Текст книги "Табельный выстрел"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 17

В кабинете звучало радио, доносившее актуальные новости:

«Москва. Продолжаются успешные испытания нового советского межконтинентального пассажирского авиалайнера «Ил-62», который специалисты считают новой важной вехой в мировом гражданском авиастроении…

Дели. Заявление представителей Китайской Народной Республики о том, что СССР не является азиатской страной и не может участвовать во Второй конференции стран Азии и Африки, является абсурдным, – сказал председатель всеиндийской ассоциации солидарности стран Азии и Африки Тара Чанг».

Поливанов, просматривая бумаги, одновременно прижимал плечом трубку, выслушивая длинные гудки. В Москве, похоже, его заместителя нет на рабочем месте.

– Босс, вы титан, – уважительно произнес Маслов. – Вы читаете документы, накручиваете телефонный диск и одновременно слушаете радио. Такое мог только Гай Юлий Цезарь.

– Он тоже слушал радио? – поинтересовался Поливанов, кладя трубку на телефонный аппарат.

– Он тоже делал массу дел одновременно.

– Тебе заняться нечем?

– Чтобы мне – и нечем заняться? Быть такого не может. Через полчасика с Абдуловым поедем в Октябрьский район. Там двух интересных кренделей задержали. Примерять будем.

– Примерь, примерь, – кивнул Поливанов.

– Как костюмчик в универмаге – если размер подойдет – упакуем и доставим.

– Вот почему ты такой говорливый?

– А я при чем, босс? Язык – он ведь сам болтается. Он такой своенравный.

Поливанов снова пододвинул к себе объемистую папку литерного дела с грифом: «Совершенно секретно». Глаза уже еле видели от бесконечного мельтешения букв и строк. Ощущалась усталость. Не физическая – все же не мешки с песком ворочаем, а нервная. Хуже нет работы, которой не видно конца и в которой пока не просматривается смысл.

А работа идет. Перелопачиваются по которому разу оперативные альбомы, списки судимых за аналогичные преступления. Участковые обходят территорию, дома, предприятия, беседуют с людьми. Паспортистки, стирая пальцы и сажая зрение, перебирают тысячи карточек, отслеживая передвижения людей, в отношении которых есть хоть тень сомнения в добропорядочности. Каждое происшествие, драка, пьяный скандал в тот страшный день – все попадает в поле зрения. Кто уехал из города после случившегося. У кого деньги появились. Кто запил не по средствам. Административно задержанные, арестованные, доставлявшиеся в милицию – все подвергаются тщательной проверке.

Есть правило – если забрасываешь мелкую сеть, даже если и не выловишь сразу акулу, так мелкой рыбешки набьется по самое не хочу. Так что, как всегда это бывает при проведении таких широкомасштабных мероприятий, за считаные дни милиции удалось поднять десятки старых зависших дел – больше двадцати краж, хулиганство с применением холодного оружия, один разбой и даже трехлетней давности убийство. Среди этих «глухарей» было похищение с последующим жестоким расчленением и поеданием двух колхозных хряков четыре года назад – воры просто обалдели, когда их арестовали, хотя они уже и вкус той свинины забыли.

Особое внимание в работе уделялось связям погибшего главы семьи, как по работе, так и личным. Оперативники подняли материалы по тому хозяйственному делу «Вторчермет», где он сначала проходил подозреваемым, а потом неожиданно стал свидетелем. Направлялись запросы в колонии, где сидят осужденные по тому делу, чтобы тамошние оперативники поработали там с ними, посмотрели, не зарядили ли расхитители соцсобственности кого-нибудь из освобождающихся зэков на разборку с Фельдманом – такое тоже бывает. Мол, навести нашего товарища, который нас сдал, и спрос с него учини за всех нас. А что найдешь в доме – все твое… Но ничего там не удалось выявить. Проверялись все работники Шарташского рынка, в том числе ранее уволенные, судимые. Кстати, судимых там оказалось полно, тянут как магнит к себе рынки эту публику… Агентура истоптала все ноги и пропила печень, разводя корешей на разговоры за жизнь и за душегубов. В прилегающих областях тоже сильно напрягали контингент.

КГБ, оправдывая свое народное прозвище «Комитет глубокого бурения», копал вглубь, шурша в своих секретных кабинетах секретными бумагами и ища злобных черносотенцев и антисемитов. Ну и заодно выискивая, кто в городе активнее других слушает «Голос Америки» и распространяет слухи о еврейских погромах.

Информации шла масса. Какой-то потоп всемирный. И ничего не удавалось вычленить внятного. Поливанова это начинало бесить.

Опереная удача – фетиш уголовного розыска, за которую обязательно поднимают стакан на застольях. Где же ты?

Он пролистнул еще один лист литерного дела, не узнав там ничего нового или интересного. А на следующем листе как обжегся.

Месяц назад. Убийство участкового в районе вокзала, вечером на мосту через железную дорогу. Тринадцать ножевых ран. Преступник завладел пистолетом «ТТ» и 15 патронами. Преступление не раскрыто.

– Вот оно, – хлопнул ладонью Поливанов.

Маслов ознакомился с документом и пожал плечами:

– Я в курсе, что участкового убили. До сих пор штаб работает. Только сейчас все на наше дело переключились.

– И чего молчал?

– Не придал значения, – произнес как-то виновато Маслов. – Давно было. Раны резаные. А у нас рубленые и удушение. Обычно преступники используют один способ – или стреляют, или душат, или рубят. И там глухарь тоже… Правда считаете, что эти дела связаны?

– Связаны, – уверенно произнес Поливанов. – Обязательно связаны.

Он подумал, что виноват избыток информации. Когда она сыпется как из рога изобилия, трудно вычленить что-то действительно важное. Так и прошел этот случай мимо глаз, хотя факт вопиющий. Убийство милиционера при исполнении – очень серьезное чрезвычайное происшествие. Но тут подоспело это чертово дело, и все остальное на фоне поблекло. А зря.

– Почему вы так решили? – озадаченно спросил Маслов, привыкший доверять мнению начальника на сто процентов, но не всегда успевавший за полетом его мыслей.

– Выродки сколачивали банду. Им нужно было оружие. А оно в лавке не продается, его даже на черном рынке не достанешь. Надо заметить, мы поработали отлично по разоружению населения после войны.

– Да, золотые были раньше денечки, – вздохнул Маслов. – У каждого пацана «парабеллум» был заныкан.

– Теперь уже нет. Где взять бандиту оружие? Да вон в той кобуре. Только одна незадача – она на сотруднике милиции, и тот с ней расставаться не спешит. Ну, тут все просто решается – ударом ножа в живот.

– Да, первый удар в живот был, – кивнул Маслов. – А потом еще двенадцать.

– Поднимай материалы по этому делу.

– Люблю работать архивариусом, – сложил пальцы и хрустнул ими Маслов.

– Может, это и есть твое призвание?

– Да, босс. Мне пыль книжная милее, чем грязь мостовых.

– О, как заговорил. И не поспоришь. Архив зачастую бывает полезней и личного сыска, и следов на месте преступления. Там можно при желании и упорстве все найти…

В кабинет быстрой походкой зашел чем-то озадаченный Абдулов.

– Серджио, тут интересный набросок с натуры наблюдается… – начал было Маслов.

Но Абдулов оборвал его:

– В сберкассе засветилась облигация, которую у Фельцмана взяли.

– Вот это дело! – воскликнул Маслов, которому уже расхотелось в архив. – Пошла работа!

Глава 18

С Куркулем Грек встретился у механического завода, в укромном местечке. После ночи в отделении он убедился, что милиция действительно шерстит всех основательно, так что заявляться лишний раз в гости к подельникам не стоило. Лучше подождать Куркуля около работы, на которую тот наконец вышел после многочисленных больничных.

Куркуль, настороженно озираясь, вышел из проходной и тут же поймал на себе взгляд Грека. Тот ему кивнул, мол, давай за мной.

Они прошли вдоль забора, пробрались через заросли кустов к затерянной скамеечке, скрытой от посторонних глаз.

– Как план перевыполняешь, работяга? – хмыкнул Грек, и глаза его злобненько блеснули: – Куешь благосостояние советской страны?

– Да в нос и в зад твою работу! – возмутился Куркуль. – От нее лошади дохнут!

Куркуль свою работу ненавидел не за то, что она не по его наклонностям или силам, а за то, что она работа. Не работать нельзя – посадят за тунеядство. А работать в лом. Тем более какие-никакие деньги появились. Вот для этого случая и служит больничный лист, благо болезней он за две отсидки приобрел немало, начиная от хронического бронхита и кончая опущением почек.

– Правильно, что домой к нам не поканал, – сказал Куркуль, успокоившись.

– Чего так? – насторожился Грек.

– Да менты так и шастают. Второй раз уже приходили.

– Что хотели?

– Все вынюхивали – мол, где был в тот день. Что делал? Чем докажешь, что дома пьяный лежал? Легавые, суки, так бы и резал их, пока ни одного не осталось бы!

– Их тоже бог зачем-то создал, Куркуль. Мы бежим, они догоняют – так положено, – хмыкнул Грек.

– На мученье наше их бог создал.

– Тоже убедительно.

– Вчера опять участковый приходил. Вежливый такой, без матюгов. И спрашивал, кто у меня бывает. Мол, видели, кто-то захаживает.

– И что ты сказал?

– Что Колька Родионов с работы.

– Он подтвердит?

– Бывает у меня иногда. Тем более обычно так бельма заливает, что к утру уже и не помнит, у кого и с кем пил.

– Тревожно все это, – угрюмо произнес Грек. – Обкладывают.

– Да не волнуйся, Грек. Кореша говорят, менты ко всем так ходят… А на нас в последнюю очередь подумают.

– Почему? – насторожился Грек. Что-то в хвастливых интонациях собеседника ему не понравилось.

– Да они будут трясти Шарташский рынок и бывших подельников еврея по расхищению народного добра, – Куркуль откинулся на скамеечке, прищурившись бьющему ласково через листья летнему солнцу. – Кореша говорили, что менты с рынка не вылезают, всех выворачивают наизнанку.

– Ну и что? – не понял Грек. – Ну, будут их проверять. Это не значит, что в другую сторону рыть не будут.

– Ну, у них людишек тоже не дивизия. А тут я ментам еще мульку подкинул. Ее проверять и проверять.

– Какую мульку? – с нехорошим предчувствием спросил Грек.

– Ну, когда уходили с пожара, я на ворота бумагу прилепил.

– Какую бумагу?!

– С надписью.

– С какой надписью?

– «Так будет со всеми жидами и теми, кто против нас». Мол, жидоненавистники его порешили. Или братва эта торгашеская на сходняке приговорила и кончила… А чего такого. Барыги ныне силу набирают? Скоро воров теснить начнут…

Грек аж закипел внутри. Встал. Нагнулся над озадаченным Куркулем. И влепил ему увесистую оплеуху, так что тот чуть под лавку не улетел.

– Ты чего граблями машешь-то? – Куркуль вскочил – по комплекции и силе он далеко обгонял Грека.

– А ну утухни, сявка, – прохрипел Грек, и рука дернулась за пазуху. – Попишу, как Пушкин Муму.

Как финкой Грек работает – это Куркуль видел, когда резали участкового. И поэтому послушно уселся на место, тяжело дыша от сдерживаемой ярости.

– Ну ты чего, в натуре? – старший Калюжный сжал и разжал кулаки. – Я же не дурной, знаю о науках. Я левой рукой писал. Печатными буквами. Никакой ученый не скажет, что это я.

– Да?

– И вон, на заводе говорят – «Голос Америки» долдонит, что в Свердловске теперь евреев толпами кладут. Так что нас искать не будут.

– Твоими бы устами, шнырь, да мед пить, – Грек опять уселся на скамейку.

– Да все гладко будет. Мне фартит.

– Только из-за твоей клубной самодеятельности на нас не только мусора, но и чекисты гон объявили… Ладно, тему проехали. Что с инкассаторами?

– Братишка пока присматривается. Через недельку можно будет брать… И обрез, что достали, пригодится. Так что по чести инкассаторов встретим.

– Пока лезть к черту в пасть не будем. Надо получше присмотреться и бить наверняка, – сказал Грек. – Подождем, пока менты чуть подустанут.

– Заметано…

Куркуль немножко помолчал, потом выдал:

– Грек, тут я подумал.

– Да? – делано удивился Грек, будто его шокировала сама мысль о том, что его собеседник способен на мыслительную деятельность.

– Что-то мне наш Заводчанин не нравится.

– А до этого нравился?

– Да слабоватый он какой-то. Гнилой интеллигент.

– Так уж и гнилой?

Грек вспомнил, что Заводчанин во время дельца вел себя спокойнее всех. Когда братья метались, пучили глаза, именно Заводчанин того боксера, который с женой заявился не вовремя, по голове топором приголубил. А то еще неизвестно, как могло сложиться – Куркуля гость вырубил с одного удара и останавливаться на этом не собирался.

– Интеллигент – это же враг скрытый всегда, – развивал Куркуль идею. – Завтра совесть его возьмет, он и покается.

– Что предлагаешь?

– Надо его того… Ну к тем шестерым…

– Чтобы его убийство раскручивать начали, знакомых его проверять? Тут на тебя с братом и выйдут. Кто-нибудь в мусарне придумает, как концы связать.

– М-да, – озадаченно произнес Куркуль.

– И нам еще инкассаторов брать. И тут с Заводчанина пользы поболе, чем с тебя, будет.

– Так уж и поболе… И это если он пойдет.

– Пойдет. Денежки для него – это все. Он ночами не спит, наверняка ворочается, стонет о той капусте, что недополучил. Пойдет он с нами. А после дельца посмотрим, что с ним делать.

– Ну, тогда хорошо. Тогда я согласен.

– Вот что. Куркуль. Мы теперь в одной лодке. Нам в случае чего всем лоб зеленкой намажут. И ты отныне делаешь только то, что я тебе велю. Как у военных. Неповиновение – расстрел на месте. Ты хорошо это уяснил?

– Да ладно тебе. Я же как лучше. Ну не будем Заводчанина убивать. Пусть коптит небо, сволочь…

Глава 19

«Храните деньги в сберегательной кассе», – призывал на стене пятиэтажного дома огромный плакат, с которого счастливо улыбался и демонстрировал народу сберегательную книжку мужчина в шляпе в окружении дома с лужайкой, богато обставленной квартиры и мотоцикла.

Поливанов захлопнул дверцу «Победы». За ним вышли из машины Маслов и Абдулов. До цели оставалось пройти один квартал.

– Вот что, толпиться там не будем – сказал Поливанов. – Мало ли, может, жулик решил присмотреть за сберкассой – не нагрянут ли менты. Ты, Сережа, местный, заходишь первым. Идешь к заведующей. Она вызывает к себе нужную нам сотрудницу. А потом я появляюсь.

– На белом коне, – хихикнул Маслов.

– Да, – кивнул Поливанов. – А кто-то в обозе хвосты крутить будет.

– Босс, я же не со зла. Просто не смог удержаться, – Маслов снова хмыкнул и наигранно посуровел.

– Детский сад это, товарищи офицеры, – строго произнес Поливанов. – Ты, Владимир Валерьевич, ждешь здесь ценных указаний.

– Ясно, босс. Сторожить шофера с машиной.

– Считай, это почетный караул.

Минут через пять Поливанов зашел в тесную комнату заведующей сберкассой, где с трудом умещались стол, счеты, пыльные тома документов, да еще люди.

Рубенсовских форм, плотно обтянутая шелковым платьем, строгая заведующая оставила свой кабинет на сотрудников милиции и ушла присматривать за своим не имеющим конкурентов в СССР финансовым учреждением.

На стуле сидела смазливенькая, худющая девчонка в длинном синем ситцевом платье в цветочек и шмыгала носом. Глаза ее были красные. Напротив на начальственном кресле гордо возвышался Абдулов.

– Это что у нас тут за слезный потоп? – удивился Поливанов.

– Ну, я же растерялась. Я не знала, что и как. А он…

– Как тебя звать, дочка? – Поливанов уселся в уголке на стул, заскрипевший так, будто на него лет сто никто не садился.

– Ольга. Ольга Семеновна.

– Оленька. Все хорошо. Мы не страшные, а даже очень свои. И никто тебе ничего в упрек не ставит.

– Правда?

– Да, конечно. Чего тут Ниагарский водопад разводить. Рассказала все – и на свободу с чистой совестью, – хмыкнул Абдулов и тут же добавил: – Шутка, если кто не понял.

– Ты от Маслова манер набрался? – покачал головой Поливанов. – А девушка волнуется. Хотя волноваться нечего. И вообще – тащи нам чай, капитан.

Через пару минут переволновавшуюся девушку привели в нормальное состояние.

– Очередь у нас небольшая была, – рассказывала она, поняв, что ее никто ни в чем не обвиняет, и заметно повеселев. – Два человека. Первый снимал двести рублей, говорил, в Крым путевку от профсоюза получил, хочет там себе ни в чем не отказывать. Второй про проценты спросил. Ничего не снимал. И тут этот…

– Он вам протянул облигацию? – прервал молчание девушки Поливанов.

– Да. Говорит, деньги срочно нужны. И улыбается еще, фашист, – в голосе Оли зазвучала злость. Похоже, в сберкассе уже смекнули, что эта вся суета напрямую относится к нашумевшему убийству, очень уж их накручивали на проверку этих номеров, перед каждым контролером список лежал, на машинке отпечатанный.

– А вы?

– А я, – девушка снова шмыгнула носом. – Я испугалась.

– И что?

– Ну, там начала ему говорить, как учили, – облигацию надо проверить, зайти к заведующей.

– Он что сказал?

– Чуть ли не силой вырвал облигацию у меня из рук, на часы поглядел и сказал, что торопится. Зайдет в следующий раз.

– Описать его можете?

– В годах. Низкий. Плотный. Смугловатый. Может, с Востока. Но, скорее, татарин. Говорок такой специфический татарский. У сестры маминой муж так говорит.

– Уже хорошо, – кивнул Поливанов. – И как нам его искать?

– Да он у нас счет держит. Именной. Не первый раз бывает. Я его сама обслуживала.

Поливанов хмыкнул про себя – ларчик, оказывается, не то что просто открывается, а уже фактически открыт.

Через полчаса, когда сотрудницы сберкассы перекопали все необходимые документы, перед оперативниками лежали паспортные данные на несостоявшегося сдатчика облигации.

Ильясов Салех Эльдарович, прописан – город Свердловск, улица Энтузиастов, дом 86, квартира 129.

– Ну, вот и очередной преступник, которого сгубила жадность, – Абдулов с любовью разгладил на столе листок бумаги с данными фигуранта.

Глава 20

– Почему я не миллионщик?! – Куркуль со звоном постучал себе по шее, будто намереваясь выбить золотые пиастры.

Деньги таяли быстро. Можно было бы гоп-стопничать или подломить ларек, а то и магазин, как в былые добрые времена, но сейчас город, считай, на осадном положении, менты вообще не спят. Да и с гоп-стопа много не наберешь. А налет на еврея дал результаты просто жалкие. И зарплата, считай, слезы – больничные все да прогулы.

Вот облигации бы обналичить. А то вроде и денег полно, и нет их одновременно. Да, облигации скинуть – это было бы дело. Но Грек сказал, что опасно. А Заводчанин ведь, сука такая, может внимания не обратить на предупреждение. Он, гнида такая, ведь самый умный. Все-то он знает…

– Пей, – кивнул Таксист на рюмку. – Выветрится.

– И то правда, – Куркуль опрокинул рюмку, закутал капустой, бочку которой они заквасили еще в прошлом году.

Хорошо, что на выпивку пока еще хватает. Братья охотно пользовались случаем – редкий день проходил без застолья.

– Толян, – спросил младший брат, у которого обычно после второй полной рюмки развязывался язык. – А тебе жмуры эти не снятся?

– Покойнички-то? Нет. А чего?

– И мне нет. А вот говорят, что должны сниться.

– Это еще почему?

– Ну, вроде если невинные души загубил, то они потом оттуда приходят.

– Сказки все это поповские, братишка, – махнул рукой Куркуль. – Все для того придумано, чтобы неповадно было кровь чужую лить.

– А попам-то чего чужая кровь?

– А попы считают, что кровь должны лить только те, кому положено. То есть государство наше родное.

– Так не только они так считают.

– Вот именно. И государство. И коммунисты. Мол, мы вас, быдло, будем по ГУЛАГам тягать. И к стенке ставить. И тем, кто при погонах и с наганом, мол, ничего сниться не будет, никаких покойников. А вам не положено. У вас, если чего, будут мальчики кровавые в глазах стоять.

– Значит, это попы так власть коммунистов укрепляют? – все еще недоумевал Таксист.

– Ну да. Ты головой думай. Голова тебе на что дана?

– Чтобы думать?

– Ой, ну ты тормознутый стал. Давай еще по одной.

Хлопнули еще по одной рюмке.

– Так что, если нам с тобой покойники не приходят по ночам и мальчики кровавые в глазах не стоят, значит, мы власть, – все никак не мог съехать с мысли Таксист.

– Точно.

– Это как менты? – хихикнул Таксист.

– Покруче. Мент ведь не может меня вот просто так убить. А я его могу. Значит, моя власть выше.

– Это ты умно загнул, Толян. Ох как умно.

– Ну, так я вообще пацан умный. Своей головой до всего дохожу. И никакие Греки мне не указ.

– А чего Грек? Вроде урка опытный, жизнь видел.

– Да фуфломет он, – зло произнес Куркуль. – Чего-то втирает все. Жить учит. А я не люблю этого, знаешь.

– Знаю.

– Говорю ему, надо с Заводчанином разобраться. А он – не смей. Заводчанин ему теперь лепший кореш.

– С хрена ли?

– Понравились друг другу. Может, они того… Ну ты понял, типа петухи?

– Да не гони.

– А чего, – пожал плечами Куркуль. – Все бывает. Я такое видел… Налей-ка еще.

Хлопнули еще по одной.

– А зачем нам Заводчанина трогать? – спросил Таксист.

– А он гнилой. И нас сдаст.

– Это почему?

– Потому что я знаю. Потому что он интеллигент, – из уст Куркуля это прозвучало как самое грязное ругательство.

– И как с ним?

– Да пришить его, делов-то на копейку.

– Грек же не разрешает. Да и кореш он наш.

– Не знаю, кто такой кореш в этой жизни. Вот кто такой брат, знаю – это ты. Братья есть в жизни. А кореша – сегодня он есть, а завтра на тебя маляву оперу строчит.

– Но Заводчанин…

– Пришить его надо.

– Так ты говорил, что Грек запретил и обещал на ремни пустить, если своевольничать будем. Может, бог с ним, с Заводчанином. Кореш же.

– Так сдаст же нас этот кореш, нутром чую… Знаешь как сделаем? Мы его пригласим. И втихаря так удавим. Прикопаем поглубже. Типа уехал куда-то.

– Куда?

– Мало ли. От семьи, от детей. Надоели они ему.

– А Грек? – Таксист икнул. Очертания предметов расплывались, мысли путались. – Ему же не понравится.

– Скажем, что Заводчанин отказался на дело подпрягаться и свалил…

– Тоже мысль.

– А то. У меня голова, а не капустный кочан.

– Но если Грек узнает…

– А мы и Грека кончим, – беззаботно махнул рукой Куркуль.

– Как?

– Сразу, как кассу возьмем. И ментам его труп выложим, чтобы, значит, они отчитались – убивец пойман. А они, волки, так повернут – ордена получат, а о сообщниках и забудут. У ментов отчетность такая – главное, показать, кто сделал. А дальше неважно. Плевать им, кто кого там прижмурил. У них чтобы звезды сыпались и медальки за наши мучения.

Таксист всхлипнул:

– Жалко.

– Кого?

– Грека. И Заводчанина. Они же наши кореша.

– Тебе те убиенные являются по ночам?

– Нет, – покачал головой Таксист. – Я же тебе говорил.

– И эти являться не будут.

– Так за это надо выпить…