. Все свободное место занято силовыми установками, разными системами вооружения. Со временем эти корабли оснастят самыми совершенными устройствами маскировки, и они превратятся в грозную силу.

– Нам пора включать в штат испытателей космотехники, – узнав, на чем им придется лететь, сказал госпитальер еще в пограничном глайдере, летящем над болотами,

– Экспериментальный корабль нам дают не от хорошей жизни, – поморщился Филатов. – Точка кризиса находится на Фениксе.

– Это где?

– Сектор восемь-Б. Самая окраина Звездной Ойкумены. Обычный рейдер будет тащиться туда непозволительно долго. Вот и пошли на такой шаг.

– Отлично. Мы уже испытали «космическую лошадь». Теперь этот «Гамаюн». Только мы – не испытатели, Сережа. Мы мыши лабораторные.

– Не занудствуй, доктор. Главное, что весело.

– Обхохочешься, – мрачно произнес Сомов.

Им повезло, что единственный рабочий экземпляр «Гамаюна» находился на станции «Поиск» испытательного центра корпорации «Большая верфь». Сам центр располагался на Луне-два, вращающейся вокруг Тайны, той самой планеты, где госпитальер расслаблялся, валяясь в зарослях и выслеживая пугливого пузырчатого змея. Станция «Поиск» висела на геостационарной орбите Тайны.

Двое суток на базе ушло на то, чтобы подготовить корабль к полету, а его нежданный и незваный экипаж обучить навыкам управления, которое, впрочем, не отличалось сильно от управления обычными боевыми кораблями – тут опыт у Филатова был большой.

За день перед отлетом Филатов в самое сердце поразил своего друга неожиданным сюрпризом. В сопровождении адмирала друзья проследовали в помещение высокой защиты в самой сердцевине комплекса – эта капсула могла выдержать плазменный удар корабельных орудий. В таких местах хранились предметы, которые ни в коем случае не должны достаться противнику.

Филатов открыл контейнер, напоминавший черную коробку балаганного фокусника. И вытащил наружу хранящийся там предмет.

У госпитальера екнуло сердце. В ящике лежала раковина. На вид самая обычная… Для тех, кто не любит смотреть в суть вещей.

Госпитальер протянул руку, коснулся раковины и ощутил, что от нее исходит тепло…

Та самая раковина, которую нашли они с Филатовым и которая позже была конфискована научниками. Артефакт приоров – таинственной сверхцивилизации, следы которой обнаруживаются по всей Галактике. До сих пор непонятно, какую физику они использовали, но их предметы, совершенно неказистые с виду, действовали потрясающим образом. С помощью этой раковины ему удалось поставить на ноги безнадежных больных.

– В Петербурге считают, что риск оправдан.

– Нам разрешили взять с собой артефакт? – удивился Сомов. Эта штука стоила не меньше, чем флотилия кораблей.

– Да. Слова об ответственности, которая на нас легла…

– Излишни.

– Тогда бери…

Настал момент прощания со станцией. Адмирал лично проводил в стартовый ангар. И теперь они стояли на шершавой поверхности трапа-пузыря, присосавшегося к чернильно-черному боку экспериментального корабля. Раскрылся люк, приглашая экипаж занять положенные по расписанию места.

– Берегите малыша, – вздохнул Беридзе, гладя пальцами упругую броню корабля.

– Куда же мы денемся, – произнес Филатов.

«Гамаюн» по виду напоминал классическую сигару с утолщением рубки и наростами эфирогенераторов и стабилизаторов, которые имели несколько непривычные формы. Впрочем, текущая броня могла легко менять форму в зависимости от задач.

– Ни пуха, – оторвавшись от любимца, произнес адмирал.

– К черту, – кивнул Филатов и шагнул в проем.

Госпитальер последовал за ним.

Люк зарос, будто и не было. Трап пузырь сдулся. Адмирал резко обернулся и, не оглядываясь, покинул стартовый ангар.

Кабина была удручающе тесной. В проходы едва можно было протиснуться человеку обширной комплекции в скафе. И вообще все в малом боевом корабле класса «Гамаюн» было сжато, компактно, с минимумом удобств.

Обычные спейсеры подразумевают наличие хоть какого-то простора. В них можно дышать свободно. Экипаж экспериментального «Гамаюна» решили не баловать. Здесь все было подчинено стремительности боевой мощи.

Двое людей, которые составляли экипаж экспериментального корабля в его первом боевом вылете погрузились в кресла-трансформеры, которые с легким шелестом приняли наиболее удобную форму. Филатов надел золотой, с бегающей синей искрой, контактный обруч управления и привычно влился в информационные потоки компа корабля.

– Стартовая готовность, – сообщил оперативный дежурный станции.

– Принято.

– Отсчет пошел…

Створки ангара расползлись в стороны, впуская вакуум.

– Старт.

«Гамаюн» легко заскользил по стартовой дуге и вырвался на свободу, как застоявшийся конь, готовый припустить во весь галоп.

Сзади осталась похожая на гигантскую мусорную свалку, вся из хаотичных конструкций, эстакад, улиток силовых установок и сеток гиперсвязи станция «Поиск».

Корабль непривычно быстро вышел на разгонный вектор к точке перехода. Разгон систем перехода тоже был слишком стремителен. И вот уже «Гамаюн» нырнул в надпространство. Экраны внешнего обзора засветились насыщенным синим светом. Эта синева будет сопровождать корабль, пока тот не вернется в нормальное пространство и не станет частью реальной Вселенной, а не этого то ли физического, то ли магического, то ли виртуального образования, именуемого надпространством. Ни один физик так до сих пор и не объяснил внятно, что такое надпространство, что не мешало человечеству активно использовать его.

– Хороша штучка, – с удовлетворением воскликнул разведчик. Он, знавший толк в космотехнике, понимал адмирала Беридзе, расстававшегося с «Гамаюном» как с любимым ребенком. И Филатов был сейчас счастлив, что такая машина находится в его руках.

***

Сомова одолела какая-то томная и тревожная лень. Самым острым чувством, принимавшимся время от времени точить его, как мышь точит дерево в избе, была обида из-за того, что ему не дали заснять во всех ракурсах пузырчатого змея. Хотя в целом съемка получилось неплохой, но если бы не чертов глайдер, она была бы просто уникальна. От этого хотелось выть. И бесила мысль, что Марк Холинг теперь не станет есть свою шляпу, а разродится едкими комментариями по поводу незадачливого охотника, который умудрился спугнуть добычу. Да, спугнуть выбравшегося из тины змея считалось позором. Это сразу сводило на нет все очки. И поди потом, объясняй, как ты не виноват в том, что черти принесли именно в этот миг Филатова, и что угораздило кого-то «замерзнуть» на далекой, Богом забытой планете.

Филатов, которому госпитальер проел всю плешь своими обидами, наконец, раскаялся в своем безобразном поступке.

– Если бы я знал, доктор, – с некоторой долей ехидства заявил он. – Я бы подождал. И «замерзшие» тоже подождут. Им то что…

После таких слов госпитальера мимолетно колола совесть. Как истинный гуманист, потомок рыцарей госпитальеров и представитель гуманной профессии он должен был волноваться и думать исключительно о судьбах несчастных, «замерзших» на Фениксе. Но почему-то именно эти мысли старались избегать его сознания. Наверное, слишком много он пережег эмоций на Синей Долине.

Страха перед предстоящим мероприятием у госпитальера не было. Прошли те времена, когда его тонкая душевная организация трепетала под напором жизненных трудностей. Ему удалось вырваться живым из стольких смертельно опасных ситуаций, что он невольно научился бережно расходовать свой страх, и тот пробуждался только при наличии непосредственной угрозы. Расходовать страх на ожидание страшных событий крайне непрактично. Правда, порой накатывала какая-то холодная и громадная, как айсберг, жуть, когда он в очередной раз пережевывал идею о том, что Ледяной Король добрался до Феникса и сейчас набирает там силу.

Феникс – какой шутник умудрился дать такое гордое название такой пыльной дыре на самых задворках Галактики?

Госпитальер в тесной каюте – у него на квартире в Санкт-Петербургу шкафы в несколько раз больше, – просматривал скудные материалы, которые добыла по чрезвычайной ситуации на Фениксе Министерство внешней информации.

Итак, эту планету открыла пятнадцать лет назад поисковая экспедиция Эскадры Экспансии, которая занимается поиском пригодных для заселения миров и из века в век неуклонно расширяет владения Московии. Видимо, капитан корабля «Крузенштерн» начитался вечером сказок утром назвал скучную, банальную планету Фениксом.

Единственный огромный континент имеет три горных гряды, остальное – равнина. Биосфера земного типа, правда, довольно скудная и скучная. Унылые степи поросли низкой травой, на бескрайних просторов на животных, напоминающих антилоп, охотятся хищники, похожие на больших пятнистых котов.

Воздух пригоден для дыхания, опасных микробов нет, так что можно даже без терраформирования хоть завтра заселять поверхность. Только кому оно надо? Недостатка в жизненном пространстве Московия не испытывала. А Феникс располагался слишком далеко, транспортные расходы на колонизацию влетели бы в копеечку.

Планету занесли в реестр, официально зарегистрировали как владения Московии и бросили, оставив там надпространственный маяк.

Одиннадцать лет этот мир никого не интересовал. Но вот однажды отчет об исследовании планеты попался на глаза какому-то дотошному физику. Тут и началось!

Госпитальер не слишком разбирался в эфиродинамике и нелинейных, а так же непериодических процессах, но там ученые головы узрели такое, что не желало укладываться в общепринятые парадигмы. Нестандартное смещение и соотношение каких-то констант, постоянных. Для физиков это было ниспровержение основ, а госпитальеру вообще ничего не говорило, поэтому не стал копать в глубь и загружать себя лишней информацией.

Разразилась буря в стакане воды. Институт нелинейных проблем умудрился выбить необходимое финансирование, что неудивительно, учитывая кумулятивную пробивную способность его директора академика Борислава. И на Фениксе начала функционировать лаборатория института.

В текущем году количество ее сотрудников достигло тысячи. Большая их часть проживала в местечке, которое кто-то то ли в шутку, то ли всерьез назвали городом Просторным. Остальные люди были разбросаны по планете на пунктах наблюдения, а так же болтались на орбитальной станции.

Нелинейщики работали с энтузиазмом. В прошлом месяце вышел в свет уже третий официальный информблок института, посвященный работе лаборатории. Специалисты намекали на неминуемые и близкие подвижки в единой теории эфиродинамики. Но все это носило настолько узкоспециальный характер, что кроме специалистов никто об этой лаборатории не знал и знать не хотел, хотя деятельность ее и не секретилась.

Однажды грянул гром среди ясного неба. Из десяти человек на южном полярном пункте наблюдения замерзло восемь. Когда прилетел спасательный глайдер, оставшиеся двое тоже «замерзли».

После этого началась обвальная эпидемия.

Когда был послан древний сигнал СОС, «замерзло» две трети населения планеты.

На этот раз «замерзание» не сопровождалась отказами сложных технических систем. Во всяком случае, так было, когда уцелевшие посылали сигнал.

К Фениксу направлена эскадра Военно-космических сил. «Гамаюн» обгонит ее на несколько недель и проведет предварительную разведку. Если там образовалась антитехногенная сфера, то на «Гамаюне» прорваться на твердь не удастся. Придется повторять фокус с «Космической лошадью» – такая машина имеется в эскадре. От мысли о повторении спуска на этой полуживой машине этом к горлу подкатывала тошнота. Госпитальер отлично помнил, что в прошлый раз они приземлились чудом. Но, если иного выхода не будет, никуда не денешься – придется повторять этот номер на бис.

Вот так выглядел предварительный расклад.

О причинах катаклизма можно было только гадать, но это занятие без сколько-нибудь значимой информации бесполезное. Однако, пока корабль ломал надпространство, госпитальер частенько занимался построением теорий и версий происходящего. Это позволяло скоротать неторопливо текущее на борту время.

Дни проходили за днями. Недели за неделями. В тесноте корабля скука полета воспринималась особенно тягостно. Но вот настал долгожданный момент, когда «Гамаюн» должен был вывалиться в нормальное пространство. По правилам переела экипаж располагался на положенных по расчету местах, то есть в рубке. По экранам пошла рябь. Голубизна позеленела. А потом обрушилась чернота и замигали далекие звезды.

Напрасно печалился адмирал Беридзе. Филатов был неплохим пилотом. И вывел он корабль прямо около Феникса.

Справа возник голубой шар, похожий на Землю. Его украшали ожерелья облаков. Таращился в космос глаз расползающегося циклона.

– Вышли в нормальное пространство. Точность – ноль восемьдесят девять. Поздравляю, капитан, – произнес компьютер. – Сделано мастерски.

– Спасибо на добром слове, комп, – кивнул Филатов, не открывая глаза. Он утопал в капитанском кресле, на его голове светился контактный обруч.

Системы корабля выполняли обыденную при выныривании работу – прощупывали излучения, эфирные волны, техногенную активность.

– Связь со станцией, – приказал Филатов.

– Орбитальная станция «Крыло» не отвечает,– произнес комп. – Хотя обнаружена на стандарторбите, отклонений нет.

– Повторять попытки, – велел Филатов. – Курс на сближение со станцией.

Через полчаса на экране возникла светлая точка, которую комп очертил красным кружком. Это и была орбитальная станция «Крыло» с тридцатью душами.

Она постепенно увеличивалась в размерах. Госпитальер приказал увеличить изображение, кусок экрана справа от него изменился, на нем вырастала станция. Она представляла из себя с десяток цилиндров, бессистемно соединенных, очерченных как магическим кругом кольцом эфирного энергонакопителя.

– Великовата станция для такой дыры, – заметил госпитальер.

– Средств не жалели, – произнес Филатов, приоткрыв глаза. – Нелинейщики сумели убедить руководство Федерации, что тут куется наука будущего. Станция составлена под грядущее расширение базы. Кроме того она забита научной аппаратурой. Есть и слабенький оборонный комплекс.

– Черт, почему они не отвечают, – забеспокоился госпитальер.

– Техноактивность на станции стандарт, – уведомил комп. – Признаков нештатной ситуации не выявлено.

– Значит, аппаратура работает. Может, там все «замерзли»? – произнес госпитальер, и от этой догадки стало не по себе.

– Почему станция не отвечает на оповещение, – буркнул недовольно Филатов.

И тут послышался звонкий встревоженный голос:

– Станция вызывает корабль.

– Что у вас с идентификацией?

– В пространстве вокруг планеты творится чертовщина. У нас накрылся бортовой комп со всеми кодами. Только сейчас выводим его из ступора… Но вы можете причалить на своей автоматике. Локальные информационные сети действуют безукоризненно.

– Ну что, причаливаем? – обернулся к разведчику Сомов.

Корабль двигался к станции. Филатов о чем-то думал. И не спешил отдавать приказ.

– Изображение, – велел он.

Прямо перед ним открылся провал, в нем возникла фигура в форме военно-космических сил.

– Я капитан Роберт Савельев, – отрекомендовался он. Лицо этого человека было золеное, взор уверенный.

Комп подтвердил визуальную и голосовую идентичность капитана. Филатов посмотрел на Савельева внимательно, потом расплылся в радостной улыбке:

– Роберт, дружок, ты! Как я рад тебя видеть.

Командир станции смутился.

– Это я, Сергей. Не узнал, старый хрыч? Отпразднуем нашу встречу как положено. Помнишь наш загул в Садах Роз на Эльмаре?

Капитан недовольно отмахнулся:

– Потом нежности. Сначала причаль у станции, Сергей.

– Ладно… Отбой контакт.

Комп выполнил указание и проинформировал:

– Присутствие лишней массы на станции.

– Какой объем? – резко бросил разведчик.

– Десять каргомасс.

– Та-ак, – протянул Филатов… – Все, уходим. Приготовиться к переходу на вектор.

Включились двигатели. И «Гамаюн» начал увеличивать скорость.

Но Филатов опоздал.

Ангарные тубусы распахнулись. И из них посыпались точки, с этого расстояния выглядевшие мошкарой – несколько маленьких и одна большая.

– Атака противника, – деловито уведомил комп. – Цели идентифицированы как малые безнырковые истребители и средний крейсер.

– Ну, держись! – взревел Филатов. И бросил корабль вперед.

***

Когда человек что-то имеет, то, как правило, это не ценит. Сейчас госпитальер мог с ностальгией вспомнить, что всего несколько минут назад имел уютную каюту размером с камеру на ретропланетах, уйму свободного времени, безопасность и спокойствие. И все разом слизнула языком какая-то мерзкая корова. Страшно захотелось обратно, в надпространство, в безмятежную синеву. Но до него было очень далеко. Предстояло пройти через рой истребителей и вражеский крейсер.

– Кто это, черт возьми?! – воскликнул госпитальер.

– У них спроси! – огрызнулся Филатов. Он прикинул, не стоит ли передать госпитальеру управление огнем – одному трудно отвечать за все, но тут же понял, что будет только хуже. Госпитальер имел некоторое представление о космическом бое, вспомнить хотя бы атаку на космический госпиталь, когда ему пришлось отбиваться от черных истребителей. Но двойные экипажи в боевых кораблях должны быть сработаны и понимать друг друга с полуслова.

«Ничего, – решил разведчик, – вдвоем с компом как-нибудь справимся».

Количество маленьких точек росло. Истребители малого скачка все сыпались и сыпались со станции. И малый крейсер набирал скорость. «Гамаюн» был уже в пределах досягаемости огневых средств противника, по нему вполне могли

Новый сюрприз не заставил себя долго ждать. Средства наблюдения «Гамаюна» зафиксировали, что с поверхности планеты, всплывает, как глубоководная рыба со дна океана, еще один корабль – средний эсминец.

Силы были явно неравны. В таких случаях выход только один – спасаться бегством. И никто не назовет его позорным!

– Корабль Федерации Московии. К вам обращается капитан Объединения Планет Свободной Совести Рихард Бальм, – зазвучал торжественный голос. – Вам не будет причинено вреда. Ложитесь в дрейф и приготовьтесь к стыковке.

– Хорошо, – кивнул Филатов. – Выводите на нас информацию.

– Вы разумны, – удовлетворенно отметил служитель Свободной Совести. Сбавляйте скорость.

Но Филатов только прибавил хода, прошептав:

– Выиграем немножко времени…

– Что это за Объединение Совести? – с недоумением спросил госпитальер.

– Не слышал… Скорее всего банальные бандиты с большого космоса… Ну, держись!

Гравикомпенсаторы характерно зашипели, давя перегрузки, но не смогли нейтрализовать их полностью, и тяжесть вдавила московитян в кресла.

«Гамаюн» стал резко наращивать скорость.

Боевые машины противника прыгнули навстречу. Безнырковые истребители – это маленькие юркие машины, обладающие солидной огневой мощью. В обычном пространстве они имели все преимущество перед прыжковыми кораблями дальнего радиуса.

– Не дурите, Филатов, – послышался голос.

– Так, им и имя мое известно, – мрачно заметил разведчик.

– Плохо дело, – с трудом выдавил госпитальер, погружая пальцы в ставшую почти текучей поверхность кресла. Слов давались с трудом, перегрузка давила на грудь.

– Еще не вечер!

По обзорным стереоэкранам рубки поползли траектории объектов. Нетрудно было догадаться, что истребители идут на перехват и достаточно успешно блокируют противника.