Текст книги "Мятежный регион"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Глава первая

Тревожное лето

Каждое утро после летучки я иду в дежурку Главного управления уголовного розыска МВД России и получаю для ознакомления пачку сводок – по Москве и Московской области, в целом по России. И, перелистывая их, ощущаю, как бьётся криминальный пульс страны. Убийства, квалифицированные разбои.

В обобщённые сводки дежурной части МВД России обычно попадают душегубства с тремя и более жертвами, вооружённые налёты и прочие лихие и часто кровавые дела нашего криминалитета. Самый тревожный раздел там – обстановка на Северном Кавказе. Отдельный пункт – зона проведения контртеррористической операции, Чеченская республика.

Магия отпечатанных на принтере строчек завораживает. Будто наяву слышишь разрывы гранат, стоны боли. Понимаешь, что за этими буквами стоят кровь, лихое отчаянье сражений и схваток. Там идёт война.

«15 мая 2000 года в населённом пункте Чурч-Ирзу Ножай-Юртовского района при проведении оперативно-поисковых мероприятий сотрудниками МВД России в тайнике обнаружено и уничтожено: пять гранатомётов, огнемёт, восемь выстрелов к гранатомётам различных типов, ручная граната, 5 кг 200 г тротила»…

«В Ленинском районе города Грозного в частном доме после пожара с огнестрельными ранениями трупы хозяйки домовладения Филатовой, также Левченко, Алексеева и Варламова, все местные жители. С места происшествия изъяты 12 гильз и шесть пуль калибра 9 мм к пистолету ПМ»…

«В течение суток неустановленными лицами из автоматического оружия и гранатомётов произведено 13 обстрелов»….

«В населённом пункте Агишбатой Веденского района двое неизвестных вошли в домовладение Тимиргириева Л.У., главы местного самоуправления, из пистолета Макарова произвели в него три выстрела и скрылись. Потерпевший от полученных ранений скончался»…

«Неустановленными лицами из автоматического оружия и гранатомётов произведено девять обстрелов, погибли трое местных жителей».

В районном центре Урус-Мартан на фугасе – подрыв "Урала" сводного отряда милиции УВД Пензенской области.

Заводской район Грозного – там взлетел на воздух милицейский грузовой ЗИЛ, есть пострадавшие. Пытавшийся оказать им медицинскую помощь военный медик ранен снайпером в живот.

Временный отдел в райцентре Выедено – трижды за сутки по нему открывался огонь боевиками.

Операции в лесных массивах. Зачистки населённых пунктов. Уничтоженные боевики.

И так изо дня в день. Мясорубка войны перемалывает людей и судьбы. Но пока это далеко от меня. Пока что я всего лишь ощущаю, что где-то пульсирует это тёмное пространство войны, на нашей земле, пожирая наших сограждан, моих коллег. Но это далеко. Где-то в горах Северного Кавказа… Пока что далеко…

Лето 2000 года. Странное и беспокойное время перемен. Тогда лопались загноившиеся нарывы, хирургически удалялись распухшие во время ельцинской эпохи катастроф опухоли. Но главная и самая ноющая рана была Чечня.

Время было такое, что властям не верил никто – ни работяги, ни милицейские сержанты, ни военные генералы. Время потерь и поражений. Россия балансировала на грани полного развала. Парады суверенитетов, первая чеченская война, закончившаяся позорным Хасавюртовским миром. Чувство, что живёшь в доме, который держится на бракованном клею, а тут ещё землетрясение подоспело, и вот-вот все конструкции расколются и рухнут.

В прошлом году был знаменитый рейд Басаева. Бандиты от самодовольного ощущения собственной крутости и непобедимости совсем перестали дружить с реальностью и думали, что им удастся отколоть от Российской Федерации Дагестан. Мы тогда уныло предполагали, что выпрут их и, как обычно, опять договариваться будем с сепаратистами не пойми о чём. Ан нет, навалились на бандитскую республику Ичкерия всеми оставшимися федеральными силами. И перемолотили всю оборону и многочисленные их силовые, считай бандитские, структуры.

К лету масштабные боевые действия уже были закончены. Боевики по привычке сбежали в горы и растворились по аулам, перейдя к любимому роду деятельности – стрельбе из-за угла и из зарослей. Террористическая активность была высокая. Остро стоял вопрос наведения общественного порядка, воссоздания полноценных органов власти на освобождённых территориях.

Ещё в Великую Отечественную войну это было – плечом к плечу с армией в освобождённые города входили сотрудники НКВД, и тут же создавался территориальный отдел внутренних дел. И отныне там была советская власть. Был милиционер. А остальное нарастёт.

Вот и сейчас – на освобождённых от бандитов территориях тут же создавались правоохранительные органы. Из сотрудников подразделений МВД с разных регионов России формировались так называемые временные отделы внутренних дел. Фактически – эдакий гарнизон, порой осаждённый. Островок и оплот русской государственности в бушующем море бандитско-ваххабитского беспредела.

В перспективе их должны были сменить постоянные отделы. Но это в перспективе. Пока же вся тяжесть по борьбе с бандитизмом, по охране общественного порядка ложилась на плечи наших ребят, собранных со всей России.

Для мудрого присмотра за деятельностью подразделений криминальной милиции в эти ВОВД направлялись советники из Главного управления уголовного розыска МВД России.

Уезжали наши ребята. Возвращались посмурневшими. Чаще на вопрос, как оно там, отвечали – с переменным успехом. Реже – расписывали в лучших охотничьих традициях свои подвиги, от которых веяло сильными преувеличениями и русскими народными сказками в стиле фильмов Александра Роу. Нам же совершенно понятно было – там нашим приходится тяжело.

Утро. Пытаюсь привычно проснуться с помощью убойной дозы растворимого кофе. Из чего его делают, интересно? После него голова проясняется, но начинает гудеть, как колокол – будто кружку пива освоил.

Звонок телефона на столе. Вызывает начальник нашего отдела – по раскрытию имущественных преступлений, совершенных ненасильственным путём, который в народе называют воровской отдел. Или кражный – кому как больше по душе.

– Как насчёт командировки? – спрашивает меня начальник так ласково и настойчиво, что мне сразу становится ясно, что за командировка и в какие края.

Ожидания не обманывают. Мне, старшему оперуполномоченному ГУУР МВД России майору милиции Сергею Раскатову настоятельно рекомендуют заняться экстремальным туризмом.

Горячие точки, конечно, дело добровольное. Вполне можно отказаться – мол, больной, хворый, трусливый. Поищите кого другого. Вот только таких случаев практически не было.

Начальник Главка всеми уважаемый Иван Филиппович Храпов сам годами не вылезал из этих горячих точек. И многое прощал тем, кто там побывал и проявил себя. Кроме того было такое негласное пожелание сверху – всех сотрудников центрального аппарата МВД России, а также значительную часть личного состава с территорий, прогнать через Северный Кавказ. Чтобы знали, как Родину любить, набрались боевых навыков, да и вообще бы не понаслышке знали, что такое сохранение единства России. Ну что же, многих все эти бесконечные конфликты отточили, как алмаз – и профессионализм, и мораль, и систему ценностей. Мозги на место встали, люди окончательно осознали, на чьей стороне они в этой жизни.

Некоторые спились. У некоторых просто что-то сдвинулось, и специфические контртеррористические методы они стали использовать и дома. Была категория людей, которые просто сошли с ума – как один герой из Калининграда, которого я видел – он после нескольких командировок начавший с подельниками грабить и убивать людей – привык к крови на войне.

– Поедешь?– спрашивает так ласково начальник отдела.

И тут я понимаю, что возможно спрашивают не о том, поедешь ли ты на Кавказ, а о том, жить тебе или погибнуть. В ответ только пожимаю плечами:

– Прикажете – поеду.

В общем, где наша не пропадала…

Глава вторая

Портал между мирами

Война – это параллельный мир. «Там странно все, там все наоборот, там не найдёшь ни правых, ни неправых» – поётся в песне о Чеченской войне. Вот это самая Чечня и стала для всех нас эдаким параллельным миром. А Моздок – вратами в него. Таким вот порталом в иное измерение. Куском реальности между двумя мирами.

Прокалённая горячим летним солнцем взлётная полосой, на которой стояли транспортные вертолёты МИ-8 и вертолёты огневой поддержки «Ми-24. Заруливал на посадку транспортный АН-72, прозванный за смешной вид и поднятые высоко турбины «Чебурашкой». Вот взмывает пара «Грачей» и уходит на бомбёжку – отрабатывать засевшие в горах незаконные вооружённые формирования. Иной мир.

Перед этим собрали в Главке целую группу советников – в каждый временный отдел Чечни, да ещё в руководство временной группировки. Предполётные хлопоты. Вещевой склад, где получаешь зелёный камуфляж и берцы. С усмешкой смотрел на себя в зеркало. Ну что же, снова здравствуй, родная армия. Все же восемь лет тебе отдал в своё время. Не так и надолго мы с тобой расстались.

Извлекаешь из сейфа своё табельное оружие – ПМ. Выпендриваться и получать АПС (Автоматический пистолет Стечкина) не стал, хотя проблем с этим не было. Тяжёлый, зараза. Вещь в Чечне авторитетная, такие только у солидных полевых командиров. Но и грохнуть за неё могут запросто – чисто чтобы забрать. У горцев от вида АПС трясучка начинается алчная, они аж вибрируют от вожделения. Так что нам лишний забот не надобно – беречь себя и пистолет. Ну а коль понадобится, на месте дадут хоть пулемёт, хоть «Шмель».

Потом было распределение по районам, делёжка – кому что достанется. Делили не район будущей работы, а судьбу. Может, именно там, куда ты просишься, настигнет шальная пуля или осколок. А в пекле, куда желающих нет, все будет тихо и благородно.

– Молодому бы чего потише, – со смехом восклицает один из руководителей Главка на совещании.

Ну вот, снова дедовщина, только наоборот. В Главке «молодых специалистов» с майорскими погонами по традиции суют туда, где безопаснее, а не наоборот.

Побезопаснее – это Шелковской район. Там и правда было поспокойнее. Это старые казачьи земли, отделённые от основной территории Чечни Тереком. Боев там особо жарких не было. Боевиков вышибли относительно быстро и безболезненно, без потоков крови и разрушений.

Ну что, собрались. Упаковались. Пора в дорогу.

ГУУР тогда в Министерстве был в почёте. Не так, чтобы нас сильно баловали какими-то благами, орденами, призами и подарками, но розыск реально уважали все, начиная от кадровиков и хозяйственников и кончая штабистами, которые в принципе не уважают никого. Поэтому для нашей советнической группы выделили аж целый самолёт. Винтовой АН-26, старенький, прилично раздолбанный, трясущийся, как в лихорадке, страшно шумный, с ведром вместо сортира. Спартанский такой самолётик. Медленный. Поговаривали, что раньше он принадлежал нашему бывшему Министру Куликову. Наверное, тогда он был покомфортабельнее, и сортир, и финтифлюшки разные статусные имелись. Но мягкие удобные кресла остались.

Военный аэродром Чкаловский под Москвой. Сверка полётных списков. Перекличка. Толпа в камуфляже, с сумками, чемоданами, кто-то с автоматом, кряхтя, забирается по лесенке во чрево военно-транспортного самолёта. Родственников и провожающих не было.

Военно-транспортными самолётами летал я далеко не в первый раз. Дагестанскую группировку между двумя чеченскими войнами посещал, было дело. Тогда был АН-72, достаточно комфортабельный. И до Моздока мы летели часов двенадцать. Останавливались, как рейсовый автобус, на каждой остановке, подбирали пассажиров, груз – полевую кухню, ящики со снарядами, а обратно везли ящики с осетинской водкой.

Сейчас вышло быстрее. Путь был прямой. Но тоже трюхали очень долго.

Когда самолёт взмывал, наверное, у каждого в голове крутился нервный и отчаянный вопрос: «А вернёмся ли?» Но опера – народ не шибко чувствительный и склонный к рефлексиям. И отлично знает, как развеять грусть-тоску. Самый простой и действенный способ – соревнования по любимому русскому народному спорту – литрболу. И пусть у нас ребята в этом деле были не профессионалы, а больше любители, но потенциал у некоторых гигантский. Например, Муравин, похожий по комплекции и окрасу на медведя гризли – старший важняк зонального отдела, он же бывший начальника угрозыска Байконура. Тот за своими бесконечными и довольно смешными, наполненными убойным казарменно-милицейским юмором байками о пьянстве и космонавтах, а часто и все в одном комплекте, спокойно мог уговорить бутылочку-другую водочки и даже сего факта не заметить. Другие литрболисты ломались куда быстрее, а некоторые ещё были склонны к буйству и неадекватным поступкам. А под ногами десять тысяч метров. И оружия полно… Но ничего, приземлились. И даже вышли на своих ногах. Главные алкогольные разборки и чудачества боевых товарищей ждали впереди.

Шасси ударились о бетонку аэродрома Моздок. Раньше здесь располагалась мощная авиабаза морской и стратегической авиации, тут стояли стратеги ТУ-95. Перед началом Первой Чеченской стратеги с их атомными начинками убрали с глаз долой и от греха подальше – на базу в Энгельсе. Напоминанием о них остались мощные капониры. Теперь это фактически фронтовой аэродром. А для нас тот самый перевалочный пункт, врата между пространством мира и войны.

Военных в самом осетинском городе Моздок было много. Прифронтовая зона. Тут всё заточено под нужды федералов.

Мы расселились в гостинице. Потом наша сплочённая компания сняла кабак, удививший демократичными ценами и прекрасной кухней. Отрывались по полной, и каждого так легонько, но навязчиво, долбила мысль – а не последние ли дни в этой жизни гуляем?

Многие надегустировались местным вином и осетинской водкой в дым. Ну а дальше – раззудись плечо молодецкое. Ночью просыпаюсь от истошного вопля:

– Ах ты, шакал! А ещё в одном отделе работаем! Да я в тебя сейчас из Стечкина все двадцать патрон уложу!

В ответ – матюги, витиеватые и где-то даже изысканные.

Выскакиваем с моим соседом в коридор. Там два оперативника из розыскного отдела держат друг друга за отвороты камуфляжа. По пьяни начали выяснять отношения – слово за слово, и нате – всех двадцати патронов для друга не жалко.

Так вошли в раж, что стало понятно – вот-вот у нас начнутся первые потери. Со всеми сопутствующими разборами полётов.

Налетели всей толпой, начали растаскивать допившихся чудиков. А те лоси оба здоровенные, брыкаются, схватили друг друга крепко, как спасательный круг, и всё к кобуре тянутся. Но кое-как справились с ними. Угомонили.

С утра – рейсовый бронепоезд. Им ещё с Первой войны возят команды из Моздока и до Гудермеса. Нам отвели целый вагон. Ясное дело, такое надо отметить. Через некоторое время по полу катались бутылки. Народ пришёл в боевое состояние – мол, всех порубаем.

Дзинь – бронепоезд тормозит. Здравствуй, Гудермес…

Глава третья

Дела штабные

Гудермес – город не шибко большой. И не сильно разрушенный. Точнее, почти целый. На окраине только пара блочных многоэтажных домов стоит – без стёкол, с проломами. Это по ним артиллерия отработала. Но, благодаря Кадырову старшему, город боевики сдали практически без боя.

Город временно стал центром группировки федеральных сил, хотя уже были планы перебазирования в Ханкалу. Он запружен сотрудниками МВД, военными. Некоторые доблестные воины имеют вид разудалый и пьяный. Как будто только что город взяли и пустились во все тяжкие – на поток и разграбление.

– Что творится у вас? – спрашиваем сопровождающего.

– Да не обращайте внимания. Дело привычное. Это Питерский ОМОН гуляет. У них замена, вот на радостях и отрываются. От избытка чувств своему командиру, подвернувшемуся под горячую руку, лицо начистили. Но это бывает. Смена пройдёт – успокоятся.

В штабе царит штабная работа. Все кому-то докладывают. Готовят сводки. Рация звенит:

– Взрыв фугаса. Есть «трёхсотые».

– Колонна попала под обстрел боевиков…

Мы шатаемся как неприкаянные и пытаемся проникнуться новыми реалиями. Обстрелы, взрывы. Проводки колонн.

За нами приезжают из соответствующих отделов и разбирают – ну, прям покупатели с войсковых частей за солдатами нового призыва. В конечном итоге остаюсь я и ещё пара человек – куда-то наши будущие подельники и сослуживцы запропастились.

В этом мельтешении ощущаю себя не в своей тарелке. Чего творится? Куда приткнуться? И вокруг все такие тёртые, бывалые, важные, чувствуют себя как рыба в воде. А ты будто под обстрелом – все косятся, губы кривят – мол, что за крендель.

В уголовном розыске докопался до меня какой-то подполковник, один из местных руководителей. Такое высокомерно-презрительный и вместе с тем напористо-болтливый – ну чисто блатной разводчик на дешёвых понтах.

– А чего вас сюда прислали? – бросает весомо. – А зачем вы тут нужны? А какие такие советы вы давать будете?

В общем, он тут центровой, а мы, масквичи такие сякие, только под ногами путаемся. Я тогда ещё сановной наглости не набрался, поэтому отшить его не решился в положенном по должности стиле – типа, тебя не спросили, твоё место сбоку в десятом ряду. К моим старшим и брутально-грубым товарищам, гад, не вяжется – знает, каких изощрённых матюгов на свою голову огребёт. Эх, тяжела она, судьба современного милицейского интеллигента…

Настроение, собака, испортил. А тут ещё не едут за мной. И где ночевать? В общем, настроение как в детсаду у ребёнка, за которым вовремя не пришли.

Кстати, подполковник тот потом к нам в станицу Шелковскую приезжал. Понты куда-то делись, понял, что теперь уже его понты бывалого вояки не работают – и не таких мы повидали. А иметь недоброжелателей в ГУУР МВД России чревато для карьеры и душевного спокойствия, потому уже был весь такой сочувственно вежливый и предупредительный. В общем, артист. Я так не лицедействовать не умею.

Наконец, появился начальник Шелковского ВОВД, высокий такой, круглолицый и вежливый. Представился:

– Шевкунов Николай Николаевич

Пожали мы друг другу руки, перекинулись парой слов. И по машинам.

Три Уазика – один начальственный, и два сопровождения с омоновцами. На окнах болтаются наспех пришпиленные бронежилеты – чтобы шальная пуля не настигла.

Аккуратно так движемся вперёд. Вокруг военные колонны. Танки. Блокпосты. Республика Чечня – треть от Московской области, наполненная, как тыква семечками, военными, бронетехникой, террористами, оружием, взрывчаткой. Центр сосредоточения российских и даже мировых страстей. Регион, куда весь мир готов плеснуть свой бидончик керосина.

Терек с разрушенными арками бетонного моста. Понтонный мост, который после вчерашних дождей немного не доходит до берега.

И вот станица Шелковская. Временный отдел.

Там суета. В самом центре станицы стрельба. Подняли личный отдела состав в ружье. Думали боевики. Оказалось, поддатый офицер своих поддатых контрактников вывел на работу и таким образом подгонял, стимулировал пальбой трудовую активность.

Вот и начались такие странные будни на освобождённой от бандитов территории…

Глава четвёртая

Краснодарцы

Обычно за каждый временный отдел отвечал какой-то субъект Федерации, иногда менялись. Шелковской ВОВД комплектовался из сотрудников ГУВД Краснодарского края.

Опять процедура знакомства. С этими людьми мне предстояло немало поколесить по чеченским пыльным дорогам.

Петрович, он же Евгений Петрович Симоненко – начальник криминальной милиции. В миру – руководитель КМ одного из районов на морском побережье, считай, на курортах Краснодарского края. Приземистый, полноватый, с вполне оформившимся брюшком. Его хитрые смешливые глаза и привычно-нахальная ироничная улыбка вполне типичны для тех, кто отдал лучшие годы жизни службе в угрозыске. Какая-то у нас такая профессиональная энергетика и внешний вид. Он коммуникабелен и достаточно позитивен.

Начальник УР Мишка Григорьев – сухощавый, очень моложавый на вид, подвижный, резкий и эмоциональный. С ним как-то сразу установились доверительные отношения. Он свой в доску, настоящий опер. В Краснодарском горотделе заведует агентурным отделением. А в новой ипостаси – как рыба в воде, ему даже это нравится. Потому что для него война не в новинку. Ещё на срочной службе полтора года оттрубил в Афгане военным водителем. Прекрасно знал на своей шкуре, что такое мерять колёсами военные дороги, километр за километром, когда справа фугас, а слева засада. Правда, Мишка находится в некотором смятении и даже грусти, но к чеченским делам это отношения не имеет. Как раз перед командировкой он потерял своего руководителя и товарища – начальника уголовного розыска города Краснодара. Того расстреляли бандиты. И теперь все мысли у Мишки были о том, кто это сделал и как найти убийц. Всё версии неустанно в свободное время строил. Говорил, что погибший был настоящим мужиком и опером, и отомстить за него – это такой долг.

В коллектив вписался я как-то просто и органично. И впечатления от краснодарцев самые положительные. Ребята не капризные, добросовестные, не алчные. И коррупционеров, которыми якобы славится юг России, там что-то не наблюдалось.

У парней был специфический говор и едкий южный юмор на грани еврейского. Как-то говорили с одним таким массовиком-затейником по поводу порядка выдвижения на очередные мероприятия, мол, стоит ли мне в их машину забираться.

– Не, мы чужих в экипаж не берём, – лыбится опер. – Потому что у нас ребята, проверенные в бою. Как стрельба начинается – мы из машины, врассыпную, и своим ходом каждый до отдела добирается через вражескую территорию. По минным полям и схронам…

Атмосфера такая – вечное зубоскальство, шутки, подначки, ну и просто идущие в комплекте с боевыми действиями у ментов и военных разговоры о том, где бы пожрать, выпить, да и о девках. Нормальный военный быт. Большинство как-то быстро вжились в экстремальную реальность.

Ну а у некоторых крышу снесло капитально. Не от того, что пули над головой свистят или фугас рядом шипит. Просто от самого факта, что ты в центре пусть и вялотекущей, без бросков грудью на вражеские доты, но всё же войны. Как её не назови – наведение конституционного порядка, контртеррористическая операция, но на деле война она и есть война. Пусть уже не в горячей стадии, как несколько месяцев назад, без лихих атак и артналётов. Но это сути не меняет. Здесь стреляют. Здесь совсем рядом враг – пусть порядком потрёпанный, но ещё имеющий силы, злость, оружие и боеприпас.

Это чувствуется сразу, как только пересекаешь границу зоны боевых действий. Будто рвёшь какую-то ленточку. И главное ощущение – рядом смерть. Она вообще в жизни идёт человеком всегда рядом. Вон, и в мирное время кирпич упадёт, дед Кондрат прихватит. От неё, костлявой, никто не застрахован. Но в мирное время она где-то прячется, присутствует незаметно. А здесь она вон, рядом, на расстоянии вытянутой руки. И не устаёт махать своей косой. Она в сводках, пестрящих информацией о подрывах и погибших. Она в ночных обстрелах. Она напоминает о своей близости холодком по твоей спине, когда въезжаешь в населённый пункт, где, по оперативной информации, хоронятся ваххабиты.

Большинство людей легко переключаются на новые реалии. Если уж сподобился согласиться на такую военную авантюру в мирное время, то уже не трус. Но когда касаешься своими пальцами ткани войны, то в любом случае сдвигается восприятие. И некоторые начинают чудить. Кто-то замыкается в себе. Кто-то распоясываются. А кто-то реально дурит.

В спальном кубрике уголовного розыска по стене идут рядком выбоины от пуль.

– Чего это? – удивляюсь я. – Бой что ли был?

– Хуже, – хмыкает начальник розыска. – У нас один дебил тут присутствовал своим бесполезным телом. Так добудет где-нибудь бутылочку горькой. Хряпнет мензурку. И орёт как оглашенный: «Мы же герои!» После чего хватается за автомат – и очередь в стену. Ну, наваляли мы ему, автомат отобрали. Потом простили. А через несколько дней снова-здорово: «мы же герои!!!» На этот раз кладёт гранату Ф-1 в алюминиевую кружку и пытается сорвать кольцо. Тут ему уже наваляли существенно. И спровадили по основному месту службы. Такие герои нам без надобности. Пусть у себя геройствуют, Бэтмены.

Это ещё ничего. Все хорошо, что хорошо кончается. А вот когда была пересменка, новички ещё даже дела не приняли, ни в одной зачистке не поучаствовали. Так выходит на плац офицер из вновь приехавших – кажется, дознаватель. Вытаскивает из кобуры пистолет. И пускает пулю себе в лоб. Что у него в башке было? Зачем такое творить? Иррационально вроде бы. Просто психика не выдержала реалий войны. Не выдержала самого факта, что он здесь…

База временного отдела расположена в самом центре станицы Шелковская. Расположена, надо сказать, козырно. Раньше здесь было вполне себе монументальное здание Райпотребкооперации. Укрепили его, из кабинетов сделали кубрики. Баньки соорудили – общую для всех, и ещё для ОМОНа с СОБРом – те как истинные куркули чисто для себя, с душем. Столовка такая просторная.

В общем, всё как у людей.

Я вместе с руководством обосновался в кабинете бывшего начальника райпотребкооперации. Кабинет просторный – несколько коек влезло спокойно, да ещё огромный начальственный стол. Был и предбанник для секретарши, с работающим звонком – это чтобы по движению пальца босса прискакивать. В предбаннике мои сослуживцы, в основном с побережья Азовского моря, развесили воблу и всякую другую рыбку, к которой так и просилось пиво.

В нашем спальном помещении была невиданная по тем местам и временам роскошь. Работающий кондиционер. Он помогал выжить в обрушившуюся на Чечню в тот год жару.

Пулемётные гнезда и башенка на крыше с постоянно дежурящими бойцами. Заложенные мешками с песком окна, на стене у каждого – схемы с секторами обстрела. У всех своя задача по плану «Крепость» – при нападении на райотдел или расположение – кто куда бежит, где занимает оборону.

Шелковской район считается относительно мирным. Бытует мнение, что боевики его считают спальным – то есть здесь они не воюют, а отлёживаются и залечивают раны, находят отдохновение душой и телом. Но все равно ждать можно чего угодно и в любую минуту. Вон, недавно БТР выезжал с территории, зацепил антенной хитро прилаженную на ветках гранату. Растяжка такая, как раз рассчитанная на то, что антенной заденут. Слава тебе, Господи, никого не ранило – повезло.

Эх, сколько лет не жил я в военных лагерях и городках. Приходится вспоминать военный быт и распорядок, с его дежурствами, хозяйственными делами.

У всех здесь вечная проблема – дозвониться до дома. Мои вообще не знают, что я в Чечне – чего нервировать их лишний раз? Связь с «материком» только в дежурке. И то по спутниковому телефону. Да и к тому поди – прорвись. Пользуясь служебным положением, сперва уговаривал дежурного дать позвонить. Звонил. И нарывался на вопрос от родных:

– Ты что там, пьяный?

Спутниковая связь идёт с задержкой и растягивает слова, поэтому полное ощущение, что разговариваешь с вдрызг наклюкавшимся человеком.

В основном, пользовались мы платным пунктом связи, что рядом с расположением. Ходили туда группами – приказ меньше трёх из расположения хобот не высовывать. Звонили там все. В общем, если кто-то из боевиков имел походы к пункту связи, то мог бы получить данные о семьях практически всех бойцов.

Вообще, с защитой личных данных и секретностью в этих Кавказских войнах всегда все было через одно непристойное место. Дикие утечки шли от военных и сотрудников МВД. Разговаривал с прапорщиком бригады ВВ, который в Первую войну попал в плен. Переговоры начались, вроде договорились его обменять. И ведут его на разговор перед обменом. В палатке восседает за столом Шамиль Басаев, собственной персоной, гордый воин Ислама. Смотрит с насмешкой на прапорщика:

– Фамилия, звание?

Тот отвечает.

Перед Басаевым ноутбук. Бегая тонкими пальцами по клавиатуре, полевой командир входит в программу, набирает данные. И прапорщик видит краем глаза, что там официальные какие-то списки. Басаев удовлетворённо кивает:

– Есть такой. Числишься пропавшим без вести. Готовьте к обмену.

То есть бандитам слили базу данных с личным составом бригады внутренних войск. А, может, и всей группировки.

А вояки вспоминают случаи, когда боевики узнавали планы наступлений раньше, чем они доводились до личного состава. Утечки были массовыми. Почему, из-за чего? Да за деньги. За эти проклятые кровавые баксы.

Как все это получалось? Кто за это ответил? Что это за бардак? За подобные вещи надо сразу к стенке ставить, но что-то о громких процессах по поводу тех, кто бандитам сливал информацию, в том числе и тактическую, я не слышал. Поговаривали, что выявляли все же таковых чекисты и, чтобы не тащить сор из избы, кулуарно и радикально вопрос решали – вот пуля прилетела, и ага. Война всё спишет.

Всегда и всем, в том числе руководству, твердил, что когда людей посылают в горячие точки, им по полной программе надо делать документы прикрытия, особенно оперативным работникам. Но это же какая сложность, сколько бланков и бумаг извести надо. Через нашу бюрократию шиш прорвёшься. В общем, дела никому нет. А ведь полевые командиры неоднократно давали указание на выявление и расправы над всеми, кто воевал в Чечне на стороне федералов. Поговаривали, что одно время чеченцы, у которых кровная месть, пытались вычислить и натравить киллеров на тех, кто воевал против них. Неважно кого – лишь бы был на их земле с оружием, и тогда кровная месть будет выполнена…

Рядом с расположением раскинулся винзавод. Работающий на всю мощь, производящий различное вино, которое распродавали втихаря. Ассортимент был не слишком разнообразный. Как сейчас помню – литр белого вина стоил двадцать рублей, а литр красного аж целых сорок. Так что со спиртным проблем не было. Хотя никто не злоупотреблял. Ребята в основной массе были настроены на тяжёлую работу. Употребление спиртного всячески каралось. Да и пьянство на войне – самый короткий пусть к героической гибели.

Только один раз временный отдел упился чуть ли не в полном составе.

Чего уж скрывать, многие сотрудники согласились на командировку из меркантильных соображений. То есть из-за денег. На милицейскую зарплату особо не разгуляешься. А в зоне боевых исправно действий платили боевые. В месяц получалось что-то около тысячи долларов – для бедного мента сумма приличная. Многие мечтали урегулировать за счёт этого свои жилищные проблемы, выбраться из ставшей уже привычной, но от этого не менее тягостной нищеты.

И вдруг в Москве кому-то пришло в голову, что слишком зажрались федералы. Много денежек уходит на них в виде этих самых боевых. Ну и решили по Тереку обрезать два якобы мирных района – Шелковской и Наурский. Там же мир, тишина и покой. Какой там был покой – об этом ниже.